Kitabı oxu: «Интимная Япония»

The Metropolitan Museum of Art

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Диана Кикнадзе, 2025

© Оформление. ООО «МИФ», 2025

⁂

Предисловие

Интимная сфера жизни разных обществ в разные отрезки истории испытывала сильное влияние религий и традиций, местных представлений о предназначении женщины и мужчины, а также государственной политики. Сексуальная культура может видоизменяться вместе с культурой общества в целом, уровнем нравственности и даже состоянием экономики. Изначально близость между мужчиной и женщиной рассматривалась как необходимый способ продолжения рода. Однако на протяжении веков эта необходимость смогла сформировать культуру, привычки и даже целую секс-индустрию с товарами и услугами для взрослых. Не остались в стороне и государства Дальнего Востока, в которых сексуальная культура легла в основу особой области знаний на стыке философии, медицины и даже религиозных практик, о чем повествуют эротологические трактаты Китая и Японии.

В Европе и России к дальневосточной культуре до сих пор принято подходить крадучись, практически на цыпочках, осторожно, но с любопытством разглядывая ее, будто шкатулку с экзотическими диковинками. Что-то может нас восхитить, а что-то – вызвать шок и отвращение.

Дело в том, что в христианских обществах сформировалась особая этика, породившая собственные нормы поведения и в интимной сфере жизни. Библейская идея первородного греха оставила глубокий отпечаток на христианской культуре, в том числе и на Руси, хотя дохристианская жизнь славян отличалась большой свободой и близостью к природе, к естественному началу в человеческом поведении и отношениях. Точно такую же свободу отношений мужчины и женщины можно увидеть в японской мифологии: сами боги-демиурги легко сходятся, женятся и зачинают многочисленных отпрысков. Народная, архаичная сексуальная культура Японии с ее свободой и раскрепощенностью просматривается и в современной поп-культуре, в том числе в манге и аниме, и в эротической продукции. Читателям, воспитанным в традициях христианской морали, стоит принять во внимание, что интимная жизнь японцев на протяжении веков складывалась из совершенно иных воззрений на телесность, в которых не было места стыду, запретам, понятию о ценности целомудрия. С христианской культурой японцы впервые ненадолго познакомились в XVI веке, но официально государство стало внедрять христианские моральные нормы лишь к концу XIX века – и то лишь для того, чтобы не шокировать западный мир.

В нашей книге, которая соткана из источников и исследований по истории, антропологии, литературе и искусству Японии, мы шаг за шагом познакомимся с архаичными мифами – корнями свободного отношения к сексу, с историей появления проституции и «веселых кварталов», разберемся в сложной иерархии жриц любви. Не обойдем стороной и приличных девушек – познакомимся с методами воспитания дочерей самураев, рассмотрим идеализированный образ японской жены и матери, вошедшей в историю под названием ямато надэсико. Постепенно приближаясь к стыку XIX и XX веков, мы придем к пониманию современной Японии, которая пересмотрела взгляды на сексуальную культуру своего народа под сильнейшим влиянием модернизации в эпоху Мэйдзи (1868–1912). Многие элементы народной культуры навсегда исчезнут, как ни странно, и по вине повсеместной электрификации Японии.

В наш век глобализации, которая затрагивает и такие традиционные общества, как японское, стираются границы между национальной и заимствованной культурой. Мощный поток американской культуры, захлестнувший Японию после окончания Второй мировой войны, лишил ее многих самобытных черт. Но все же внешние влияния не смогли уничтожить эту самобытность до конца. Ведь японцы на протяжении всей своей истории отличались очень важным умением: перенимать основные элементы чужеземной культуры, но со временем интегрировать в собственную, адаптировать, изменяя эти заимствования до неузнаваемости.

Куртизанка в образе богини Бентен

Ясима Гакутэй, ок. 1828 г. The Rijksmuseum

Книга состоит из пяти глав. Путешествие в мир «Интимной Японии» мы начнем с занимательных историй об особенностях сексуальной культуры японцев в мифах и легендах. С каждой новой главой мы будем погружаться в новую эпоху, которая продемонстрирует новшества и отличия от предыдущих исторических периодов, и закончим современностью.

