Kitabı oxu: «Красный мак. Плюсквамфутурум», səhifə 3

– Мы выдадим вам дорожный набор, – предложил мне железнодорожник, протягивая планшет с бумагой. – Пожалуйста, распишитесь вот здесь.

– Да, это будет очень хорошо, – согласился я, беря в руки шариковую ручку. Прочитать полностью «Акт о предоставлении служебного билета» мне так и не удалось. Я поставил максимально неразборчивую закорючку в самом низу листа и отдал планшет обратно.

Мы подошли к входу. С близкого расстояния стало видно, насколько затёрта и обтрёпана краска на здании вокзала. По всей видимости, последний ремонт был более десяти лет назад. Единственными новыми элементами декора были металлические таблички, укреплённые на каждой из пяти дверей:

Зона транспортной безопасности

Возможно применение оружия

Железнодорожник прошёл внутрь, совершенно не обращая внимания на эти грозные надписи, и я последовал за ним. Нахождение в местах возможного применения оружия не вызывало у меня энтузиазма.

Парадный зал встречал нас рамами металлоискателей, у которых стояли полицейские со строгими лицами. Из трёх рам работала только одна. Перед ней выстроилась очередь. Чьи-то чемоданы досматривали на одном из столов. У каждого из входящих тщательно проверяли документы, занося данные в стоявший тут же компьютер «КАЗБЕК-2». Он выглядел весьма архаично. Меня поразила большая прямоугольная трёхкнопочная мышь, похожая на табакерку. Экран монитора мерцал зелёными буквами в полумраке вокзала.

– Нам сюда, – указал мне путь железнодорожник, и мы обогнули металлоискательный кордон сбоку. Один из полицейских равнодушно скользнул по нам взглядом, и тут же вернулся к своим обязанностям. Пожалуй, это можно было только приветствовать. Я ещё не забыл реакции банкира на мой загранпаспорт, а других документов у меня с собой не имелось.

Вокзал изнутри изменился не так уж и сильно. Стены огромного зала были покрыты бежевой штукатуркой. Под потолком неподвижно висела огромная позолоченная люстра с уже знакомым гигантским двухголовым медведем в окружении пшеничных снопов. Над выходом к перронам располагалась грандиозная мраморная мозаика, изображавшая президента. Я снова задался вопросом: мог ли я его видеть раньше?

– Слушайте, а сколько вообще стоит билет до Москвы? – внезапно спросил я.

– Служебные билеты не продаются. Их выделяют в рамках федерального финансирования. Ну, или как договоритесь.

– Нет, а если обычный плацкарт?

– Точно не помню, – сказал мой провожатый. – Это лучше спросить в кассах. Сам билет, если не ошибаюсь, три тысячи, но если со всеми документами и пошлинами – не меньше семи.

Значит, три тысячи. Почти как в 2017 году.

Мы пересекли зал и вошли в туннель, ведущий к поездам. Вокруг нас спешили люди с багажом. Где-то вдалеке звонко и неразборчиво что-то сообщал громкоговоритель. Обогнав плотного мужчину, несущего чемодан размером с себя, мы поднялись по лестнице и оказались на перроне. Над нашими головами тремя нефами раскинулся дебаркадер.

Здесь пахло пропитанными креозотом шпалами и угольным дымом из труб вагонных печей. Порыв ветра пронёс пыль, царапнувшую наши лица. Вокруг торопились люди. Посадка шла полным ходом. К проводницам, проверяющим документы пассажиров, тянулись очереди. Кто-то обнимался на прощание перед дальней дорогой. Провожающие и уезжающие торжественно пожимали руки.

– У вас вагон номер пять, – сообщил мне железнодорожник. – Нумерация с головы состава, так что нам сюда.

Поезд, в котором мне предстояло отправиться в путешествие, был раскрашен в цвета российского флага. Наверное, издалека в движении он выглядел подобно разноцветной зубной пасте, с огромной скоростью выдавливаемой из тюбика. Меня немного смутило то, что все окна вагонов снабжены солидными ставнями из прочных железных листов. На какой-то миг воображение нарисовало мне сцену из вестерна, где бравый шериф, сидящий в бронированном вагоне, стреляет из револьвера по скачущим вокруг бандитам. Неужели в нашем поезде везут золото?

