Kitabı oxu: «15401 оргазм»

Крафт-Эбингу посвящается.

– Меня зовут Аделаида Вронская, и я нимфоманка, – говорю я своим томным, вибрирующим, неуловимо ироничным, возбуждающим, атласным контральто.

Я здесь в первый раз. Школьный класс ГБОУ № **16, кабинет литературы. Странное место для встреч анонимных сексоголиков, не правда ли? Тем не менее, все мы здесь – шесть закоренелых ебарей и три конченных пробляди.

Судя по всему, здесь преподаёт динозавр-словесник, родившийся после ВОВ, с кнопочным телефоном, не знающий, что такое WhatsApp и имеющий смутное представление об интернете. Чахлая пальма в половине деревянной бочки, разваливающиеся шкафы, судя по всему, ещё перестроечной сборки, обычная ободранная грифельная доска без электронных прибамбасов. На доске розовым мелом нарисовано нечто, отдалённо напоминающее мужской половой хуй с огромными колючими яйцами – весьма подходящая иллюстрация для компашки остервенелых ёблеманов. Почему это не стёрли перед началом сессии?.. Над доской портреты русских классиков. Льву Толстому подрисованы тёмные очки и бандана. Тургеневу – дымящаяся трубка. Над изображением Гоголя надпись крупными печатными буквами: ДРОЧЕР. Достоевскому поставлен щедрый фингал. Мулатик-коротыш снабжён ветвистыми рогами – видать, намёк на то, что не без причины он вызвал Дантеса на дуэль.

Мы сидим по одному за партами, словно школьники.

– Мы здесь не называем фамилий, Ада, – сказала Анастасия, ведущая, восседающая за учительским столом строгой училкой. Она предклимактерического возраста, коротким ёжиком стрижена и страшна как ковид. – У нас анонимное общество.

Голос у неё неприятный: визгливо высокий, скрипучий – словно несмазанное колесо старой телеги.

– Если у вас анонимное общество, имён называть тоже нельзя, – криво усмехнулась я. – Нужно присвоить всем порядковые номера. Или цвета, как у Тарантино в «Псах».

– По именам называть можно, – терпеливо скрипит телега.

– Вам известна этимология слова «аноним»? Это значит «без имени».

– Я в курсе, что это значит. Тем не менее, фамилий мы здесь не произносим и обращаемся друг к другу на «ты».

– Как скажешь, Настасья, – хмыкнула я.

– Предпочтительнее использовать уменьшительные варианты имён.

– Как скажешь, Настасья, – повторяю я с лёгким оттенком похуистичности.

– Также, Ада, мы здесь не называем себя нимфоманками или эротоманами. Мы говорим «секс-зависимые» или «сексуально-зависимые».

– Что в лоб, что по лбу. Какая хуй разница? – закономерно осведомляюсь я.

Раздаётся пара смешков. Я сижу на задней парте и вижу затылки всех восьмерых членов кружка. Ой, простите, наверное, здесь надо говорить петушков или краников. Анастасия кривится так, будто почувствовала запах говна или увидела Сорокина.

– У нас здесь не принято сквернословить, – проскрипела она.

– Ебицкая мать, сколько у вас здесь правил! – воскликнула я. – Кем вообще это утверждено и где записано?!

– Это утверждено учредителями и записано в договоре.

– Опять договор? – острю я с отсылкой к «Дозорам». Я большая поклонница этой дилогии – на «Дневной» только в кино четыре раза ходила, общих просмотров более дюжины. – В каком договоре?

– В том договоре, который ты подписала, Ада.

Ну что ж ты, старая, потупила взор…

– …Сдавайся, ведьма, Ночной Дозор! – говорю я вслух и указываю на неё обеими указательными пальцами.

– Не поняла?.. – опешила ведущая. Ясно, с творчеством Бигмакбетова она не знакома.

– Забей, шутка.