Как автор, считаю своим долгом сообщить, что данная тема в целом и отдельные ее вопросы, как, например, жизнь обитательниц «веселых кварталов», исследована достаточно полно и во всем ее многообразии японскими, западными и отечественными специалистами, что наглядно покажут сноски и список литературы. Что же можно сказать нового в такой популярной и живучей теме? Думаю, читатель почувствует мое пристальное внимание к жизни и судьбе женщины в Японии. К ее участи и изначальной обреченности терпеть и покорно сносить навязанную обществом роль – будь она доступной женщиной или женой аристократа или высшего самурая. Книга является отражением сугубо личного интереса автора к данной теме, в первую очередь как исследователя, которого волнует история женского вопроса в Японии. Ее задача – на примерах разных исторических срезов помочь понять всевозможные аспекты интимной жизни японского народа, порожденные географической оторванностью страны, религиозными воззрениями, привычками, равно как и модернизацией общества во второй половине XIX века.

Глава I. Секс у богов и древних японцев

Немного занимательной мифологии

В представлении древних японцев точно так же, как и в первобытных верованиях многих древних обществ, природа была отражением человеческого мира и жизненного цикла. Телесная и сексуальная культура японцев тоже оставалась тесно связанной с природой и всегда отождествлялась с самыми разными ее явлениями.

На первый план в древних обществах всегда выходило плодородие во всех его смыслах: щедрость земли, сильные всходы, богатый урожай, а также способность женщины к зачатию и рождению здорового потомства. От гармоничного баланса природных сил зависел урожай, а значит, и жизнеспособность общины. Сегодня архаичные верования и ритуальные практики вызывают у нас улыбку или недоумение, но во времена, когда научные открытия и познания в анатомии и физиологии еще не дошли до Японских островов, народ из страха перед стихиями и неподвластной человеку природой воспринимал ее силы как жизнетворные и карающие. Устройство природы и ее могущество не поддавались пониманию и рациональному объяснению, а потому она обожествлялась, наделялась теми же способностями и функциями, что и тело женщины. Сексуальные действия отдельного человека и целой общины на земле в посевную пору носили сакральный смысл. Землю необходимо было оживить, пробудить после долгого сна, наполнить ее сексуальной энергией, поэтому половые акты и массовые оргии на полях во время посевной были делом самым обычным – и крайне важным для богатого урожая.

Понятия стыда не существовало ни в Древней Японии, ни в остальном мире до прихода религий, осуждающих наготу, оргии и свободу в выражении своей сексуальности. Выживание людей напрямую зависело от урожая, поэтому природе следовало показать наглядно то, что ей необходимо совершить: принять в свое лоно семена, взрастить и наполнить всходы и плоды силой. Так человеческая плодовитость напрямую связывалась с плодородием земли.

Крестьяне на рисовом поле

Утагава Куниёси, 1842 г. The Minneapolis Institute of Art

Не только у японцев, но и у всего человечества в древности земля стойко ассоциировалась с женщиной-матерью, ведь она давала всходы после обильных дождей и плодоносила, подобно женщине. Соответственно, небеса, дождь, гром и молния были символами мужского начала, а земля, почва, рисовые всходы – женского. Японцы верили, что хороший урожай риса – этой наиболее важной для Азии злаковой культуры, считающейся священной в синтоизме, – прямой результат «любви» мужчины-молнии и женщины-риса.

В слове «инадзума» (稲妻 – «молния»), которое записывается при помощи двух иероглифов: 稲 – «рис» – и 妻 – «жена», иероглиф 妻 – «цума» – означал не просто «жену», а «партнера, помощника, супруга» вообще, вне зависимости от пола¹. По представлениям древних японцев, рисовые ростки в почве, в которую ударила или которую озарила своим ярким светом молния, всходят быстрее, а зерна наливаются настолько полно, что дают обильный урожай². В японской поэзии слово «инадзума» стало метафорой плодородия, супружеской любви. Но у него есть и другое значение, которое исходит из сельскохозяйственных наблюдений древних японцев: осень, осенний период созревания рисовых колосьев.

Есть еще одно любопытное слово, подтверждающее это верование: слово «инацуруби» – 稲交, которое дословно переводится как «соитие с рисом», на языке древних японцев также означало молнию – возможно, как процесс взаимодействия с рисовыми всходами (от глагола «цурубу / цуруму» в значении «соитие мужчины и женщины»)³.