– Какие надёжные ставни, – словно невзначай сказал я. Возможно, моя версия о том, что была война, всё же верна? Жаль, что нет возможности выйти в интернет или хотя бы взять школьный учебник истории, чтобы получше узнать события прошедших сорока лет.

– Да, а как же. Иначе нельзя, – ответил железнодорожник, к моему сожалению, не вдаваясь в подробности. – Документы у вас в порядке? Всё оформлено?

– Да, – подтвердил я, прежде чем задумался о том, что документов-то у меня толком и нет. Ладно, решил я, в пути разберёмся. Шенгенская виза у меня есть, значит, через Литву меня должны пропустить… В конце концов, Человек в чёрном сказал, что мне этого будет достаточно.

– Хорошо, – сказал железнодорожник. – Пятый вагон, вам сюда.

Мы были у самой середины состава. Здесь практически все пассажиры уже были внутри. У окон махали руками провожающие. Кто-то, написав слова прощания на листе бумаги, показывал его в окне. Проводница стояла у входа в вагон.

– Служебный билет, – сказал ей железнодорожник. Я протянул документ проводнице, и она, бегло проглядев, вернула его мне.

– Документы, паспорт в порядке? – спросила она, отмечая что-то в списке пассажиров.

– Да, – ответил за меня железнодорожник. – Выдайте дорожный набор, и оказывайте содействие.

– Хорошо, – сказала проводница, отмечая что-то на следующем листе бумаги. – Пожалуйста, проходите. Ваше место – тринадцатое.

Оглядев на прощание вокзал я шагнул в вагон, оставляя родную землю позади.

Вагон был не новым, но чистым и аккуратным, с вытертым линолеумом, раскрашенным под паркет, с белыми, а теперь кремовыми панелями переборок и вишнёвым, покрытым заплатами, дерматином спальных полок. Словом, я оказался в классическом плацкарте, совершенно не изменившемся за сорок лет. Сейчас здесь было очень тесно. Так происходит всегда, когда в поезд заходят пассажиры и размещаются на своих местах. Я направился к своему месту, огибая людей, которые ставили вниз чемоданы, поднимали наверх сумки, снимали куртки и распаковывали вещи.

К счастью, идти нужно было не очень далеко, и, опять же к счастью, в моём купе было не очень людно. На пятнадцатом месте, что было напротив моей полки, сидела невысокая стройная дама с миниатюрным изящным лицом и собранными в хвост русыми волосами. На корнях волос просвечивала проседь. Дама была одета в чёрный кардиган с ярко-красными вышитыми маками. Цветовая гамма придавала ей испанский колорит. На боковом месте располагался рыжеволосый мужчина лет пятидесяти в мятых брюках и фланелевой клетчатой рубашке. У него были строгое лицо интеллектуала, украшенное узкой полоской усов, и презрительный взгляд сноба, вынужденного ехать плацкартом вместе с плебсом.

– До отправления остаётся пять минут, – громко донеслось из динамиков под потолком вагона. – Просим провожающих покинуть поезд.

Я сел на своё место, поставив сумку рядом с собой и повесив на крючок ветровку. Похоже, я попал в неплохое плацкартное купе.

По вагону шли провожающие, направляясь к выходу. Кто-то помахал рукой с перрона. Пронзительно засвистел тепловоз. Я ещё раз огляделся. Первый час в этом удивительном будущем прошёл настолько насыщенно, что только сейчас мне удалось собраться и хоть как-то осмыслить этот странный мир. Конечно, было бы наивным ожидать, что увижу космодром «Понарт», на который только что прибыл звездолёт с юпитерианцами-участниками шахматного турнира, но определённо хотелось бы больше оптимизма. Если не телепортирующих автобусов или флаеров, то хотя бы автоматов по бесплатной раздаче мороженого… А вместо этого…

А вместо этого будущее могло оказаться в виде выжженной радиоактивной пустыни с недружелюбными плотоядными кротами. Я же, как минимум, оказался среди знакомой мне цивилизации, уже еду в поезде по служебному билету, который даёт какие-то неясные привилегии, и в сумке у меня немало денег. Дайте-ка сосчитать, почти шестьдесят пять железнодорожных билетов Калининград – Москва. Я мог бы выкупить целый плацкартный вагон!

