Kitabı oxu: «Дюна: Герцог Каладана», səhifə 2

Икац поклонился, но без улыбки.

– Кодекс гласит, что аристократ обязан служить, прежде всего, Ландсрааду и Империи.

С этими словами он отошел в сторону, и Шаддам почувствовал, что эта встреча его разочаровала. Любой другой аристократ был бы вне себя от радости, получив новую планету. Вероятно, надо будет поискать более покладистого человека.

Аристократы один за другим подходили к Шаддаму, и он долго терпел этот неиссякаемый поток – дневной свет сменился пестрой радугой заката. Скоростной лифт доставил еще одну группу глав благородных Домов, потом еще одну…

Вернувшийся граф Фенринг смешался с толпой, войдя в нее, словно нож в масло. Встретившись взглядом с Шаддамом, граф сделал едва заметный тайный знак рукой – этим языком они начали пользоваться давно, еще в детстве. Знак говорил о том, что Фенринг хочет сказать Императору нечто очень важное.

– Простите, – извинился Шаддам перед подошедшим аристократом. – Я сейчас вернусь. Неотложные государственные дела требуют моего внимания.

Он скользнул к графу, и они нашли место, где можно было поговорить без помех.

– Изучив список прибывших, я с изумлением обнаружил нескольких недостающих гостей, – негромко произнес Фенринг. – Президент КАНИКТ Франкос Ару публично принял ваше приглашение, но, насколько я знаю, он до сих пор находится в Серебряной Игле на Кайтэйне. – Он изогнул белесую бровь. – Его мать, ур-директор Малина Ару, вообще не откликнулась на приглашение. В связи с событием такого масштаба мы ожидали, что она, вопреки обыкновению, появится публично – в интересах, по крайней мере, КАНИКТ, даже если нет иных поводов.

Компания КАНИКТ являлась гигантской монополией, сосредоточившей в своих руках всю торговлю Империи. Компания заключала свои сделки, как правило, тайно, незаметно, и большинство людей в Империи просто не представляли себе степень влияния и могущества КАНИКТ.

Шаддам беспечно отмахнулся от тревоги Фенринга.

– Исторические спектакли, как этот, не интересуют КАНИКТ. Здесь все хотят, чтобы их увидели и отметили, а ты ведь знаешь, что КАНИКТ всегда предпочитает оставаться в тени.

Фенринг нехотя согласился и почесал подбородок длинным пальцем.

– После повторного открытия Оторио я копнул глубже и обнаружил ниточки, привязанные к другим ниточкам, которыми приводится в движение вся эта запутанная и насквозь фальшивая паутина. У меня есть подозрение, х-мм-а, что эта планета, на которой мы сейчас находимся, была недаром вычеркнута из всех реестров; ее намеренно хотели спрятать от вас и от многих Императоров, которые были до вас. Вероятно, это сделали люди, так или иначе связанные с КАНИКТ.

Кровь бросилась Шаддаму в лицо.

– С КАНИКТ связано в Империи абсолютно все. Теперь Оторио принадлежит мне, и, если кто-то хочет что-либо возразить, милости прошу. Я сам поговорю с ур-директором, если, конечно, у нее хватит смелости предстать передо мной.

Император заметил, что самые нетерпеливые из аристократов пытаются подслушать разговор.

Шаддам сделал Фенрингу знак замолчать и некоторое время наблюдал, как Императрица доблестно пытается отвлечь гостей.

– Позволь мне пока наслаждаться моментом, Хасимир. Сложностями и политическими неприятностями мы займемся позже. – Он повернулся к толпе, раскинул руки и тихо произнес: – Мне надо поприветствовать этих льстецов и дать им то, чего они хотят.

Фенринг еще сильнее понизил голос:

– Не считайте их всех льстецами, сир. На некоторых стоит обратить внимание… как на врагов или потенциальных союзников.

Покрытая тончайшей гравировкой дверь лифта снова открылась. Первый вышедший из кабины человек был одет в черно-зеленую накидку с ястребом на груди. Взгляд его серых глаз встретился с взглядом Императора. Аристократ кивнул в знак приветствия. Шаддам хорошо знал этого человека.

