Kitabı oxu: «Fur Elise. Мистический сборник», səhifə 3

– У вас сегодня венчание? – спросил он. Александр кивнул.

– Я видел вашу невесту. Она красавица. Поздравляю вас…

Александр удивился – где хозяин мог видеть Софью? Он сам практически не отходил от нее весь вечер.

– Вино? Чай?

– Нет, благодарю вас. Я хотел задать вопрос…

– Восемнадцатая комната? Мне передал половой, что вы интересовались…

– Да. Я…

– Наверняка наслышаны?

Александр понятия не имел, о чем говорит кахетинец, но на всякий случай кивнул.

– Да, это была загадочная история… Поднимемся?

– Да, давайте поднимемся.

Они поднялись на второй этаж. Стоило им поравняться с комнатой Софьи, как та вышла им навстречу. Александр отметил какой-то нездоровый румянец на щеках, резко контрастировавший с белизной ее лба.

– Александр?

– Доброе утро, дорогая.

– Вы куда?

– Я…

– Я с вами, – Софья закрыла за собой дверь и двинулась с ними. Александра удивила решимость, с которой она это сказала. Кахетинец уже стоял у дверей загадочной комнаты.

Щелкнул ключ, хозяин шагнул внутрь. Александр пропустил Софью вперед и непроизвольно отметил, что вчерашняя девушка была в точно таком же платье, которое сейчас было надето на его невесте. Он почувствовал странное ощущение раздвоенности сознания – как будто он одновременно входил в комнату сейчас, днем, и тогда, ночью…

Он даже не удивился, увидев посреди комнату все ту же широкую кровать – на том же самом месте. В комнате явственно давно никто не жил – все предметы покрывал тонкий слой пыли. На стене висели часы – при взгляде на них Александр вздрогнул. Стрелки показывали ровно два часа.

– Вот здесь все и произошло, – сказал хозяин.

– Что произошло? – переспросил Александр.

– Как, вы не читали? Это печатали во всех газетах, даже в Москве. Страшная история.

Александр посмотрел на хозяина, покачал головой, потом перевел взгляд на Софью. Она стояла, смертельно бледная, и не сводила взгляд с кровати.

– Софья, вам плохо? – спросил он.

– Нет. Это так… душно.

– Может, вас проводить?

– Нет, нет. Все в порядке.

– Это было два года назад. В нашей гостинице остановился молодой офицер, – начал с видимым удовольствием и явно не в первый раз рассказывать кахетинец. – Он ехал с молодой женой к месту службы, на океан. Они остановились на три дня в Иркутске, так как невеста сказала, что плохо себя чувствует. И совершенно случайно здесь же, в этой гостинице, оказался… как бы это приличнее выразиться… старый знакомый невесты, тоже офицер. Я уж не знаю, была ли у них старая любовь, или что-то вспыхнуло внезапно – но в одну из ночей офицер, проснувшись, увидел, что жены нет. Встревоженный, он вышел в коридор и увидел, как она заходит в чужой номер. Офицер встревожился, вернулся за револьвером, после чего ворвался в номер и увидел жену в объятьях другого…

Александр содрогнулся, вспомнив свое ночное видение. Он поставил себя на место обманутого мужа – ситуация, действительно, была неприятной до крайности.

– И что дальше? – спросила Софья

– Он застрелил их обоих. Вот так, из револьвера: бах, бах! А потом застрелился сам. Вот на том самом месте, где мы с вами стоим.

– Какой ужас, – сказала Софья.

– Да. За мной прибежал половой, я пришел – везде кровь, потом прибыли полицейские, другие офицеры… что было… И с тех пор в этом номере никто не хочет жить. Считается дурной приметой.

– Терпите убытки? – сказал Александр.

– Нет. Всем интересно поселиться в гостинице, где произошла такая история. А сюда приходят посмотреть… Особенно молодым людям интересно, они любят сюда невест приводить…

– Хм, – Александр смущенно кашлянул. – Спасибо за рассказ.

Он взял Софью за руку – она была явно расстроена ужасной историей, и Александр еще раз пожалел, что привел ее сюда.

– Идем, дорогая, нам пора.

– Да, – скала Софья.

Было очевидно, что рассказ произвел на нее тяжелое впечатление – несмотря на солнечный день, она была бледна и печальна всю дорогу до церкви, и только там оживилась. На церемонию пришло много народу – офицеры венчались не каждый день, поэтому, кроме десятка малознакомых офицеров, в церкви столпилась куча зевак. Александр надел кольцо на палец Софье, и в этот момент его внимание привлек чей-то пронзительный взгляд. Он поднял голову – на него в упор смотрел тот самый лейтенант…

– Александр, – услышал он тихий голос Софьи. Он стряхнул наваждение и понял, что уже несколько минут стоит недвижимо, глядя в одну точку. Лейтенант исчез.

