Kitabı oxu: «Белый клык», səhifə 2

Той ночью они рано остановились на привал. Три собаки не справлялись в упряжке так, как справлялось шестеро. Они тянули сани медленнее и быстрее выбились из сил. Люди рано легли. Перед сном Билл привязал собак подальше друг от друга, убедившись, что они не перегрызут друг другу ремни.

Но волки стали бойчей и люди несколько раз пробуждались ото сна. Волки подбирались так близко, что испуганные собаки поднимали гвалт, и приходилось время от времени подбрасывать хворост в огонь, чтобы держать осмелевших хищников на более безопасном расстоянии.

– Когда-то моряки рассказывали, как акулы преследуют корабль, – заметил Билл, забираясь назад под одеяло, после того как в очередной раз подкинул хворост в огонь. – Что ж, эти волки – те же акулы, только на суше. Они знают свое дело лучше нашего, и они бегут за нами не для того, чтобы поправить свое здоровье. Они доберутся до нас, без сомнений они доберутся до нас, Генри.

– Они уже до тебя почти добрались, раз ты ведешь такие разговоры, – резко возразил Генри. – Кто порки боится, тот наверняка будет побит. А у тебя больше шансов пойти волкам на корм, если и дальше будешь хныкать.

– Они убивали людей получше нас с тобой, – ответил Билл.

– Ох, прекрати брюзжать. Я уже устал от твоего нытья.

Генри сердито повернулся на другой бок, но удивился, когда не услышал от Билла возмущенного ответа. Это было не похоже на Билла, ведь его всегда было легко разозлить гневными речами. Прежде чем уснуть, Генри еще долго раздумывал над этим и когда его веки уже закрывались, в полудреме он подумал:

– Билл без сомнений очень подавлен. Нужно будет его завтра подбодрить.

ГЛАВА III – ГОЛОДНЫЙ ВОЙ

День начался удачно. За ночь они не потеряли ни одной собаки и с этим пустились в путь, в котором их сопровождала тишина, мрак, стужа, и мистические духи северного сияния. Билл, казалось, позабыл свое дурное предчувствие, охватившее его прошлой ночью, и даже весело дурачился с собаками, когда в полдень сани перевернулись на неблагоприятной части их маршрута.

Началась страшная неразбериха. Сани лежали кверху дном, зажатые между деревом и огромным камнем и им пришлось распрячь собак, чтобы расправить спутавшуюся упряжь. Люди наклонились над санями, пытаясь их перевернуть, как вдруг Генри заметил, что Одноухий понемногу отходит от них.

– Одноухий, ко мне! – закричал он, выпрямившись и обернувшись к собаке.

Но тот бросился бежать прочь, волоча за собой постромки. И там, где они недавно проехали, стояла она – волчица, и ждала его. Когда он приблизился к ней, то внезапно насторожился. Встревожившись, он замедлил бег до шага, а затем остановился. Он разглядывал ее настороженно и неуверенно, но при этом увлеченно. Она, казалось, улыбнулась ему, обнажив свои зубы скорее заигрывая, чем запугивая. Волчица игриво подошла к нему на несколько шагов и остановилась. Навострив уши и подняв хвост кверху, все также неуверенно и осторожно, Одноухий потянулся к ней приподнятой головой.

Он попытался обнюхать ее, но она игриво отпрыгнула назад. Каждый раз, как он подступал, она отпрыгивала прочь. Шаг за шагом она заманивала его и отдаляла от людей, которые могли защитить. Вдруг, как будто смутный сигнал тревоги промелькнул в его сознании и, повернув голову, он взглянул на перевернутые сани, на своих собратьев и на двух зовущих его людей.

Но какие бы мысли не зарождались в его голове, их развеяла волчица; приблизившись к нему, она бегло понюхала его нос к носу, а затем снова принялась игриво увлекать за собой.

Тем временем, Билл вспомнил о ружье. Но оно лежало под перевернутыми санями и к тому времени, как они с Генри достали его, Одноухий и волчица уже стояли слишком близко друг к другу, а расстояние для выстрела было слишком большим.

Когда Одноухий осознал свою ошибку, было слишком поздно. Еще толком не разобрав, что происходит, люди увидели, как он развернулся и бросился бежать назад к ним. В следующую секунду они увидели, как по снегу несется дюжина тощих, серых волков. Они бежали перпендикулярно дороге, отрезая Одноухому путь к отступлению. В ту самую секунду игривость волчицы улетучилась. Зарычав, она набросилась на Одноухого. Он оттолкнул ее плечом и, несмотря на то, что путь к отступлению был перекрыт, он все же намеревался добраться до саней, изменив свой курс в надежде добежать до них в обходную. С каждой секундой волков появлялось все больше и больше, и они присоединялись к погоне. Волчица бежала в прыжке от Одноухого и не сбавляла ход.

