Kitabı oxu: «Самый красивый конь»

Şrift:

Глава первая. ПАНАМА – ПОТОМУ ЧТО ШЛЯПА

Он действительно был немножко шляпой. Начнёт в футбол играть, ударит по мячу – мяч в окне, ботинок в воротах. Пойдёт рыбу ловить, насадит червяка, махнёт удилищем – червяк за шиворот, а крючок вместе с удочкой и большим клоком штанов далеко в реке плавает.

Все ребята, конечно, кричат:

– Шляпа, лопух!

Он поэтому и в пионерские лагеря ездить не любил. Нынче вот в городе проболтался всё лето. Ходил на пришкольный участок, сорняки полоть. Сорняки оставил, а какие-то полезные корешки повыдергал. Все опять шумят:

– Пономарёв – дурак! «Пономарь» – лопух! – А один говорит: – «Панама»!

Так и превратился он из Пономарёва в «Панаму». Теперь пошло: «Панама, Панама»… Он уже привык, откликаться начал. Панама так Панама, у других ещё похуже прозвища.

И ещё у него была беда. Постоянно Пономарёв опаздывал в школу. Выходил-то из дому вовремя, просыпался рано, в шесть часов, когда отец вставал гимнастику делать. А на улице обязательно что-нибудь происходило. То в трамвае мотор перегорел: дым валит, вожатый бегает, пожарные прикатили. Хоть Панама и не досмотрел, чем там дело кончилось, а всё-таки в школу опоздал. То увидел, как над городом журавли летят в тёплые страны, – в люк свалился, в открытый. Ещё хорошо, не сломал себе ничего. Зато потом пришлось весь день отмываться. Всё-таки канализация.

Вот и сегодня тоже. Панама за полчаса до уроков из дома вышел, а школа-то вот она, рядом. Подумал Панама, что ещё рано, решил квартал кругом обойти. Один дом прошёл, второй, завернул за угол. А за углом, около закрытого ларька утильсырья, лошадь стоит, извозчик – седенький старичок – на огромной платформе сидит, газету читает. Ну, Панама и прилип.

Он обошёл лошадь вокруг.

Лошадь была мохнатая, словно плюшевая, на лоб свисала залихватская чёлка, и вообще вид был у неё какой-то хулиганский: нижняя губа оттопырена, задняя нога полусогнута – только сигареты и гитары не хватало, а то прямо хиппи из подворотни

А над копытами были белые мохнатые метёлочки, и из-за этих метёлочек лошадь казалась какой-то беззащитной. Тем более, была она вся перевязана ремнями и верёвками, на шее болталась какая-то штука, вроде как солдаты шинели скатывают, а на копытах были железные подставки с шипами.

– Дядя, а что это у неё на ногах? – спросил Панама и добавил: – Извините, пожалуйста. – Вечно он эти слова забывал вовремя сказать

Старичок посмотрел на него сверху и сказал в пространство:

– Дожились, дитё живой лошади не видало! Цивилизация! Это подковы, заместо ботинок, значит. Чтобы пятки не стоптать

– У!.. – сказал Панама. – Большое спасибо. Он ещё походил вокруг лошади, а старик смотрел на него печально, поверх очков.

– Ну что? Нравится?

– Да! Очень! – ответил Пономарёв. – Такая вся красивая, и пахнет хорошо.

– Эх! Не видал ты, парень, красивых-то коней. – Старик сложил газету. – Вот у моего отца тройка была! Кони-птицы, одно слово. Коренником – это который в средине – рысак орловский был, дак его, бывало, в оглобли два мужика заводят. Мотнёт головой – они на вожжах, как тряпки, болтаются.

– А это вожжи? – спросил Панама

– Вожжи! Да, меня отец всё вожжами порол, дак я их век ни с чем не спутаю. Вот они, вожжи, а это вот шлея, гужи, чересседельник, постромки, хомут, опять же удило и, конечное дело, супонь. Запомнил?

– Не-а…

– Это без привычки. Нонче опять же асфальт, а тогда всё лошадка…

– Лошадь лучше, – сказал Панама. – А можно мне её погладить?

– А чего ж нет? Погладь.

