Kitabı oxu: «Похищение», səhifə 3

12
Настоящее

Открываю глаза – темнота. Секунду гадаю, утро это или середина ночи, но потом понимаю – неважно.

Некоторое время лежу, размышляя о записи, в которой пришлось принять участие. Неужели похитители заставили меня на это пойти, потому что Джетро Хоторп отказался сотрудничать? Нед был в комнате. Его тоже привязали к стулу, приставили нож к горлу? Эта мысль почти веселит. Хоторп это заслужил. Он такого наворотил, что заслужил вообще все.

Поворачивается замок. Я не пытаюсь сесть или что-то сказать, когда вошедший ставит поднос. Перед тем как уйти, он медлит. Проверяет, все ли со мной в порядке? Потом уходит, а я остаюсь, впервые сознавая, как мало он производит звуков. Он не только не говорит, но еще и двигается бесшумно. Он ходит босиком или в носках.

Резко сажусь – вот оно, отличие, которое я заметила вчера, когда тюремщик пришел, чтобы отвести меня в подвал. Он был в обуви. Улыбаюсь, радуясь, что узнала кое-что о своем похитителе. Если приходит босиком, значит, принес еду, если в обуви – значит, поведет в подвал.

Внезапно проголодавшись, нащупываю поднос и вдруг касаюсь чего-то пушистого. Вскрикиваю и, вскочив с колотящимся сердцем, поднимаюсь на цыпочки. Замираю прислушиваясь. Но не слышу ни звука, ни писка, ни топота лап.

Собравшись с силами, вытягиваю ногу и толкаю поднос, надеясь сбить то, что там находится. Пальцы погружаются во что-то мягкое, и у меня вырывается смешок. Это не крыса или какое-то другое живое существо, это плед.

Хватаю его и зарываюсь лицом. Он такой нежный. Воображаю сложный тигровый принт с оттенками коричневого, оранжевого и черного. Пахнет новой вещью – неужели похитители купили его специально для меня? Улыбка сразу же тает.

Отбросив плед, пробираюсь вдоль стен к окну и кладу ладони на доску. Под руками тепло, означает ли это, что на улице солнечно? Закрываю глаза, мысленно рисуя прекрасный сад с широкими лужайками, розовыми клумбами, цветущими деревьями и скамейками под ними. Но реальность не позволяет мечтать: если это заброшенный дом, сад вряд ли будет красивым. Теперь я представляю разросшиеся живые изгороди, терновник, оскалившийся шипами и похожий на колючую проволоку, высокую траву, в которой прячется крапива, и прочие опасности. Распахиваю глаза. Если мне удастся выбраться через окно, все таким и будет.

Веду руками по краям доски, вслепую ища между ней и оконной рамой щель, куда можно просунуть пальцы и отодрать деревяшку. Внезапно чувствую резкую боль и отдергиваю руку. Наверное, укололась об один из гвоздей. Сую палец в рот и чувствую металлический привкус крови.

Не хочу отказываться от идеи с окном, но знаю – доску без помощи хоть какого-то инструмента не оторвать. Похититель же приносит только пластиковые ложки к каше. Внезапно меня озаряет: мне дали одеяло! Дадут ли еще что-нибудь, если попросить? Что-нибудь невинное с виду, чем можно воспользоваться как инструментом…

Только вот чем?

Я уже собираюсь пойти в туалет, и тут вспоминаю о подносе, который мне принесли. Овсянка почти остыла, есть ее не хочется. Но для побега нужно набраться сил.

Отыскав банан, очищаю его, ломаю на кусочки и добавляю в кашу, а потом в темноте режу их ложкой, чтобы стали поменьше. Высыпаю сахар. Есть можно.

Теперь, когда у меня есть плед, в который я могу завернуться, почему бы не постирать пижаму. Беру плед с собой в туалет и вижу, что он вовсе не в тигровую полоску, а просто серый. Намыливаю темно-синюю пижаму и в тусклом свете смотрю, как вода мутнеет, смывая грязь.