То был герцог Лето Атрейдес.

* * *

Способность выживать – это способность противостоять неожиданным опасностям и преодолевать их.

Аксиома Бинэ Гессерит

Барон Владимир Харконнен никогда не считал себя толстяком, хотя другие за глаза называли его именно так – им бы не поздоровилось, узнай он об этом. Он был действительно огромен, и вся его фигура дышала исполинской силой.

Манеры и репутация барона внушали людям безотчетный страх. Когда он шел по залу или коридору, опираясь на свои гравипоплавки, все старались уступить ему дорогу, даже высокопоставленные сановники других благородных Домов. Кто знает, может быть, в один прекрасный день, если сложатся благоприятные обстоятельства, род Харконненов займет престол Золотого Льва. Когда-нибудь.

Конечно, из числа кандидатов надо вычеркнуть его грубого и неотесанного племянника Глоссу Раббана. Нет-нет, это просто немыслимо. Однако младший брат Раббана, Фейд-Раута… Он такой милый мальчик. Ему, пожалуй, императорская мантия будет вполне к лицу.

Барон размышлял об этом, готовясь к отлету с Арракиса на празднество, устроенное Шаддамом на какой-то захолустной планете. Будет неплохо лишний раз показаться Императору.

Надев гравипояс, барон с неуклюжей грацией шагнул в пыльный туннель, проложенный под Карфагом, и направился по этому тайному ходу в космопорт. О его отъезде не было объявлено публично, и барон надеялся, что его никто не остановит. До получения этого претенциозного приглашения барон не имел ни малейшего понятия о планете Оторио.

Одетые в хаки гвардейцы трусцой бежали впереди, рядом и сзади держались личные слуги. Члены свиты тащили чемоданы с одеждой барона. Покинув замок Харконнен в укрепленном центре столицы, барон сядет в челнок, который доставит его на ожидавший на орбите лайнер Гильдии.

Барон был одет в длинную черную шинель с синим грифоном на лацкане – гербом Дома Харконненов. Под шинелью работала встроенная вентиляция, обдувавшая тело приятными прохладными струями воздуха. Харконнен отер с мясистого лица пот, смешанный с песчаной пылью, с нетерпением ожидая того момента, когда окажется в комфортной каюте.

Аборигены называли эту пустынную планету Дюной. То было слишком неубедительное название, однако сами они произносили это слово так, будто в нем крылся какой-то духовный или мистический смысл. Сам барон предпочитал официальное имперское название – Арракис. Оно звучало более четко и уместно, обозначая предмет, который надо было познать умом и контролировать. Арракис был негостеприимным местом, грязным и пыльным, в отличие от сладостного ароматного мира родной планеты Харконненов – Гайеди Прим. Однако, будучи единственным источником жизненно необходимого меланжа, Арракис являлся чрезвычайно доходным файфом, и барон терпел неудобства, лишь постоянно напоминая себе, сколько соляриев приносит планета в казну Харконненов.

Угодливый слуга распылял перед Харконненом влажное облако аэрозоля, чтобы хозяину было легче идти по освещенному туннелю. Барон всей грудью вдохнул влажный воздух, сделал слуге знак добавить влаги. Освежившись, он последовал дальше, а слуга продолжил то и дело менять баллончики с аэрозолем, чтобы помочь барону свободно дышать. Казалось, этот тайный подземный ход бесконечен, но, по крайней мере, он давал возможность сохранить отъезд в секрете.

Наконец туннель начал полого подниматься вверх, чтобы закончиться двойными дверями. У Космической Гильдии были очень жесткие правила, и барону не хотелось, чтобы лайнер улетел без него.

Прежде чем выйти на открытый воздух, барон сделал глоток живительной воды из трубки, прикрепленной к шинели. Свита подхватила Харконнена под руки и бегом понесла его к кораблю, чтобы скорее миновать узкую полосу раскаленной беспощадным солнцем бетонной площадки. Доставив барона в роскошную каюту, слуги сняли с него верхнюю одежду, и он наконец смог расслабиться, наслаждаясь прохладой.

