Kitabı oxu: «Eruption. Беседы с Эдди Ван Халеном», səhifə 2

– Легко ли было перейти с пианино на гитару?

– Пианино – универсальный инструмент. Когда начинаешь играть на пианино, выучи теорию и научись читать ноты, а потом можно переходить на любой другой инструмент. Не хочу звучать надменно, но всегда считал себя одаренным музыкантом. Отец всю жизнь был профессиональным музыкантом и говорил мне: «Сынок, у тебя талант». Кому-то дано, кому-то нет. Есть разница между теми, кто «чувствует» музыку, и теми, кто не чувствует, и не уверен, что этому можно научиться. В классической музыке эта разница здорово заметна. Я слышал отрывки композиций Дебюсси⁹ в исполнении двух пианистов, но это небо и земля. Оба играли ноты, но у одного каждая нота звучала красиво, а у другого получался просто шум – мне его игра очень резала слух.

– Как думаешь, хотел бы отец, чтобы вместо гитары ты играл на скрипке или пианино?

– Сложно сказать, чего бы он хотел. Он лишь хотел, чтобы мы добились успеха в жизни. Думаю, в глубине души он хотел, чтобы мы стали музыкантами, но именно мама топнула ногой и сказала, что хочет видеть нас настоящими музыкантами. Она не хотела, чтобы мы играли по клубам за гроши, как отец.

Если я в подростковом возрасте переставал заниматься фортепиано или начинал играть на гитаре, мама называла меня «пустышкой, как и твой отец». Когда растешь в такой обстановке, возникают проблемы с самооценкой.

– Помимо The Dave Clark Five какие еще песни или группы тебя заинтересовали, когда ты был подростком?

– Их было немало. Первое соло, которое я научился играть на гитаре, было из песни «Pushin’ Too Hard» группы The Seeds. Они были гаражной группой середины 1960-х в стиле «Роллингов». Когда мы с Алексом впервые услышали эту песню на радио, я подумал: «Какого черта он делает?» Раньше американские группы обычно не исполняли гитарные соло, но оно было очень вкусным, с эффектами сустейна¹⁰ и перегруза. Я не знал, что гитарист использует эффект фузза¹¹, а когда узнал, было неважно, потому что я все равно не мог себе позволить купить такой усилитель. И я вернулся домой, выкрутил громкость на максимум и понял: «Ого, а этот натуральный перегруз звучит даже лучше».

Гитарные риффы The Kinks тоже разрывают колонки в машине. Они звучали настолько мощно, и до сих пор круто звучат. Песня «All Day and All of the Night» мне нравилась даже больше, чем «You Really Got Me», – особенно тот рубящий звук малого барабана, на котором строится ритм. Я слышал, [певец-композитор Kinks] Рэй Дэвис сказал в интервью журналу Guitar World, что я сыграл рифф из песни «You Really Got Me» лучше, чем они. Не хочу утверждать, что это была более современная версия, но наша больше напоминала реактивный самолет. Однако их версия – это классика. Комментарии излишни.

Еще мне понравилась «It’s My Life» группы The Animals (напевает): «Жизнь моя, и я буду делать, что захочу… не дави на меня!» Если это не бунтарство, тогда я не знаю, что это. У The Animals были классные вступления на басу, а потом блюзовый куплет, после чего шли мощные гимну подобные припевы, как в этой песне и в «We Gotta Get Out of This Place». В эмоциональном плане мне их тексты были в кайф.

– А как же «Битлз»?

– Мне нравился их альбом Abbey Road. Это настоящее путешествие, и песня «I Want You (She’s So Heavy)» уносит в другое измерение. Эти монструозные риффы, похоже, продолжаются вечно, а потом просто сбрасывают тебя с утеса. Леннон поет очень страстно.

– На многие концерты ходил, когда был подростком?

– Первым концертом, на который я пошел, была группа Derek and the Dominos с Эриком Клэптоном, в Civic Auditorium в Пасадене [21 ноября 1970 года]. Мой друг выиграл на радио два билета и, зная, как я люблю творчество Клэптона, отдал их нам с Алексом. Когда я туда приехал, аншлага не было, поэтому я доплатил, поменял места на лучшие и оказался в шестом ряду от сцены. Это было здорово, правда, Клэптон мне нравился уже не так, как в годы Cream. Я все еще, так сказать, нес олимпийский огонь, но пламя уже начинало колыхаться (смеется).

