Kitabı oxu: «Blondie. Откровенная история пионеров панк-рока»

«Когда я начинала карьеру певицы и сонграйтера, Дебби Харри оказала на меня огромное влияние. Казалась, что она – самая крутая девчонка во вселенной».

Мадонна

«…тщательно проработанное и невероятно увлекательное повествование».

Издание «Mojo»

© 2017 Omnibus Press (A Division

© Перевод Перфильев О.И., 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Предисловие

«Похоже, что мы были реалити-шоу еще до появления реалити-шоу», – заметил Крис Стейн во время телефонного разговора пару лет назад. Разумеется, он имел в виду группу Blondie, которую создал вместе с Деборой Харри пятьдесят лет назад. Несмотря на малообещающий дебют, они стали международным феноменом, пробившим путь наверх через каменные джунгли даунтауна Нью-Йорка.

Сегодня Blondie по праву принадлежит слава одной из самых влиятельных и новаторских групп XX века, возглавляемой самой популярной (по правде говоря, и не имеющей себе равных) вокалисткой в истории. На волне успеха песни 1978 года «Denis» группа выпустила ряд прорывных хитов, среди которых «(I’m Always Touched By Your) Presence Dear», «Hanging On The Telephone», «One Way Or Another», «Sunday Girl», «Heart Of Glass», «Atomic», «Call Me», «The Tide Is High» и «Rapture». Последняя – дань уважения группе Chic, что ввела революционный нью-йоркский хип-хоп в категорию мейнстрима.

В устаревшем понимании, поразительная красота Дебби позволила ей стать «девушкой с обложки», но певица позаботилась о том, чтобы это произошло на ее собственных условиях. Уже скоро стало понятно, что культурная и образованная Дебби, обладающая в равной степени серьезными умственными способностями и стальной волей, прокладывает дорогу последующим поколениям исполнительниц. Благодаря ей загорелись звезды артисток, от Мадонны до Леди Гаги, способных самостоятельно распоряжаться своей судьбой. Дебби Харри, которая не поддалась манипулированию, признавая только свой авторитет, заложила основы того постфеминистического идеала, что вдохновлял таких девушек, как Гвен Стефани, Пинк и солистку Garbage Ширли Мэнсон. Независимый дух динамичного, хоть и скоротечного движения «riot grrrl»¹ во многом тоже был вдохновлен невероятной харизмой Дебби.

Партнерство Дебби и Криса, творческого локомотива и ядра группы Blondie, пожалуй, самый яркий и необычный пример сотрудничества музыкантов эпохи нью-йоркского панка. Им пришлось испытать на себе все прелести коммерческих неурядиц, беспрестанного давления на «группу номер один», и внутрикомандной борьбы, усугубляемой проблемами с наркотиками. Эти, как и некоторые другие факторы привели к тому, что первая волна успеха группы завершилась прогрессирующим заболеванием Криса, забившим последний гвоздь в крышку гроба культового коллектива.

К счастью, группа воссоединилась в 1998 году и в составе Дебби, Криса, Клема Берка и Джимми Дестри начала штурмовать чарты. Хит «Maria» отправил обновленных Blondie на самые верхние строчки. Новые участники помогли развитию наследия и поспособствовали закреплению популярности на летних фестивалях. Неподвластное времени творчество вкупе с магическим очарованием Дебби привлекли к группе помимо старой армии фанатов новое поколение поклонников.

Blondie написали одну из самых громких историй рок-н-ролла. На одних ее страницах запечатлена история любви и творческий процесс двух неординарных личностей, на других – размышления о Нью-Йорке, чьим духом, очарованием и энергией проникнуто наследие группы. Немногие группы в истории шоу-бизнеса могли похвастать, что сполна отражают дух и настрой городов, в которых зародилось их творчество. Тогда как Дебби и Крис даже на пике мировой популярности активно интересовались происходящим на улицах города, разнообразием сцен и андеграудных клубов Нью-Йорка, где параллельно друг другу развивались панк, диско и хип-хоп. Что касается последнего, то нельзя не отметить, что ребята стали первой «белой группой», отразившей этот новый, революционный новый жанр в композиции «Rapture». На протяжении четырех лет Крис и Дебби регулярно появлялись в еженедельной программе «TV Party» с Гленном О’Брайеном², выходившей по кабельному телевидению пять лет.