Панама дотронулся ладонью до меховой конской морды, лошадь насторожила уши, прислушиваясь. И Пономарёву вдруг захотелось обхватить её за шею и прижаться изо всех сил к этой добродушной голове с отвисшими замшевыми губами.

Глава вторая ЭТОТ СТРАННЫЙ ПЕДАГОГ

– Так, говоришь, лошадь лучше? – услышал Панама голос за спиной.

– Лучше, – сказал он, всё ещё не в силах оторвать руку от лошадиной морды. – Лошадь живая. Её позовёшь – она идёт. Машина что? Сел и поехал, а лошадь всё понимает. Вон она уже уши подняла – не боится меня больше. Поняла, что я ей худого не сделаю.

– А теперь ответь мне, ученик пятого класса Пономарёв Игорь, почему ты не в школе? – спросил тот же голос.

Панама оглянулся и увидел учителя русского языка и литературы Бориса Степановича.

– Ой, – сказал Панама, – а сколько времени? .. Извините, пожалуйста.

– Ты намеревался спросить «который час?» Через пятнадцать минут первый урок кончится.

– Но ведь я же на минуточку, – пролепетал Панама. – Я только лошадь посмотреть. Ах, шляпа я, шляпа…

– Парнишка коня-то как увидал, всё на свете позабыл, – сказал старичок, улыбаясь.

– Не он один такой! – усмехнулся Борис Степанович. И вдруг зажал портфель коленками, а руками ловко открыл лошади рот. – Так, говоришь, отец, восемь лет кобылке-то?

– Восемь и есть, – закивал старик. – Восемь.

– Рановато ей ещё на задние-то хромать.

– Дак шпат это. Шпат, милый…

– Следить надо было. Кормите чёрт знает чем. О копытах и не говорю, за такое копыто кузнеца убить мало.

– Дак ведь, милый, – извиняющимся голосом заговорил старик, – кузнец говорит: инструмента нету. Напильник, скажем, копыто опилить, и то купить негде.

– 

Совести у него нету, – строго ответил Борис Степанович. – Самого бы его так подковать. А напильник я принесу, ещё приедете сюда, так я через утильщика передам.

– 

–Вот спасибо, вот спасибо – закивал возница, – Кузнец говорит: не продают за безналичныи.

– За наличный бы купил, копейки стоит! Не трактор ремонтирует – живую лошадь куёт. Ну, Пономарёв Игорь, как сегодня? Настроены посетить учебное заведение?

– Я ведь только на минуточку остановился.

– Ладно, какой урок-то прогулял?

– Географию… – убито ответил Панама.

– Ну вот что. Будут спрашивать – скажи, я тебя задержал: ругал за контрольную. Кстати, ты хоть иногда в учебник русского языка заглядываешь? Так, хотя бы из любопытства…

Ланама стал рассматривать трещины на асфальте. А уши, он чувствовал, опухают и становятся такими огромными горячими, словно к голове приставили две оладьи.

– Ну ладно, смотри, на второй урок не опоздай. – И Борис Спанович зашагал к школе. Он шёл размашисто, широко, тяжёлый портфель в его руке, казалось, ничего не весит. В прошлом году, когда Борис Степанович появился в школе, в первый же урок задал контрольную и поставил двадцать две двойки! Никогда ни один учитель столько двоек не ставил. После этого началось: каждый день диктовка, какие-то игры составление слов, весь класс кроссвордами увешал. Вообще- то заниматься у Бориса Степановича интересно, но уж больно легко двойку заработать. А у него получать двойки чему-то очень неловко. Посмотрит, словно сквозь человека, окажет:

– Встань, Пономарёв, у тебя чувство юмора есть?

– Ага…

А класс уже замер.

– Так это ты что, для смеха написал: «Над городом мурлыкали журавли»? Дай дневник, хочется мне на память оставить автограф. Кстати, напиши это слово на доске и объясни классу его значение…

Все хохочут, Пономарёв готов через все четыре школьных этажа провалиться. Борис Степанович сидит, не улыбнётся, бородку пощипывает, только в глазах ехидные черти пляшут. Портфель у него словно сундук у фокусника: никогда не знаешь, что он оттуда вынет. Один раз достаёт пакет полиэтиленовый с кусочками моркови, другой раз вытаскивает хлыст кой-то с костяной ручкой, а то ещё какие-то железки, ремни, пряжки…А как раз пришел в школу в ктрасном пиджаке и штаны белые. И в сапогах. Конечно, красиво. Но никто так не ходит.