Я действительно что-то подписала, как всегда практически не глядя – когда-нибудь эта манера мне аукнется. Угнетённая этой мыслью, я достала из кармана лежащего на соседнем стуле рюкзачка портсигар на десять сигарет и родной серебряный газовый «Ронсон». Портсигар антикварный, начала ХХ века – тогда ещё всё было реальное и настоящее. Снаружи натуральная крокодиловая кожа с янтарными интарсиями, внутри обит красным бархатом, потёртым от времени, но без дыр. Качественный, дорогой, раритетный аксессуар.

Откуда же у простой москвички, живущей в спальном районе, имеется столь редкая и дорогостоящая вещь, спросите вы? Положив растопыренную ладонь на левую титьку, честно отвечу: отсосала одному средней руки и малого члена олигарху. Разумеется, не только отсосала (об этом чуть позже), но портсигар получила в дар именно за ту королевскую фелляцию с фулл заглотом и проглотом (иначе минет не делаю – профессиональная гордость). Достаю сигарету, «житан» без фильтра. Раньше я предпочитала американский армейский «кэмэл» (опять же без фильтра, естественно), но потом перешла на европейское качество.

С громким щелчком я закрыла портсигар и постучала кончиком сигареты о крокодиловую кожу – давний ритуал. Раздумчиво щёлкнула зажигалкой.

– У нас здесь строжайше запрещено курить, – проскрипела ведущая. – Как и в других общественных местах.

– Ну блять, – расстроилась я, вынула житанину изо рта и сунула её за ухо.

– Так, девушка…

Мне двадцать семь, но выгляжу я и впрямь как девушка – после четырнадцати стали давать девятнадцать, и так по сю пору и дают; просто загадка природы. Иногда даже паспорт в магазах спрашивают.

– Мы здесь обращаемся друг к другу по имени! – перебила я кошёлкин скрип – никогда не мешает напомнить правила.

Анастасия без нужды прокашливается и проводит правой ладонью по белому, как дом, ёжику. Это напоминает мне жест Марлона Брандо в «Апокалипсисе», оглаживающего бритую наголо голову. Волосы у неё от силы два см и абсолютно седы. На её месте я бы отпустила их хотя бы до плеч – это хоть как-то оттенило бы её кривую рожу; но, слава яйцам, мы обе пока на своих местах.

Пока ведущая подбирает подходящие слова, я пристально разглядываю её. Какое же страшное, неприятное, отталкивающее, косое ебало. Черты непропорциональные, глаза разной формы и далеко посаженные, брови мало того, что на разной высоте, так ещё и почти целиком выщипаны. Нос не только как у графа Толстого, но ещё и с нехуёвой горбиной, губы тонкие, кривые. По-моему, это Шопенгауэр предлагал на законодательном уровне запретить некрасивым людям выходить из дому – эту лахудру я бы оставила под пожизненным домашним арестом; по крайней мере, точно уж запретила бы вести курс с сексуально-зависимыми ёблелюбами.

Между тем пауза затянулась: слишком долго это седовласое уёбище подыскивает нужную реплику. Дабы не искушаться, я убрала с парты в рюкзак портсигар и зажигалку. Помимо курительных принадлежностей в моём походном сидоре всегда находятся:

1. Электронная книга «Pocket-Book Touch Lux 3», с подсветкой.

2. Смартфон Sony Xperia 5 II.

3. Дезодорант твёрдый «Рексона»

4. Дезодорант-аэрозоль «Axe аnarchy».

5. Упаковка одноразовых носовых платков «Клинекс».

6. Упаковка влажных салфеток «Клинекс».

7. Упаковка влажной туалетной бумаги «Клин-эсс».

8. Швейцарский нож.

9. Тюбик интимной гель-смазки «Дюрекс» с ароматом ананаса и затормаживающим эффектом.

10. Ультратонкие полиуретановые презервативы Sagami Original 0.02.