Честно признаться, я ожидал от концерта чего-то более мощного. Если бы я увидел Cream, думаю, крышу бы мне сорвало точно, потому что мне нравился тот период Клэптона. Я же увидел нечто похожее на выступление Doobie Brothers – там был парень, который играл на бубне и бонго. Слабовато.

Не хочу критиковать Клэптона. Просто он сменил тактику, и она мне не понравилась. Тем не менее мы с Алексом попытались проникнуть за кулисы – надеялись увидеть, как мимо пройдет Эрик. К сожалению, он к тому времени уже уехал, но зато удалось пообщаться с парнем, который играл на бубне! Клянусь Богом! Мы с Алексом заржали, потому что для бубна у чувака имелся специальный чехольчик. Я не шучу! (смеется).

– Были какие-нибудь концерты, которые оправдывали твои ожидания?

– О, да. Grand Funk Railroad живьем давали жару! Они мне нравились. Я по-прежнему могу сыграть все их песни. Еще мне нравились Black Sabbath. Некоторые подумают, что это странно, но Jethro Tull в то время выглядели весьма неплохо – тур в поддержку альбома Thick as a Brick был потрясающим!

– Какие уроки ты для себя извлек с тех первых лет?

– Отец дал мне лучший совет: «Если ошибся, продолжай играть… либо ошибись снова, и тогда все будут думать, что так и должно быть» (смеется).

2. Беспорядки на Сансет-стрип¹². «Погодите! Я взял вас исполнять хиты топ-40. А это еще что за дерьмо?!»

Van Halen появляются на задворках пригородной Пасадены, чтобы стать королями голливудской клубной сцены.

В четверг, 4 апреля 1974 года, эдди Ван Хален впервые официально вышел на сцену в составе Van Halen в Gazzarri’s – ночном клубе на Сансет-стрип в Западном Голливуде. Щурясь от висевшего над головой сценического освещения, Эд всмотрелся в публику. Как только глаза привыкли к свету, к своему ужасу он обнаружил перед собой пустой танцпол.

Стараясь не думать об отсутствии зрителей, Эд обрушился на зал с яростным шквалом нот, сыгранных на гитаре Gibson Les Paul, а вокалист Дэвид Ли Рот восторженно кричал и вопил, когда группа принялась исполнять песню Deep Purple «Hallelujah», во время первого из четырех 45-минутных сетов, которые они отыграли тем вечером.

К концу вечера лишь четыре человека пришли послушать, как группа исполняет песни Bad Company, The James Gang и ZZ Top – и все четверо были друзьями, попавшими в клуб по приглашению.

К счастью, за выходные количество пришедших на выступление Van Halen увеличилось. После концерта в воскресенье Билл Газзарри пришел за кулисы и заплатил ребятам 75 долларов наличными за один вечер. Денег едва хватило на бензин, парковку, хот-доги с соусом «чили» и выпивку на четыре вечера, но уже на следующей неделе группа вернулась, чтобы отыграть еще четыре концерта с не меньшей энергией и энтузиазмом.

На июнь, август и сентябрь Van Halen стали местной группой клуба Gazzarri, а к 14 января 1977 года, когда ребята отыграли последнее шоу в клубе, они дали в общей сложности 140 концертов.

Сегодня кажется безумием, что группе удалось отыграть в клубе хотя бы один концерт, не говоря уже о ста сорока. Когда Van Halen проходили прослушивание у владельца клуба, он был совсем не впечатлен.

Он жаловался на то, что Эдди слишком громкий, а Газзарри жутко раздражало, что все, за исключением вокалиста, одеты в обычные футболки и джинсы. Газзарри считал, что парни выглядят как хиппи. Критика внешнего вида оказалась особенно неожиданной для самой группы. Газзарри, называвший себя «Крестным отцом рок-н-ролла», одевался как нелепый персонаж из малобюджетного фильма шестидесятых о чикагском мафиози и был совершенно не похож на «крутого парня».