В дверях показался Раббан, заполнив своим гигантским телом весь проход.

– Мы готовы к взлету, милорд барон. Сегодня я поведу корабль. – Племянник очень гордился этим своим умением.

– Поторопись, Падишах-Император ждет.

Великан быстро отвернулся, чтобы скрыть, как вспыхнуло его лицо, и направился в пилотскую кабину.

Подойдя к рубке, Раббан взмахнул рукой перед сканером, чтобы открыть дверь кабины. На панели засветился оранжевый сигнал, запрещающий вход, и дверь осталась закрытой.

К своему ужасу, Раббан вдруг почувствовал, что палуба под его ногами завибрировала – заработали двигатели. Судно было готово взлететь! Он забарабанил по двери своими огромными кулаками и всем телом налег на нее. Металл заскрежетал, но дверь не поддалась.

Услышав грохот, двое охранников прибежали на помощь. В этот момент судно уже оторвалось от земли и взмыло в воздух, оставив Карфаг внизу. Рослые солдаты, вооружившись тесаками и защитными поясами, вместе налегли на дверь и в конце концов смогли сдвинуть с места воздвигнутую внутри баррикаду. Дверь с грохотом распахнулась.

Раббан едва не задохнулся от неожиданности, увидев открывшееся его взору зрелище. Несколько пустынных жителей в своих пыльных коричневых одеждах находились в рубке. Численное превосходство было на их стороне. Над панелью управления колдовала сухощавая женщина, исполнявшая роль пилота. Она метнула взгляд на Раббана и что-то крикнула товарищам на своем варварском языке. Как же не похожи были эти люди на покорных жителей Карфага. В их синих глазах горел яростный огонь; они были тверды и непоколебимы – такими сделала их жизнь в жестокой пустыне. Кто они? Местные добытчики специи? Может быть, это таинственные фримены?

Смуглый человек, сжимая в руке кривой нож, бросился на Раббана. Он ударил, но промахнулся – Раббан успел уклониться от удара и стремительным движением активировать защитное поле. На Раббана бросились другие пустынные бойцы с ножами в одной руке и старинными примитивными пистолетами-маула в другой. Охрана тоже обнажила оружие, приготовившись к бою.

Один из нападавших выстрелил, но пуля отскочила от защитного поля. Пали четыре бойца, защищавших подход к панели управления, но были убиты и оба охранника Раббана – каждый получил рану отравленным дротиком в шею. Дротики летели медленно, и защитное поле не могло задерживать их. Пол рубки был усеян трупами. Раббан с великим трудом избежал участи охранников, успев присесть, когда отлетевший от консоли дротик едва не поразил его.

Прежде чем нападавшие успели перезарядить оружие, Раббан выскочил из рубки и захлопнул за собой дверь. Корабль, вибрируя всем корпусом, с грохотом набирал высоту.

Раббан позвал охрану, но никто не пришел. Он посмотрел в иллюминатор и увидел, что судно, развернувшись и постепенно ускоряясь, устремилось в пустыню, а не к лайнеру на орбите.

Раббан слышал, как в пассажирском отсеке бушует его дядя, требуя ответа. Но племяннику было сейчас не до него.

Корабль внезапно сделал крутой вираж и устремился в противоположном направлении, теперь прямо к городу. У Раббана перехватило дыхание, когда он понял, что задумали эти пустынные дикари. Они хотели направить судно на Карфаг, может быть, даже, на резиденцию Харконненов, а наземные службы не осмелятся открыть огонь, так как понимают, что на борту находится барон.

Засветился настенный экран, на котором появилось изображение барона. По лбу текла кровь, заливая темные глаза. Барон держался за руку, неестественно повисшую, – очевидно, она была сломана.

– Что происходит? Мне нужна медицинская помощь!

По коридору на помощь Раббану бежали пятеро охранников. Увидев поврежденную дверь, они ускорились. Все вместе они снова навалились на нее и наконец распахнули. Теперь, получив подкрепление, Раббан ворвался в рубку первым. Надо было овладеть панелью управления и выправить курс. Они обнажили клинки. Раббан зарубил одного из повстанцев, потом второго – их тела тяжело повались на пол.

