Kitabı oxu: «Ход коня», səhifə 3

Педер покачал головой:

– Не-ет, это все-таки моя работа. Я уверен. Только давай начнем и покончим с этим прямо сейчас.

Они направились к одной из полицейских машин в гараже. Мина позволила Педеру сесть за руль. Вождение отвлечет его от мрачных мыслей. Она перевела разговор на его детей. Это всегда срабатывало. Теперь она могла спокойно отвернуться к окну, предоставив Педеру болтать без умолку.

– …А сегодня утром Мейя сказала «овсянка», – вдруг донесся до ушей Мины голос коллеги. – То есть ты представляешь, какого ума должен быть этот ребенок? Ей три года, и «кася» – вот что в лучшем случае выговаривает большинство ее сверстников. А у нее – «овсянка»… Думаю, нам придется отдать ее в школу для особо одаренных детей. Говорят, одаренность создает не меньше проблем, чем другие детские «особенности». Но мы с Анетт точно справимся. Есть еще Майкен, и ее будущее – большой спорт. Видела бы ты, как она поднимается на скалодром в детском саду! Как держит равновесие и все такое… Будущая олимпийская чемпионка. Мы уже морально готовы к тому, что придется возить ее на тренировки… Ну, и Молли. У нее удивительный талант общаться с животными. На днях она принесла домой птицу со сломанным крылом. Мы устроили бедняжке гнездо в обувной коробке, которую выложили ватой. Молли ухаживала за птицей как маленькая птичья мама. Даже разговаривала с ней… Птица умерла, к сожалению. Но нам с Анетт стало ясно, что наша дочь – будущий ветеринар. Я говорю тебе, может, в Кольмордене или в зоопарке…

Мина отвернулась к окну, позволив восторгам Педера влетать в одно ухо, тут же вылетая из другого.

Они миновали Стуреплан, кишащий людьми в дорогих солнцезащитных очках, стильной одежде и с идеальным загаром. В уличных кафе не протолкнуться. Розовое вино в бокалах сверкает на солнце. Что ж, можно только позавидовать тем, в чьем распоряжении все время вселенной. Сама же Мина, с больной головой и ноющим сердцем, едет на беседу с обезумевшими от горя родителями, чей пятилетний ребенок бесследно исчез…

Ее время неумолимо истекает. Часы тикают, как выразился Адам Блум, у которого был аналогичный случай с девочкой по имени Лилли.

* * *

Воспитатель Том выглядел более несчастным, чем Рубен считал это возможным для взрослого мужчины. Коллега Тома Женя и директор Матильда тоже были здесь. Добавить Рубена и Адама – и нечего удивляться тому, что комната для персонала детского сада в Бакене оказалась переполнена. Пот ручьями стекал по носу и щекам Тома, несмотря на открытые окна.

Рубен попытался взять себя в руки. Уже когда утром Юлия начала совещание, он думал только об Эллинор, о том, что и как ей скажет. Ожидалось, что совещание будет коротким, все поздравят Юлию с возвращением на работу, и через пять минут Рубен будет сидеть в машине. Вместо этого на стол легло дело Оссиана… И теперь Рубену нужно срочно на нем сосредоточиться. Не на женщине, преследовавшей его во снах больше десяти лет, а на пропавшем мальчике Оссиане, которого нужно срочно найти. Потом в распоряжении Рубена будет все время мира, но сейчас…

Собрав волю в кулак, он прогнал прочь мысль об Эллинор и оглядел людей в комнате для персонала. Адам должен был начать разговор, и он это сделал.

– Итак, – сказал новый коллега Рубена, – вернемся к событиям вчерашнего дня. Как получилось, что никто не заметил исчезновения Оссиана?

Боже мой! Не слишком ли он прямолинеен для эксперта по переговорам? Даже Рубен знал, что нельзя начинать беседу с обвинений. Вид у воспитателей и без того как у приговоренных. Ни Рубен, ни Адам, ни сам господь бог ничего путного из них не вытянут, если эти люди будут чувствовать себя загнанными в угол.

Том смотрел на стену, увешанную детскими рисунками, среди которых, насколько понимал Рубен, бо́льшую часть составляли более или менее удачные портреты любимых воспитателей.