И ему, наверное, самому неловко было. Как только звонок, он бегом, только каблуками простучал, и в такси. Другого бы учителя ребята сразу спросили, почему он так одет, а этого только спроси, он тебе так ответит – не обрадуешься.

Он при ходьбе носки ног в стороны раскидывает. Старшеклассники-мальчишки все ему подражают. Весь десятый класс так ходит.

«Обязательно, когда подрасту, бороду такую отпущу, – подумал Панама, открывая тяжёлую школьную дверь. – Не для красоты, а просто так».

Глава третья СТОЛБОВ И ДРУГИЕ

– Ты чего географию-то промотал? Кино показывали! – встретил Панаму Столбов, его товарищ по парте. – А я тут такую книгу достал про дореволюционных шпионов. Не знаю только, как называется: начала нет и конца тоже. Написано: «Продолжение в следующем выпуске…»

– Столбов!

Столбов закрывает рот, но ненадолго.

– Там, понимаешь, один шпион придумал такое средство…

– Столбов, пересядь к Фоминой.

– Марьсанна, я больше не буду…

– Кому я сказала?

Столбов сгребает с парты учебник, тетрадку и плетётся к окну, где сидит Юля Фомина. С ней не поговоришь. Она на истории всегда математику делает. Закроется учебником и пишет. Попробовал Столбов слушать. Учительница рассказывает, как в Древнем Египте пирамиды строили… Неинтересно. Он ещё в начале года учебник истории до конца прочитал.

– Знаешь, – шепчет он Юле Фоминой,– «в одном переулке стояли дома, в одном из домов жил упрямый Фома…».

Юля молча показывает ему из-под тетрадки чистенький крепкий кулак.

С ней лучше не связываться, она всех сильнее в классе. Ещё бы, спортсменка, фигуристка! Того гляди, на чемпионат мира попадёт. За ней недавно тренер в школу на машине приезжал.

Столбов один раз видел, как она тренируется. Как шлёпнется на лёд. Даже гул пошёл. Губу закусила. А тренер сбоку подзуживает:

– Сама виновата, торопишься, всё хочешь рывком взять. Соберись, соберись… Ещё разок!

А потом по телевизору показывали – танцует так легко, вроде это одно удовольствие.

– Больно, наверное, об лёд-то биться? – спросил тогда её Столбов.

– Нисколечко.

«Вот это сила воли, – думает Столбов. – Её даже учителя боятся. Нужно на тренировку, так она с последнего урока, никого не спрашивая, уходит. Директор в коридоре встретит: «Ну, Юленька, как наши успехи?» «Наши»! А сам, наверное, на коньках-то и ездить не умеет.

«Спасибо, хорошо». И глазки такие скромные сделает, как будто тихонькая такая девочка. А на самом-то деле она совсем другая.

Она на чемпионате победила немку одну на какие-то сотые балла. Немка ревёт, вся Европа на её слезы в телевизор смотрит. Жалко, конечно…»

– Тебе немку не жалко было побеждать? – пристал к ней Столбов.

А она смерила его глазами и говорит:

– Пусть неудачник плачет. Взрослая женщина – нюни распустила…

«Вот какая Юля Фомина. А подружка её закадычная – Маша Уголькова – совсем другая. Она и с виду отличается. Юля – высокая, мускулистая, ей на глаз можно лет пятнадцать дать, Маша – маленькая, худая и сутулится. А краснеет как! Вызовут к доске, она – раз! – и вся красная делается. Её даже дразнить неинтересно – сразу плакать начинает.

Кого хорошо дразнить, так это Ваську Мослова. Выбрали его председателем, так он теперь ходит важный, даже лицо такое озабоченное делает, как будто занят целый день. А на самом деле лодырь.

В прошлом году был председатель Коля Вьюнков, вот это был председатель! И в кино ходили, в театр, и газету какую выпустили, нас за неё шестиклассники даже чуть не побили.

И в «Зарницу» победили всех. А этот только заседает – по два часа «пятиминутки» длятся. Жалко, Вьюнков с родителями на Север уехал».