За окном медленно, очень медленно поплыл назад вокзал. Поезд набирал ход мягко и почти невесомо.

Прощающиеся люди на перроне махали руками. Кто-то послал вдаль воздушный поцелуй. Поезд вынырнул из полумрака дебаркадера наружу. Погода оставалась неопределённой. Белый диск солнца виднелся в облаках, и было неясно – то ли через пятнадцать минут хлынет ливень, то ли тучи разбегутся, открыв Калининград солнечным лучам.

Я смотрел в окно, словно стремясь на прощание как можно лучше запомнить родной город. Состав уже ощутимо набирал ход, и всё странное, необычное и неузнаваемое оставалось позади. Уже не нужно было куда-то идти и что-то делать. Я находился в поезде, который уносил меня вперёд. Теперь можно было не волноваться. Моё будущее, невзирая на неясность, предопределено на сутки пути. Будущее? Будущее!

Я всё-таки в будущем! Я в две тысячи пятьдесят седьмом году! Еду! Поездом! В Москву! Вокруг меня – люди из будущего! Рождённые в двадцать пятом и уже успевшие стать старше меня! Мне выпал шанс, который, наверное, выпадает одному человеку из миллиардов, если выпадает кому-то вообще! Я могу увидеть будущее, не через хрустальный шар, не через карты таро эры Водолея, не через зеркало, стоящее в окружении свечей, но сам, своими глазами! И всё вокруг меня – это будущее!

Я слегка покачался влево-вправо, ощущая, как пружинит подо мной набивка полки. Будущее определённо было мягким.

Российская Федерация

Паспорт международного образца

Russian Federation

Российская Федерация

Москвы

Санкт-Петербурга

Исламского Государства Северного Кавказа

И всей остальной России

ПАСПОРТ МЕЖДУНАРОДНОГО ОБРАЗЦА

ВЫДАН ПО ЛИЧНОМУ РАСПОРЯЖЕНИЮ

АВГУСТЕЙШЕГО ПРЕЗИДЕНТА

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

ТОРГОВЫЙ ЦЕНТР «РОССИЯ»

ЕДИНЫЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ БАНК РОССИИ

ВАШ РАЗГОВОР ПРОСЛУШИВАЕТСЯ

ДЛЯ ВАШЕЙ ЖЕ СОБСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

СПАСИБО ЗА ПОНИМАНИЕ

ЗАЩИТИМ ОТ ВРАГА ЗАПАДНЫЙ ФОРПОСТ РОССИИ!!!

Транзит

…где

Родина. Еду я на родину,

Пусть кричат – уродина,

А она нам нравится,

Спящая красавица,

К сволочи доверчива,

Ну, а к нам…

Группа «ДДТ». «Родина»

Телепортация существует. Для неё можно и даже нужно использовать поезд. Пассажир садится в вагон в Калининграде, а выходит из него уже в Москве. К сожалению, технология ещё не совершенна; она имеет некоторое время срабатывания. При перемещении в Москву задержка составит не больше суток. Труднее перенестись в Челябинск или в Анапу, а для путешествия во Владивосток лучше прибегнуть к телепортации самолётом. В настоящий же момент мой пространственный перенос в Москву только начинался; впереди было около двадцати часов пути. В конце концов, подумал я, если за эти годы не изменились ни дома, ни автомобили, то вряд ли и поезда стали ходить быстрее. Я стал пассажиром, и моя жизнь приобрела смысл, цель и задачу, – пусть хотя бы на время поездки.

За окном стремительно появлялся, возникая из ниоткуда, мелькал, уносился вдаль и пропадал в никуда Калининград будущего. Сорок лет прикоснулись к городу на берегах Балтики, оставив свои отпечатки в виде новопостроенных двенадцатиэтажек, транспортных развязок и незнакомых мне зданий. Я смотрел на Калининград, ощущая ту огромную временную пропасть, которую я перескочил весьма неожиданным способом.

– Вы не поможете мне снять матрас? – внезапно спросила женщина в кардигане, закончив что-то искать в своей сумке из затертой искусственной кожи с тиснением. – А то я не дотягиваюсь.