Помимо регулярного выпуска новых материалов группы, их наследие легко заметить в музыкальных подводках к телепередачам, в фильмах и рекламе того времени. Стоит только их услышать, и в памяти тут же всплывет облик певицы-блондинки с растрепанными волосами и несколько недовольно надутыми губками. Сама Дебби вспоминает: «Blondie стали звеном цепочки событий и нью-йоркской сцены, только на подмостках которой мы чувствовали себя живыми. Мы привнесли в эту среду много нового, заложив основу для появления других групп. Думаю, мы обогнали время и не сразу нашли свою нишу в музыкальной индустрии. Мы постоянно ощущали себя чужаками, ворвавшимися в весьма устоявшуюся среду».

Это издание – вторая из трех книг серии «New York Stories». Первая, под названием «Trash!», рассказывает о том, что происходило «до, во время и после» творческой деятельности скандальной группы New York Dolls, чьи печально известные подвиги хронологически совпадают с началом карьеры Дебби Харри. Нельзя не упомянуть и особую связь между Blondie и соавтором настоящего издания Крисом Нидсом, который, будучи редактором журнала «Zigzag», оказывал музыкантам всеобъемлющую поддержку с самого их дебюта. Вот что об этом говорит сам Крис:

«В последние годы каждый раз, когда мне предлагали написать статью о Blondie или дать комментарий в том или ином документальном фильме, заходила речь о написании книги. Работа над этими проектами вернула меня в круг общения с Крисом Стейном и Дебби Харри, связь с которыми была оборвана более двадцати лет. Беседы с Крисом всегда вызывали во мне трепетные чувства. Обладатель ленивой манеры речи с характерным растягиванием слов, он описал мне многие события своего творческого пути, от самых первых лет деятельности Blondie до появления его собственного лейбла “Animal Records”. Параллельно нам удалось затронуть тему неумолимо меняющегося облика обожаемого им Нью-Йорка. В разговоре мы затрагивали тему написания книги о музыкальной сцене города, говорили о создании байопика о Blondie. Но мы и думать не думали о создании “книги о Blondie”. Когда же работа над ней началась, Крис сообщил: “Я всегда к вашим услугам”.

Пару лет назад я попросил Криса написать вступление к журнальной статье, посвященной группе, и он дал мне лучшую рекомендацию, о которой я только мог мечтать: «Моя бесконечная симпатия к Нидсу зародилась в период обрушившейся на нас беспощадной критики британских рок-журналистов. Крис, апеллируя к нашей благосклонности и дружелюбию, последовательно являл себя в качестве нашего убежденного сторонника, моральный кодекс которого не вступал в противоречие с его словами и поступками. Спустя годы я с улыбкой вспоминаю ожесточенные дебаты, что тогда велись в прессе, вместе с тем радостно отмечая как “Zigzag” время от времени предоставлял нам платформу, на которой наша группа могла отстреливаться от нападок. Кроме прочего, Крис сопровождал нас во время различных поездок в глухие районы Великобритании, где мы воплощали в жизнь свои фантазии о битломании. Поэтому я был очень рад, когда, спустя столько лет, я получил от него весточку».

И чувства эти взаимны. Наследие Blondie живет до сих пор благодаря яростным и независимым характерам Дебби и Криса. Эта книга рассказывает как раз о том, как все это получилось.

Крис Нидс

Дик Портер

2012 год

Глава 1
Американская девчонка

«Все, о чем я мечтала в подростковом возрасте – стать битником. Мне нравились идеалы, которые разделяли относящие себя к ним художники, музыканты и писатели. Это был особенный и отнюдь не самый легкий выбор жизненного пути».