В живых остались трое противников, продолжавших работать с консолью. Одновременно они стреляли из своих никуда не годных пистолетов, почти не целясь. Несмотря на защитное поле, от которого отскакивали пули, им удалось повредить панель управления. Охранники пошли в атаку, в то время как женщина-пилот продолжала направлять судно на высокие здания города. Когда у мятежников закончились боеприпасы, они стали драться ножами.

Раббан, проворно переступая через тела и уклоняясь от ударов, старался держаться за охранниками. В нескольких сантиметрах от его головы просвистел брошенный кинжал. Погибли еще двое телохранителей.

Казалось, запас ножей у мятежников был неисчерпаем, они то и дело извлекали их из складок своих балахонов, но у Раббана и его уцелевших охранников оставалось преимущество в силе и защитные поля, и очень скоро все мятежники были убиты. Тела их устилали рубку среди искореженных консолей.

Женщина-пилот лежала на панели управления, из ее рта густой струей текла кровь. Она была еще жива, глаза ее горели фанатичным огнем – она продолжала вести судно в смертельное пике.

Раббан выстрелил, из раны брызнула кровь, заливая иллюминатор. Рев двигателей стал тише, шаттл замедлился, но продолжал опускаться на город.

Раббан, скользя по крови, покрывавшей пол рубки, пробрался к панели управления. Он взялся за рычаги, намереваясь выправить курс. Одно из устройств вспыхнуло вольтовой дугой и зашипело. Пули повредили многие органы управления. Несмотря на все усилия Раббана, корабль отказывался ему повиноваться. Высокие здания Карфага продолжали приближаться.

Время… хватит ли нам времени? Он осыпал консоль управления грубыми ругательствами, пытаясь стереть рукавом кровь женщины с панели. В конце концов ему удалось активировать вспомогательные системы, чтобы с их помощью заставить судно набрать высоту. Раббан изменил курс и направился прочь от центра города. Из смертоносного пике корабль вышел всего в нескольких метрах от земли; с натужным ревом он понесся к космопорту.

Судно плохо повиновалось, но Раббан все же вел его к посадочной площадке – надо было во что бы то ни стало спасти барона.

Порыв ветра ударил в борт, и Раббан с великим трудом посадил шаттл на твердое покрытие взлетно-посадочной площадки. Корабль проехался по бетону, поднимая облака пыли и песка, резко качнулся из стороны в сторону и застыл. Теперь Раббан слышал лишь оглушительный шум в ушах и ощущал бешеное биение собственного сердца.

В рубку ввалился барон с перекошенным от ярости лицом. Кровь продолжала течь из раны на лбу, заливая глаза, и барон страдальчески морщился от боли в распухшем запястье.

Следом за бароном в рубку ворвались телохранители с оружием наизготовку. Правда, вся эта воинственность была уже лишней – мятежники были мертвы.

– Все в порядке, дядя, я справился, – сказал Раббан.

Барон с ненавистью покосился на гору трупов. Один из мятежников дернулся, и барон, почти невесомый благодаря гравипоплавкам, склонился над человеком и перерезал ему горло кинжалом, зажатым в здоровой руке.

Раббан закончил посадку и выключил продолжавший мигать сигнал тревоги, а потом, сияя, обернулся к барону.

– Я здорово сработал, дядя, разве нет?

Харконнен, однако, отнюдь не собирался расточать комплименты.

– Я ранен, многие мои телохранители убиты, а мой шаттл разбит. Как мне теперь успеть на лайнер?

Раздосадованный отсутствием похвалы, Раббан изо всех сил пнул мертвую женщину-пилота в живот. Труп откатился к переборке, и Раббану стало немного легче.

Капитан гвардии засунул пистолет в кобуру, а кинжал – в ножны. Его била дрожь, на лбу выступил пот – из животного страха перед бароном. Внезапно тот молниеносным движением выкинул вперед руку и вонзил кинжал в горло капитана. Военный повалился на пол, словно тряпичная кукла, а остальные оцепенели, боясь поднять глаза на барона.

– Тебе крупно повезло, что я решил казнить кого-то другого, племянник!