Её слова вернули меня в реальность. Плацкарт оставался плацкартом даже сорок лет спустя.

Я снял с верхней полки матрас, услышав от соседки слова благодарности, и достал ещё один для себя. Раскрыв пакет с постельным бельём, я застелил свою спальную полку, скрыв простынями мозаику заплат на потёртом дерматине. Получилось относительно сносно. Одеяло белым хвостом свесилось в проход.

По вагону, собирая билеты у пассажиров, уже шла проводница. Куда же я в спешке положил свой? В сумке его отчего-то не было. Я вспомнил, что билет, как и телефон, лежит у меня во внутреннем кармане ветровки. Покопавшись в куртке, я достал содержимое кармана наружу. Экран телефона показывал второй час дня.

– Прямо как у меня в молодости! – восхищённо сказала женщина в кардигане, глядя на телефон. – А что, их начали выпускать?

Я торопливо убрал мобильный в сумку.

– Нет. Это раритетная модель из моей коллекции, – начал я на ходу рассказывать свою легенду. – Я историк, занимаюсь изучением начала двадцать первого века. Коллекционирую старые вещи, в том числе и технику.

– Здорово! – мелодично и грустно сказала женщина в кардигане. – У меня когда-то тоже такие были. Даже сейчас, наверное, лежат где-то…

Она не договорила, внезапно осекшись.

– Вы, наверное, до Минска едете или же до Смоленска? – спросила она. – Смотрю, вы совсем налегке.

– Нет, я до Москвы.

Женщина в кардигане удивлённо посмотрела на меня заботливым взглядом.

– А как же вы так? Совсем без одежды, без вещей, целую ночь пути…

– Да вот так вышло, – сказал я чистую правду. – Как говорится «с корабля на бал». Срочно понадобилось ехать в Москву по важному поручению. Пришлось собираться сегодня в последнюю минуту. А вы тоже туда?

– Да. За покупками.

Я посмотрел на неё с вопросом.

– Я торгую подержанной одеждой, – пояснила женщина, поправляя на себе кардиган. – Еду в Москву закупать старые вещи для перепродажи. Светлана.

Я представился в ответ. В проходе плацкарта появилась проводница, одетая в форменную белую блузку и тёмно-синюю юбку. На небольшом бейджике было написано «Ольга».

– Попрошу ваши билеты, – сказала она. – Кстати, вот, возьмите, – протянула она мне небольшой полиэтиленовый пакет с дорожным набором. – Олег Вячеславович просил выдать.

Видимо, так звали железнодорожника, меня у вокзала. Я отдал проводнице билет. То же самое сделала и Светлана, пока Ольга рассказывала нам правила поездки в особом поезде дальнего следования. Дорожный набор, как и следовало из названия, должен был помочь путешественнику в пути. На пакете в шахматном порядке красовались двуглавые медведи в фуражках и с рельсами в лапах. Рельсы изгибались полудугами, отчего картинка казалась цирковой афишей медведей-гипнотизёров, способных гнуть железо взглядами. Внутри пакета скрывалась зубная щётка, небольшой тюбик пасты, аккуратный конвертик с мылом, несколько салфеток и, как ни странно, белые тонкие тапки с государственным гербом.

Это очень кстати, сказал я себе мысленно, снимая с себя ботинки. Хотя если я когда-нибудь сообщу людям, что ехал в белых гербовых тапках поездом будущего, меня определённо не поймут.

Поезд ехал по высокой насыпи, с которой открывался вид на небольшую одноэтажную гидроэлектростанцию. Солнце, показавшееся из-за облаков, отразилось в воде яркими бликами.

– Мне кажется, что я вас уже видела, – задумчиво сказала Светлана. – Это невозможно, но такое ощущение, что это было много-много лет назад, на рок-концерте в башне Врангеля…

Как раз это было вполне возможно: когда-то я часто ходил на рок-концерты, что проводились в старой немецкой башне «Дер Врангель». Тем не менее, я решил пока умолчать об этом.

– На рок-концерте? – уточнил я. – Сомнительно. Вряд ли я мог их застать. Башню Врангеля закрыли ещё до моего рождения.

– А жаль! – воскликнула Светлана. – Это было прекрасное место!