– Куда ты собрался? – внезапно спросил Генри, схватив своего товарища за руку.

Билл вырвался.

– Я этого не потерплю, – сказал он. – Они не получат больше ни одной нашей собаки, пока я могу этому помешать.

С ружьем в руке, он бросился в подлесок около дороги. Его намерение было довольно очевидным. Определив сани за центр круга, который преодолевал Одноухий, Билл намеревался защитить его, встав на пути его преследователей. С ружьем в руках при свете дня, был шанс напугать волков и спасти собаку.

– Эй, Билл! – крикнул Генри ему вслед. – Будь осторожен! Не испытывай судьбу!

Генри опустился на сани и принялся наблюдать. Больше ему ничего не оставалось делать. Билл уже исчез из виду, а Одноухий то появлялся, то исчезал среди кустарников и негусто растущих еловых деревьев. Генри подумал про себя, что его уже ничего не спасет. Собака остро чувствовала опасность, но оббегала слишком большой круг, тогда как круг волчьей стаи был меньше. У Одноухого не было ни единого шанса оторваться от своих преследователей настолько, чтобы успеть пробежать мимо них, пересекая при этом их путь, и добежать до саней.

Все они стремительно приближались к одной точке. Генри знал, что где-то там, в снегах, скрытые его взору за деревьями и зарослями, волчья стая, Одноухий и Билл вот-вот сойдутся вместе. В мгновение ока, намного быстрее, чем он ожидал, это случилось. Раздался выстрел, за ним последовало еще два; все они прозвучали без заминки, один за другим, и он понял, что у Билла больше не осталось патронов. Он услышал рычание и визг. Среди доносившегося шума он смог различить визг Одноухого, в котором слышалась боль и ужас, раздался также вой волка, что выдал раненного зверя. А потом все закончилось. Рычание стихло. Визг умолк. Тишина снова покрыла пустынные земли.

Он долго сидел на санях. Не было необходимости идти и смотреть, что там случилось. Он уже и так все знал, как будто видел произошедшее своими собственными глазами. Только один раз он поспешно встал и торопливо вытянул топор. Но затем снова присел, надолго погрузившись в тягостные размышления, а две уцелевшие собаки дрожали и жались к его ногам.

Наконец он устало поднялся, так, словно твердость духа покинула его, и продолжил запрягать собак. Генри перекинул постромок через плечо и потянул сани вместе с собаками. Он не успел далеко отойти. С первыми сумерками он поторопился сделать привал и позаботился о том, чтобы насобирать побольше дров для костра. Покормив собак, он приготовил ужин, а после ужина постелил одеяла поближе к огню.

Но отдохнуть ему так и не удалось. Прежде чем он смог закрыть глаза, волки подошли угрожающе близко. Больше не было необходимости всматриваться, чтобы их разглядеть. Они окружили его узким кругом, и он ясно видел их в свете костра – одни лежали, другие сидели, ползли к нему на брюхе или же расхаживали взад и вперед. Некоторые даже спали. То там, то тут он видел, как они дремали, свернувшись в клубок, зарывшись в снег, как собаки, для него же сон теперь был невозможным.

Он поддерживал яркий огонь в костре, зная, что только он и останавливал их от того, чтобы впиться своими голодными клыками в его плоть. Лая и поскуливая, две его собаки, не отходя ни на шаг, прижимались к нему с обеих сторон в поисках защиты, а когда волк подходил ближе привычного, они начинали отчаянно рычать. Заслышав рычание собак, круг волков оживал и они, поднимаясь на лапы, делали попытки подобраться ближе, безудержно рыча и воя. После круг снова утихал и то там, то здесь волки снова ложились, погружаясь в дремоту.

Но их круг постоянно сужался. Понемногу, каждый раз на дюйм. Иногда волки подползали настолько близко, что в итоге оказывались почти на расстоянии прыжка. Тогда он брал из костра деревяшки побольше, и с силой швырял их в стаю. За этим всегда следовало резкое отступление волков. Оно сопровождалось яростным воем и испуганным рычанием, когда хорошо нацеленная деревяшка попадала и обжигала осмелевшего зверя.