Старательно отжимаю штаны и вешаю их на раковину. Штанины свисают до пола, с них капает; придется потом все вытереть туалетной бумагой. Верх пижамы я набрасываю на кран и расправляю по эмалированной чаше.

Завернувшись в плед, возвращаюсь в комнату и принимаюсь ходить по ней, водя рукой по стене. Когда все кончится, отпечатаются ли на полу, там, где я бродила бесконечными кругами, следы? Хочется думать, что да. Это единственный знак, который я могу оставить, единственное доказательство моего присутствия здесь.

Внезапно, представив, как никто никогда не узнает, что меня держали в этой комнате, я начинаю задыхаться. Останавливаюсь, нащупываю ранку на пальце, расковыриваю ее ногтем, подношу к губам: палец липкий от крови. Надавливаю на порез, чтобы накапало больше. А потом, дотянувшись как можно выше, принимаюсь размазывать свою ДНК по стене.

13
Прошлое

Прижав ключ-карту к панели, я дождалась щелчка, толкнула дверь и вошла в мраморный холл. Вряд ли я смогу привыкнуть к такой жизни. Такое же удовольствие я испытала, когда ввела код для лифта, нажала на кнопку пятого этажа и, открыв ключами дверь, вошла в квартиру.

Я отнесла сумки на кухню, поставила их на пол и попросила голосовую помощницу Алексу включить радио «Лондон». Затем принялась готовить, подпевая музыке.

Я накрыла стол к ужину, зажгла свечу, которую купила в магазине, и поставила в центре стола. Послышался щелчок двери, смех в коридоре – Кэролайн и Лина снимали пальто.

– Амели, это мы! – воскликнула Лина.

– Привет! Ужин на столе! – отозвалась я.

– Хорошо бы. Я слона готова съесть, – пошутила Кэролайн.

– У нас сегодня рыба, – сказала я, выходя к ним. – Надеюсь, подойдет.

– Идеально.

– А где Жюстин? – спросила я, заметив, что третьей подруги с ними нет. Каждые две недели, по пятницам, мы ужинали вчетвером, иногда у Лины, иногда у Жюстин, но обычно здесь, у Кэролайн.

– Нед попросил ее что-то для него сделать, – поморщилась Лина. – Сдается мне, это просто предлог. Она сказала, чтобы мы начинали без нее.

– Он все еще уговаривает Жюстин сходить с ним на свидание? – спросила Кэролайн, входя на кухню и втягивая носом ароматы. – Как вкусно пахнет!

– Да. – Лина утащила подругу в гостиную, и я пошла следом. – Она сказала ему то, что всегда говорит: мол, не стоит мешать бизнес с удовольствием. – Лина забралась в кресло с ногами, уселась по-турецки. – Вот тебе совет, Амели: никаких романов на работе.

– Точно, – кивнула Кэролайн. – Только посмотри, куда это меня завело. – Она подошла к столу, чтобы рассмотреть свечу. – Чудесный аромат. Амели, ты к нам слишком добра.

– Зато теперь ты сама себе хозяйка, – заявила Лина.

– Знаю, что без бывшего мне лучше, но поначалу пришлось тяжело, – ответила Кэролайн, садясь поближе ко мне. – Если бы я не познакомилась с Амели, не знаю, что бы со мной было. – Она с улыбкой повернулась ко мне. – Ты спасла мою жизнь.

– Это ты мою спасла, – возразила я. – Если бы не ты, я бы стала бродяжкой.

Лина в притворном отчаянии закатила глаза.

– Всегда одно и то же. Почему бы вам не сойтись на том, что вы спасли друг друга.

– Нет! Потому что это Амели меня спасла, – сказала Кэролайн.

– Нет! Потому что это Кэролайн меня спасла, – сказала я.

И мы обе пригнулись: Лина через всю комнату швырнула в нас подушку.

Жюстин появилась, только когда мы уже перешли к десерту.