Барон фыркнул, и этот звук сказал Раббану, что он прощен – во всяком случае, отчасти.

Барон тронул рукой запекшуюся на лбу кровь и крикнул остальным гвардейцам:

– Вон! Все вон! Вызывайте транспорт, мне надо вернуться в резиденцию!

Гвардейцы опрометью бросились выполнять приказ.

Барон закатил глаза, но гравипоплавки не дали ему упасть.

– Теперь я не смогу попасть на празднество Шаддама на Оторио.

Раббан сохранял бдительность.

– Может быть, я пошлю официальное сообщение Императору?

– Нет, ты не пошлешь. Я найду человека, которые сделает это лучше. Нам не стоит извещать его о том, что нас едва не убила горстка пустынных крыс. – Раббан видел, что дядя продолжает срывать на нем свою злость. – Ты должен был удостовериться в полной безопасности до моего появления на корабле. Ты этого не сделал, и это твоя вина, Раббан.

– Но я спас вас, я спас нас обоих!

Барон Харконнен устало вздохнул.

– Ты действительно умеешь убивать и драться, у тебя талант применять грубую силу, но это уместно только в тех ситуациях, когда тебя загоняют в угол. Ты должен научиться продумывать свои действия на несколько ходов вперед и быть последовательным. Учись играть в стратегические игры, а не просто проламывать головы дубиной! – Вымазанное кровью лицо барона стало холодно-расчетливым. – Умеешь ли ты играть в пирамидальные шахматы?

Раббан покачал головой.

– Это очень сложная игра, а жизнь превосходит ее сложностью. Играя, ты научишься предвосхищать события, учитывать их последствия и избегать ловушек.

– Я научусь, дядя, клянусь вам! – Раббан начал понимать, насколько важно то, что говорил сейчас барон.

Повинуясь внезапной перемене настроения, барон добродушно положил здоровую руку на плечо племянника.

– Не знаю, можно ли научить всем этим премудростям такого, как ты.

Раббан попытался сохранить серьезность и смириться с оскорблением.

– Я поумнею, обещаю вам.

Барон, как будто обращаясь к каменной стене, прорычал:

– Так, а теперь спустись с небес на пустынный щебень. Это у тебя получится. – Он помолчал и добавил: – И вызови мне врача!

* * *

Говорят, что удовлетворенность своим положением приводит к отсутствию притязаний. С другой стороны, я не раз видел, как притязания становятся раковой опухолью, разъедающей человека изнутри. Истинный лидер должен уметь находить точку равновесия.

Герцог Лето Атрейдес. Из писем сыну Полу

Оказавшись в переполненной приемной зале Императорского Монолита, Лето ощутил себя бойцовым зверем, выпущенным на арену, но такие битвы были не в его вкусе.

Его мать Елена научила его искусству придворного успеха, ибо ее притязания были весьма высоки. Лето остановился, чтобы полюбоваться пестрым водоворотом гостей и вдохнуть запахи изысканных кушаний. Отец герцога обожал такие мероприятия и часто устраивал на Каладане роскошные пиры, зрелищные бои быков, в одном из которых он в конце концов и погиб. Эта трагедия сделала Лето герцогом, когда он был чуть старше, чем сейчас Пол…

Он встретился взглядом с Шаддамом и выступил вперед из толпы высыпавших из лифта аристократов. Каждый из них хотел первым представиться Императору, но что-то в этом герцоге заставило уступить первенство именно ему.

Лето отвесил Шаддаму церемониальный поклон, и Император поприветствовал его в ответ.

– Герцог Лето Атрейдес, cher cousin. Для меня очень важно, что вы здесь. Подчас бывает трудно вытащить вас с Каладана.¹

– Я отдаю все силы моей планете и народу, сир… и только во имя Империи. Я горжусь тем, что принадлежу к Дому Атрейдесов. – Он решился на похвалу: – Ваш новый музейный комплекс – это самое впечатляющее зрелище из всех, что мне приходилось когда-либо видеть. За один визит осмотреть и понять все это немыслимо.

– Это значит, что вам следует еще и еще раз побывать на Оторио, – ответил Шаддам. – Тогда вы сможете в полной мере оценить величие наследия Коррино.