– Мы просто пытаемся установить, где находились все, когда Оссиана похитили, – как мог мягко пояснил Рубен вопрос Адама.

Теперь Том выглядел так, будто в любой момент был готов провалиться сквозь землю. Он вытащил из ящика стола бумажный платочек, промокнул им глаза и ответил:

– В Скиннарвикспаркене всегда много детей. Невозможно держать всех в поле зрения. Старшие дети не нуждаются в такой опеке, как малыши. И потом, все они знают, что нельзя уходить из парка, не предупредив нас. Мы регулярно проверяем всех по списку. В том, что я не видел Оссиана в течение нескольких минут, нет ничего необычного.

Том замолчал и снова посмотрел на рисунки. Один из них на удивление подробно изображал мужскую фигуру внутри сердца. На рубашке мужчины красовалась большая зеленая Т. В углу рисунка, аккуратно, хотя и свободном стиле, художник вывел собственную сигнатуру: «Оссиан».

У Рубена в горле внезапно встал комок. Пришлось откашливаться.

– Их мир, – хрипло пояснил Том и тут же поправился: – Наш мир… одно из самых безопасных мест в этом городе.

– Мы понимаем, – кивнул Адам, – но факт остается фактом. Ваша безопасность дала трещину. То же касается вашей опеки.

Нет, это сам дьявол! Теперь Рубен понимал, почему Адам ушел из переговорной команды. По щекам Тома текли слезы.

– Я ни в чем вас не обвиняю, – продолжал Адам, – но вы должны понимать, как это изменит отношение к вам, и прежде всего со стороны родителей ваших воспитанников. Чем больше мы будем знать о том, что произошло, тем скорее сможем помочь вам восстановить репутацию, хотя бы отчасти… – Он отвернулся от Тома, посмотрел в глаза Матильде, директрисе, и закончил мысль: – …Что, думаю, было бы желательно, с учетом того, как мало детей посещает сегодня дошкольные учреждения.

Ну хорошо, может, Адам и не так плох. Но это же не переговоры. Обычная беседа, в каких у Рубена явно больше опыта. Собственно, он здесь все и организовал. Рубен, а не эта гора мускулов, ростом сто девяносто сантиметров.

– Нас интересует, – сказал Рубен, – не видели или не знаете ли чего-нибудь такого, что могло бы помочь следствию. Кто эта женщина, которая его увела? О ней что-нибудь известно?

Женя покачала головой. Она не выглядела такой вспотевшей, как Том, несмотря на то что была в хиджабе. Рубена так и подмывало спросить, не слишком ли жарко с тряпкой на голове. Он подозревал, что этот вопрос Жене задавали уже много раз.

– Мы опросили всех детей, – ответила Женя. – Все они знают не только родителей друг друга, но и старших сестер и братьев. Эту женщину никто раньше не видел.

Адам встал и подошел к окну, выходившему на холм, где пропал Оссиан. Он как будто о чем-то думал. Потом вернулся к столу и сел.

– В таком случае, возвращаемся к тому, с чего начали. Почему никто из вас не заметил ее появления? Дети заметили, а вы нет.

– Хотите сказать, мои сотрудники имеют какое-то отношение к похищению? – Матильда посмотрела на Адама широко раскрытыми глазами. – Что они намеренно что-то замалчивают? Я ручаюсь за Тома и Женю и доверяю им как себе. Это лучшие педагоги, с кем мне когда-либо приходилось работать. Не уверена, что имеет смысл продолжать этот разговор без официальных юридических представителей.

Рубен замахал руками. Отличная работа! Адвокаты – только их здесь не хватало… После Адама ему разгребать и разгребать, без лопаты не обойдешься. Положа руку на сердце, Рубен был даже рад этому. Адам сам подставил себе подножку и сделал себя виноватым во всех последующих неудачах.

– Полагаю, эта женщина не хотела, чтобы ее видели, – осторожно возразил Рубен. – Она выжидала удобного случая выйти к детям. Вас никто ни в чем не обвиняет.

Матильда как будто немного успокоилась.