Неожиданно легко мы разговорились о рок-музыке, почти сразу перейдя на «ты». Поезд уносил нас вперёд, а мы со Светланой оживлённо беседовали. Судя по всему, моя соседка по плацкарту была завзятой меломанкой. Я легко поддерживал разговор о такой классике рока, как «Deep Purple» или «Iron Maiden». Несколько сложнее было с той музыкой, которую я пропустил за те сорок лет, что отделили меня от моих времён. Мне ничего не говорили названия таких групп, как «Orange girl» или «Экипаж», поэтому я ограничился тем, что внимательно слушал, время от времени соглашаясь со Светланой. Она словно помолодела от этой беседы, сбросив не меньше двадцати лет. Тонкая сетка морщинок в уголках её глаз разгладилась и стала совершенно незаметной. Беседа явно удалась.

– Я даже не могла себе представить, – сказала Светлана, довольно улыбаясь, – что сейчас из молодёжи кто-то ещё увлекается роком. Откуда ты всё это знаешь? Ладно ещё я – ведь я застала те времена! Но как же ты?

– Я – хороший историк, – несколько польстил себе я. Говоря по справедливости, с истфака меня отчислили, пусть и из-за физкультуры.

Светлана оглянулась. Сосед на боковушке громко перелистнул страницу какой-то очень пухлой книги, игнорируя нас.

– Ты не на концерт, случаем, едешь? – спросила она, чуть понизив голос.

Я покачал головой.

– Нет, а что за концерт?

– Большой осенний трёхдневный рок-фестиваль в ДК Горбунова, – негромко и медленно сказала она, наклонившись ко мне.

– Я даже не знал про такой фестиваль, – сказал я. – Если получится, то я с удовольствием приду.

Светлана кивнула.

– Я вижу, что ты в теме, – сказала она. – Меня-то туда по знакомству пригласили, поэтому я в Москву и поехала. Обычно за товаром ездит мой сын, невестка перешивает и чинит одежду, а я продаю её. Но тут мне знакомые сообщили, что хотят ещё больше ужесточить выдачу московских виз, поэтому я подумала и решила поехать на концерт, пока это ещё возможно. Если хочешь, я могу замолвить за тебя словечко, чтобы тебя тоже пустили. Фестиваль ведь только для своих, с улицы не попадёшь. Он существует лишь потому, что его курирует сам премьер-министр. На каждом концерте он сидит в парадной ложе, надев парик, и думает, что его никто не узнаёт. Он очень смешной.

– Как секретно, – сказал я. – Приду, если будет такая возможность. Пока даже не представляю, насколько буду занят в Москве. Меня так внезапно пригласили провести историческую консультацию, что ничего нельзя планировать.

– Так ты, наверное, на музыке специализируешься? – с интересом спросила Светлана.

– На всей эпохе, – ответил я. – Центральной точкой моих исследований я взял две тысячи седьмой год.

От этих слов Светлана просто расцвела.

– Прекрасный год! – сказала она. – Я тогда в школу пошла. Золотые времена! Можно было делать всё, что душе угодно! Если ты хочешь, я могу многое тебе рассказать про ту эпоху: про интернет, про мобильники, про музыку, про жизнь. Вижу, что ты всё это знаешь, но одно дело знать, а другое дело – лично прожить! Ты даже не можешь себе представить, как тогда здорово было! Как я рада, что у меня хотя бы сейчас есть что вспомнить из молодости!

Со стороны боковушки внезапно донеслось покашливание.

– Это было ужасное безвременье, – с ощутимой нотой снобизма сказал рыжеусый интеллигент, откладывая в сторону капитальную книгу, которую он читал с момента отправления поезда. На обложке позолотой сверкнули слова «Хан Батый как основатель русской государственности». – Это была година анархии, когда наша страна, утратив свою национальную идентичность, вовсю катилась в пропасть вслед за Западом, когда идеалом нашей молодёжи были европейские псевдоценности, чуждые русскому этносу и ведущие к разложению нашей цивилизации…

Светлана молчала, не пытаясь сказать ни слова. Она смотрела куда-то вбок и в сторону. Я увидел, как побелели и сжались в тонкую нить её губы. Рыжеусый интеллигент закончил свою речь и, победно взглянув на нас, вернулся к изданию о российской государственности.