Благодаря острым чертам лица, из-за которых 49-летнему Газзарри спокойно можно было дать все 70, он выглядел как несуразный, оторванный от реальной жизни дедушка четверых молодых парней, которым еще нельзя продавать спиртные напитки. Несмотря на свою чудаковатость, владелец клуба держал руку на пульсе и был экспертом в молодежной культуре, избирательно подходившим к вопросу о том, кто будет выступать на его площадке.

Van Halen были расстроены, когда он сказал им проваливать, но не сдались – они просто не могли этого сделать. Выступать на местных дворовых пьянках и школьных дискотеках – это, безусловно, прекрасно, но Рот знал, что группе во что бы то ни стало нужно ворваться на голливудскую клубную сцену. Никто не узнает про этих ребят, если они продолжат играть в какой-нибудь забегаловке в Помоне – нужно было стремиться на Сансет-стрип.

«Газзарри всегда был в гуще событий, – рассказывал Рот. – А у Билла были танцовщицы: они работали на Газзарри и исполняли эротические танцы. Я решил для себя, что этот клуб станет для нас следующим шагом и пропуском в Голливуд».

Но все было не так легко. Группа умоляла дать им возможность пройти второе прослушивание и снова облажалась. Рот паниковал, не зная, каким же будет следующий шаг группы, как вдруг чудесным образом удача повернулась к ребятам лицом.

Два молодых организатора выступлений, Марк Алгорри и Марио Миранда, отбиравшие группы по просьбе – кто бы мог подумать! – любителя пожевать сигару Газзарри, совершенно случайно увидели, как Van Halen выступают в забитом до отказа помещении колледжа в Пасадене. Они видели, с каким восторгом реагирует собравшаяся публика, и были уверены, что и голливудская молодежь их тоже полюбит. Они уломали несговорчивого Газзарри дать парням из Van Halen третий шанс – но на этот раз отыграть несколько вечеров перед своей публикой.

После того как ранним вечером Газзарри увидел выступление Van Halen в своем клубе, куда пришла небольшая, но восторженная публика, он наконец сдался. Почему он передумал, история умалчивает, но, вероятно, в харизматичных Дэвиде и Эдди он разглядел «кумиров молодежи», заметив, что девушки толпятся прямо возле сцены. По коммерческим соображениям – и, как уже было сказано, из личных пристрастий – владелец клуба стремился заполнить концертную площадку привлекательными девицами. Он прекрасно знал: раз есть девушки, придут и парни и будут щедро сорить денежками, поэтому Газзарри также нанял сексуальных танцовщиц и устроил женские соревнования, пообещав победительницам денежный приз.

В случае с Van Halen инстинкт Газзарри не подвел. Когда от Голливуда до пляжей Санта-Моники поползли слухи, тысячи молодых девиц, включая подтянутых блондинок, студенток Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и фанаток из родного города группы Пасадены, стали ломиться в клуб. Большинство из них пришли, чтобы увидеть либо Дэйва, подтянутого и похотливого вокалиста, легко способного завлечь их на заднее сиденье своей машины, либо Эдди, феноменально талантливого гитариста и слегка стеснительного парня, которого каждой из них хотелось пригласить к себе домой и познакомить с родителями.

«Девушки всегда подходили ко мне с просьбой: „Крестный отец, познакомь меня с Эдди!“, – вспоминал Газзарри, умерший в 1991 году. – Эдди был тихим, но самым популярным в группе. Он стоял на одной стороне сцены, и каждую неделю, что ребята играли в моем клубе, было как минимум пятьдесят девушек, которые приходили, платили за билет и весь вечер стояли со стороны Эдди».

Собрав в течение следующих нескольких лет полный зал на несколько сотен концертов в Голливуде в таких местах, как Gazzarri’s и The Starwood, группа наконец смогла привлечь внимание лейбла Warner Bros. и выбить себе контракт. Но остается вопрос: какого черта это заняло так много времени?