– Последний вопрос, – сказал Адам. – Есть кое-что еще, что ускользает от моего понимания. Оссиан пошел с ней добровольно. Он всегда так доверчив к незнакомым взрослым?

– Гоночные машины, – тихо пояснил Том. – «Ламборгини», «Кенигсегг», «Порше»… Он знает все модели и марки. Неважно, настоящие они или сделаны из картона. Главное, чтобы выглядели как гоночные машины. И желательно красного цвета.

– Во всяком случае, так она сказала Фелисии – машины и щенки. Вряд ли Фелисия это выдумала. Другой вопрос, существовали ли эти щенки на самом деле. Фелисии так и не удалось их увидеть.

– То, что эту женщину не узнал никто из детей, – начал Рубен, глядя в свои записи, – не означает, что она не знала Оссиана раньше. Вы не замечали каких-нибудь странностей в его поведении в последнее время? – обратился он к воспитателям. – Ну или в поведении его родителей?

Том покачал головой:

– Все будто как обычно. Ничем не примечательная летняя неделя… То есть… я хотел сказать, до вчерашнего дня.

– Ну что ж, – Адам поднялся со стула, – спасибо за помощь. Пожалуй, на сегодня всё.

Матильда встала и пошла проводить полицейских. Этой женщине удалось произвести впечатление на Рубена. Визит полиции сбивает с толку. Обычно люди слишком растеряны, чтобы проявлять инициативу. Но только не Матильда. Она, как разъяренная львица, защищала свой прайд. И при этом привлекательна как женщина… Интересно, в постели она так же инициативна? Было время, когда Рубену действительно захотелось бы это узнать. Но сейчас это не более чем мимолетная мысль. И все Аманда… Чертова психология!

– Разумеется, мы проведем свое внутреннее расследование, – заверила Матильда, протягивая руку полицейским. – Но пока мы рассказали вам все, что нам известно на данный момент. Надеюсь, вы будете держать нас в курсе расследования. Мы прекрасно осознаем ответственность, что бы вы там ни думали.

Рубен и Адам подали руки Тому, Матильде и Жене. Рука Тома была вялой, а взгляд – как будто из загробного мира. Похоже, воспитателю потребуется некоторое время, чтобы прийти в себя.

– Ловкий ход, – похвалил Адам, когда они были уже за дверью. – Хороший полицейский – плохой полицейский. Мы довольно быстро вытянули из них все, что нужно, а оперативность сейчас – главное.

Рубен уставился на нового коллегу. Или в переговорных группах принято разыгрывать спектакли? Насколько известно Рубену, их стратегия – выстраивание доверительных отношений с человеком, из которого нужно вытянуть информацию. Адам же добивался чего угодно, только не расположения воспитателей. Запугивал, загонял в угол. Но в результате… разве они не выложили все, что нужно?

– Только в следующий раз, – продолжал Адам, – я хочу быть добрым полицейским.

Разумеется… Главное – не забыть прихватить с собой лопату.

* * *

Винсент выглянул в окно офиса «Шоулайф продакшн» на Страндвеген. Послеполуденное солнце стояло еще высоко, играя на воде залива. Но Винсент ничего этого не видел, потому что пытался представить себя вылетающим вместо ядра из пушки. Или же в черном трико, ползающим по комнате, кишащей насекомыми. Ни та, ни другая картина его не воодушевляли.

Винсент поднялся.

– Не упрямься, – услышал он за спиной голос Умберто. – Это пойдет на пользу твоему бренду. Ты предстанешь перед публикой с более… человеческой, что ли, стороны. Насколько такое возможно, конечно.

Винсент отошел от окна и снова сел. На этот раз Умберто обошелся без домашнего печенья. Это могло означать, что их отношения снова вступили в более тесную, менее формальную стадию. С другой стороны, что, если Умберто просто устал от Винсента?.. Но четыре ромовых рулета фабричного производства ясно свидетельствовали, что если Винсент и вышел из фавора, то не совсем.

– А как же «Узники форта»?

Винсент потянулся за рулетом, как только понял, что Умберто собирается сделать то же самое. Тогда на блюде их останется две штуки. Все-таки какой-то порядок должен соблюдаться.