Вырвал Столбов из тетрадки лист. Стал Мослова рисовать. Голова у Мослова круглая, нос пупочкой, глаза хитрые и бегают, особенно когда струсит. А он всё время трусит. То боится, что от старшей пионервожатой влетит, то, что его ребята переизберут. А уши-то, уши! Как это раньше Столбов не замечал. Нарисовал Столбов председателю длинные ослиные уши. И чтобы с зайцем не спутали, решил подпись сделать. Сначала написал: «Мосёл-осёл!» Посидел, подумал. Неубедительно. Стал стихи сочинять – получилось! Прямо целая басня Крылова:

Наш Васечка Мослов

Осёл среди ослов!

.В председатели прорвался,

Но ослом, как был, остался!

Сложил карикатуру вчетверо, написал: «Не вскрывать! Совершенно секретно. Пономарёву И. Лично» – и послал записку по рядам. Но все смотрели и смеялись.

– Столбов! Повтори мой вопрос и ответь на него.

«Пропал», – подумал Столбов. Медленно поднялся… И тут прозвенел звонок.

Пономарёв покатывался со смеху, разглядывая карикатуру. Вокруг него толпились ребята. Вдруг подбежал второгодник Сапогов, схватил карикатуру, захохотал своим дурацким смехом и потащил листок Мослову.

– Во! А? Во! Эта! Портрет! А?

Васька покраснел, надулся и пошёл на Панаму:

– Твоя работа?

– А что? Тут всё правильно написано: «В председатели прорвался, но ослом, как был, остался!»

– Сейчас же порви! На моих глазах порви! – сказал Васька, а сам просто от злости трясётся.

– Ты что! – не выдержал Столбов. – Это же произведение искусства! Это же сатирическая графика! Сатира графическая! Она, может, лет через сто будет в музее висеть! Ты, Васька, её сохрани, через сто лет большие деньги заработаешь.

– Хорошо, – медленно сказал Мослов, – я её сохраню.

– Носи, Вася, на здоровье! – заорал Столбов и вскочил на парту.

Тут в класс вошёл Борис Степанович,

– Ясно! – сказал он весело. – Теперь ясно, кто будет парты мыть.

– Да я только вскочил, – возмутился Столбов. – Другие все время бегают!

– Другие будут мыть в другой раз.

– Борис Степанович, вот! – Мослов протянул ему карикауру. – Вот! – Он словно гордился. – Вот, оскорбляют. . В классе стало тихо.

– Ну, если это тебя оскорбляет… – сказал учитель.

– Значит, ты осёл и есть! – крикнул Столбов и захохотал, Ворис Степанович глянул на него внимательно и сказал:

– Кстати, автор этих стихов себя и своих одноклассников ке считает ослами.

– Это почему же? – удивился Столбов.

– А тут так написано: «Осёл среди ослов», и я не понимаю, почему ослов так раздражает, что один из них «в председатели прорвался». Это справедливо, ведь, значит, льва-начальника они не заслужили.

– Это почему же? – опять спросил Столбов.

– А потому, что они даже не ослы, а зайцы. Стихотворение-то без подписи. Кто писал – трус!

Гут Столбов хотел было сказать: «Да вы что! Это я нарисол и написал. И ничего тут такого нет, пошутить нельзя», да только не успел. Васька Мослов вскочил и заорал:

– Это Пономарёв нарисовал. Пономарёв!

– Что же он, сам себе письма пишет? – сказал учитель. – Это письмо Пономарёву адресовано.

– Это он для конспирации.

– Нелогично. Успокойся. – Борис Степанович заложил ш за спину и прошёлся по классу.

– Меня сильно огорчает не то, что вы не умеете шутить, но вы не умеете отличать остроумие от оскорбления. Как вы медленно взрослеете и как вы медленно умнеете!

– А Пушкин тоже карикатуры рисовал, – сказал Столбов.

– Пушкин в вашем возрасте свободно владел французским языком, латынью, дружил с умнейшим человеком своего времени, с философом Чаадаевым.. . А вы, я вижу, живёте со дня день, не думаете ни о прошлом, ни о будущем. Посмотрите, большинство из вас ничем серьёзно не интересуется… Даже гражданская жизнь, я не боюсь этого слова, гражданская знь вашего класса вас не интересует… Ну, ладно! Он устало потёр лоб. – Уж коли зашла у нас сегодня речь о басне, нарушим программу и поговорим сегодня о баснях. Басни писать уметь надо, ибо басня подчиняется определённым законам. .. В Древней Греции жил старый и безобразный раб по имени Эзоп…

В перемену Мослов подошёл к Панаме и, показав кулак, сказал:

– 

Ты, Панама, у меня ещё узнаешь, как карикатуры рисовать!