Лето почувствовал, что его все же вовлекли в придворную игру, но постарался сделать так, чтобы не выглядеть заурядным льстецом.

– Благодарю вас за все, что вы для меня сделали, сир. Дом Атрейдесов стал намного сильнее благодаря вашему великодушию.

Шаддам изобразил притворную скромность.

– Прошло так много лет после того прискорбного нападения на корабль тлейлаксу на борту лайнера Гильдии и конфискационного суда.

– Суда, который я выиграл.

– Вы были полностью оправданы, это так. Честно говоря, я и в тот момент не верил в справедливость обвинений. Подобные изменнические действия не в духе Дома Атрейдесов, и я очень доволен, что с тех пор вы правили планетой с достойной уравновешенностью и без потрясений.

Подошел граф Фенринг и холодно кивнул герцогу. У него были свои счеты с Лето.

– Ваши дела идут хорошо после того несчастья, хм-м? Ну если не считать некоторых неурядиц между Икацем и Грумманом в войне ассасинов. Хм-м-ах. Такие неприятности могут плохо отразиться на вашем положении в Ландсрааде. – Он вел себя как учитель, журящий нерадивого ученика. – Вы обладаете большим потенциалом, герцог Атрейдес. Я, эх-х-хм-м, давно слежу за вами.

Другие аристократы с нетерпением ждали своей очереди, но Лето посчитал необходимым заявить о подозрительном человеке с передатчиком, которого он видел на улице. Он обратился к Императору:

– Сир, мне пришлось стать свидетелем некоего происшествия. Возможно, это важно, хотя я могу и ошибиться.

Шаддам уже обратил взор на толпу нетерпеливых визитеров, и Фенринг ненавязчиво, но твердо отвел Лето в сторону.

– Если вы хотите попросить Императора о каких-либо привилегиях, то сейчас не время. Я могу посоветовать…

Лето покачал головой.

– Я не собираюсь ни о чем просить, я хочу сообщить о вещи, которая не на шутку меня встревожила. Мы с вами оба, граф Фенринг, сталкивались с изменой и наемными убийцами. Бдительность никогда не бывает лишней.

Он вкратце рассказал графу о том, что увидел.

Фенринг щелкнул пальцами сардаукару, стоявшему поблизости неподвижно, как статуя.

– Полковник-баши, послушайте, что вам скажет герцог Атрейдес. Это может потребовать расследования.

Взгляд сардаукара был таким напряженным, словно он пытался слой за слоем содрать с Лето кожу, пока выслушивал его историю. Когда герцог закончил свой рассказ, баши, помолчав, произнес:

– Как я понимаю, у вас нет никаких причин лгать или сеять панику, герцог Лето Атрейдес. Я расследую этот инцидент.

Коротко кивнув, полковник зашагал прочь.

Положившись на добросовестность сардаукара, Лето успокоился и принялся наблюдать толпу. Приемная зала была уставлена голографическими стендами с экспонатами, относительно которых голосовые гиды давали самые подробные исторические сведения: накидка Императора Хассика II; плеть Ильнода, которой он свободно пользовался все время своего двухнедельного царствования; украшенная каменьями тиара первой жены Шаддама, леди Анирул. Лето был хорошо знаком с ней, ибо именно Анирул вызвала Джессику на Кайтэйн на последнем месяце ее беременности Полом.

Джессика обладала столь многими драгоценными навыками сестры Бинэ Гессерит, что все они просто не могли уместиться в голове Лето. Герцог знал только одно: он любил Джессику и верил в ее взаимную любовь. Они были вместе уже почти двадцать лет, и она принимала свою роль официальной наложницы, а не законной супруги. Таков выбор Империи – не Лето.

– Она была сестрой Бинэ Гессерит и хорошо послужила Ордену, – произнес женский голос рядом с Лето. – Я имею в виду леди Анирул.

Лето повернул голову, увидел старуху в неприметной черной одежде и нахмурился.

– Я вижу, Император нигде не расстается со своими Вещающими Истину.