Однозначно ответить на него нельзя. В середине 1970-х рок-н-ролльная сцена на Сансет-стрип напоминала лишь бледную тень того, чем была в годы расцвета. Почти десять лет прошло с момента первого рок-н-ролльного пика на Стрип в 1966 году, когда группы вроде The Byrds, Buffalo Springfield, The Doors и Love моментально добились славы, отыграв многочисленные концерты на легендарной клубной сцене Лос-Анджелеса. В психоделические 1960-е почти каждый вечер сотни – если не тысячи – подростков забивали до отказа тротуары между Доэни-драйв и Ларраби-стрит, где находились клубы Whisky a Go Go, Pandora’s Box, Ciro’s и The Central (ныне Viper Room).

Почти каждый вечер на улицах царил постоянный праздник, но, когда местные жители и лавочники стали жаловаться, городской совет Лос-Анджелеса ввел строгий комендантский час и статью за тунеядство. Молодые фанаты музыки, участники групп и несколько владельцев клубов считали, что комендантский час – нарушение гражданских прав молодежи, и в субботу, 12 ноября 1966 года, был организован митинг. Тем вечером тысячи демонстрантов столкнулись с офицерами полиции – сегодня эта стычка известна как «Беспорядки на Сансет-стрип».

В результате беспорядков власти города разрешили посещать 12 клубов только тем, кому исполнился 21 год; как и следовало ожидать, доходы резко упали, и несколько площадок закрылись. К началу 1970-х бульвар Сансет-стрип напоминал мертвый город, и молодежь почти забросила ночные клубы, предпочитая ходить на более крупные площадки рок-концертов.

Тем временем в ночные клубы Голливуда приглашали выступать только перспективные коллективы или местных артистов вроде Джексона Брауна, The Eagles, Линды Ронстадт и дуэта Букингема и Никса, демонстрировавших более мягкое и нежное звучание, которое устраивало возрастную публику.

Если в 1970-х у вас имелась звукозаписывающая компания в Лос-Анджелесе, вы шли в клубы Голливуда и подбирали себе скромных необщительных певцов-композиторов вроде Дж. Д. Саузера, либо открывали следующего Джеймса Тейлора. Если вы искали следующую именитую и успешную группу вроде Led Zeppelin, Bad Company или Aerosmith, вам бы, вероятно, даже в голову не пришло прочесать свой задний двор.

Когда в середине 1960-х произошли беспорядки на Сансет-стрип, Эдди Ван Халену было всего 11 лет, и он, вероятно, даже не слышал об этом происшествии. Эд и Алекс все еще жили в пригородном домике, занимались на классическом пианино под зорким наблюдением матери. И хотя мальчики прогрессировали, ни один из них не наслаждался музыкой, которую их заставили учить; гораздо больше их привлекал рок-н-ролл, который они слышали по радио. Но строгие занятия на пианино, благодаря которым мальчики научились ритму, гармониям, тому, что левая рука не зависит от правой, и, в более широком смысле, усердию, столь необходимому для любого музыканта, впоследствии сослужат им добрую службу.

Алекс переключился на гитару, а Эд сел за барабанную установку. В конечном счете они решили поменяться, либо же Эд был вынужден выбрать гитару, когда старшему брату стало интереснее колошматить по барабанам.

«Когда я взял в руки гитару, не было никакого откровения свыше, – рассказывал Эдди журналисту Guitar World Стивену Розену. – Что-то мне давалось легко, что-то – тяжело. Но я об этом даже не думал; мне просто хотелось этим заниматься, веселиться и получать удовольствие от процесса. И даже если одну песню я мог выучить за неделю либо за один день выучить пять песен, я никогда об этом не думал».

Дни и недели превратились в года, и Эдди продолжил совершенствоваться. «Я сидел на краю кровати с упаковкой из шести банок пива Schlitz Malt и играл на гитаре, – рассказывал он. – В 7 часов вечера брат уходил на улицу, веселиться и спать с девчонками, а когда он возвращался в 3 часа утра, я все так же сидел и играл».

Первую шестиструнную электрогитару – Teisco Del Rey WG-4L – Эд купил в универмаге The Sears на деньги, которые заработал, разнося газеты. Весьма недорогая японская гитара была хорошим инструментом для новичка, но вскоре Эд обнаружил, что четыре звукоснимателя и непонятный набор переключателей – это явно больше, чем ему нужно.