11. Складная зубная щётка Oral-B средней жёсткости.

12. Зубная паста Miswak original.

13. Ополаскиватель для рта Splat Сенситив со вкусом мяты и лимона.

14. Освежитель-аэрозоль для рта Kedem Kalita.

15. Походная косметичка от «Эвелин».

16. Маникюрный набор ZINGER.

17. Классический мятный «Тик-так».

18. Кумачовые трусы-стринги MiNiMi (2 шт.).

19. Тонкие носки MiNiMi (2 пары).

20. Паспорт в плотной кожаной обложке с изображением серпа-молота и внутренними вкладышами-кармашками, в которых:

20.1. Медицинский полис («Согазмед»).

20.2. Снилс.

20.3. Карта «Тройка».

20.4. Банковская карта «Сбер».

20.5. Банковская карта «Тинькофф».

20.6. Скидочная карта «К&Б».

20.7. Новенькая купюра с Хабаровском (заначка на крайний случай).

21. Блокнот в клетку BrunoVisconti, А5 (124х183 мм).

22. Простой карандаш Faber-Castell (2В), 2 шт.

23. Точилка Faber-Castell.

24. Перьевая ручка Montblanc с чёрными чернилами.

25. Круглая латунная фляжка 10 OZ (почти как у героя Лайама Ниссона из «Списка Шиндлера», только с прозрачным центром на одной стороне), наполнена тёмным ромом The Colonist Dark Premium Rum.

26. Дамский трёхзарядный пистолет Svidrigailoff-Ultima.

Может сложиться впечатление, что я описала содержимое двухъярусного походного рюкзака «Bask Smart 35», но это впечатление обманчиво. Мой сидор («Яндекс» в помощь, если не знаете, что это) – скромный нейлоновый рюкзачок Snoburg 8806, 50х30 см. Всё вышеописанное изи помещается за счёт великого множества внутренних и внешних, скрытых и доступных карманов и карманчиков.

– Ада, ты вообще уверена, что тебе нужно посещать собрания нашего сообщества? – наконец рожает седая как мудрость мудачка (хз, как там будет мудак женского рода).

– Нет, не уверена. Я вообще ни в чём твёрдо не уверена, – отозвалась я уклончиво, как водяная змея в бурном потоке. – Даже в том, что существую.

Ну, тут вы поняли, да? Небось, Пелевкина-то почитывали, не дилдо деланы? Если нет, ознакомьтесь на досуге: рекомендую начать с «Чапаева» или «Т», а там как фишка ляжет (если вообще ляжет, а не ребром встанет).

Ведущая опять прокашливается нарочито.

– М-да, я чувствую, с тобой будет нелегко, Ада, – говорит озабоченно.

– А кому сейчас легко, Настасья? – говорю рассудительно. – Времена нынче тяжёлые!

Мне стало как-то скучно и даже немного тоскливо, я извлекла из сидора (потайной кармашек) круглую фляжечку и сделала хороший глоточек ромчику.

Как там у группы «ЖИ2»:

И пусть круто меня поносит,

Душа водки, ещё просит!..

Лучше не споёшь!

Мымра округлила свои кривые зенки:

– Ада, ты совсем о…

Она явно намеревалась произнести «охуела», но в последний момент сдержалась.

– …ошалела?!

– Да не ссыкуй, Настасья, это пепси-кола с ароматом дикой вишни! – весело и непринуждённо вспизднула я. – Дала бы попробовать, но я брезгливая.

Понюхать эта долбоёбка не допетрила.

– И что же мы с тобой будем делать, Адочка, – покачала она сивой башечкой. Форма черепа у неё, кстати, тоже неправильная – декаэдр какой-то, а не голова.

– Снимать портки и бегать точно не будем, Настасьюшка, – сказала я легкомысленно. – Наверняка это здесь у вас не принято.