– На таких мероприятиях, как это, сама атмосфера сгущается от лжи так, что может задушить любого. – С этими словами Преподобная Мать Мохайем окинула Лето странным взглядом, и герцогу показалось, что она смотрит на него сквозь стену из сокровенного знания о всей его жизни.

Лето, мягко говоря, недолюбливал эту старую ведьму. Он хорошо помнил, как она представила ему юную Джессику и настояла на том, что он должен принять ее в качестве наложницы. За это он терпеть не мог Мохайем, хотя, надо сказать правду, Джессика сумела растопить его сердце. Тем не менее он все равно не доверял Бинэ Гессерит и их тайным планам.

– Как себя чувствует Джессика? – продолжила Мохайем. Старая карга из Бинэ Гессерит действительно могла читать мысли по малейшим нюансам выражения глаз и лица. Впрочем, Джессика тоже в совершенстве владела этим навыком.

– Она прекрасно чувствует себя на Каладане.

– Естественно, она не пожелала лететь на Оторио. Наложница знает свое место, а сестра Ордена тем более понимает такие простые истины. Мы сделали правильный выбор, направив ее к вам. – Мохайем шумно потянула воздух носом и сменила тему: – Как дела у вашего сына? – Голос ее сочился ядом, что заставило Лето насторожиться.

– Мой сын… – заговорил Лето, но тут же уточнил: – Мой наследник преуспевает во всех сферах. Очень скоро я начну учить его важнейшим имперским обязанностям.

– Таким, как эта?

– Да, таким, как эта. Император пригласил меня посещать Оторио, и, возможно, в следующий раз я привезу с собой Пола, чтобы и он познакомился с музейным комплексом.

Она пробуравила Лето проницательным взглядом.

– Скоро он вступит в брачный возраст. Орден сестер может оказать свою помощь.

Лето насторожился, но ответил уклончиво:

– Мне нет нужды вовлекать сестер в мои семейные дела.

Улыбка Мохайем казалась не более теплой, чем ледяная полярная шапка.

– Но в благородных Домах все семейные дела важны для Империи.

Лето окинул Мохайем тяжелым взглядом; шум вокруг усилился.

– Мой отец учил меня, что первой обязанностью герцога является безопасность его народа. Я, прежде всего, герцог Каладана.

Увидев в толпе знакомое лицо эрцгерцога Икаца, Лето воспользовался этим как предлогом, чтобы покинуть общество ледяной Преподобной Матери Мохайем. Он извинился и направился к эрцгерцогу, подавляя раздражение, которое вызывала у него эта старуха своим неуемным любопытством.

Арманд Икац в обществе четырех других аристократов, с которыми он увлеченно о чем-то беседовал, стоял возле стенда с золотым императорским кинжалом, принадлежавшим Файкану Батлеру, участнику Битвы при Коррине. Происхождение этого кинжала оставалось неясным, но Шаддам тем не менее сделал его главным предметом экспозиции.

Лето остановился и прислушался к приглушенным голосам этих людей.

– …Содружество благородных.

Похожий на птицу человек с густыми пышными усами насмешливо произнес:

– О развале Империи болтают уже не первое столетие, но Империя стоит себе как ни в чем не бывало.

– Что ты говоришь, Атикк? Тебе не кажется, что твои владения будут процветать лучше, если ты будешь править независимо? Или тебе нравится платить десятину и прочие налоги на такие смехотворные «нужды», как этот грандиозный музей? – Гости сдвинулись еще теснее.

Заговорил Арманд Икац:

– Этот музей показывает, чего Коррино добились за десять тысяч лет. – Он окинул взглядом экспозицию. – Надо сказать, немногого.

Первый из говоривших, лорд Атикк, пробормотал:

– Никто не сможет разрушить Империю. Она навсегда останется, чтобы служить темой скучных сплетен.

Один из собеседников увидел Лето и дал знак остальным. Все немедленно прекратили разговор. Лицо Икаца засветилось радостной улыбкой.

– Лето Атрейдес! Старый дружище!

Эрцгерцог представил Лето своим собеседникам, которые почувствовали себя неловко. Лето, переваривая услышанное, хранил на лице совершенно бесстрастное выражение. Слухи о Содружестве благородных казались маловероятными, особенно здесь, в эпицентре торжества мощи десятитысячелетней Империи.