– Можно ведь продумать программу, где я… буду больше похож на себя, – добавил он. – Если мне вообще имеет смысл появляться на экране телевизора.

Умберто вздохнул и склонился над столом, прижав кончики пальцев к подбородку.

– Винсент, amico mio ⁴, послушай. Моя задача – обеспечить кассовые сборы. Что будет, если люди перестанут покупать билеты на твои шоу?

– Ты лишишься дохода, – механически ответил Винсент.

– Именно. Но прежде всего дохода лишишься ты. Все просто, элементарная экономика. Чтобы зарабатывать тем, чем ты сейчас занимаешься, нужно продавать больше билетов, пусть даже наши доходы растут. После истории с Яне все шло как по маслу. Некоторое время, потому что бесконечно долго это продолжаться не могло. Выходит, время от времени нужно напоминать о себе людям. Выступить в роли пушечного ядра – неплохой способ сделать это.

Винсент старался не показывать, насколько был взвинчен. Итак, «Узники форта». Fångarna på fortet, F-p-f. Позиции букв в алфавите – 6, 16 и 6. То есть 6166.

Когда серьезно занимаешься «Лего» – а Винсент делал это достаточно серьезно, сначала с Беньямином, теперь с Астоном, – обращаешь внимание на артикул комплекта. Потому что одна и та же вещь – скажем, машина – может быть собрана по-разному в разных наборах. Винсент был почти уверен, что на коробке конструктора, который он однажды купил Беньямину, значился артикул 6166.

Беньямин был тогда совсем маленький. С другой стороны, позиции букв LEGO в алфавите – 12, 5, 7 и 15. А 125715 – код для обозначения цвета зеленого мха в шестнадцатеричной системе цвета. Такого цвета вода вокруг форта Боярд, где томятся узники. Во время отлива, по крайней мере. Все связано. Если только можешь увидеть связь.

– Винсент, – раздался над ухом голос Умберто, – где ты витаешь? – Судя по тону голоса, он успел несколько раз произнести его имя.

– «Лего», – произнес Винсент.

Умберто покачал головой:

– Ты должен сделать это.

Винсент медленно кивнул. Наверное, Умберто прав, и в этом случае нужно немедленно приступать к тренировкам. «Узники форта» потребуют от него физической подготовки, которой на данный момент у него нет. Кроме того, спорт – лучшее средство против навязчивых мыслей. Мина справлялась с ними примерно так.

Умберто взял один из двух оставшихся рулетов. Винсент вздохнул. Одинокий рулет на блюде – это почти неприлично. Ничего не оставалось, как только взять последний. Винсент заметил улыбку в уголке рта своего агента. Чертов Умберто, он нарочно так подстроил…

– Хорошо, допустим, я согласился, – медленно проговорил Винсент. – Насчет форта, я имею в виду. Сколько у меня времени?

– Около месяца.

Винсент чуть не подавился рулетом. Месяц – это значит, что персонального тренера нужно искать уже сегодня.

* * *

Они говорят, ему нечего бояться. Это странно. Как так нечего? Он не видит папу и маму, и ему так и не объяснили, где они. Что, если с ними что-то случилось?

У Эббы из детского сада умерла мама. За Эббой приехали бабушка с дедушкой, и воспитательница сказала, что ей пора домой. Мама умерла от рака, это такая болезнь. Представить только, что его мама и папа заболели раком и умерли… Может, поэтому его и забрали из детского сада? Но тогда почему за ним не приехали бабушка с дедушкой?

Он сворачивается калачиком на матрасе, который странно пахнет. Как и все остальное здесь, впрочем.

Он давно перестал сосать большой палец. Так делают только малыши. Если все время сосать большой палец, зубы будут кривые. Так говорит бабушка. Но сейчас он засовывает палец в рот. Ему это нужно.

Тело отяжелело от усталости. Он не спал всю ночь. Думал о папе, маме и раке. Откуда-то издалека доносятся голоса. Но это не мама и не папа.

Он закрывает глаза. Может, когда проснется, папа и мама будут здесь…

* * *

Квартира на Бельмансгатан маленькая, но уютная. И сразу видно, что здесь живет ребенок. В прихожей посреди обуви – полиэтиленовый пакет с нераспакованной коробкой «Лего». Гоночная машина. И повсюду разбросаны игрушки. На холодильнике детские рисунки вперемешку с семейными фотографиями.