Однажды в 1968 году Эд зашел в магазин Lafayette Electronics на бульваре Колорадо в деловой части Пасадены и увидел ярко желтую и темно-бордовую по краям 12-струнную электрогитару Univox Custom. Инструмент был похож на крутые гитары, на которых играли его друзья из района, вроде Билла Максвелла, но единственная проблема заключалась в том, что у этой модели 12 струн, а Эд хотел шестиструнную. Тем не менее Эд все равно ее купил и снял все струны, отвечающие за верхние октавы, чтобы превратить в стандартную гитару.

«Это была моя самая-самая первая успешная попытка поменять на гитаре то, что меня не устраивало, – рассказывал Эдвард. – С самого начала все, что я брал с полок музыкальных магазинов, даже самое дорогое, никогда не отвечало моим требованиям. Либо чего-то не хватало, либо было полно бесполезных и идиотских деталей, каких-нибудь звенящих свистулек, которые мне не нужны. Во многом это было связано с тем, что я никогда не брал уроки гитары, поэтому не мог отличить хорошее от плохого. Я и не знал, что существуют какие-то правила. Я знал лишь то, что мне нравилось, и хотел чувствовать и слышать это».

Тем временем Юджиния Ван Хален была не в восторге от того, что мальчики теряют интерес к пианино, перевезти которое в Калифорнию стоило немалых усилий, но их отец-музыкант оказался гораздо более понимающим. Увидев, с каким энтузиазмом мальчишки играют на гитаре и барабанах, он решил подстегнуть их интерес, купив им эти инструменты.

В августе 1969 года Ян отвел мальчишек в магазин «Музыка для каждого» в Сьерра-Мадре, штат Калифорния, и купил Алексу барабанную установку Cooper за 200 долларов, изготовленную в Японии компанией Pearl, а Эду – совершенно новый Gibson Les Paul Standard золотого цвета за 400 долларов, заплатив в рассрочку 143 доллара за оба инструмента, включая комиссию 20 долларов, и доплатил 123 доллара, обменяв флейту Bundy и гитару Эда Univox.

Любой мальчишка был бы в восторге, имей он такую красивую гитару, но у Эдди на протяжении всей жизни получалось так, что инструменты не совсем соответствовали его жестким требованиям. Вскоре Эд, к своему разочарованию, обнаружил, что длинные узкие звукосниматели с одной катушкой P90 (синглы) не дают такого же насыщенного мощного гармоничного звука, как звукосниматели с двумя катушками (хамбакеры¹³), стоявшие на гитарах Les Paul и Gibson SG, как у его кумира, британского блюзового виртуоза Эрика Клэптона.

Клэптон, игравший в любимых Эдом альбомах Cream и The «Blues Breaker» s, был одним из немногих музыкантов, которых Эдди когда-либо возводил в ранг кумиров, и стремление воссоздать звук Клэптона в песнях «Crossroads», «I’m So Glad» и «Sunshine of Your Love» стало для юного Эда чем-то вроде музыкального Святого Грааля.

«Эрик Клэптон времен Cream – единственный гитарист, реально оказавший на меня влияние, – сотни раз говорил Эдвард в интервью. – Именно благодаря ему я взял в руки гитару. Он фактически взял гитару Gibson и подключил напрямую к усилителю Marshall. Его соло всегда были мелодичными и запоминающимися. После того, как Cream распались, я, можно сказать, взял все, чему научился у Эрика, а потом пошел своей дорогой».

Но вместо того, чтобы ныть и причитать по поводу «недостатков» своей гитары, Эд взял в руки долото и переделал свой Les Paul, поставив хамбакер на уровне бриджа¹⁴. Еще он снял крышку звукоснимателя (на нэк) P90, чтобы увеличить его мощность. То, что другие посчитали бы надругательством над инструментом, для Эда было переходом на новый уровень, апгрейдом. Когда он понял, что ему не нравится золотой цвет инструмента, то решил содрать слой краски и перекрасить гитару в черный цвет. Эти изменения дали Эдварду то, чего он хотел, и в дальнейшем он будет делать так чаще.