Дебби Харри

Появление в июне 1979 года Blondie на обложке журнала «Rolling Stone» ознаменовало успех, которого жаждала любая американская группа. Журналист Джейми Джеймс, которого Дебби Харри позже называла «самодовольным, маленьким, напыщенным болваном», подловил группу в один из тех редких выходных дней, когда слава группы росла в геометрической прогрессии, а пресса, в свою очередь, упорно отказывалась воспринимать их всерьез.

С первых строк статьи Джеймс ушел в глухую оборону: «По взгляду Дебби сразу ясно – она меня ненавидит». Дебби вывело из себя, что интерес со стороны журнала возник лишь после того, как «Heart Of Glass» заняла первые строчки в американских чартах, и она поинтересовалась, почему до этого три года подряд никто не проявлял к группе ни малейшего интереса? Горе-журналист, в свою очередь, попытался сместить фокус на ссоры внутри коллектива, не скрывая отсутствие симпатии как к музыке Blondie, так и ко всей подобной музыкальной сцене, дополнив материал фрагментами интервью с женщиной, предпочитавшей, чтобы ее называли Кэг. Речь идет о Кэтрин Харри, приемной матери Дебби.

До этого момента сведения о прошлом Дебби до переезда в Нью-Йорк ограничивались скромной информацией о ее удочерении, школьных буднях в Нью-Джерси и туманными рассказами о периоде ее «подросткового бунта». Благодаря беседе Джеймса с Кэг читатели узнали историю о певческом дебюте Дебби, который якобы произошел в шестом классе во время школьной постановки «Свадьба Мальчика-с-Пальчик». Дети исполняли роли жениха, невесты и ее подружки. Кроме того, Кэг вспоминала, как Дебби прошла в финал музыкального конкурса с салонной свадебной песней «I Love You Truly», популярной в 1912 году.

Приемная мать рассказала о том, насколько дружной была семья Харри. «Единственный раз, когда Дебби не приехала домой на Рождество, был во время гастролей по Австралии [в 1977 году], что очень нас обеих расстроило. Она уверила меня: “Я больше никогда не буду уезжать так надолго”. Дебби – замечательная дочь».

На вопрос журналиста о том, пользовалась ли Дебби успехом у мальчиков, Кэг воскликнула «Вы шутите?», и тут же принялась оживленно рассказывать историю о том, как девочке предложили участвовать в школьном конкурсе красоты. «Она не горела желанием, но ее убедили… Дебби всегда отличалась особой красотой. Когда она была малышкой, друзья постоянно советовали мне послать ее фотографию [производителю детского питания] “Gerber”, убеждая, что Дебби несомненно станет одной из “Gerber Baby”. Но я так ее и не отправила, потому что не верила, что она им действительно пригодится».

«Маме действительно предлагали контракт, чтобы я стала “Gerber Baby”, но она отказалась. Она не хотела играть роль “мамочки из шоу-бизнеса”», – подтвердила Дебби. Отчасти этот случай объясняет ее относительно поздний творческий расцвет.

«Она застенчива, – продолжала Кэг. – В обычной жизни, вне концертов, – и вы, наверное, это знаете, – она тихая и озорная. Негромко разговаривает и не любит гулять. Дебби своего рода затворница… и очень семейная девушка. Она из тех, кто в лагере скучает по дому».

* * *

Дебора Энн Харри, урожденная Анджела Тримбл, появилась на свет в Майами 1 июля 1945 года. В возрасте трех месяцев ее удочерили Кэтрин и Ричард, который работал продавцом одежды в модном районе Манхэттена. («Он не слишком радел за свою работу, – вспоминала Дебби. – И говорил, что если люди хотят купить что-нибудь, то они купят это в любом случае»). Семья жила в маленьком городке Хоторн в штате Нью-Джерси, который Дебби лаконично называет «типичным маловыразительным пригородом».