В разных легендах и мифах потаенных уголков Древней Японии встречаются сюжеты о необычайном зачатии или о не совсем стандартных половых партнерах. Это истории о том, как женщина подставляет свое обнаженное лоно ветру для зачатия желанного дитя, и о том, как стрела красного цвета, выпущенная божеством земли Оомононуси (Великий бог – хозяин вещей / духов), попадает в лоно вожделенной девы, что напрямую указывает на важность фаллического культа. Некоторые сюжеты, например об огромном змее, который овладевает девушкой и зачастую убивает ее, встречаются и в более поздних сборниках коротких назидательных рассказов. Ну а об Острове Женщин легенды ходили еще долгое время, поэтому поговорим о нем подробнее.

Любовь крестьян. Фрагмент шестой картины из серии «Великолепный и утонченный Манаэмон»

Судзуки Харунобу, XVIII в. Самурай, надевший маску, под видом божества Инари совокупляется с юной девицей на рисовом поле прямо на глазах у ее удивленных родителей. The Minneapolis Institute of Art

Истории о некой населенной только женщинами стране на отдаленном острове в Южном море, судя по всему, с глубокой древности будоражили воображение мужчин. Похожие представления существовали не только в Японии, но и в Индонезии, а также у айнов, гиляков, индейцев Северной Америки. Особенно популярной и живучей оказалась легенда, согласно которой этим вожделенным Островом Женщин был остров Хатидзё, расположенный к югу от Токийского залива. А на острове Аогасима в том же Южном море существовала идентичная страна мужчин. Раз в году, когда дул южный ветер, мужчины отправлялись на Остров Женщин для заключения временных брачных союзов. Стоит сказать, что женщины с нетерпением ждали этого дня и встречали мужчин песней:

 
К южному ветру
Выйдем все,
Приглашая их,
Выставим сандалии соломенные
С завязками красными.
 

Согласно легенде, женщины выставляли пару своих сандалий прямо на берегу, и мужчина, который надел их, отправлялся в опочивальню их хозяйки. Результатом любви, естественно, становился ребенок, но девочке женщины радовались, а мальчика считали созданием бесполезным и спешили его женить. Девочка наследовала все имущество, в чем проглядываются зачатки матриархата и законов наследования в эпоху Хэйан, которой мы коснемся в дальнейшем.

Неизвестно, есть ли доля истины в этой легенде, но отец Мендоса в своей «Истории Великой Китайской империи», вышедшей в Риме в 1585 году, также рассказывает об острове женщин-амазонок. Они прекрасно стреляли из лука, ради чего жертвовали правой грудью, чтобы она не мешала. Ежегодно в определенный день к острову подплывал корабль с мужчинами, которых женщины встречали приветливо. Мужчина обувался в ту или иную пару сандалий, а их хозяйка уводила моряка к себе. По прошествии времени моряки возвращались на корабль и отплывали, оставив своим «женам» адреса и фамилии. Эти сведения нужны были в случае рождения мальчика – дитя ненужного пола отсылали к отцу, в то время как девочки оставались на острове.

Отец Мендоса в конце своего сочинения чистосердечно добавляет, что не уверен в этих слухах: «Хотя я даю слово священника, что слышал эти рассказы от людей, которые за последние два года побывали на этих островах и видели там этих женщин, мне трудно в это поверить. Поскольку в письмах святых отцов, живущих в Японии, об этом нигде не сообщается, мне это кажется еще более сомнительным. Поэтому каждый сам волен воспринимать это как истину или как вымысел»⁴.

Айнский и окинавский фольклор, по всей видимости, из-за географической близости к народам Сибири и Тайваня содержит мифы о зубастой вагине. Хоть подобный мотив и не встречается в мифологии Древней Японии, он есть практически у всех народов мира и обозначен историками-фольклористами как vagina dentata (лат. «зубастая вагина»). В айнской легенде упоминается демон, который возжелал девушку, но всякий раз получал отказ. Обозлившись, он проник в ее лоно, поселился там и мстил всем ее мужчинам – откусывал им половой орган. Бедная девушка в отчаянии обратилась к кузнецу, который выковал для нее железный пенис. При его помощи она выломала зубы демона и изгнала его из своего тела. Другая айнская легенда также упоминает Остров Женщин, имеющих зубы в вагине, которые настолько изголодались по мужской ласке, что готовы были драться за стариков, приплывших к их острову на лодке. Один старик остался в живых – вставил в лоно женщине саблю, переломав там все зубы. В еще одной айнской легенде охотники на тюленей также попали к необычным женщинам, но двое погибли, а третий догадался засунуть в лоно женщины точильный брусок. Зубы были сломаны, а женщина искренне обрадовалась избавлению от своего «недостатка»⁵. Мотив опасной женщины с зубами внутри, которыми она кастрирует своих любовников, широко представлен в Индии, у американских индейцев и народов Тихоокеанского региона. В одном случае это была уловка женщин, подвязывавших высушенную щучью голову для защиты от непрошеных любовников, но во всех остальных этот мотив демонстрировал довольно искреннюю веру в то, что у некоторых (не у всех!) женщин в вагине есть два-три острых зуба, которые могут искалечить мужчину.