– Очень долго, – приподняв бровь, заявила Лина. – Так чего Нед хотел?

– Устроить вечеринку. – Жюстин потянулась за бокалом вина. – И пригласить на нее всех, о ком мы писали в журнале, а также тех, о ком хотели бы написать. Он попросил ее организовать.

– Звучит неплохо, – кивнула Лина. – А мы сможем пойти, как думаешь?

– Да, редакцию тоже пригласят, и можно взять кого-то с собой. – Жюстин смешливо посмотрела на меня через стол. – Приятеля у меня нет, так что пойду-ка я с Амели. А насчет тебя, Лина, не знаю. Жаль, если Кэролайн останется в одиночестве.

– Ты же знаешь, у меня никого нет, Жюстин. Так что да, пойду с Кэролайн, – сказала Лина, но я заметила, как порозовели у нее щеки. Возможно, Жюстин права, возможно, у Лины есть парень.

– А когда вечеринка? – волнуясь, спросила я. На гламурных мероприятиях мне еще бывать не доводилось.

Жюстин придвинула к себе панакоту.

– Не раньше конца сентября. Нужно еще все организовать, и чтобы все успели вернуться из летних отпусков. Нед хочет устроить сбор денег и перечислить все в Фонд Хоторпа. Я хотела предупредить – его отец на это никогда не согласится, но мне еще нужна моя работа, так что я промолчала.

– А почему его отец не возьмет деньги? – спросила я.

– Потому что Джетро Хоторп не одобряет образ жизни Неда. – Жюстин посмотрела на Лину, они обменялись загадочными взглядами. – Я не рассказываю Амели ничего такого, чего она не прочла бы в интернете. Все знают, что Джетро Хоторп хотел помешать Неду унаследовать кучу денег, и потому вложил средства в Фонд.

Лина подалась ко мне.

– У Джетро был еще один сын, но он умер от передозировки.

– Об этом ей знать не нужно, – упрекнула подругу Кэролайн, и мне понравилось, что она меня так оберегает. Однако я была заинтригована.

Позже, когда Лина и Жюстин ушли, а Кэролайн улеглась спать, я погуглила Джетро Хоторпа и выяснила следующее: после смерти старшего сына он основал Фонд борьбы с наркоманией и пожертвовал туда почти все деньги. Если верить самым низкосортным статейкам, Нед, узнав, что сделал отец, нажаловался обожавшему его дедушке, и тот изменил завещание в пользу внука, обойдя Джетро, собственного сына. А после благополучно скончался, оставив Неда в двадцать один год одним из самых богатых молодых людей в Великобритании.

14
Настоящее

Я стою у заколоченного окна, ощупываю деревянный щит, снова пытаясь найти в нем слабое место. По верхнему и нижнему краю в доску вбито по двадцать четыре гвоздя, и еще по восемнадцать сбоку, на расстоянии примерно двух дюймов друг от друга. Кто бы их ни забивал, делал он это тщательно и аккуратно. Убираю волосы с лица и продолжаю.

Где-то посредине слева я нахожу его – гвоздь, о который поранилась, его шляпка слегка торчит. Ощутив прилив адреналина, ухватываю шляпку пальцами и пробую вытащить. Не выходит – нужно чем-то подцепить.

Когда я надевала пижамную майку, она была еще слегка влажной, хотя нижний край высох. Зажав ткань между пальцами, захватываю ею шляпку и тяну, раскачиваю гвоздь. Чувствую, как тот поддается.

– Давай же, – шепчу я, упираюсь левой рукой в доску и тащу изо всех сил.

Получилось!

Дрожа от волнения, зажимаю гвоздь пальцами. Какая крошечная штучка, а так много значит. Пробираюсь в туалет: пять шагов вперед, четыре налево. Запираю дверь и в тусклом свете пристально рассматриваю гвоздь. Он маленький, в длину примерно дюйм, железный, но металл не заржавел от времени. Если сумею вытащить еще один, потом другой… Мысленно я уже выбираюсь из темницы через окно. Одергиваю себя. Лучше действовать шаг за шагом.