Глава четвёртая «ТАКИЕ, БРАТ, ДЕЛА…»

Панама потерял спортивные трусы. Ну как теперь на физкультуру пойдёшь? Все трусы у Панамы для этого дела не годятся. Из старых он вырос, а те, которые постоянно носит, вообще показывать нельзя. Они – в меленький цветочек. Это у мамы была такая материя, она взяла и Панаме трусов нашила.

Мыкается Панама по коридору. Все на физкультуру ушли. Как раз четвёртый и пятый уроки – физкультура. Мог бы Панама домой пойти, да там делать нечего. Все на работе. Шатается он по школе, боится на завуча нарваться. Вдруг из учительской вылетает Борис Степанович, какой-то встрёпанный – ив класс. В классе сразу тихо. Он чего-то там поговорил, опять в учительскую побежал, ну в классе, конечно, сразу шум, даже кто-то кукарекать начал. А ещё восьмой класс!

Опять вылетает Борис Степанович.

– Ну что ты будешь делать, – говорит, – никак дозвониться не могу. Как провалился! – И вдруг видит Панаму. – Ты чего делаешь здесь?

Панама объясняет: мол, так и так, трусов нет.

– Это очень кстати, то есть это скверно, конечно. И вообще, в этом месяце я второй раз вижу, как ты уроки прогуливаешь. Смотри, добром это не кончится.

– Ну я же не специально… – оправдывается Панама, а в восьмом классе орут – хором петь начали! А ещё восьмой класс!

– Вот что, – говорит Борис Степанович, – выручить меня можешь?

– Безусловно, – отвечает Панама.

– Это, конечно, непедагогично… И вообще категорически запрещается учеников по своим делам посылать, да тут вопрос жизни и смерти. Такие, брат, дела… Вот тебе деньги, адрес, садись на такси. Если охрана пускать не будет, звони по такому телефону. И записку эту в собственные руки Петру Григорьевичу отдай. Понял? В собственные руки!

На стоянке было несколько машин. Видно, стояли они давно: на них успел жёлтый лист нападать. В первой машине шофёр читал книжку. Панама решительно открыл дверцу, сел рядом и протянул бумажку:

– Здрасте, отвезите меня вот по этому адресу…

– Есть! – сказал водитель и начал выруливать со стоянки. – Собака, что ли? – спросил он, когда они понеслись по улице.

– Где? – спросил Панама.

– Да вот лечить-то?

– Кого?

– Я говорю, зачем в институт-то едешь? – и шофёр как-то странно на него посмотрел.

– В какой?

– Да ты хоть знаешь, куда едешь?

– Там написано, – глядя прямо перед собой, ответил Панама.

– Там написано: «Ветеринарный институт», вот я и спрашиваю, собака, что ли, заболела?

– Нет, – ответил Панама, – я с письмом…

– А, – сказал шофёр, – другое дело… А то я раза три доктора по адресам возил. Смехота! То у щенков зубки режутся, то кошка окотиться не может. Как сбесились все. А один едет, чуть не плачет – рыбки заболели! А рыбки-то эти гроша ломаного не стоят, и на сковородку-то не положишь.

Панаме почему-то стало очень скверно. И неожиданно для себя он сказал:

– У меня тоже рыбки есть! – Хотя никаких рыбок у него не было.

– Ты – пацан, ты – другое дело. А тут взрослый дядька в игрушки играется!..

– Всё лучше, чем водку пить! – сказал Панама и сам себе удивился.

– Это точно, конечно. .. – сказал шофёр и замолчал. Панама выскочил из машины, бодро толкнул дверь института, но сердце у него бешено колотилось.

В большом вестибюле, за никелированным забором стояла толстая тётка с громадной кобурой на боку.

– Тётя, извините, пожалуйста, могу я видеть Петра Григорьевича Николаева?

– Пропуск заказан? – рявкнула тётка.