По всей видимости, будущая певица была неуверенным в себе и одиноким ребенком. Мать, которая «не видела для меня другого будущего, кроме замужества», покупала ей простоватую одежду, которая ей не нравилась. Ревностный аскетизм, по всей видимости, проистекал из учения протестантской епископальной церкви, прихожанами которой были приемные родители Дебби. И хотя впоследствии Дебби сменила убеждения (по ее словам, епископальная церковь это не более чем «отсутствие ладана и исповеди» и «хорошие песнопения»), она признает, что религиозное воспитание заложило основу ее интереса к духовности. «Так ты учишься прагматизму и только потом начинаешь задумываться о Боге. После этого достаточно просто уйти из церкви. Несмотря на то, что многие протестанты не посещают церковь регулярно, ее роль как организации, поддерживающей социальное взаимодействие, очень высока. Мне кажется, что “Бог” – некая попытка описать формулу возникновения жизни, по типу какой-то энергии или антигравитации. Можно сказать, это решение некоего уравнения, с годами ставшее мифом. Не знаю, когда именно оно возникло, но это древнее знание. Передаваемое из поколения в поколение, оно рассеялось и превратилось в легенду».

Возможно, внутренняя неуверенность Дебби отчасти объясняется тем, что она росла в приемной семье. С другой стороны, атмосфера в семье Харри (в которой также воспитывались младшая сестра Марта и двоюродный брат Билл) была теплой и любящей. Несмотря на строгость, Кэтрин и Ричард заботились о своих детях и устанавливали четкие границы дозволенного. Когда Дебби исполнилось четыре года, они самым мягким образом попытались поведать ей о факте удочерения. По воспоминаниям Дебби, «они рассказали мне на ночь сказку, которую придумали сами, о том, как родители выбирают себе детей, а затем добавили: “Именно так мы тебя и заполучили”».

Как и все дети, Дебби обладала поразительной способностью приспосабливаться к ситуации. «Я считала их обычными мамой и папой и была с ними счастлива». Вспоминая детство, Дебби понимает, что Кэтрин и Ричард сыграли ключевую роль в ее становлении. «Удочерение и переезд в Нью-Джерси стали поворотным моментом моей жизни. Кто знает, что случилось бы, останься я во Флориде. Может, работала бы в Диснейленде».

Многих усыновленных детей не покидают мысли о загадочной биологической матери, и Дебби – не исключение. «Не знать, откуда я родом, служило большим стимулом для воображения. Я никогда и ничего не воспринимала как должное, – вспоминала Дебби. – Как-то раз мы с тетей Хелен пили кофе на кухне, и она сказала, что я похожа на кинозвезду. Ее слова привели меня в восторг, породив еще одну тайную фантазию, будто моей мамой могла бы быть Мэрилин Монро. Я всегда считала себя ребенком Мэрилин. Считала, что мы похожи не только внешне, но и внутренне. И это – задолго до того, как я узнала, что ее тоже удочерили…. Почему Мэрилин, а не Лана Тернер, Кэрол Ломбард, Джейн Мэнсфилд? Возможно, наш общий знаменатель с Мэрилин – потребность в огромных дозах демонстративной любви. Хотя, наверное, в моем случае это не совсем верно, ведь недостатка в любви я не испытывала. Родителям приходилось мириться с моими глупыми теориями о судьбе и о предназначении. Когда мне казалось, что меня не ценят, я прямо заявляла: “Вы еще пожалеете, что так со мной обращались, когда я стану богатой и знаменитой”. Их это очень смешило. Что ж, по крайней мере, я их развлекала».

Случается, что приемные дети в новых семьях страдают от ощущения покинутости и ненужности. Дебби с этим повезло: стабильная жизнь в семье вкупе с ее природной живостью ума помогли девочке извлечь положительные элементы из этой ситуации. «Когда твоя идентичность находится под большим вопросом, а это особенно остро ощущается в детстве, тебе приходится постоянно искать себя, вместе с тем во много крат умножая чувство абсолютной неопределенности. И чем чаще я не понимала, как должна выглядеть и что должна делать, тем больше я стремилась стать кем угодно, непохожей ни на кого. Это была моя отличительная черта, которая помогала жить, хоть временами и давалась с большим трудом».