Светлана продолжала смотреть в сторону. Она была очень печальна. Прожитые годы вернулись, и тонкая сеть морщин снова мелькнула на лице коварной паутиной. Я даже не знал, что сказать в такой ситуации.

– Сбегаю-ка за чаем, – сказал я, поднимаясь с полки, когда молчать стало совсем невмоготу. Пить мне хотелось с самого утра.

Вагон был заполнен на две трети. По опыту своих путешествий, я знал, что это ненадолго: через полчаса пути поезд остановится в Черняховске, где в него сядет оставшаяся треть пассажиров. Непривычным казалось то, что никто не смотрел фильмы на планшетах и ноутбуках, не играл на телефоне и не читал электронные книги. В ходу были обыкновенные бумажные издания. Кто-то разгадывал сборник кроссвордов. В одном купе тасовали колоду слегка помятых карт. Чуть дальше пассажиры ели яйца, и характерный запах напомнил мне о том, что я голодаю уже более сорока лет.

Наш поезд, грохоча колёсами, пронёсся по мосту над неторопливо текущей рекой, заросшей камышом. Должно быть, Знаменск, подумал я, глядя на характерное краснокирпичное немецкое здание школы с большими часами на стене. Почему-то они показывали начало десятого. Половина области уже позади. Что-то будет дальше?..

– Чай, пожалуйста, – обратился я к проводнице, – и овсяное печенье. Сколько с меня?

Из всего, что было у неё в продаже, овсяное печенье выглядело наиболее аппетитно. Я решил, что потом надо будет наведаться в вагон-ресторан. Конечно, цены в нём, скорее всего, будут высоки, как давление в паровом котле, но с моими запасами денег я мог позволить себе некоторые дорожные издержки.

– Сто сорок, – проводница выдала мне подстаканник, чайный пакетик и упаковку печенья. Я вытащил из сумки пёструю банкноту в пятьсот рублей и расплатился.

Вода в титане уже разогрелась до нужной температуры. Сбоку на стене крепилась табличка «Ведётся видеонаблюдение». Стараясь не глядеть в объектив расположенной рядом видеокамеры, я налил кипятка в стакан и вернулся в родное купе.

– Это же не еда! – воскликнула Светлана, глядя на мои покупки. – Давай я тебе хоть бутерброд дам!

Развернув салфетки, она протянула мне кусок чёрного хлеба, на котором лежали два кусочка копчёной колбасы.

– Ешь, а то я сама всё не съем. У меня ещё хватает.

– Спасибо, – сказал я.

– А я сейчас вернусь, – сказала она и ушла.

Я сжевал бутерброд. Он был немного странным на вкус. Когда-то моя подруга, не имея под рукой муки, испекла пирог из толокна, и я был готов поклясться, что сейчас ощущаю этот же специфический вкус в хлебе. Колбаса напоминала говяжьи жилы, прокрученные с чёрным перцем через мясорубку. Запив горячим чаем ядрёную смесь, я проглотил её. Чай тоже оставлял желать лучшего. Пакетик в горячей воде не то разползся, не то прохудился, и теперь его содержимое, похожее на солому как по виду, так и по вкусу, плавало в стакане. Я принюхался. От чая доносился тонкий запах уксуса.

Светлана вернулась, переодетая в белые домашние брючки и тот же самый кардиган. Я жевал овсяное печенье с чаем. По счастью, оно не сильно отличалось по вкусу от выпускавшегося в моё время.

– Слушай, а почему ты с брюк нашивку с названием не срезал? – негромко спросила она, усаживаясь на полку. Я пожал плечами.

– Да вот так получилось, – ответил я. – Думаешь, стоит снять?

– Конечно стоит! – так же негромко сказала она, бросив взгляд в сторону боковой полки. – В большой России с этим очень строго. Сразу прицепятся. Давай я тебе срежу?

– Ну, давай, – согласился я, поднимаясь с полки. Светлана достала маникюрные ножницы и очень аккуратно срезала точными движениями лейбл с моих джинсов. Только сейчас я заметил, что у неё на руке видна старая татуировка в виде трёх небольших цветных звёздочек.