На обеденном столе – остатки детского завтрака. Засохшие хлопья с молоком в пластиковой миске.

– Извините за беспорядок, мы…

Мама Оссиана Жозефин не закончила фразы. Встретив ее отсутствующий взгляд, Мина подумала, что Жозефин, наверное, принимает сильные успокоительные.

Но взгляд отца Оссиана оставался уверенным и ясным. Фредрик указал на белую диванную группу из «ИКЕА». Легкая дрожь в руке – вот все, что выдавало его состояние.

– Присядь и ты, дорогая.

Фредрик осторожно взял Жозефин под руку и подвел к дивану, на который она скорее упала, чем села. Провела рукой по белой обивке с едва заметным пятном:

– Нам не следовало покупать белое – ребенок… Но мы думали, все будет как в журналах для молодых мам и по телевизору. Милый лопочущий малыш, который бо́льшую часть времени проводит во сне. Мы не ожидали проблем. И потом, я и Фредрик, мы оба в детстве занимались конным спортом. Ну а для того, кто справлялся с норовистой лошадью, ребенок – пара пустяков, ведь так? Это потом, когда появился он, мы…

– Жозефин…

Фредрик положил ей на плечо руку, которую Жозефин стряхнула, прежде чем разрыдаться.

– …Он кричал, и кричал, и кричал… Сутки напролет, без перерыва. Его распирало от злобы, и я не могла понять, на что он злится. Он как будто ненавидел весь этот мир и нас вместе с ним. Иногда мне хотелось… чтобы его у нас не было. Чтобы все было как до его появления, когда нам хватало друг друга. Я знаю, что нельзя говорить так о собственном ребенке. Но мы были так счастливы, ты помнишь, Фредрик?

Она повернулась к мужу. Фредрик, кивнув, тихо сказал:

– Жозефин, ты в шоке. Ты пытаешься найти этому объяснение и винишь себя. Прошу тебя, не надо. Но да, я помню.

Он опять попытался положить ей руку на плечо, и на этот раз у него получилось.

– Я помню, как трудно нам приходилось поначалу, – продолжал Фредрик. – Здесь ты права. Но мы ведь справились, так или иначе. Все вместе. Оссиан перестал злиться. Стал веселым, добродушным мальчиком. Оппа-оппа – а? Случаются срывы, не без этого. Но он с таким увлечением собирает свои «Лего»… Или как, дорогая?

Жозефин кивнула, избегая встречаться с Фредриком взглядом.

– Все верно, потом все стало хорошо. Но вспомни, сколько раз до того я жалела, что он у нас родился. Представить себе только, как все это накапливалось… плохая карма… и в конце концов это нас настигло.

Лицо Фредрика исказилось. Он отпустил руку жены и посмотрел на ковер с белым узором:

– Ты сама понимаешь, что это не так. И он вернется, я знаю. Просто отлучился из дома ненадолго… – Посмотрел на часы, потом перевел взгляд на Мину: – Они всегда возвращаются, ведь так? Прошли всего сутки, одни сутки… Он скоро будет дома.

Мина сглотнула. Кому как не ей знать, что иногда люди пропадают. И не возвращаются. Но она в свое время «пропала» по своей воле. Случай Оссиана совсем другой.

– Большинство пропавших без вести детей возвращаются в течение нескольких часов, – ответила она. – Оссиана нет уже сутки, что несколько превышает обычный срок. Но пока нет никаких оснований полагать, что он пропал навсегда. Сейчас это дело для нас в абсолютном приоритете.

Мина умолчала о том, что дети, которые возвращались в течение нескольких часов после исчезновения, обычно просто сбивались с пути по дороге домой. Или заходили к приятелям в гости, забыв предупредить об этом родителей. Их не похищали женщины на машинах, полных игрушек. К чему нагнетать стресс, которым и без того был наэлектризован воздух?

– Расскажите о том, как он исчез. Как прошло то утро? – Этот вопрос Педер адресовал обоим родителям. – Может, случилось что-нибудь примечательное? Вы ничего такого не заметили, когда отвозили его в детский сад? Никого там не встретили, кого не видели раньше?