Утро Генри встретил усталым и измотанным, и силился не уснуть после бессонной ночи. Затемно он приготовил завтрак и с рассветом, в девять часов, когда волчья стая начала отступать, он принялся за выполнение работы, о которой размышлял долгими часами этой ночью. Срубив несколько молодых деревьев и привязав их повыше к стволам растущих елей, он соорудил помост. Взяв веревку от саней и перекинув ее через помост, с помощью собак он поднял гроб наверх.

– Они добрались до Билла и возможно доберутся до меня, но они определенно никогда не доберутся до вас, юноша, – обратился он к мертвецу, который теперь покоился в своей могиле на деревьях.

Затем Генри пустился в путь. Сани, став легче, подпрыгивали позади усердно бегущих собак – они тоже знали, что окажутся в безопасности лишь тогда, когда доберутся до Форт-МакГэрри. Волки вкрай осмелели и теперь бежали рысью позади и по обе стороны саней, высунув красные языки и демонстрируя исхудалые бока, на которых с каждым движением проступали холмы ребер. Они были ужасно тощими, просто кости, обтянутые кожей с тонкими жилками вместо мускул – такими тощими, что Генри подумал, это чудо, что они еще держатся на ногах, а не валяться прямо в снег. Он побоялся путешествовать дотемна. В полдень, солнце не только озарило южный горизонт, но даже показало на небе свою бледную золотистую верхушку. Для него это было предупреждением. Дни становились длиннее. Солнце дольше радовало своим теплом. Но как только бодрящие лучи начали исчезать, он остановился на привал. Оставалась еще пара часов угасающего дня и мрачных сумерек, и он воспользовался ими, чтобы нарубить побольше дров. Ночь превратилась в кошмар. Осмелевшие волки и недостаток сна сказались на Генри. Дрем одолевал его против воли и он, согнувшись, сидел у костра с накинутыми на плечи одеялами, зажав топор между коленями, а по обе стороны от него, тулились собаки. Однажды проснувшись, меньше чем в дюжине шагов от себя, он увидел большого серого волка, одного из самых крупных в стае. И даже после того, как он посмотрел на него, тот не ушел, а медленно растянулся, в манере ленивого пса, широко зевая и пристально взирая на него, так если бы он поистине был попросту задержавшимся обедом, который скоро подадут.

Такую уверенность демонстрировала вся стая. Он насчитал около двадцати волков, которые впивались в него голодными глазами, либо же мирно спали на снегу. Они напоминали ему детей, собравшихся у накрытого стола, которые ждали разрешения, чтобы приняться за еду. И он был той едой, которую они собирались отведать! Он задавался вопросом, как и когда начнется пиршество.

Когда он подбрасывал пучок хвороста в огонь, то обнаружил, что как-то по-новому воспринимает свое собственное тело. Он наблюдал за тем, как работали его мускулы, как ловко был устроен механизм движения его пальцев. Поднеся руки к костру, он снова и снова медленно сгибал пальцы, – то по одному, то все вместе, затем распрямлял их или сжимал и разжимал быстрыми движениями. Он изучал строение ногтя и надавливал на кончики пальцев, сначала резко, затем – мягко, проверяя свои ощущения. Это завораживало его, неожиданно он почувствовал, что ему нравится его ловкое тело, которое так превосходно двигалось, так плавно и так изящно. Затем он бросил быстрый, испуганный взгляд на окруживших его волков, которые выжидали своего часа, и словно волна осознания накрыла его, – осознания того, что его удивительное тело, эта живая плоть, была ничем иным как добычей, на которую охотятся хищники, которую они разрывают и разрезают своими голодными клыками, и она была для них средством к существованию, точно также, как лось или кролик часто были средством к существованию для него.

Он очнулся от кошмарной полудремы и увидел перед собой рыжую волчицу. Она сидела на снегу и с тоской наблюдала за ним не более чем в полдюжины футов от него. Обе собаки у его ног скулили и рычали, но она их не замечала. Она смотрела на человека, и какое-то время он задержал на ней свой взгляд. В ней не чувствовалось угрозы. В ее взгляде читалась лишь невообразимая тоска, но он понимал, что эта тоска в равной мере скрывала за собой яростный голод. Он был едой и его вид вызывал у нее вкусовые ощущения. Приоткрыв пасть, откуда потекли слюни, она довольно облизалась от предвкушения.