Впоследствии Дебби все-таки отыскала биологического отца. Родная мать, следы которой обнаружились в конце 1980-х, отказалась от любых контактов. «Обратившись в агентство, через которое меня усыновили, и поговорив с женщиной-представителем, я изучила документы, и узнала кое-что о себе. Эта женщина посмотрела мои документы – а документы того периода были очень, очень подробными, ведь меня усыновили сразу после войны, в период, когда люди старались вести как можно более точные записи из-за огромного количества историй расставаний и большой путаницы, когда было много разлученных детей».

Рассказывая об обстоятельствах своего рождения, Дебби поясняет: «Думаю, с отцовской стороны у меня семь или восемь сводных братьев и сестер. Отец уже был женат, а мать не состояла в браке. Лишь забеременев, она узнала, что у него есть семья и куча детей. Сердце ее было разбито, она ушла, родила меня и отдала на удочерение». Дебби до сих пор не намерена контактировать ни с кем из своих братьев и сестер по отцу. «Не вижу смысла, – объясняет она. – О чем мне с ними разговаривать?»

Позднее Дебора обратилась к психотерапевту, чтобы разобраться, как раннее удочерение влияет на формирование личности. «Думаю, сложившиеся обстоятельства провоцировали во мне гнев и заставляли испытывать страх. Я не знала, как разделить эти чувства, потому что, как мне кажется, они были очень тесно связаны между собой.… Для меня это была проблема, возникшая еще во младенчестве, когда я даже не могла говорить. Травма. Но, в конце концов, я смогла сформулировать ее, сказать: “Ага, так вот в чем дело” и справиться с ней».

На стиль одежды Дебби повлияли не только традиционные взгляды Кэг, но и финансовые обстоятельства. «Мы были на мели, моя одежда была поношенная. К тому же мама не увлекалась поп-культурой, а я и представления не имела о модных тенденциях пятидесятых».

«В детстве я ненавидела свою внешность – светлые волосы, бледно-голубые глаза и выступающие скулы. Я не походила на детей вокруг. Из-за нетипичных черт лица чувствовала себя неловко. Я ненавидела смотреть в зеркало и уж точно не считала себя привлекательной, – рассказывала Дебби. – Когда я была совсем малышкой, то действительно была хорошенькой, но в переходном возрасте выглядела ужасно. Некрасивая и очень странная… Мама постоянно заставляла меня делать странные прически, мне приходилось носить неуклюжие туфли и другие дурацкие вещи. Я никогда не считала себя красивой».

«В плане одежды мы с мамой никогда не ладили. Она хотела, чтобы я выглядела как типичная прилизанная “белая протестантка” из Коннектикута – она считала такой стиль приемлемым, а мне он не нравился. Я предпочитала черные, крутые вещи. Одно время я была без ума от больших фланелевых рубашек, подпоясанных свитером, и узких брюк. У меня были четкие представления о моде, но они шли вразрез со временем, в котором я жила. Поэтому мы с мамой часто спорили».

С годами, рассуждая о традиционном конфликте «отцов и детей», Дебби призналась, что поняла точку зрения матери. «Она следовала действительно разумным фундаментальным принципам. Я же, в свою очередь, грезила радикализмом, сексуальностью, стилем кинозвезд. Но мама со своим классическим взглядом на одежду во многом была права – например в том, что приталенные вещи с простыми линиями будут смотреться на мне лучше, чем оборки и воланы. Тем более, что родителям едва хватало средств на несколько базовых вещей, а лишних денег на особенный гардероб не было».