Представления о vagina dentata тесно связаны с прямым соотнесением анатомического строения вагины со ртом, ротовой полостью. Судя по всему, зубам там достались то же место и та же функция. Часто вместо зубов в мифологии может возникнуть голова змеи или щуки, а причиной кровожадности женщин может стать необходимость кормить детей – из убитых «женихов» мать готовит еду. Наибольшее развитие мотив зубастой вагины получил в индуизме, перейдя и в буддийские наставления для монашества «Виная-питака»⁶, в которых Будда говорил, что лучше погружать пенис в пасть ядовитой змеи, древесную щель и огонь, чем в женщину⁷. Можно предположить, что такими мифами старшие и более мудрые члены общины могли сдерживать порывы страсти у юношей, предупреждая их об опасности в чужих краях.

Наиболее живучим сексуальным мотивом в японской мифологии можно считать связь змея-любовника с девушкой⁸. Безусловно, этот мотив можно увидеть и в мифотворчестве других народов, но в легендах Древней Японии образ змея был настолько распространен, что плавно перешел и в сборники коротких буддийских рассказов жанра сэцува. Змей, как и дракон, в Китае, Корее, Японии и странах Юго-Восточной Азии, которые перенимали китайскую культуру и знания, считается божеством, но он может быть как положительным, так и отрицательным персонажем. Он обитает и на небе, и в воде. Образ Небесного змея связан с громом, дождем, он податель дождя в засуху, отчего его образ и стал положительным. Змей, обитающий в реках, озерах и прочих водоемах, хоть и был персонажем хтоническим, близким к земным существам, но воспринимался как божество местности. Особенно большой пласт преданий относится к священной в синтоизме горе Мива. В этих преданиях божество-змей имело привычку совокупляться с девушками ближайших селений или – этот сюжет встречается наиболее часто – посещало одну понравившуюся ему девушку. Змей перевоплощался в человека – прекрасного ликом молодого мужчину – и по древней японской традиции навещал свою избранницу по ночам. Девушке любопытно было узнать истинный облик ночного посетителя, ведь она не могла разглядеть его в темноте. Воткнутая в лоб спящего юноши игла с длинной ниткой приводила героиню к логову змея, где тот находился при смерти, так как игла оказалась вонзенной в его тело.

В фольклорной традиции эта же история имела и другой вариант, с более счастливым концом: змей изображен не любовником девушки-вышивальщицы, а героем ее снов. Из-за постоянной дремоты работа замедляется, и по совету матери, когда девушке в очередной раз снится юноша, она во сне втыкает в него иглу. После пробуждения оказывается, что наяву игла с длинной нитью была воткнута в тело змея, которого мать с дочерью обнаружили возле старого дуба. С тех пор змей обещал являться лишь в человеческом облике и даже сделал своей избраннице предложение руки и сердца⁹.

Однако в ранних буддийских рассказах сэцува, где довольно силен фольклорный элемент, можно встретить истории, в которых змей овладевает бедной девушкой, приводя ее к неизбежной смерти.

«Нихон рёики»¹⁰

Как огромный змей обесчестил девушку и как она спаслась с помощью снадобий¹¹

В деревне Умакаи, что в уезде Сарара провинции Кавати, жила богатая семья. В семье росла дочь. Во времена правления государя Охохи, летом 3-го года эры Тэмпё-ходзи¹², в 4-й луне 6-го года Свиньи, девушка забралась на шелковицу, чтобы нарвать листьев. В это время огромный змей обвился вокруг [ствола] и взобрался на дерево. Прохожий заметил это и сказал девушке. Она испугалась и упала с дерева. Змей бросился ей вслед и обесчестил ее. Девушка лежала без сознания. Родители увидели ее, позвали лекаря и уложили девушку вместе со змеем на постель в саду. [Лекарь] сжег три снопа проса (три снопа высотой по три сяку¹³). Бросив [золу] в кипяток, он получил три то¹⁴ смеси и, когда вода выкипела до двух то, добавил в нее десять горстей измельченной щетины кабана. Подвесив [девушку] за голову и ноги, он стал вливать смесь во влагалище. Когда он влил один то смеси, показался змей. Его убили и выбросили. Змеиные яйца были твердыми и белыми, как лягушачьи. Щетина кабана налипла на них. Яиц вышло пять сё¹⁵. Когда же влили два то смеси, вышли все змеиные яйца. Находившаяся без сознания девушка пробудилась и заговорила. На расспросы родителей она отвечала: «Я была как во сне, а теперь пробудилась и стала как прежде». Таково действие снадобья, но применять его надо с осторожностью.