Мало кто в начале 1970-х осмеливался модифицировать гитару с помощью новых или запасных деталей. Это был крайне радикальный шаг, но было наглядно видно, откуда Эд, осознанно или нет, черпал вдохновение. Южная Калифорния была родиной культуры хот-родов, где дворовые автомеханики, работая со старым хламом, соревновались друг с другом, желая посмотреть, кто соберет самую быструю и крутую тачку.

Пасадена, «родной» город Эдди, была перенасыщена такими механиками-автолюбителями, и буквально всюду были несерийные автомобили. Легендарная автомастерская Дона Блэра Speed Shop, один из первых салонов, продававший подержанные запчасти в Южной Калифорнии, располагался менее чем в трех километрах от места, где вырос Эд, и многие подростки из его района переделывали и улучшали собственные старые тачки, устанавливая, к примеру, другой двигатель, перекрашивая корпус и наклеивая спортивные лампасы. По сравнению с этим замена звукоснимателя или перекраска корпуса гитары, вероятно, были не такой уж большой проблемой.

Следующее значимое событие, позволившее Эдди стать экспериментатором, произошло в 1970 году, когда он устроился грузчиком в музыкальный магазин в Пасадене Berry & Grassmueck Music Co., чтобы побыстрее выплатить долг за гитару Les Paul.

Как-то раз в торговый зал магазина привезли полный стек Marshall, состоящий из 100-ваттной «головы»-усилителя и двух колонок, каждая с четырьмя 30-сантиметровыми динамиками. Раньше этот Marshall был штатным усилителем в здании Rose Palace в Пасадене, где как раз совсем недавно перестали устраивать рок-концерты. Именно на таких усилителях играли Джими Хендрикс, Джимми Пейдж и, конечно же, Эрик Клэптон.

В то время усилители Marshall были в Соединенных Штатах дефицитом, и крайне редко новый можно было найти на рынке по цене около 1500 долларов. Воспользовавшись скидкой сотрудника, Эд заплатил за подержанный усилитель меньше – правда, чтобы выплатить весь долг, ему пришлось работать всю старшую школу.

Gibson Les Paul и стек Marshall были исключительным оборудованием для электрогитары в конце 1960-х и 1970-х. И теперь, обзаведясь внушительным шикарным оборудованием, Эд стал вступать в группы, в том числе в ту, которую они с Алексом назвали The Trojan Rubber Company – позже, для выступлений в Объединенной методистской церкви Святого Иакова, они сменили название на более коммерчески приемлемое Space Brothers – и другую под названием Genesis.

Для большинства его приятелей-музыкантов игра на гитаре была хобби, но для Эда это было делом всей жизни. Способность Эдди снять нота в ноту сложную песню Cream «Crossroads» была не просто достижением, а паспортом иммигранта, достойного дружбы, принятия в коллектив и уважения. Выходя на какой-нибудь дворовой вечеринке исполнять новейшую песню Black Sabbath, Эд больше не был тем «тихим чудаком из Голландии», которому тяжело учиться, он был истинной суперзвездой старшей школы.

Играя в группе, Эдди справлялся с социофобией. Пока он был на сцене и его стек Marshall звучал максимально громко, Эд мог проводить время с друзьями, не думая о том, как неловко он выглядит в их компании. «Я на самом деле стеснительный и нервный парень, – рассказал он журналу Rolling Stone в 1998 году. – Меня раньше легко можно было лишить уверенности и понизить мне самооценку. Вот почему я пил».

Поначалу Эд создавал группы, приглашая в них своих друзей: Деннис Трэвис или Кэвин Форд играли на бас-гитаре, Билл Максвелл – на гитаре, Гэри Бута был вокалистом, а сам Эд с Алексом (у которого теперь была установка Ludwig с двумя бочками) были главными составляющими. Когда весной 1971 года в Genesis пришел басист Марк Стоун, группа превратилась в мощное трио, и Эд даже выполнял роль вокалиста. Чуть позднее, после того как ребята узнали о существовании британской группы Genesis, они сменили название на Mammoth.