«Время, когда отец стал зарабатывать чуть больше, совпало с моим подростковым возрастом, и все стало немного проще и легче, – вспоминает Дебби. – Отсутствие денег учит смирению, способности ценить то, что имеешь. Мама и папа придерживались традиционных взглядов и прошли вместе шестьдесят лет, несмотря ни на что. Как часто бывает, в их семейной жизни дела не всегда шли гладко, были как хорошие, так и грустные моменты».

Вопреки сильной неуверенности в себе, Дебби впервые показала певческие способности в церковном хоре. «Я была эдаким пухлощеким херувимчиком-сопрано рядом с христовым воинством, – вспоминает она. – Мне так понравилось петь, что я получила серебряный крест в награду за безупречную посещаемость занятий. На самом деле, эта награда принадлежала моим родителям, что заставляли меня заниматься каждую неделю». Хоть Дебби не была особенно спортивной, вскоре она стала выступать в качестве черлидерши. «Я нервничала и постоянно норовила бросить это занятие. У меня не очень хорошо получалось, и думаю, поэтому меня и выбрали. Я жонглировала и роняла жезл, а затем нагибалась, чтобы поднять его, на радость извращенцев-папаш, что пялились на мои трусики!» Несмотря на нежелание быть обычной девушкой из пригорода, в старших классах школы Дебби не отличалась бунтарством. Бывшие одноклассники помнят ее как «дружелюбную» и «популярную». «Я боялась и ненавидела школу, – вспоминает Дебби. – Учеба казалась мне нудной. Мне нравились уроки искусства, но рисование не относилось к важным предметам. Я немного сбросила вес, научилась жонглировать жезлом и удостоилась звания самой красивой девочки выпускного класса. Иными успехами в старших классах я похвастать не могла. Более того, мне казалось, что все пытаются помешать любым моим новым увлечениям».

«В школе я постоянно переживала. Мне, конечно, нравилось изучать новое и сидеть на уроках, но напряжение, которое я неизменно испытывала во время контрольных, выводило из себя. С математикой я совершенно не дружила, хотя в геометрии разбиралась неплохо, хорошо определяя пропорции и отношения отрезков в пространстве. Английский язык и искусство давались легко, хотя я и помыслить не могла, что могу стать писательницей или сонграйтером».

Желая вырваться из унылого Хоторна, Дебора отправлялась на Манхэттен, погружаясь в суетливую атмосферу оживленного мегаполиса. «Когда мне было двенадцать или тринадцать лет, в субботу утром я приходила на вокзал и брала билет до Нью-Йорка и обратно за восемьдесят центов. Приехав в город поездом, я гуляла по Вест-Виллиджу, тому самому, старому Нью-Йорку с маленькими улочками. Я заглядывала в театры, клубы и кофейни, рассматривала афиши, стараясь запомнить всех артистов. Это полностью захватывало мое воображение и вызывало интерес».

Дебора, как и многие подростки из семей с небольшим доходом, устроилась на подработку. Вскоре она поняла, что работа по найму ей совсем не подходит. «Обе попытки можно считать неудачными. Сначала, когда была помладше, я устроилась помогать с уборкой к одной женщине. Затем, уже в старших классах, я работала в пункте приема купонов компании S&H и получила совершенно унизительный опыт. Люди, собиравшие эти зеленые марки, приходили обменивать их на товары и вели себя очень требовательно. Возможно, в глубине души они понимали, что бесплатный сыр можно получить только в мышеловке, поэтому проявляли чрезмерную напористость, но мне казалось, что они все просто злыдни».

В четырнадцать лет у Дебби появился первый «серьезный» парень. Тогда же, расширяя мировоззрение, она всерьез заинтересовалась социальной жизнью и творчеством. «В старших классах я была аутсайдером, – вспоминает Дебби. – Одевалась в черное и стриглась в полоску, обесцвечивала пряди и красила их в разные пастельные тона. Я быстро теряла интерес к любой новой компании, в которой оказывалась. Вскоре меня выгоняли или я уходила сама. Мне было неловко перед мамой, которая старалась поддерживать хорошую репутацию, а мой лучший друг оказался педиком. Звучит неприлично, но весело».