Гвоздь – это еще и ответ на тревожащий меня вопрос: как вести счет дням. Кашу мне приносили пять раз. Если предположить, что каждая тарелка овсянки означает завтрак, то сегодня уже среда, двадцать первое августа – пятый день, с тех пор как нас похитили.

Оглядываю туалет, ища место, где лучше всего вести календарь, и выбираю узкую полосу стены сбоку от двери, между косяком и углом. Выцарапываю, водя гвоздем туда-сюда, линию вровень с верхом двери, потом, на дюйм ниже, вторую, следом еще три – с интервалом приблизительно полдюйма. Отступаю на шаг. Пятая черта не такая четкая, как остальные, и я делаю ее поглубже. Но календарь еще не окончен, нужно указать первую дату. Встав на цыпочки, пишу над верхней линией нечеткую единицу и семерку, ставлю черту и выцарапываю восьмерку – день, когда нас с Недом забрали из дома.

Гвоздь лежит у меня на ладони. Куда же его спрятать? Поднимаю взгляд к притолоке, но я постоянно открываю и закрываю дверь, и гвоздь может свалиться на пол. Вдруг потом не найду? Тогда в шкафчике под раковиной. Достаю косметичку и убираю гвоздь туда.

Возвращаюсь к окну, думаю об уязвимом месте, где торчал гвоздь. Поворачиваюсь, осторожно иду через комнату, нахожу поднос и пластиковую ложку, которой ела кашу, и возвращаюсь к окну. Исследую узкую щель между оконной рамой и краем доски, пробую всунуть туда конец ложки. Но он слишком толстый и только гнется. Разочаровавшись, отшвыриваю ее и перебираюсь в туалет, чтобы немного подумать, сидя в тусклом свете. Здорово видеть свои руки, ноги, тело и знать, что я все еще существую.

Когда свет выключается, я возвращаюсь в комнату, иду в свой угол, нахожу поднос, ставлю его на матрас, чтобы не спотыкаться об него, и начинаю ходить по помещению кругами. Я уже не веду рукой по стене, хочу привыкнуть двигаться во тьме, чувствовать себя в этом пространстве как можно комфортнее. Иду, отсчитывая семь шагов, затем поворачиваюсь и начинаю двигаться вдоль следующей стены, не забывая огибать матрас. В какой-то момент решаю повернуть после шести шагов, потом после пяти, четырех, так что круги все время уменьшаются.

Голова только начинает кружиться, и становится тяжело продолжать, и тут я наступаю на что-то – на пластиковую ложку, которую чуть раньше сюда зашвырнула. Останавливаюсь, подбираю ее и жду, когда пройдет дурнота. Ложка липкая от каши. Поднявшись, я понимаю, что потеряла ориентацию и не знаю, в какой части комнаты нахожусь. Вытягиваю руки, иду крошечными шажками и наконец натыкаюсь на стену, потом, шагая вдоль нее, добираюсь до туалета. Мою ложку, вытираю ее полотенцем и уже собираюсь отнести на поднос, но все же медлю. Если похититель заметит пропажу, спросит ли, где она? Или просто заменит новой?

Идея разговорить его очень привлекает. А если он просто молча заменит ложку, я и ее спрячу, а потом еще одну, и рано или поздно ему все-таки придется задать вопрос. Но где же прятать? Под матрасом слишком очевидно: при обыске там проверят в первую очередь. Если в туалете, меня могут лишить этой привилегии и вовсе запереть дверь туда. Мне нужно разговорить его, а не разозлить.

Подумав еще немного, направляюсь к входной двери и кладу ложку на пол прямо за ней.

15
Настоящее

Я жду, когда он придет. Он, мужчина. Никогда не угрожает, всегда молчалив и хладнокровен. Укутываюсь в плед и прислоняюсь к стене. Возможно, доброта окажется его слабостью.