– Нет, тётя, я с письмом, – сказал Панама самым вежливым голосом, на который был способен.

– Звони по телефону!

Панама набрал номер, написанный в бумажке.

– Можно попросить Петра Григорьевича, извините, пожалуйста. ..

– Его нет! – И трубка загудела. .Панама опять набрал номер.

– А где Пётр Григорьевич? Извините, пожалуйста.

– На конференции! – И трубка загудела.

– Тётя, – сказал Панама, – у меня важное дело. Можно, я отнесу письмо?

– Оставляй на охране. Пойдёт домой, я передам.

– Борис Степанович велел в собственные руки. Тётя, это очень важно! Можно, я пройду? Я вам портфель в залог оставлю.

– Да на что мне твой портфель с двойками! Сказано: без пропуска не пущу. Так что уходи отсюда!

Пошёл Панама на улицу, получил по спине вертящейся дверью, сел на скамейку. Думает. «Никчёмный,—думает, – я человек. Борис Степанович с таким лицом белым из класса в учительскую носился, а я его письмо отдать не могу… Панама я, панама!» А в горле уже ком стоит.

Вдруг машина подъезжает. Странная какая-то. Пузатая. Автобус не автобус, бочка не бочка… Шофёр с бумажками в руках выскочил, в институт побежал. Потом из фургона дядька в ватнике вышел и тоже в институт пошёл, дверь не закрыл.

Панаму как кипятком окатило. Встал он, носом пошмыгал и медленно к фургону двинулся. А кровь в ушах – бух-бух-бух… Медленно поднялся в машину и дверь за собой захлопнул.

Темно в машине и пахнет, как в цирке. И чувствует Панама: кто-то дышит.

«А вдруг тут тигры!» Он чуть не взвизгнул со страху. Всей спиной прижался к железной двери, ему захотелось вдавиться в неё, стать маленьким, незаметным. И тут он услышал, как впереди за перегородками что-то затопало и раздалось тонкое, заливистое ржание.

«Кони! Коней везут!» Панама пришёл в себя и только тут почувствовал, как намокла у него от пота рубаха. Он сунул руку в темноту, и пальцы его нащупали тёплую конскую шкуру. Потом он почувствовал, как в ладонь его стали тыкаться шёлковые лошадиные губы…

Машина дёрнулась, поехала. Стала. Открылась дверь, и в ослепительном свете хриплый голос сказал:

– 

Выводи жеребца из первой секции.

Глава пятая РАЗВЕ ЭТО АЙБОЛИТ?

Панама постоял, привыкая к свету. Вокруг него были железные перегородки, а из-за них высовывались конские головы. Он присмотрелся, открыл дверь и оказался в проходе, как раз позади коня, которого выводили. Конь вышел, за ним потихонечку Панама. Никто его и не видел. А дальше куда идти?

Pulsuz fraqment bitdi.

3,99 ₼
Yaş həddi:
12+
Litresdə buraxılış tarixi:
04 oktyabr 2023
Yazılma tarixi:
2023
Həcm:
80 səh. 1 illustrasiya
Müəllif hüququ sahibi:
Автор
Yükləmə formatı:
Mətn
Orta reytinq 4,7, 7 qiymətləndirmə əsasında
Mətn
Orta reytinq 4,7, 45 qiymətləndirmə əsasında
Mətn
Orta reytinq 4,9, 47 qiymətləndirmə əsasında
Mətn PDF
Orta reytinq 4,7, 82 qiymətləndirmə əsasında
Mətn, audio format mövcuddur
Orta reytinq 4,6, 64 qiymətləndirmə əsasında
Mətn PDF
Orta reytinq 3,9, 12 qiymətləndirmə əsasında
Mətn
Orta reytinq 4,8, 51 qiymətləndirmə əsasında
Mətn, audio format mövcuddur
Orta reytinq 4,9, 47 qiymətləndirmə əsasında
Mətn, audio format mövcuddur
Orta reytinq 4,3, 6 qiymətləndirmə əsasında
Mətn
Orta reytinq 4,7, 11 qiymətləndirmə əsasında
Mətn, audio format mövcuddur
Orta reytinq 5, 1 qiymətləndirmə əsasında
Mətn, audio format mövcuddur
Orta reytinq 5, 1 qiymətləndirmə əsasında