Kitabı oxu: «Цвет: жёлтый», səhifə 3
Эта его последняя его мысль, прежде, чем он ощутил моё присутствие, была для меня самой страшной. Она раскрошила мои тонкие стеклянные стены, которые я возвела для того, чтобы жить ещё один день, на мелкие осколки, впившиеся в самое сердце.
Молча, не различая лиц друг друга, мы пялились в пространство между нами.
– Подойди к нему, – я буквально чувствовала мягкие подталкивания в спину Ганди, когда пожилая литовка наставляла меня: она очень хорошая, я чувствую её сочувствие ко всему живому с той самой минуты, как она выбрала меня. – Поддержи его.
Но я не могла и шагу ступить.
– Слабый, – крутилось у меня в голове, паря над всем разразившимся многоголосьем. – Он такой слабый…
– Можно подумать, ты этого не знала, – весомо фыркнула молодая женщина – итальянка, и почему-то вмиг все смолкли, оставив меня один-на-один с выпрямившимся в полный рост Генералом.
Знала. Конечно, знала. Чувствовала его страх, намеренно старалась не замечать. Мне нужно было верить в героя. Мне нужен был герой, как и всем этим людям! Нужна была слепая вера в чудо, в конкретного человека, что спасёт нас всех! Это ведь так по-человечески: надеяться на кого-то. На президента, премьера, министра, полицейского… Мне просто было нужно, чтобы всё решилось без меня…
Мы с Генералом не обсуждали это: ни тогда, ни после. Молчаливым уговором отныне были скреплены все совместные обсуждения предстоящей обороны и жизни общины.
Ради других, ради их веры в будущее мы продолжали молчать и играть отведённые нам людьми роли.
Вот и сейчас. Этот мой доклад ни о чём был больше нужен тем, кто ютится в тоннеле: они видят, что «руководство» обсуждает, принимает решения, даёт указания и предпринимает хоть какие-то действия для их спасения. Людям этого достаточно.
Именно поэтому Генерал сдержанно кивнул. Я могла идти. Ему предстояло обсудить план обороны с уцелевшими мужчинами и подростками.
Холодает. Под землёй это чувствуется острее.
1 октября
– Открытое ранение, – тихо, извиняясь, пояснил врач молодой бесцветной женщине с огромными карими глазами. – Кровотечение… Я могу его остановить на время. Мне очень жаль. У нас просто нет ни лекарств, ни средств…
Два подростка нашли несколько гранат, несли их Генералу, но что-то пошло не так. Один из них умер на месте – я его помню, время у него было на исходе, я предупредила об этом Генерала, и он даже не стал поэтому того брать в расчёт для предстоящей обороны. А вот второй…
Я отошла в сторону, но эта несчастная успела схватить меня за руку. Я обернулась. Её сумасшедшие глаза смотрели на меня почти как на Бога.
– Я знаю, что Вы можете помочь ему! Помогите ему, прошу Вас! Спасите!
Отрешённо, оцепенев, я перевела взгляд с лица женщины на её руку: такую же грязную, как и у меня. Всё моё внимание привлекли к себе блохи, которые стали прыгать на меня. У меня не было ни брезгливости. Ни отвращения. Тупая констатация факта: блохи. Их везде полно. Но именно само их существование в настоящий момент заботило меня больше, чем эта женщина. Мерзкие существа! А будут жить даже после нас…
Врач схватил женщину за плечи и стал оттягивать от меня, что-то говоря про сына.
Я стряхнула её кисть и, молча, поспешила выйти вон.
Что я могла ей сказать? Что сделать? Я и сама не знала. Вопреки знакам над его головой у меня почему-то зрело стойкое ощущение, что он проживёт долгую и счастливую жизнь. Ерунда какая-то.
Я вышла на самый верх «башни» – чудом уцелевшей части какого-то здания, видимо, торгового центра, и увидела там Сашу. Дети есть дети. Несмотря на то, что от всей нашей страны осталась эта малюсенькая частичка, и через несколько дней мы все умрём, ребёнок продолжал познавать мир с тем же интересом, как если бы мы жили в мирное время. Маша сидела неподалёку, увлечённо читая первый том сборника Джека Лондона: мне кажется, что она её уже должна знать наизусть, так как эта потрёпанная книга с ней столько, сколько я знаю эту молодую женщину. Наверно, это тоже бегство от реальности.
Саша сидел прямо на бетонной плите, поджав под себя ноги, и ловил руками солнечные зайчики от своих очков. Над его головой словно злые вороны неумолимо мигали числа.
В другое время, когда-то очень давно, я бы непременно нарисовала бы его: запечатлела эти тонкие ручки, огромные глаза за очками с треснувшими стёклами, выражением счастья на бледном личике.
Я подошла ближе и прижала его к себе: малыш, как хочется помочь тебе выжить! Если бы я могла остановить часы его времени! Подарить ему долгую жизнь! Маленький, ни в чём не повинный котёнок!
Хорошо забытые за своей бесполезностью слёзы, вдруг защипали глаза, ещё немного и я готова была расплакаться.
– Это тебе! – выпутавшись из моих объятий, сказал Саша и вытащил из единственного целого кармана ветхих штанишек одуванчик. Жёлтый, с помятыми лепестками и робким маслянистым запахом.
– Одуванчик? – с усилием я прокашлялась и резким движением тыльной стороной ладони прошлась по своим глазам. – Но откуда? Сейчас же осень!
– А он вот вылез! – подытожил Саша и тут же потерял всякий интерес к этому вопросу. Ребёнок.
Я крутила упругий стебелёк в своих руках с чёрной грязью под неровными ногтями и надежда, робкая, еле слышная тронула моё сердце: если есть ещё вот такое чудо, то может мне удастся их всех спасти?
3 октября
Сегодня я весь день не выхожу из своего закутка. Никого не хочу видеть. И плевать, что подумают окружающие!
Я пыталась осознать, что произошло во сне.
Я победила! Победила его! Мне неимоверным образом удалось перекачать к себе двадцать провидцев. Двадцать! И забрала бы остальных (а там – кто знает?!), но сон прервался с его стороны: очевидно, что те, у кого он в химическом плену, засекли утечку и разбудили его.
Я уверена, что мой успех отчасти проспонсирован тем, что и у них подходит к концу топливо, электрогенератор даёт сбои, лекарства заканчиваются. Они тоже бегут, спасаются, только уже не от конкретного врага, а от той же смерти, что ожидает всех нас.
Во сне я снова бежала. От него. Я слышала топот его ног и когтей, когда он вдруг превращался в огромного зверя, похожего на тень тигра. Бесконечные коридоры и запертые двери. Вдруг мои ноги стали вязнуть в деревянном полу старого дома…