Похоже, долго я здесь не задержусь. Но пох. Я вообще не очень понимаю, на хуя я сюда припёрлась. Я, собственно, даже не нимфоманка; моя гиперсексуальность не доставляет мне особенных неудобств. Точнее, никаких неудобств. Ещё точнее: только удобства и приятности. Мне необходимо кончить два раза в сутки, в первой и последней половине дня, а каким образом это достигается – для меня ровным счётом без разницы. Поэтому, если не нашёлся половой компаньон, я с не меньшим, а иногда и с большим удовольствием оргазмирую в одиночестве – посредством пальцев или тем, что под них попадётся.

После долгой, как царствование Лукашенко, паузы Анастасия примирительно-снисходительно скрипит своим поганым несмазанным колесом:

– Ну ладно, Ада. Иди к доске, а там поглядим.

Ёбана! Как будто десяти лет и не прошло! Мне сразу вспоминается Валентин Антоныч Терешников, учитель алгебры, невероятно похожий на лысого из «Браззерс» (хотя Терёха и не был лысым, а напротив, весьма патлатым). Я его возбуждала, как немытые тётки Наполеона, и он каждый, каждый урок вызывал меня к доске, чтобы полюбоваться. А то и по два раза за урок, а бывало и по три. И это при том, что я в алгебре ни бельмеса не смыслила – от слова совсем. Я до сих пор сносно вычисляю только в пределах десятка.

Как сейчас слышу его авантажный раскатистый баритон: «Вронская, к доске!» Он мне всегда помогал, и у доски, и на выпускном экзамене подсобил (я, слава Ленину, училась до ЕГЭ). Я его потом отблагодарила – во все дыры дала, себя не жалела; до сих пор поёбываемся периодически.

В первый раз у нас охуеть как романтично всё получилось, и даже с приключениями. Он, как настоящий рыцарь весёлого образа, терпеливо ждал моего совершеннолетия – да простят мне небеса мой цинизм, но я полагаю, Терёха банально ссыковал присесть на пару лет (он бы там пользовался бешеной популярностью, почище Фредди Меркьюри в девяностые). На следующий день после моего восемнадцатилетия он назначил мне свидание, но я мучилась таким макабрическим похмельем после днюхи, что перенесла встречу на сутки.

Учитель приехал за мной в лимузине с шофёром. Облачённый во фрак (думаю, тоже взял напрокат) с бабочкой, у подъезда он встал передо мной на одно колено и вручил мне букет из 99 белых роз. В машине, подняв перегородку между водителем, он нежно взял меня за пизду и проникновенно молвил:

– Ада, я люблю тебя так, что просто пиздец!..

Это не юмор и не сарказм, он произнёс именно эти слова, и я сразу же поняла всю полноту и искренность его чувств. К сожалению, ответить ему взаимностью я не могла при всём желании, поэтому, как сказал живой классик – «к чему слова, когда на небе звёзды» – я расстегнула ширинку, уже минут пять как ему тесную, и содеяла грандиозный, феерический, сказочный минет, один из лучших за всю мою двадцатисемилетнюю жизнь. Такие божественные отсосы, минеты-откровения случаются только по неисповедимому наитию.

Уверена, уже тогда, с неизъяснимым сиплым стенанием излившись мне в глотку, Терех осознал всей своею сущностью, что не впустую потратил на меня 265 косарей, которые бережно и кропотливо откладывал долгие годы. Впрочем, я отсосала бы ему и так, но это житейская мелочь.

Потом был ресторан «Прага». Фуа-гра, устрицы, трюфели, лобстеры, какая-то ещё деликатесная хуетень, «Вдова Клико» и снова минет, на сей раз в туалете. На десерт подали малиновый мильфей. Ближе к полуночи мы отправились в парк-усадьбу Царицыно. Томные июньские сумерки, божественный фимиам неизъяснимо душистых трав, рассыпчато-витиеватые трели соловьёв, обильно иссечённое звёздочками высокое небо, исполненная величавой царственности полная сладко-жёлтая луна… Читатель неминуемо ожидает третьего минета… но – нет!