«Старшие классы запомнились мне бесконечной скукой, – вспоминает Дебби. – Я нормально училась в старшей школе Хоторна, была уравновешенной и потому не попадала в неприятности. Просто сидела на уроках…. Не думаю, что мои школьные будни как-то лучше раскрывают мою личность. Я вписывалась в режим и смирялась с ним».

Постоянное давление со стороны сверстников отнюдь не способствовало, чтобы Дебби следовала правилам. «Я присоединилась к женскому клубу. В наши обязанности входило выполнять различные поручения, вести себя определенным образом, по приказу приносить сестрам различные вещи, вроде жвачки. Несколько раз я грубо им ответила и меня выгнали. Но истинной причиной исключения стала моя дружба с парнем. Я считала его классным и прикольным, а они – стремным. В большей степени, потому что он был геем. Мне выдвинули условие: “Прекрати с ним общаться”. Я отказалась, и меня выперли, а девушка, что выдвинула эти обвинения, вышла за него замуж».

«Я меняла цвет волос десять или двенадцать раз. Сначала я красила волосы самыми доступными средствами – смесью перекиси и нашатыря. Обесцвеченные пряди постепенно стали ярко-рыжими. Тогда-то мать впервые заметила мои эксперименты и спросила за ужином: “У тебя какие-то другие волосы. Что ты с ними сделала?” – “Да так, немного осветлила”. Отец произнес: “Хм, даже не знаю, нравится мне или нет”. Но так как у мамы были похожие волосы, он счел мой новый цвет “приемлемым”. Позже я перекрасилась в платиновый».

Эксперименты с косметикой тоже дополняли привычный для Дебби образ добровольного изгоя. «Я рисовала искусственные веснушки и шла в школу, – говорит она. – Видок был такой, будто меня обрызгали грязью, и девчонки считали меня странноватой. Когда я была совсем юной, то, приходя домой на обед, если мамы не было дома, пробиралась в ее комнату и мазалась всем подряд».

«Я пробовала различный макияж и много практиковалась. Садилась перед зеркалом и пыталась с помощью косметики придать себе “восточный” вид. Я любила эксперименты и порой выходила из дома как настоящее чучело, хотя считала совсем иначе. В восьмом классе, когда мамы не было дома, я поднялась к ней в комнату и как обычно начала дурачиться с макияжем. Вернувшись в школу с обеда, я заметила, что все меня сторонятся и не хотят со мной разговаривать. Оставшись одна, я чуть ли не расплакалась».

Невзирая на неудачи, Дебби пришла к пониманию, что она не такой уж и гадкий утенок, каким себя всегда считала. «Впервые свою сексуальность я осознала лет в десять или одиннадцать. Думаю, в этом возрасте все испытывают нечто подобное, и в моем опыте нет ничего экстраординарного. Когда мне было одиннадцать лет, во время каникул на полуострове Кейп-Код мы с кузиной проводили вечера в прогулках по курортным улицам. Однажды мы вышли на улицу, накрасив губы без ведома взрослых. Мы заболтались с парнями намного старше нас, и они вызвались проводить нас до дома, сказав на прощание: “Что ж, подберем вас позже и сгоняем куда-нибудь выпить”. В одиннадцать вечера, когда мамы приказали нам переодеться в пижамы и ложиться спать, в дверь постучали. Мы спустились и открыли. Надо было видеть этих ребят, ведь перед ними, без губной помады, предстали маленькие дети. К счастью, они оказались очень известными музыкантами и подарили нам фотографии с автографами и все такое. Но наши родители все равно были в шоке».

Не по годам зрелая внешность Деборы привлекала в том числе и местных чудаков. «Так вышло, что у меня чувственная натура и полагаю, по фотографиям это видно. Прежде всего, меня воспринимали как женщину. Меня постоянно преследовали психически больные извращенцы. Эксгибиционисты. Когда я была еще совсем маленькой ко мне с моей мамой в зоопарке подошел мужчина и распахнул пальто. Мерзость».