– Это я отвозила его в детский сад, – ответила Жозефин, продолжая тереть пальцами пятно на диванной обивке. – Вам известно, что реклама не соответствует реальному результату? Я о моющих средствах, которые якобы удаляют всё. Я лично протестировала каждое… проводила предварительную обработку, стирала при температуре девяносто градусов… Сами видите. Думаю, это пятно от шоколада. Ему разрешали есть «киндерсюрпризы» на диване. И если он хотел при этом дотянуться до игрушки, мог запросто положить кусочек шоколада рядом на диван… Ты помнишь, Фредрик? По-моему, в тот раз он играл с тем роботом, который собирался из пяти частей.

Ее голос словно растворился в пустоте.

– Дорогая, – сказал Фредрик; Мина практически слышала, как он старался держать себя в руках. – Дорогая, сосредоточься, прошу. Полицию интересует, заметила ли ты что-нибудь необычное вчера, когда отвозила Оссиана в детский сад. Что-нибудь, что могло бы помочь им найти нашего мальчика…

– Ничего такого. Я ничего не видела, все было как обычно. Родители. Дети. Я не из тех родителей, которые всех знают. И даже понятия не имею о том, кто чей ребенок.

– Жозефин…

Фредрик погладил ее руку. Жозефин встряхнулась, как мокрая собака, и продолжила:

– Я не из тех родителей, кто помнит все собрания и встречи на свежем воздухе. Или эти… тематические дни… или что-то вроде того, что было вчера. Я должна была дать ему с собой сумку с едой, но напрочь забыла об этом. Он любит рулеты. Если б я только вспомнила, ничего этого не случилось бы. Он бы… – Жозефин замолчала.

– Жаль, но, по-видимому, мы ничем не можем вам помочь, – тихо заключил Фредрик.

– Есть еще одна вещь, которую вы можете для нас сделать, – возразила Мина. – С вашего согласия мы хотели бы рассказать о поисках Оссиана на пресс-конференции. Участие общественности иногда бывает полезным.

Фредрик посмотрел на жену, которая снова опустила глаза на диван и молча кивнула.

– Мы сделаем всё, о чем вы попросите, – пробормотал он.

Затем встал, подошел к холодильнику на кухне и снял несколько фотографий, закрепленных разноцветными магнитами.

– Думаю, это вам пригодится.

Мина отметила про себя, что Фредрик держал фотографии, повернувшись к жене спиной. Жозефин подавила всхлип.

– Спасибо, – сказал Педер. – Мы передадим их журналистам, ради успеха нашего дела. Тем не менее я посоветовал бы вам по возможности избегать общения с представителями прессы в течение ближайших нескольких дней.

– Последний вопрос, – встряла Мина. – Не припомните ли вы кого-нибудь из вашего окружения, у кого могли иметься причины желать зла вам или Оссиану? Ну или кого-нибудь, кто хотел бы забрать Оссиана…

Фредрик покачал головой:

– Если б что-нибудь такое пришло нам в голову, мы бы сказали, верно? Но дело в том, что мы… мы совершенно обычные люди. Я работаю в рекламном агентстве. Жозефин – редактор в книжном издательстве. Мы росли в самых обычных семьях и общаемся с такими же обычными людьми. Ведем самую обыкновенную, среднестатистическую жизнь… точнее, вели.

Мина видела, как он борется с собой, из последних сил сохраняя самообладание. Полицейские переглянулись и встали.

– Мы понимаем ваши чувства, – сказала Мина. – У Педера трое детей, и у меня тоже…

Она вовремя остановилась и задержала дыхание. Это подошло совсем близко. Мина почувствовала на себе удивленный взгляд Педера.

– Мы сделаем все возможное, чтобы найти вашего сына, – закончила она.

Жозефин, не вставая с дивана, подняла глаза на Мину.

– Только не покупайте белый диван, – прошептала она.

Мина кивнула. Она старательно отводила взгляд от детской обуви в прихожей, когда они с Педером выходили за дверь.

