Kitabı oxu: «Убийство на улице Доброй Надежды. Два врача, одно преступление и правда, которую нельзя спрятать»

Şrift:

Посвящается доктору Винсу Гилмеру и всем психически больным заключенным тюрем. Да исцелятся все они.

Об уровне цивилизованности общества можно судить по его тюрьмам.
Федор Достоевский¹

Benjamin Gilmer

THE OTHER DR. GILMER

Two Men, A Murder, and An Unlikely Fight for Justice

1
Улица Доброй Надежды

28 июня 2004 года в сельской глубинке Аппалачей мой однофамилец и, как и я, врач задушил собственного отца на пассажирском сиденье своего внедорожника Toyota.

Этот другой доктор Гилмер работал семейным врачом в городке Флетчер, штат Северная Каролина. Не так давно он развелся и жил один в доме на холме, первый этаж которого занимала его амбулатория. В течение нескольких месяцев, предшествовавших убийству, он ежедневно ходил по барам, где пил больше обычного, и время от времени принимал импульсивные решения – например, купил себе новенький джип, хотя и сидел по уши в долгах.

28 июня Винс Гилмер закончил прием пациентов и во второй половине дня поехал в город Моргантон, где в психиатрической больнице вот уже два года находился его отец. Шестидесятилетнему Долтону Гилмеру поставили диагноз «шизофрения», а в стационар он попал из-за обострившегося неадекватного поведения и периодического бродяжничества. Впрочем, в этот день его должны были выписать, поэтому сын и поехал к нему.

Винс не был особенно близок с отцом, но все же устроил его в частный пансионат для престарелых в пяти минутах езды от своего дома. Коллегам он сказал, что перед заселением отца на новое место они вдвоем поплавают на байдарке по озеру Ватауга в штате Теннесси. Винс хорошо знал эти места. Во время ординатуры он часто сбегал туда, чтобы немного отдохнуть.

Идея отвезти отца-шизофреника за тридевять земель в соседний штат ради короткой прогулки на байдарке не показалась странной никому из коллег Винса. Такого рода вещи он делал достаточно часто. Скорее всего, медсестры и врачи подумали, что Винс считает эту поездку на озеро полезной для здоровья. Он был известен своими неординарными взглядами на медицину и жизнь в целом, верил в целебную силу природы и настоятельно советовал депрессивным пациентам чаще гулять на свежем воздухе, а не только глотать таблетки. За это дружелюбного здоровяка Винса прозвали Медведем.

Никто из коллег Винса не догадывался о том, насколько ухудшилось состояние его отца за время пребывания в психиатрической больнице. Иначе они бы сообразили, что прогулка на байдарке будет не под силу Долтону Гилмеру. Это был тщедушный, накачанный сильнодействующими препаратами мужчина, едва способный стоять на ногах. В лодку его пришлось бы внести на руках, а уж грести он бы точно не смог.

И тем не менее в тот день в кузове внедорожника Винса лежала наспех собранная байдарка. В психиатрическую больницу он приехал вовремя. Ровно в половине шестого санитар выкатил Долтона на улицу и сложил его скромные пожитки в машину. Потом он пересадил его из кресла-каталки на пассажирское сиденье, с которого Винс убрал собачий поводок. Отец и сын поехали на север, в сторону границы со штатом Теннесси.

Полная картина дальнейших событий так и не прояснилась. Тем вечером Винс и Долтон поужинали в закусочной, потом Долтон повернулся к Винсу и стал напевать детскую песенку «Ты скажи барашек наш…». В какой-то момент сын затянул шею отца собачьим поводком.

Незадолго до полуночи Томас Браунинг с женой ехали домой из кино и увидели лежащего в кювете улицы Доброй Надежды человека. Решив, что это спящий пьянчуга, они остановились и вызвали полицию. Прибывшие на место полицейские обнаружили в придорожной грязи еще теплый труп Долтона Гилмера со следами ушибов и кольцевым кровоподтеком на шее. Все пальцы на руках отсутствовали.