Любовь – не ёбля на скамейке

И не минеты под луной!

Любовь – это, прежде всего, ответственность и дикая трата бабла, потом и кровью – а иногда и спермой, но об этом ниже – заработанного (бывает и наворованного, но тратится, надо полагать, с не меньшей болью).

В укромном местечке на траве мы расстелили предусмотрительно захваченный Терёхой толстый плед и после трёхминутного форшпиля начали дикую, беззаветную ёблю, бесцеремонно прерванную двумя конными мусорами, невесть откуда взявшимися под велезвёздным московским небом. Тереху, как заслуженному учителю РФ, никак нельзя было попадаться с таким правонарушением, поэтому к его расходам на вечер прибавилось двести евро на взятку доблестным служителям правопорядка.

– Постыдились бы, – сказал один из них с укоризной, засовывая банкноту в нагрудный карман. – Что дети подумают?

Мне до боли в анусе захотелось поинтересоваться, откуда в полночь в глухом месте в Царицыно возьмутся дети, но я подумала, что этот вопрос повлечёт за собой новые траты, и прикусила язычок. Несмотря на немного подпорченный финал, вечерок выдался славный – ради таких моментов, собственно, только и стоит жить.

Как выяснилось позже, Валентин Антоныч был не только похож на лысого из «Браззерс», но и действительно в молодости зарабатывал на хлеб насущный с «Виолой» съёмками в порнухе. Более того, он периодически подхалтуривал уже будучи преподавателем.

Мрачной тайной останется то, как отвязному порнолицедею, залившему перед камерой молофьёй не один десяток сисек и ртов, не только доверили воспитывать подрастающее поколение, но и присудили звание Учителя года и заслуженного учителя России. Скандал вышел ужаснейший, в Минобре полетело много голов. Лично мне глубоко похуй, я фёрстер-ницшеанка практически, но всё равно очень странно. С другой стороны, у пиндосов же чуть не стала губернатором порнозвезда, не так ли? Но то Америка (Love it or leave it), а у нас Россия (аршином общим не измерить) – менталитеты и порядки у наших стран слишком уж разные. Терёху уволили по статье, запретив даже близко приближаться к общеобразовательным учреждениям.

Но Валентин Антоныч не очень расстроился, поелику к тому времени у нас начали вводить злоебучий ЕГЭ, пустивший по пизде лучшую систему образования в мире, а Заслуженный Учитель являлся злейшим и принципиальным противником этого убийственного во всех смыслах нововведения.

Терёха стал знаменитостью, его даже на первый канал к Дрюше Малахову позвали. Пошли приглашения на съёмки в рекламе и прочей денежной хуйне, плюс он вернулся к порнолицедейству. Мы даже снялись с ним вместе в двадцатиминутном ролике. Только я ебалом светить не стала, напялила маску на всё лицо, как у Пелевкина в «Утомлённом солнце». Сюжет был следующий.

Безымянная богиня (я, то бишь) хуй знает какой мифологии и стихии спускается с небес (не особо божественным способом – для этой цели приспособили лифт в торговом центре) в кузницу к простому смертному кузнецу (Терёха). Богиня, в короткой красной тунике (на самом деле, это мой любимый пеньюар), павой выступает из лифта и подходит к кузнецу, кующему своё счастье (Терех тупо бьёт кувалдой по холодной чугунной наковальне). На мастеровом лишь набедренная повязка (обрезанное белое полотенце). Богиня подшествует к нему почти вплотную.

БОГИНЯ (надменно). Преклони предо мною колени, о смертный!

КУЗНЕЦ (испуганно, раболепно). Слушаюсь и повинуюсь, о Богиня!