Лето без улыбки произнес:

– Я прибыл сюда, чтобы насладиться славой Падишах-Императора.

Атикк фыркнул, окинув Лето презрительно-оценивающим взглядом.

– Вот как? А не для того ли, чтобы расширить рынок сбыта каладанских наркотиков?

Другой аристократ судорожно выдохнул от удивления. Лето нахмурился.

– Каладанских наркотиков?

Атикк вспыхнул и отвернулся.

Не дав герцогу договорить, Арманд обнял его единственной рукой. Было видно, что он искренне рад встрече.

– Ты заставляешь вспомнить о страшных событиях, но мы с тобой оба испытали боль, которую трудно понять другим. Надеюсь, у тебя все хорошо.

Лето внутренне содрогнулся, вспомнив Илезу Икац в свадебном платье, разорванную на куски, мертвую, на полу во время церемонии бракосочетания. Он сердечно обнял старого друга, не обращая внимания на остальных.

– У меня все хорошо. – Лето изо всех сил старался не упомянуть случайно Джессику, но добавил: – Моему сыну Полу уже четырнадцать, и я могу им только гордиться. Из него выйдет превосходный правитель.

– Четырнадцать? – спросил один из аристократов, граф Диново. – Если вашему сыну четырнадцать, то вам уже стоит присматривать для него подходящую партию. Пора. Моей дочери ровно столько же… – Он улыбнулся Лето, не закончив фразы.

Лето был и так раздражен замечаниями Мохайем на этот счет, а потому ответил коротко:

– Для отца это всегда рано. – Он окинул взглядом собравшихся здесь благороднейших людей Империи – не только из кружка Икаца, но и остальных. Неужели весь Ландсраад с таким же вожделением смотрит на его сына – как на кусок свежего мяса?

Лорд Атикк насмешливо фыркнул:

– Надо просто пошире раскинуть сеть, Атрейдес. Каладан – это всего лишь одна из заурядных планет. Многие другие аристократы предпочтут отдать своих дочерей в Дом, владеющий, ну, скажем… более престижной планетой.

Лето ощетинился:

– Дочери с такими убогими притязаниями не ровня моему сыну.

Арманд приблизился к Лето, словно желая заслонить его от нападок.

– Когда моя дочь была жива, я считал Дом Атрейдесов более чем приемлемым для ее брачного союза.

Эти слова положили конец неприятному разговору. Все знали, о чем без слов говорит пустой рукав Арманда Икаца.

Лето отошел в сторону, покинув собеседников и понимая, что это блистательное благородное собрание полно политических ловушек.

* * *

Не слишком стремись получить чужое внимание. Тайное, скрытое влияние – это намного более мощное орудие власти, нежели откровенная и хвастливая демонстрация богатства и могущества. Терпение – вот единственная ценная валюта.

Малина Ару, ур-директор КАНИКТ. Из письма детям

Под ногами то и дело ощущались едва заметные подземные толчки, но в целом планета была сейсмически спокойна. Серая пелена дыма стелилась в воздухе, а реки лавы с вершин далеких вулканов отбрасывали алый отсвет на темнеющее небо.

Планета Тупайл была тайным средоточием деятельности КАНИКТ с давних, очень давних времен, но оставалась никому не известной. Она не была отмечена ни на одной имперской карте; отсутствовали упоминания о ней и в бортовых журналах кораблей Космической Гильдии. Несколько планет – таких же тайных убежищ – носили одно и то же закодированное название, и ур-директор Малина Ару считала, что это только повышает эффективность маскировки.

Сыну Ару, Якссону, напротив, не было абсолютно никакого дела ни до безопасности, ни до секретности. В те беспокойные и тревожные месяцы, что он жил с Малиной на Тупайле, он, вопреки всякой логике, пытался противостоять уничтожению их семейного поместья на далекой планете Оторио. Якссону скоро предстояло покинуть надежное убежище Тупайла, хотя Ару изо всех сил отговаривала его от этого опрометчивого шага.