Приступ страха пробежал по его телу. В спешке он схватил обгорелую деревяшку, чтобы бросить в нее. Но когда он еще только потянулся за ней, не успев даже схватить и запустить средство обороны, она уже отпрыгнула в безопасное место. Тогда он понял, что ей не привыкать к летающим в нее предметам. Отпрыгивая она зарычала, полностью обнажив свои белые клыки. Ее тоскливый взгляд вдруг испарился, а на его место явилась хищная злоба, которая заставила его содрогнуться. Он взглянул на руку, в которой держал деревяшку, и обратил внимание на ловкое изящество пальцев, которые ее сжимали, как они обхватывали все неровности на ее поверхности, обвившись вокруг грубого дерева. И когда он заметил, как близко мизинец оказался к огню, он тут же непроизвольно отдёрнул его подальше от обжигающего жара. И в то же самое мгновение он увидел, как белые зубы волчицы крошат и рвут на части эти чувствительные, ловкие пальцы. Никогда прежде его не завораживало его собственное тело так, как сейчас, когда он был близок от того, чтобы с ним распрощаться.

Всю ночь он отгонял стаю горящими деревяшками. Скуление и рычание собак разбудило его от дремоты, в которую он провалился. Настало утро, но впервые дневной свет не разогнал волков. Генри напрасно ждал, когда они уйдут. Волки продолжали сидеть вокруг костра, демонстрируя уверенность того, что их добыча вот-вот окажется у них на зубах и развеяли бодрость его духа, которую он было почувствовал с приходом утра.

Он сделал отчаянную попытку двинуться в путь. Но как только он отошел от костра, самый дерзкий из волков сразу же прыгнул на него, но промахнулся. Билл увернулся, отпрыгнув назад, а челюсти волка сомкнулись в каких-то шести дюймах от его бедра. Остальные хищники, поднявшись на лапы, теперь надвигались на него, и чтобы их отогнать, ему пришлось забрасывать их горящими деревяшками, метая их направо и налево.

Даже днем он не осмелился отойти от огня, чтобы нарубить свежих дров. В двадцати футах от него возвышалась огромная высохшая ель. Полдня ему понадобилось на то, чтобы переместить свой костер к дереву и под рукой у него всегда лежало полдюжины хвороста, на случай если пришлось бы отбиваться от преследователей.

Добравшись до ели, он осмотрел лес вокруг, пытаясь определить, куда выгодней валить дерево, чтобы позже можно было раздобыть больше дров.

Наступившая ночь ничем не отличалась от предыдущей, вот только сон одолевал его пуще прежнего. Рычание собак становилось тише. Кроме того, они рычали без умолку, и его притупленное, сонное сознание больше не воспринимало тон их голосов. И тут он резко проснулся. Волчица стояла менее, чем в ярде от него. Машинально он ткнул в ее открытую, рычащую пасть горящей деревяшкой. Волчица отскочила, визжа от боли, а он, радуясь запаху паленой плоти и шерсти, наблюдал за тем, как она трясет головой и яростно рычит.

Но теперь, прежде чем задремать, он привязал к своей правой руке тлеющую еловую ветку. Несколько минут спустя он проснулся от того, что огонь обжигал его кожу. Несколько часов он придерживался своего плана. Каждый раз, просыпаясь, он отгонял волков, метая в них деревяшки, подбрасывал в костер дров и привязывал новую ветку к руке. До определенного момента, все шло хорошо. Но когда Генри в очередной раз закреплял ветку на руке, то привязал ее недостаточно туго и как только его глаза сомкнулись, ветка упала с его руки.

Ему снился сон. Он будто снова оказался в Форт МакГэрри. Было тепло и уютно, и он играл в криббидж с начальником фактории. Форт окружили волки. Они выли под самими воротами и время от времени они с начальником фактории прерывали игру, чтобы прислушаться и посмеяться над тщетными попытками волков пробраться внутрь. А затем в его странном сне раздался грохот. Дверь резко распахнулась и в комнату потоком хлынули волки. Они набрасывались на него и на начальника фактории. Как только дверь распахнулась, звук воя волков невероятно усилился. Теперь этот вой беспокоил его. Его сон превратился во что-то еще – он не мог понять, во что именно, но оно преследовало его во сне назойливым воем.

И вдруг он проснулся от воя наяву. Неистовое завывание и рычание доносилось отовсюду. Волки мчались к нему. Они напрыгивали со всех сторон. Зубы одного сомкнулись на его руке. Инстинктивно он прыгнул в огонь и тут же почувствовал, как острые зубы рвут плоть на его ноге. Началась борьба в костре. Плотные рукавицы какое-то время защищали его руки от огня и он, загребая пригоршни горящих углей, швырял их в разные стороны, пока костер не превратился в подобие вулкана.