По мере того, как под гормональным напором расцветала ее сексуальность, юная Дебора стала посещать местные злачные места для случайных свиданий, как например то, что местные называли «Cunt Mile». «Мне нравилось экспериментировать. Наверное, мне по-настоящему нравилась темная сторона как некая изнанка вещей, – вспоминает она. – Не то, чтобы я делала что-то из ряда вон, но определенно это притягивало. Мне хотелось увидеть реальный срез общества, потому что меня мало устраивала жизнь белой девочки из среднего класса, которая должна делать только то, что от нее ждут. Так что да, это был интересный опыт».

Стремясь расширить свой кругозор, Дебби стала с энтузиазмом учиться вождению. «В некотором смысле это меня спасло, – утверждает она. – Когда ситуация становилась слишком напряженной, я просто садилась в машину». Став куда более мобильной, Дебору потянуло в близлежащий городок Патерсон. «В Патерсоне жили обе мои бабушки. Многие не верят, что такое место существует на самом деле. В 1965 году в лондонской газете “Times” опубликовали статью о поэме Уильяма Карлоса Уильямса “Патерсон”. В ней Патерсон описывался как воображаемый город в Нью-Джерси, придуманный поэтом в качестве собирательного образа Америки. Всего лишь тринадцать миль от Ньюарка, а эти британские интеллектуалы думали, что это выдумка».

В 1963 году, несмотря на мечты о путешествии по Европе, Дебора поступила в колледж Сентенари в Хэкеттстауне в Нью-Джерси. «Родители не считали хорошей идеей ехать в Европу. Образование меня не очень интересовало, но я пошла в колледж, потому что была послушной дочерью. Не зная, чем заняться, я понятия не имела, как заботиться о себе. Я была запрограммирована на брак и получение высшего образования. Родители были уверены, что я выйду замуж, и другого будущего для меня нет. Меня создали для “продажи”, и за два года учебы я должна была окончательно созреть, и, скорее всего, встретить будущего мужа».

Эта «школа-пансион для девушек» (которую Дебби описывает как «исправительное заведение для благородных девиц») была основана в 1867 году Ньюаркской конференцией Объединенной методистской церкви. В 1910 году она стала подготовительной школой для девочек, а в 1940 году – двухгодичным женским колледжем. В 1965 году Дебби окончила заведение, получив степень бакалавра Ассоциации искусств – последняя ступень к статусу заслуженной домохозяйки.

Несмотря на то, что некоторые факты в ранней биографии оказались решающими для становления Дебби из Blondie, представить себя звездой мирового масштаба на тот момент она могла разве что в горячечном бреду. В подростковом возрасте пределом ее мечтаний было примкнуть к битникам. «Я мечтала вести богемный образ жизни в Нью-Йорке, иметь собственную квартиру и заниматься любимым делом. Жизнь в пригороде меня не привлекала. У меня всегда были свои тайные и сокровенные идеи…. Я всегда знала, что раскрою себя в том, что касается зрелищ».

В стремлении хоть как-то разнообразить свое детство в Нью-Джерси Дебби выдумала фантастический мир, населенный недосягаемыми героями кинофильмов. В колледже Сентенари она вдохновлялась архетипическим образом борца с истеблишментом вроде героя Джеймса Дина из кинофильма «Бунтарь без причины». Тогда как ее представление о гламуре в то время олицетворяла вездесущая Мэрилин Монро. «Во времена моей юности она слыла самой противоречивой женщиной страны, окруженной аурой тайн и загадок. Меня она влекла харизмой. Несмотря на то, что я благоговела перед многими кумирами, у меня никогда не было реального желания самой стать другой. Я знала, что хочу быть артисткой, имея весьма смутные представления о том, как воплотить эту мечту, но точно зная, что в музыке я очень хороша».