– Держи и спрячь, – сказала она, протягивая мне срезанную нашивку, из которой торчали растрёпанные нитки.– И лучше не рискуй с этим. Этой весной сын приехал за товаром к поставщице, а у неё всё было перекрыто. Пришла полиция и дочиста обобрала все прилавки. Якобы кто-то увидел там старую турецкую блузку с принтом на английском языке, и полиция провела контрольное изъятие для экспертизы. Потом ничего не вернули и ещё взяли огромный штраф. Повезло ещё, что это была обычная полиция, а не тайная. Те бы всех посадили. Так что ты будь аккуратнее.

– Спасибо, – поблагодарил я, пытаясь осмыслить строгость современных порядков. – Буду знать.

– Да не за что, – ответила Светлана. – Кстати, хорошие у тебя брюки, почти новые. С одеждой настоящая беда. У меня сын женился в старом костюме моего мужа. Я перешила брюки по фигуре и везде нашила ярлычки Ивановской ткацкой фабрики… Зато выглядел на свадьбе элегантнее невесты.

Я доел пачку печенья.

– Я на концерт везу настоящую английскую косуху, которой больше сорока лет, – по секрету сказала шёпотом Светлана. – И ещё немецкие ботинки-казаки, купленные тогда же. Безумный раритет. Сейчас такое нигде не достанешь.

Я подумал, что когда я вернусь в своё время, то нужно будет непременно найти Светлану. Знакомствами с такими людьми нельзя было разбрасываться.

– Скажи, – вдруг спросил я, – раз ты возишь одежду из Москвы… Ты случаем, не знаешь такого человека? Сергей Петрович, работает в банке…

– Знаю, – перебивая меня, резко ответила Светлана. – Хитрый делец. Мы ему на заказ пиджак привезли пару месяцев назад.

Калининград тесен, подумал я.

– Отличный импортный пиджак, у него в Москве только один владелец был, – продолжила Светлана. – Штучный товар. Мне продали только по знакомству. На такой пиджак можно смело тысяч десять накидывать, а пришлось отдать по себестоимости… Но за это он помог мне с документами на въезд в Москву. Мне не хотели открывать визу. Мол, у вашего сына уже есть, у невестки есть, зачем вам ещё одна, сбежать в столицу хотите?..

В окне вагона мелькнула красная черепица старого немецкого хутора-фольварка. Рядом на мощёной булыжником дороге стояла пожилая белая «ауди» сотой серии. Рыжие кляксы ржавчины делали машину похожей на черепаховую кошку. Сорок лет оказались не властными над областью.

Отчего-то чай, смешанный с печеньем, начал клонить меня в дрёму. Это было неудивительно после той бессонной ночи, что я провёл четыре десятка лет назад в компании лингвистки.

– Очень спать хочется, – сказал я, отодвигая уже пустую пачку печенья в дальний край столика. – Утром так и не удалось выспаться, так что я, наверное, полежу.

– А я вот днём спать не могу, – призналась Светлана. – Свет сильно мешает…

Кивнув, я закутался в одеяло и устроился поудобнее на полке, будто бы прикасаясь к поезду. Вагон мелко-мелко подрагивал, словно гигантское живое существо, и мне в полудрёме казалось, что это я сам мчусь в Москву.

Может быть, это уже было сновидением в виде ощущений? Подобно канатоходцу, я балансировал на тонкой грани между сном и явью, ощущая, как слегка вздрагивают колёсные пары на стрелках, как набирает ход состав, как полка подхватывает меня и уносит вдаль, точно серфинговая доска… Вот мы едем по мосту, и грохот колёс воспринимается не только ушами, но и всем телом, словно я сам превращаюсь в поезд. Мы чуть-чуть замедляем ход… Остановка, чьи-то шаги, шум вокзала. Скрипят колёсики чемодана по линолеуму пола. Слышен голос «До свиданья!» Свистит локомотив. Поезд, вздрогнув, снова набирает скорость, и я ощущаю смутный грохот дизелей, которые увлекают меня в далёкую даль сна…

…Кто-то прошёл по вагону, задев мои ноги, торчащие с края полки. Похоже, я проспал всего лишь несколько часов. Тем не менее, этого хватило, чтобы немного прийти в себя после бессонной ночи и путешествия во времени.