Но борьба была недолгой. Жар обжигал ему лицо, опалив брови и ресницы, а ступни невыносимо жгло огнем. Он отпрыгнул на край костра, держа в каждой руке по горящей деревяшке. Волки отступили. Снег вокруг зашипел под горящими углями, и, удаляясь, волки фыркали и рычали, вероятно, наступая на них.

Генри бросил обгорелые рукавицы на снег и принялся топтаться, охлаждая снегом ноги, не забывая при этом метать деревяшками в хищников, которым удавалось подойти к нему слишком близко. Две его собаки пропали. Он знал, что они послужили очередной закуской в затянувшейся трапезе, которая началась несколько дней назад с Фэтти и, похоже, в ближайшие дни ему суждено стать последним блюдом на этом пиршестве.

– Вы еще до меня не добрались! – закричал он, яростно помахав кулаком в сторону голодных зверей.

Его голос оживил стаю, они зарычали, а волчица подбежала к нему ближе, посмотрев с голодной тоской.

Генри принялся за осуществление нового плана, который пришел ему в голову. Он разложил костер широким кругом, после чего присел в окружении огня на тающий снег, подложив одеяла. Когда он скрылся за своим пламенным убежищем, вся стая с любопытством подошла к краю костра, чтобы посмотреть, что с ним стало. Прежде они не могли подступиться к огню, а теперь, оказавшись к нему так близко, они как собаки, щурились, зевали и растягивали свои тощие тела от непривычного им тепла. Затем волчица сев, подняла морду к звездам и завыла. Остальные волки постепенно присоединялись к ней и, наконец, вся стая, сидя на задних лапах, подняла свой голодный вой к звездам.

Рассвело и утренний свет забрезжал на горизонте. Огонь догорал. Дров больше не осталось, и нужно было достать еще. Человек попытался выйти за пламенный круг, но волки сразу же вскочили ему на встречу. Горящие деревяшки заставили их отпрыгнуть в сторону, но они больше не убегали, и Генри тщетно пытался их отогнать. И вот, наконец, он совсем выбился из сил и, шатаясь, побрел в центр круга. Тогда один из волков прыгнул за ним, но недопрыгнув, упал лапами на угли. Завизжав от боли и в то же время, зарычав, он попятился назад, опуская свои лапы в холодный снег.

Скорчившись, Генри сел на свои одеяла. Все его тело клонилось вперед. Его плечи обмякли, голова склонилась на колени, и было видно, что он сдается. Время от времени он поднимал голову, чтобы посмотреть, как долго еще будут гореть угли. В пламенном круге появились просветы. Просветы росли – пламя исчезало.

– Как по мне, так вы можете сожрать меня хоть сейчас, – пробормотал он. – Так или иначе, я собираюсь уснуть.

Сквозь сон он увидел, как в просвете круга волчица пристально смотрит на него.

Прошло немного времени, прежде чем он снова открыл глаза, хотя ему показалось, что он проспал много часов. Что-то непостижимым образом изменилось – перемены были шокирующими, и это заставило его окончательно проснуться. Что-то было не так. Он сразу не смог понять что именно. И вдруг к нему пришло осознание – волки исчезли. Лишь вытоптанный снег свидетельствовал о том, как близко они подобрались к нему. Сон снова накатывал на него, а тяжелая голова клонилась на колени, но вдруг он резко выпрямился.

До него донеслись крики людей, скрип саней и нетерпеливое повизгивание ездовых собак. От реки между деревьями к нему пробиралось четверо саней. С полдюжины людей окружили Генри, который скорчился среди угасающего пламени. Они трясли его, пытаясь растормошить. Взглянув на них хмельным взглядом, из уст его бессвязно полились странные речи.

– Рыжая волчица… Приходит во время кормежки собак… Сначала она съела собачью еду… Затем она съела собак… А после съела Билла…

– Где лорд Альфред? – завопил ему в ухо один из прибывших, при этом тряся, что есть силы.

Он медленно покачал головой.

– Нет, она его не съела… Он покоится на дереве, там, у последнего привала.

– Он мертв? – прокричал мужчина.

– И в ящике, – ответил Генри. Он недовольно вырвал свое плечо из рук распросчика. – Эй, оставьте меня в покое… Я страшно измотан… Спокойной ночи.

Задергавшись, веки его закрылись, а подбородок опустился на грудь. И не успев еще опустить его на одеяла, люди услышали храп, который разразился в морозной тишине.

Но не только он будоражил воздух. Издалека доносился голодный вой волчьей стаи. Оставив человека, она пустилась по следу новой добычи.