Genesis/Mammoth в основном исполняли песни, состоящие из долгих инструментальных импровизаций, включая композиции Cream «Crossroads» и «White Room», Black Sabbath «Iron Man», концертную версию «My Generation» группы «Jump» (с концертного альбома Live at Leeds) и безумное буги «I’m Going Home» Ten Years After. И хотя в плане мастерской игры придраться абсолютно не к чему, вокал Эда был на любителя.

Увидев выступление Genesis, амбициозный вокалист и болтун по имени Дэвид Ли Рот сказал Эду с Алексом, что им нужен нормальный певец, то есть он сам. К тому времени Эд и сам хотел отойти от микрофона, чтобы больше внимания уделить игре на гитаре, поэтому они с Алексом попросили Рота выучить несколько песен и прийти на прослушивание. Несмотря на всю браваду Рота, когда он пришел и спел, братья были не в восторге от его пения и отправили выскочку домой.

Недолго думая, Рот сколотил свою группу и назвал ее Red Ball Jets, в честь популярных кед, в рекламе которых молодежи обещали «бегать быстрее, а прыгать выше». Когда чуть позже братья Ван Халены и Стоун выступили в одном концерте с Red Ball Jets, они, к своему удивлению, увидели экстравагантно одетого персонажа со знакомым лицом, важно расхаживавшего по сцене. Нехватку вокального мастерства Рот с лихвой компенсировал энергией, харизмой и сценическим обаянием. Вскоре обе группы стали бороться за господство на местной сцене, сталкивая виртуозность Mammoth с артистизмом Red Ball Jets.

Дэвид Ли Рот и братья Ван Халены наконец собрались вместе, когда по стечению обстоятельств летом 1973 года вокалист оказался в группе Mammoth. В начале того же года Red Ball Jets распались, и Рот остался без группы. Примерно в то же время братья Ван Халены искали, где бы арендовать порталы, после того как их обычные источники повысили цены.

Зная, что у Рота имелись порталы, которые тот не использовал, братья обратились к нему за помощью. Рот им не отказал, но если первое время за аренду он брал небольшие деньги, то потом потребовал, чтобы взамен они дали ему исполнить на концертах несколько песен. В конечном итоге музыканты Mammoth рискнули принять столь решительно настроенного Рота в группу: и для того, чтобы сэкономить деньги и больше не брать в аренду его порталы, и для того, чтобы, наконец, освободить Эда от столь неудобной для него роли вокалиста.

«Мы с Эдом терпеть не могли Red Ball Jets или их музыку, – рассказывал Алекс в интервью журналу Classic Rock. – Но я понимал, что Эд не может быть нашим вокалистом. В то время Рот был слишком дерзким и наглым парнем; у него были длинные светлые волосы, и вел он себя чересчур самоуверенно. Я решил, что со временем его пение станет лучше, потому что пел он дерьмово. Серьезно. Но брал тем, что не закрывал рот, постоянно говорил и весьма необычно выглядел».

Незадолго до того, как Рот присоединился к Mammoth, группа пригласила клавишника Джима Певси, и стало легче вырабатывать фирменный звук и сочинять песни.

Теперь, когда новым вокалистом стал Рот, тяжелое рок-звучание Mammoth с долгими инструментальными импровизациями превратилось в более короткие поп-песни с фанковыми танцевальными элементами. Это изменение в основном было вызвано сильным желанием группы попасть с концертами в клубы, где попса пользовалась особой популярностью. Несмотря на то, что Mammoth привлекали все больше народу на дворовых вечеринках, где ребята выступали, они также привлекали внимание местных полицейских, и концерты часто срывали после того, как группа успевала отыграть всего несколько минут. Если парни хотели оказаться в клубах, то попса – хотя бы временно – могла предоставить им такой шанс.