Закрываю глаза и вспоминаю папу. О том, как солнце проникало в окно нашей крошечной кухни и падало на его плечи и руки, когда я завтракала. Помню запах папиного кофе, вижу истертую железную ложку, которой ела хлопья, слышу негромкое тиканье старых часов, что висели на стене у задней двери.

– Ты умница, Амели, – говорит папа.

Стараюсь рассмотреть его лицо, но там только тень.

Звук ключа, поворачивающегося в замке, возвращает меня в реальность. Тюремщик пришел. Спросит ли про ложку, заметит ли, что она пропала с подноса, который он принес вчера? Сажусь, роняя плед на матрас.

– Который сейчас час? – спрашиваю я, стараясь говорить негромко и дружелюбно.

Тюремщик молчит, и я чувствую движение воздуха, слышу звук – бах – это поднос опускают на пол, и скрежет – забирают вчерашний.

– Почему вы не разговариваете со мной? Вам Карл запретил?

Наступает тишина; я сижу, затаив дыхание. Он отреагировал на имя «Карл».

Я поднимаюсь, слегка покачиваюсь, двигаясь неуверенно в темноте, и чувствую, как он делает шаг назад. Спустя мгновение в замке поворачивается ключ. Тюремщик ушел.

Наклонившись, ощупываю половицы в поисках подноса. Нахожу миску, а рядом с ней – ложку. Он не заметил, что старая пропала. Улыбаюсь; похититель не догадывается, что играет по моим правилам. Наконец-то я могу хоть что-то контролировать.

16
Прошлое

Жюстин запрокинула голову и закрыла глаза.

– Ну, разве не прекрасная погода? – пробормотала она.

– Прекрасная, – сказала я. – Все прекрасно. Настолько, что даже не хочется, чтобы это заканчивалось.

Жюстин приоткрыла один глаз и уставилась на меня.

– С чего бы ему заканчиваться?

Стоял конец августа, вечер четверга. Из кафе, где мы обычно встречались, чтобы поговорить на французском, мы перебрались на скамейку в Гайд-парке.

– Не могу же я оставаться у Кэролайн вечно. И так живу у нее больше полутора лет. Когда-нибудь они с Дэниелом захотят съехаться.

– Здорово, что Кэролайн с кем-то познакомилась, – сказала Жюстин. – Но у них все только начинается. А если они когда-нибудь съедутся и тебе понадобится новая работа, можешь пойти к нам в «Эксклюзив» и работать со мной и Линой.

Я покачала головой.

– Не забывай, я хочу стать адвокатом.

Она с любопытством взглянула на меня.

– Это под влиянием отца ты начала интересоваться правом?

– Не совсем. – Я редко говорила о папе, возможно, потому что воспоминания о его смерти все еще были очень болезненными. – Когда мама умерла при родах, отец подал в суд на больницу во Франции. Дело передавали от адвоката к адвокату, и оно так никуда и не продвинулось. После нашего отъезда в Англию все стало еще хуже. – Я помолчала. – Ну и ви́ски, конечно. Отец сильно болел и пытался приглушить выпивкой боль. Запойным пьяницей он никогда не был, – поспешно добавила я. – Просто из-за всего этого ушел в себя.

Жюстин потянулась ко мне и пожала мою руку.

– Если не хочешь, не нужно говорить об этом.

– Нет, все в порядке, – сказала я. И вдруг поняла, что так оно и есть. – Мне просто жаль, что отцу не удалось добиться справедливости для моих погибших матери и маленького брата. Отец всего лишь хотел, чтобы больница признала, что проявила халатность. Это пожирало его так же, как рак. Вот потому я хочу стать адвокатом: чтобы помогать таким людям, как он.

Пискнул ее телефон, пришло сообщение. Жюстин порылась в сумке, достала его, взглянула на экран.

– Нед, – скривилась она. – Можно подумать, его устроит отказ.

– О чем ты?

Жюстин убрала телефон, не ответив на сообщение.