* * *

Что-то сжалось в груди Юлии, уже когда она подходила к дверям квартиры. Забавная штука эти условные рефлексы. Юлия глубоко вздохнула, прежде чем взяться за дверную ручку. С той стороны истошно вопил Харри.

– Привет!

Это прозвучало без тени напряжения, но Юлии никто не ответил. Она позвала еще раз, снова безрезультатно. Если не считать недовольного и пронзительного крика малыша.

По пути в спальню Юлия прошла мимо кухни. Там все выглядело как после взрыва бомбы. Банки из-под детского питания, грязные тарелки, банановая кожура, смятые бумажные полотенца и бесчисленное множество пустых кофейных чашек. Самое интересное, что, когда с Харри оставалась Юлия, Торкель по возвращении домой наблюдал примерно ту же картину. И никогда не упускал возможности спросить, чем они тут без него занимались.

Юлия осторожно толкнула дверь спальни.

Харри, с красным лицом, лежал в кроватке. Он задействовал все имеющиеся в его распоряжении голосовые ресурсы, коих было явно недостаточно. Торкель, в одежде, даже не откинув покрывала, храпел рядом на двуспальной кровати.

Юлия посмотрела на часы и выругалась. Она заскочила домой на минутку, во‑первых, переодеться для пресс-конференции – блузка намокла от пота. Второе – ей хотелось поцеловать пухлые щечки Харри. Наконец поток сообщений от Торкеля все-таки пробудил в ней совесть. Хотя Юлия и знала, что все сделала правильно.

Она подняла Харри. Тот сразу замолчал, оказавшись в объятиях мамы, которая тут же поняла причину его недовольства. В нос ударил характерный резкий запах. Юлия отнесла ребенка к пеленальному столику в ванной комнате. Довольный, Харри начал издавать звуки, похожие на голубиное воркование. Потом потянулся к подвесным фигуркам над столиком. Эти мобили – настоящий наркотик для малышей.

– Давай, старичок, займись ими, пока мама переодевается. Ей пора возвращаться на работу, понимаешь? Где-то есть еще один маленький мальчик, которому сейчас, наверное, очень несладко… И он надеется, что твоя мама его найдет.

Харри в ответ загулькал и попытался потянуть маму за волосы. Его пухлые ручонки обладали ни с чем не сравнимой способностью захватывать пряди на висках, где больнее всего, и тянуть с удивительной для младенца силой.

– Ой-ой-ой… не делай маме больно… – Юлия поморщилась и осторожно разжала кулачки Харри.

Она посадила его в детское кресло и стала переодеваться. Для начала – сухой душ. Дезодорант без мытья. Теперь чистая блузка, брюки – она готова.

Закончив с переодеванием, Юлия подняла Харри и ткнулась лицом ему в затылок, вдыхая аромат детской кожи. Харри громко рассмеялся и замахал руками. Юлия сразу почувствовала, как внутри нее будто что-то развязалось и по телу разлилось тепло.

Оссиан и Харри, семья и работа – до сих пор ей удавалось это разделять. Но теперь то и другое смешалось, под сумасшедший стук сердца.

Оссиан

Харри

Оссиан

Харри

Тот, что младше, – ее, чуть постарше – их. Или нет, оба ее. Тот, что исчез, тоже. Как и тот, что здесь, в кроватке. Ради Харри ей нужно срочно вернуться на работу. День еще не закончился. Юлия крепче прижала ребенка к себе. Ощутила маленькую мягкую руку на своей шее. Глубоко вздохнула, потом пошла в спальню. Положила Харри рядом с Торкелем и осторожно потрепала мужа за руку.

Тот вздрогнул и испуганно огляделся.

– Хм… Что такое?

– Это я. Зашла переодеться. Мне нужно возвращаться в отделение. Я сменила Харри подгузник, но, кажется, он скоро захочет есть.

Торкель вскочил с кровати, посмотрел на нее дикими глазами:

– Ты что, снова уходишь? А я как же? Я был с ним весь день. Надеюсь, ты хотя бы вечером меня подменишь… Ты даже не отвечаешь на мои эсэмэски. Знаешь, Юлия, так не годится. Звонили с работы, у меня тысяча писем…

Юлия вышла из спальни, но слова Торкеля продолжали ударять ей в спину. Перед глазами возникло лицо Оссиана.