Начав организовывать выступления за пределами Пасадены и в ее окрестностях, Mammoth привлекли к себе внимание еще одной группы под названием Mammoth из долины Сан-Фернандо. Эта группа старше, и, в отличие от подростков из Пасадены, с именем, попросила своего юриста отправить им просьбу с требованием прекратить карьеру под этим названием. Вынужденные придумать новое имя, братья Ван Халены предложили Rat Salad («Крысиный салат»), вдохновившись инструментальной композицией с альбома Black Sabbath Paranoid. Вот тогда-то Рот выдвинул замечательное предложение: назваться просто Van Halen, что, безусловно, им подходило, звучало круто и считалось уникальным. После чего Рот и братья стали еще ближе.

К тому времени как Van Halen организовали свой первый концерт в клубе Gazzarri’s, Певси уже покинул группу. И хотя они по-прежнему могли исполнять десятки песен в качестве трио с вокалистом, ребята все же искали возможность расширить свой репертуар, чтобы легче было исполнять чужой материал по 4–5 раз в неделю. Рот считал, что с вокальными гармониями в исполнении трех человек группа будет звучать насыщеннее и даже сможет заменить духовую секцию в песнях в стиле фанк и ритм-н-блюз, которые парни хотели играть. Проблема заключалась в том, что Марк Стоун не умел петь и наотрез отказывался даже пробовать. Другая проблема состояла в том, что Стоун никак не мог запомнить многие из 300 песен их богатого репертуара. Вывод был простой: нужно найти нового басиста.

Когда музыканты Van Halen приняли это решение, у них уже был на примете парень – Майк Энтони, басист и фронтмен Snake, группы из соседней Аркадии. Энтони обладал впечатляющим вокальным диапазоном и, в отличие от Рота с Эдом, легко брал высокие ноты. Несмотря на то, что Майк уже пересекался с братьями, впервые он привлек их внимание, когда Snake выступали на разогреве и хедлайнерами были Van Halen. Концерт состоялся 3 мая 1974 года в актовом зале старшей школы в Пасадене.

После выступления у братьев Ван Халенов завязался разговор с Энтони, и Майк предложил как-нибудь всем собраться и поиграть. Несколько недель спустя Эд вышел на басиста через общего друга, попросил взять с собой бас и усилитель и прийти на репетиционную базу Van Halen. После репетиции с Алексом и Эдом братья предложили Энтони стать их новым басистом.

«Он реально был энергичным музыкантом и обладал прекрасным голосом, а его коллеги по группе меня мало волновали», – вспоминал Алекс.

Выступление в клубе Gazzarri’s было не самым шикарным, но в конечном итоге многое у Van Halen стало получаться. В апреле 1976 года влиятельный голливудский эстет Родни Бингенхеймер зашел в этот клуб с другом, чтобы выпить и посмеяться над нелепыми кавер-группами, которые обычно выступали в этом заведении. Но вместо этого они, к своему удивлению, обнаружили весьма талантливую группу и клуб, забитый привлекательными девицами, включая даже тех, кто постоянно захаживал на «английскую дискотеку» самого Бингенхеймера, распложенную километрах в трех к востоку от клуба Gazzarri’s на бульваре Сансет, пока в декабре 1975 года ее не закрыли.

«Van Halen исполняли песни из репертуара топ-40, – рассказал Бингенхеймер Роберту Хилберну из газеты Los Angeles Times в начале января 1977-го. – Я был впечатлен и спросил у ребят, есть ли у них свои песни. Они предложили мне прийти к ним на выступление в Pasadena Civic. Приехав туда, я увидел, что на них пришло около 2000 человек. Ребята организовали концерт своими силами. Потрясающе».

Бингенхеймер помогал Van Halen с концертами в более престижных клубах, включая выступления на разогреве у таких международных коллективов как UFO в Golden West Ballroom в Норуолке и в клубе The Starwood на бульваре Санта-Моника, где играли национальные коллективы и местные группы, исполняющие собственный музыкальный материал. «Я даже привел Джина Симмонса из KISS [в клуб The Starwood], и они ему настолько понравились, что он оплатил парням билеты на самолет в Нью-Йорк, чтобы они записали демо», – сказал Бингенхеймер. Также он был первым ди-джеем, который поставил Van Halen на радио, включив «Runnin’ with the Devil» с демозаписи группы, и в декабре 1976 года взял интервью у громогласного Рота в своей новой программе на местной радиостанции KROQ в Пасадене.