К моменту, когда об этом было доложено в окружное Управление шерифа, Винс Гилмер был уже примерно в ста милях, в Северной Каролине. В предрассветных сумерках он ехал на юг по извилистым шоссе и автострадам, ведущим к центру Аппалачей, проезжал мимо отрогов Голубого хребта, туманных ущелий, спящих горных городков и лесного заповедника Чероки.

Если спросить Винса, как он добирался домой в ту ночь, он вряд ли сможет сказать что-то вразумительное. Точный маршрут теряется во времени, мраке и тумане. События той ночи вновь приобретают очертания только в половине четвертого утра в неугасимом свете неоновых ламп торгового центра Walmart в окрестностях Эшвилла. Чек оттуда свидетельствует о десяти долларах, потраченных на покупку перекиси водорода, бумажных полотенец и пары перчаток.

Перекисью водорода Винс смыл кровь со своих рук и пола внедорожника. Вернувшись домой, он принял снотворное, но заснуть не смог. Наутро он вовремя показался в своей клинике полностью готовым к приему пациентов. Доктор Винс Гилмер отработал полный рабочий день с восьми утра до шести вечера, и никто – ни медсестра, ни санитарка, ни кто-либо из пациентов – не заметил в его поведении ничего необычного.

Сейчас я работаю в той самой клинике. Я знаком кое с кем из бывших сотрудников и принимаю пациентов Винса Гилмера в тех же смотровых, что некогда и он.

Я – доктор Бенджамин Гилмер. Хотя мы не родственники, последние тринадцать лет я живу в тени другого доктора Гилмера. Я знаю его историю лучше, чем кто-либо еще, не считая самого Винса. Она сложная, запутанная и часто пугающая. Для многих эта история не очень понятна.

Однако есть несколько фактов, с которыми согласны все – следователи, судья, присяжные и сам Винс Гилмер. 28 июня 2004 года Долтона Гилмера удавили собачьим поводком. Этот поводок был в руках его сына, Винса Гилмера. С помощью садового секатора он ампутировал все пальцы рук своего отца, оставил его тело на обочине улицы Доброй Надежды и уехал домой.

У следствия была масса вопросов, главный из которых – почему?

Почему Винс Гилмер убил своего отца?

Почему он оставил тело чуть ли не на виду, на обочине оживленной улицы, хотя в пяти минутах езды было множество укромных мест, в том числе озеро Ватауга.

Почему ему понадобилось тащить своего немощного, психически нездорового отца на вечернюю байдарочную прогулку за тридевять земель от дома престарелых, где его уже ждали?

Почему он почти два дня не подавал заявления о пропаже человека?

Почему он рассказывал всем вокруг, что отец ушел от него в неизвестном направлении, ведь это была очевидная ложь?

Почему он не попытался скрыться?

Почему он отрубил отцу пальцы и что с ними сделал?

Почему добрый доктор превратился в озверелого убийцу?

Буквально через пару недель после того, как Винс убил своего отца, мой собственный отец присутствовал на моей свадьбе в Северной Каролине, неподалеку от места убийства. Я рассчитывал начать семейную жизнь и карьеру как доктор Гилмер.

В то время я и представления не имел о существовании другого доктора Гилмера. Я не представлял, что натворил этот другой доктор Гилмер. И не имел ни малейшего понятия, что это навеки изменит и мою, и его жизнь.

2
Дом

В апреле 2009 года, после четырех изнурительных лет учебы на медицинском факультете, получения магистерской степени и трех лет ординатуры в медицинском центре в Эшвилле меня наконец-то пригласили на собеседование по поводу работы врачом.