Не знаю, был ли у этой поеботины сценарист, но диалогов больше в фильме нет. Кузнец Валентин Антонович встаёт перед Богиней Вронской на колени, она берёт его голову и притягивает к своей промежности. Кузнец медленно высовывает язык и начинает долгий акт пиздолизанья, во время которого Богиня неожиданно кончает (на плёнке этого даже не заметно – чисто для себя оргазмировала). Потом кузнец ложится спиной на широкую кушетку (неясно, что делает кровать в кузнечной мастерской, но ладно), Богиня осёдлывает его и начинает сношенье в вагину; потом в анус; потом опять в вагину; потом испанская дрочка меж божественных персей. Заканчивается сей изысканный кинематографический шедевр кримпаем: крупным планом влагалище Богини, из которого, словно сгущёнка из проколотой банки, медленно и степенно вытекает семя смертного (молофья у бывшего заслуженного учителя очень густая, хоть ложку ставь).

Минет в ролике отсутствует по моему требованию – я посчитала, что Богиня никак не может отсасывать презренному смертному; по той же причине кузнец не имел меня ни в одной атакующей позе – ни раком, ни в миссионерской. Условия я могла ставить потому, что снялась бесплатно, из любви, так сказать, к искусству. На хуя вообще создатели использовали эту псевдомифологическую тематику – это вопрос вопросов. Сняли бы сценку между домохозяйкой и электриком – и ебал бы меня Терех во все дыры во всех позах, и кончил бы в рот – а тут я на принцип пошла.

Но что-то я отвлеклась. Я остановилась на том, что:

– Ну ладно, Ада. Иди к доске, а там поглядим.

– Я урок не выучила, – виновато потупила я очи парте.

A propos, о зерцалах души – они у меня зело необычные. Левый глаз бледно-голубой, правый – жёлто-зелёный; гетерохромия называется, если вы не знали. Лицо у меня в некоторых ракурсах на кошачью мордочку похоже.

– Этот урок невозможно не выучить, Ада. Ты просто делишься с нами своими переживаниями. Рассказываешь, что вздумается.

Я вышла к доске и села на поставленный ведущей стул.

– А про оргию на яхте Арахновича можно?

– Ты реально была на яхте Арахновича? – подаёт голос один из ёблезависимых, совсем молодой патлатый непричёсанный чел.

Ну слава КПСС! А то я уж начала думать, что здесь принято открывать рот только по приказу. Ясен хуй, я была яхте Арахновича – иначе откуда у меня студия в Бибирево? Если бы не Араша, так бы и жила сейчас с ебанутыми предками. Он предлагал хоромы на Арбате, но я мозгами пораскинула – чем я буду за коммуналку платить? Не каждый же день олигархам отсасываешь, и других охотниц достаточно. И сошлись на однушке в Бибирево.

– Да, я реально была яхте Арахновича. Могу с ним селфи потом показать, как раз на той яхте, – сказала я и положила нога на ногу. На мне короткая плиссированная юбчонка в клеточку, едва скрывающая мегаоткрытые кумачовые стринги, которые только одно название, что трусы – чутка щёлку прикрывают и ещё меньше очко. – И в оргии семнадцати тел участвовала, только фотку показать не могу, там на входе смартфоны изымали.

– А твоя фамилия правда Вронская? – вступил другой трахоман, похожий на смурфика.

– Не, блять, это такая шутка в духе Толстого! – отозвалась я немного раздражённо. – Да, моя фамилия Вронская, могу паспорт показать.

– Ада, если ты не прекратишь нецензурную брань, я буду вынуждена принять меры, – заявила горгулья.

– Ну оштрафуй меня, ёпта! – молвила я похуистично, перекладывая ноги, как Шаронка в первом «Инстинкте». Вы не находите, что в те годы роль Майкла Дугласа в этой ленте куда как более достойно, органично и харизматично исполнил бы Микки Рурк?

– И у нас здесь не принято так откровенно наряжаться. Всё-таки, у нас здесь сексуально-зависимые!