И потом снова – Харри.

Она взяла сумку и направилась к входной двери. Слова Торкеля отскакивали от нее, не достигая сознания.

* * *

Аккумулятор в лэптопе, лежащем на коленях Винсента, был почти заряжен. Зная себя, Винсент заранее позаботился об этом. Часы на мониторе показывали, сколько минут и секунд осталось до 17:00, когда на сайте отделения полиции начнется прямая трансляция. В пресс-релизе упомянута только Юлия, которая должна отвечать на вопросы журналистов. Винсент не мог быть уверен даже в том, что Мина до сих пор работает в этой группе. Надеяться на это – все, что ему оставалось.

Если повезет, он сможет ее увидеть.

Если повезет…

Где-то глубоко внутри зашевелилась тень. Она поселилась там после гибели его мамы, когда Винсент был совсем маленький. За столько лет он научился держать тень под контролем – например, при помощи счета или отмечая закономерности, «шаблоны», в происходящем вокруг. Конечно, порой трудно отделить воображаемые закономерности от реальных, но это не всегда важно. Как, например, сейчас, когда Винсент заметил, что жена сделала ловушку для ос из бутылки на подоконнике, пока он дожидался начала пресс-конференции. А «пчела в маринаде» – анаграмма ее имени ⁵. Самое главное – сохранять способность к аналитическому мышлению. Тогда для мрачных мыслей просто не останется места.

В конце концов Винсент научился ее игнорировать, тень. Забывать, что она здесь. Семейные хлопоты хорошо помогали. Когда нужно было собрать пакет с едой для Астона или вдруг начинали беспокоить друзья Ребекки – настоящие они или так, – темнота внутри словно рассасывалась. А я появлением в его жизни Мины исчезла совсем. С ней Винсент чувствовал себя почти психически здоровым человеком.

Но потом все закончилось.

Они с Миной перестали видеться.

И тень снова заявила о себе, еще громче, чем раньше. То, что сделала Яне, вдохнуло жизнь в призраки прошлого. Теперь семьи было недостаточно, чтобы загнать тень в угол. Но Винсент не боялся, что тьма овладеет им полностью, – для этого она слишком долго была его частью. Теперь тень больше походила на безбилетного пассажира в поезде. Или навязчивого знакомого, ставшего с некоторых пор совершенно невыносимым.

И вот теперь мысль о том, что Мина может появиться на пресс-конференции, на некоторое время отогнала тень. Часы на мониторе исчезли, появился зал с кафедрой, за которой никого не было. Винсент слышал голоса, шарканье стульев. Пять микрофонов тянули шеи в ожидании выступающего. Винсент вздохнул. Порядка нет даже в полиции. Он взял ручку и приставил ее к монитору, изобразив тем самым шестой микрофон. Сразу полегчало.

Еще через минуту Юлия вошла в кадр и встала за кафедру. Защелкали камеры, а потом все стихло.

– Спасибо, что откликнулись на наше приглашение, – начала Юлия. – Сразу перехожу к делу. Вчера, где-то между половиной четвертого и четырьмя дня, пятилетний Оссиан Вальтерссон исчез из детского сада в Бакене. Это Цинкенсдамм, Сёдермальм, Стокгольм.

Никого из полицейских больше не было видно. Надежда Винсента стремительно таяла, так что заболело в груди. Это не дело, нужно успокоиться. В конце концов, все только началось. Она еще может появиться.

Оссиан.

«О» – то же, что «омега» в греческом алфавите. Последняя из двадцати четырех греческих букв. В раннем христианстве «омега» – конец всего. Судный день. А что может лучше свидетельствовать о начале конца, как не похищение детей? Еще одна закономерность, повторяющийся узор действительности. Но легче Винсенту не стало.

– Есть информация, указывающая на похищение, – продолжала Юлия. – Поэтому, помимо Оссиана, мы ищем женщину средних лет, которая должна была находиться на месте происшествия, по всей видимости, с машиной. К сожалению, о ней ничего неизвестно, кроме того, что она якобы уехала на спортивной машине. Возможно, с ней были щенки. Информации о породе нет.