Я нервничал, сидя перед целой комиссией опытных врачей и администраторов. В отличие от большинства моих коллег по ординатуре, мне было отнюдь не под тридцать, а тридцать девять. В волосах уже появилась седина. Я был женат, имел двухлетнего сына и ждал дочку. А еще у меня был ипотечный кредит сроком на тридцать лет.

Я был своего рода «поздним цветочком».

Обсуждалась работа в небольшой клинике на шесть палат, недавно открывшейся после трехлетнего перерыва в сельской глубинке Северной Каролины. Местное население исторически недополучало медицинские услуги, и клинике срочно требовался еще один врач.

Семейная медицина была моим призванием. Практика в сельской местности привлекала меня с давних пор. К тому же работа предполагала обучение студентов-медиков, и как бывший учитель старших классов я был этому только рад.

Да и вообще – работа была нужна мне позарез. Учеба на медицинском факультете обошлась недешево. Долги по кредитам только росли. Я должен был кормить семью, которой вот-вот предстояло пополнение.

Разумеется, на собеседованиях говорить о таких вещах не принято. Поэтому, когда председатель комиссии предложил мне рассказать о себе, я решил копнуть поглубже.

«С чего начать?» – сказал я собравшимся в комнате начальникам.

Следующие двадцать минут я посвятил краткому изложению истории моей жизни. Я рассказал комиссии об отце – протестантском священнике, который служил капелланом в военном госпитале, а потом стал психотерапевтом-юнгианцем. О матери – учительнице начальных классов. О мачехе – преподавательнице сестринского ухода. Об отчиме – руководителе психиатрической больницы в городке штата Теннесси, где я вырос, который в выходные превращался в странствующего пресвитерианского проповедника.

Я рассказал им о том, что желание стать врачом появилось в восемь лет, когда я увязался за отцом в госпиталь и увидел важных докторов в белых халатах.

Я описал детство в городке Мартин, штат Теннесси, – рыбалки с отчимом на прудах, игры в лесу с моим братом Нэйтом, сбор орехов для пирога.

Я поведал про свое раздвоенное детство, про то как приезжал в гости к отцу и мачехе и попадал из мира кукурузных полей, одноэтажных домов с террасами и «фордов» в мир трехэтажных коттеджей в закрытых поселках и «БМВ».

Я рассказал, что всегда чувствовал себя где-то между мирами – северным и южным, городским и сельским, изысканным и по-крестьянски простым, – как научился перемещаться между домами и что почерпнул у каждого из родителей.

У матери-учительницы я научился жадной любознательности и неослабевающей настойчивости в практических делах. Она всегда знала, чего хочет, и смело принималась за дело, не боялась передумать, если выяснялись новые подробности. Отец-капеллан научил меня нравственным основам медицины. Он верил, что исцеление есть дело не только телесное, но и духовное и что все люди обязаны помогать друг другу.

Я отметил, что учился в Дэвидсонском колледже и специализировался на нейробиологии, а также прослушал факультативные курсы по религиоведению и французскому языку. Вспомнил, как несколько лет учительствовал в Париже, готовясь поступать на медицинский факультет Сорбонны. Упомянул, что мой глубокий интерес к работе человеческого мозга увенчался магистерской степенью по нейротоксикологии.

Я рассказал комиссии, как меня дважды не приняли на медицинский факультет, каково это было – получать отказы из всех университетов штата. Однако пересдачи вступительных испытаний и переписывания эссе только укрепляли меня в решимости стать врачом. Бывают люди, воспринимающие отказ как некий знак, после которого нужно перестроиться и перенастроиться. А некоторые, вроде меня и моей мамы, услышав «нет», возвращаются снова и снова, пока им не скажут «да».

1.Цитата традиционно приписывается Ф.М. Достоевскому вслед за ссылающимся на нее Джоном Гербертом, канадским драматургом и автором пьесы «В раздоре с миром и судьбой». Однако подлинность авторства данной цитаты до сих пор не установлена. (Прим. ред.)

Pulsuz fraqment bitdi.