– Да пошла ты в пизду, глубокую, разъёбанную и неделю не мытую! – сказала я. Шутка, только подумала, но не озвучила. Вы в курсе, что женщин нужно посылать именно в пизду, а не на хуй? Так гораздо уничижительнее.

– Буду иметь в виду, – сказала я вслух.

– Уж сделай милость!

Скучный кружок, без пизды. Шмалить нельзя, бухать нельзя, материться нельзя, по-блядски одеться нельзя. И бесплатный кофе, как в американских фильмах, не дают. Я вдруг остро почувствовала себя Марлой Сингер из «Файт-клаба», и мне жгуче захотелось закурить (есть там сцена, где героиня Бонэм-Картер в замедленной съёмке выпускает изо рта на собрании объёмистый клуб дыма).

– Родилась я в Бирюлёво, в обычной среднестатистической московской семье, – начала я рассказ. – Родители – наглухо ебанутые.

Седая гондониха дёрнулась кривым еблищем, но не перебила.

– Сексуальную ёблезависимость ощутила рано. В детстве, отрочестве и юности с успехом занималась различными видами спорта, пела в оперном кружке и постоянно дрочила. Первый оргазм словила в *** лет, под выступление в думе Бориса Ельцина.

Это я так всех подъебнула, в действительности первую кончину я испытала, глядя на плакат молодого Микки Рурка. У него, кстати, здоровенный хуй, загуглите, кому интересно (можно ввести «рурк ссыт фото без цензуры»).

– Целочность потеряла в *** лет, как Лолита Хейз, с одноклассником. Школу закончила на тройки, исключение история, русский, литра и физра, по которым железные пятёрки. Хотела стать оперной певицей и даже поступила в «Гнесинку», но потом передумала – тут одного таланта мало, нужна исключительность. Быть заурядной певичкой, пусть и оперной – not in my line, как выражался мой лысенький и толстенький однофамилец у Толстого. В итоге поступила на филфак, который окончила с красным дипломом. В универе переспала почти со всеми сокурсниками и преподами – переспала бы со всеми без исключения, но среди них затесалось два пассивных Бори и один физиологический импотент. В людях терпеть не могу чванливость, ординарность, самодовольство, тупость и физическое и духовное уродство. Люблю читать, бухать, петь (особенно по синьке), делать всё по-своему, ебаться и дрочить. Бесподобная минетчица. Слушаю классическую музыку, позднесоветский рок и Элвиса Пресли. По духу блядь, но не проститутка. Отдалась где-то трёмстам (плюс, минус тридцать) мужикам – одно время пробовала вести блядский список, но потом забила. За двадцать семь лет испытала 15** оргазм – тут не поленилась, всё строго запротоколировано. Нимфоманкой или ёблезависимой себя не считаю. Мне необходимо кончить как минимум два раза в сутки, в начале и в завершении дня. Впрочем, когда до полусмерти накидываюсь, перед сном не обязательно. Если не находится половой компаньон, управляюсь своими силами. Как-то так.

Чу, по-моему, отличная получилась автобиография, не? Садитесь, Вронская, пять с плюсом! В спёртом воздухе кабинета словесности лёгкой дымкой повисла немного недоумённая, пожалуй что почтительная пауза.

– Ада… если ты не считаешь себя… – наконец проскрежетала ведущая. – …секс-зависимой, зачем ты записалась в нашу группу?..

– А по фану! – бросила я похуистически-беспечно.

Патлатый юнец весело и коротко хохотнул. Ему вторила опухшая от синьки тётка под полтос, и смех её страшен, как рожа Славы Петкуна с бодуна. И еблище аналогичное – один в один.

– Я Гоша, – представился мне Патлатый. – А с мастурбации можно подробнее? Я просто девственник и дрочу двадцать четыре на семь, и батя заставил меня сюда прийти.