Поезд мчался на полной скорости, раскачиваясь на ходу и вздрагивая, словно гигантская струна. Под потолком горели люминесцентные лампы, наполняя вагон холодным, очень неестественным маслянистым светом. За окном была непроглядная темнота. Я попытался приподняться на локте, и в затёкшую за время сна руку словно вонзилась сотня иголок.

– С пробуждением! – поприветствовала меня Светлана. – Выспался?

– Не очень, но пока сойдёт, – ответил я, нащупывая ногами тапочки.

Рядом со Светланою разместилась женщина лет сорока, очевидно, севшая на поезд в Черняховске. Если бы меня попросили её охарактеризовать, то я, не задумываясь, сравнил бы её с трёхгранным напильником – настолько она выглядела остроугольной и целеустремлённой. На ней был слегка вытертый и явно не новый чёрный спортивный костюм, сшитый из синтетического бархата; одежда делала женщину похожей на пантеру. Её короткие волосы имели тот пронзительный морковно-рыжий цвет, который даёт натуральная хна, применённая без добавления басмы. По сравнению с ним усы соседа с боковушки казались блеклыми.

Рыже-чёрное купе, подумал я. Рыжие волосы и чёрная одежда. Цвета апельсина и анархии.

– Где это мы едем? – поинтересовался я, крутя в воздухе онемевшей рукой. Неприятное ощущение понемногу проходило.

– Литва, – коротко ответила женщина-пантера.

Только сейчас, глядя на черноту за окнами, я понял, что это не ночь и даже не сумерки. Окна были наглухо закрыты снаружи, по всей видимости, теми самыми ставнями, которые так удивили меня на вокзале. Чуть светилась тонкая паутинка щели между ними. На какой-то миг мне показалось, что вагон превратился в закрытый бронепоезд. Вслед за этим пришло осознание того, что эта поездка очень-очень сильно отличается от всех моих предыдущих рейсов на «материк».

Путь с малой родины на большую обычно начинается на Южном вокзале Калининграда, который пока ещё не покрашен в цвета флага. Не раньше, чем за два дня до отправления (это необходимо по юридическим причинам) вы приобретаете в кассах билет, предъявив при этом загранпаспорт. Если вы стоите в очереди на Витебском вокзале Петербурга или Белорусском вокзале Москвы и видите впереди себя человека с российским загранпаспортом, то восемь шансов из десяти, что его путь лежит в Калининград.

В пути по области, где-то между Гвардейском и Гусевом к вам подойдёт сотрудник литовского консульства в форменной кремовой рубашке. В обмен на заполненную анкету он выдаст визовый бланк, который позволяет транзитным способом пересечь Литву и в течение трёх месяцев вернуться обратно. Поскольку этот бланк выглядит очень представительно и снабжён гербовым штампом, после путешествия можно смело говорить, что это благодарственное письмо из литовского консульства. В Чернышевском по составу пройдут пограничники, которые поставят штамп в загранпаспорт. С этого момента вы временно покидаете родину.

Миновав мост над пограничной рекой, вы оказываетесь в литовском Кибартае, где когда-то родился великий живописец Исаак Левитан. Штамп появится уже на визовом бланке. Теперь весь поезд представляет собой некую вещь в себе. За несколько часов он промчится мимо лесопильных заводов Казлу-Руды, проедет по дамбе каунасского водохранилища и остановится только в Вильнюсе. В течение всего этого времени вы уподобляетесь Ленину, путешествующему в пломбированном вагоне по Германии. Вы можете пить чай (непременно с сахаром), читать книги, работать над статьёй «как нам обустроить плацкарт», знакомиться с соседками и даже, открыв окно, дышать воздухом заграницы. Но вы, если конечно, путешествуете не по шенгенской визе, не можете покинуть вагон. На стоянке в Вильнюсе в лучшем случае удастся высунуться из двери. Во время этого путешествия больше всего страдают курящие. Закончится путешествие через Литву в Кяне. По поезду снова пройдут люди в форме, и состав, покинув Литву, окажется в Беларуси. Синеокая страна тысячи озёр встретит вас на станции Гудогай, где белорусские пограничники поставят вам в паспорт штамп контрольного пункта Сморгонь.