– Он всегда приглашает меня поужинать, а я говорю, что не встречаюсь с мужчинами, с которыми работаю. И знаешь, что он отвечает?

– Что?

– Что я работаю не с ним, а под ним. Думает, это смешно.

Я нахмурилась.

– Он не должен ставить тебя в неловкое положение.

Жюстин выпрямилась.

– Верно, не должен, – возмущенно подтвердила она. – А знаешь, что он сказал, когда узнал, что я ищу жилье, потому что переезжаю от Лины? Что я должна переехать к нему. Вроде как пошутил, но мне стало не по себе.

– Наверное, с Линой было весело.

– Да, мы отлично проводили время. Но это было не постоянное место жительства, лишь на время пока я искала жилье, потому что только приехала из Франции. Но мы так хорошо ладили, что Лина предложила мне оставаться, сколько захочу.

– Тогда почему ты съехала?

– Ну, примерно через год Лина стала часто уходить по вечерам, а пару раз возвращалась под утро. Тогда-то мне и показалось, что у нее есть парень. Я все поддразнивала ее и просила меня с ним познакомить, но Лина утверждала, что гуляла с одной из подружек. Я не очень ей поверила, но распереживалась, что, наверное, путаюсь у нее под ногами, и начала искать себе квартиру.

– И ты все еще думаешь, что у нее кто-то есть?

Жюстин кивнула.

– Ну, ты, наверное, заметила, как она краснеет, когда я ее подкалываю.

– Хм, интересно, а почему Лина не хочет знакомить его с тобой или с Кэролайн?

– Ну, наверное, со временем познакомит. Это ведь так важно – ввести своего нового мужчину в круг друзей.

– Наверное, – рассеянно отозвалась я. – Когда съеду от Кэролайн, то хочу остаться в этом районе. Вы с Кэролайн и Линой стали мне почти семьей. Так повезло, что я с вами познакомилась.

– Это нам повезло, – рассмеялась Жюстин. – С тобой мы снова как девчонки. Хотя для девушки девятнадцати лет ты не по годам мудра. Я в твоем возрасте вообще ничего не понимала. Как представлю, что ты приехала в Лондон, не зная тут вообще никого, шестнадцатилетняя, одна во всем мире… Ты потрясающая, Амели Ламон.

– Лина была еще младше меня, когда осиротела, – сказала я, вспомнив рассказы подруги. – У нее тоже нет родных. – Я помолчала немного. – Я сирота, как Лина, и наполовину француженка, как ты, а Кэролайн мне как старшая сестра. Все это помогает чувствовать себя так, будто мне здесь самое место, будто у меня есть семья. – Я довольно улыбнулась. – А что еще мне нужно?

– Не знаю – может быть, мужчину?

Я покачала головой.

– Это отвлекает. Может, потом, когда стану юристом, но не раньше.

Телефон Жюстин зазвонил, прерывая наш разговор. Она заглянула к себе в сумку.

– Боже, это Нед. Надеюсь, он не станет без конца трезвонить.

– Может, что-то насчет вечеринки? Осталось же всего несколько недель?

– Даже если так, подождет до завтра. Нед мой начальник, но я не хочу, чтобы он думал, что со мной можно связаться в нерабочее время. Это опасный путь. – Жюстин встала, потянулась, заведя руки за голову. – Может, лучше сходим за пиццей?

– Хорошая идея. Если только не столкнемся там с Недом, – поддразнила я подругу, потому что его офис находился прямо за углом.

– Не могу представить босса с куском пиццы. Уверена – тут мне ничто не угрожает. Позовем Кэролайн и Лину? Устроим внезапный «семейный» ужин?

– Кэролайн на свидании с Дэниелом.

– Тогда только Лину.

Но Лина тоже куда-то ушла.

– Хотя так и не сказала, с кем, – усмехнулась Жюстин, шутливо подняв бровь. Она взяла меня за руку. – Так что, похоже, остались только мы с тобой.