Прошло три года. [Другой] змей снова обесчестил девушку, и она умерла.

Когда человек умирает и расстается с горячо любимыми мужем или женой, родителями или детьми, он говорит: «Я умираю, но в следующем рождении обязательно встречу вас». Его душа следует карме и перерождается в змее, лошади, корове, собаке или птице. Из-за дурных дел в прошлом совокупляются со змеем, перерождаются оборотнем и зверем…

Женщина расчесывает волосы на берегу

Утагава Кунисада, 1830-е гг. The Cleveland Museum of Art

В некоторых древних легендах и в буддийских рассказах жанра сэцува также можно встретить мотив непорочности девушки и непорочного зачатия. Хотя, судя по нераспространенности этого мотива в последующих веках, можно предположить, что эта идея не была близка японцам, а могла использоваться лишь в тех случаях, когда необходимо было подчеркнуть чистоту и святость девушки, как, например, в истории «Слово о девочке, родившейся из мясного шарика, которая творила добро и наставляла людей» из сборника коротких буддийских рассказов VIII века «Нихон рёики».

В рассказе речь идет о чудесном рождении у некой женщины мясного шарика в форме яйца, из которого через семь дней появилась девочка. Однако по прошествии некоторого времени тело ее стало деформироваться: голова срослась с плечами, подбородок исчез, а рост остановился примерно на 90 см. Телесные недостатки с лихвой компенсировались достоинствами: ее нрав, кротость, ум и религиозность поражали. К семи годам она знала все основные сутры и приняла решение стать монахиней. Важным дополнением к истории о необычайном ребенке служит одно анатомическое уточнение: «Телом [монахиня] отличалась от других: у нее не было влагалища, и она не спала с мужчинами, у нее было лишь отверстие для испражнений»¹⁶.

В данном случае необычное появление на свет само по себе символизирует отход от привычной нормы, и дальнейшее развитие девочки в сочетании с исключительными личными качествами также указывает на ее особенность, отличие от всех остальных. Ко всем телесным недостаткам (с точки зрения остальных людей, но не с позиции буддизма) рассказчик добавил и отсутствие у девочки влагалища, даже не намекая, а ясно указывая, что она рождена телесно чистой, святой.

Непорочное зачатие упоминается в том же сборнике «Нихон рёики» в рассказе «Слово о женщине, родившей камни и почитавшей их за богов»¹⁷. В одной деревне жила девушка лет двадцати (возраст уже не юный по меркам общества, в котором девушки начинали взрослую жизнь лет с тринадцати-четырнадцати). Она была не замужем и не имела сексуального опыта с мужчинами, что само по себе удивительно для Древней Японии. Но вот она забеременела без участия мужчины и в положенный срок родила два камня, которые с каждым днем становились все больше и больше. От духа, вселившегося в прорицательницу, окружающие узнали, что эти камни – дети великого синтоистского божества Инаба. Все же в синтоизме почитается телесная и сакральная чистота, и даже божество выбирает мать своих детей из числа девственниц, подобных прихрамовым жрицам мико¹⁸.

В японской фольклорной традиции легенды о матери, которая непорочно зачала дитя, с древности встречаются в ареале островов Кюсю, куда они могли прийти с юга. Мать, обычно и сама божественного происхождения, могла зачать от солнечного света, а также подставляя лоно южному ветру. Очевидно одно: непорочное зачатие и рождение необыкновенного ребенка находятся в самой тесной связи с божественным, сакральным миром¹⁹. Невинная дева может дать жизнь великому человеку, способному стать правителем, могучим воином, мудрецом. Этот мотив получил еще большее распространение в историографической литературе Древнего Китая и государств Корейского полуострова. В буддийских текстах также стали описывать необычные способы рождения и детей, появившихся из камней, яиц, мясных шариков, и не только (фантазии древних не было предела, когда речь шла о рождении великого буддийского подвижника).