– Да-да, – невпопад ответил он, продолжая озираться в поисках лейтенанта, однако, вместо этого встретился взглядом с матерью Софьи – уже несколько секунд как собственной тещей. Увидев ее пылающие негодованием глаза, он, наконец, пришел в себя и обратил внимание на жену. Она искала его руку, чтобы надеть кольцо…

После венчания они отправились кататься, оставив мать Софьи у дядюшки Александра. Как оказалось, они были знакомы еще по Петербургу, и дядюшка категорически отказался отпускать ее с ними. В результате, не считая молодого возницы, они оказались наедине.

Александр приказал кучеру ехать не спеша вдоль Ангары. Софья была весела и рассказывала ему о Турции, об интересных обычаях и странных отношениях турок с женщинами. Александр слышал все это еще во время учебы в корпусе – впрочем, ему все равно было любопытно слушать иногда наивные, но экспрессивные суждения жены. Прервав ее на полуслове, он неожиданно для себя прильнул к ее губам и почувствовал, как она сначала вздрогнула, а затем, как будто опомнившись, робко ему ответила.

По счастью, возница не оборачивался, несмотря на то, что беседа теперь то и дело прерывалась на более романтичное занятие. Сам Александр больше молчал и слушал, чем рассказывал – странная амнезия так и не оставляла его, чем доставляла немалое раздражение.

Проезжая мимо Знаменского монастыря, Александр попросил возницу остановиться и подождать. Он много слышал об этом месте, но в прошлый приезд ему так и не удалось здесь побывать. У ворот толпились богомолки, приехавшие, видимо, из окрестных деревень. Они бормотали молитвы, которые сливались в гудение, как будто пчелиный улей вылетел в лес.

Увидев офицера с дамой, монашка, следившая за порядком и поодиночке пропускавшая богомолок внутрь, прикрикнула на них. Богомолки замолчали, воззрились на Александра и Софью и расступились. Александр взял Софью под руку, прошел через узкую калитку.

Софья сказала, что ей неинтересно рассматривать могилы, и прошла в храм. Александр удивился, но промолчал. Ему хотелось увидеть могилу великого Шелихова, которого он почитал одним из самых значимых исследователей в России.

Не торопясь он прошел между могил, удивившись той тишине, которая царила внутри монастырских стен. Совсем недалеко был большой город, ругались возчики при спуске на понтонный мост, а здесь было тихо, как тихо бывает в лесу между порывами ветра, когда даже птицы затихают в предчувствии нового шквала.

Могила Шелихова была скромна, но величественна. Александр обошел ее кругом, прочел все надписи и замер, размышляя. Где-то рядом, за стеной храма, была Софья – ему казалось, что он чувствует, как она приближается к иконе Богородицы, становится на колени и молится за здравие…

За спиной хрустнула ветка. Александр обернулся, надеясь увидеть Софью – но увидел все того же лейтенанта, который не торопясь приближался к могиле великого мореплавателя, рассматривая надписи. Александр вдруг понял, что знает его фамилию, хотя никогда ранее не встречался с ним… Лейтенант шел, как будто не замечая его – Александра так и подмывало подойти и спросить, не преследует ли тот его, но это было до крайности невежливо. Александр шагнул в сторону и, повернувшись спиной к лейтенанту, пошел к входу в храм.

Софья уже ждала его. Они вышли, и, не сговариваясь, пошли пешком. Погода была хороша, с Ангары веяло прохладой, а многочисленные мальчишки, удившие рыбу с берега, наводили на мысли о будущем их семьи…

В ресторан они опоздали, и ворвались туда совершенно счастливые и смертельно голодные. Выпив по бокалу шампанского, они захмелели и стали еще веселее. Оба понимали, что одними поцелуями сегодня не обойдется – а то, что будет дальше, одними только намеками захватывало дух. Дядюшка привел каких-то знакомых купцов и заправлял всей вечеринкой. Офицеры, крепко выпив, говорили о войне, мать Софьи старалась одновременно быть рядом с ними и веселиться с купцами, какие-то малознакомые люди поздравляли Александра и целовали руку Софье…

В какой-то момент им обоим это все надоело, и они, кивнув друг другу, незаметно вышли на улицу. Гостиница была через дорогу – взявшись за руки и громко смеясь, они добежали до входа, где Александр подхватил Софью на руки и понес вверх по лестнице.

Кажется, он даже не выпустил ее из рук. Многочисленные вязочки и крючки, которые были вечной проблемой в развлечениях с легкодоступными чухонками, заполонявшими Кронштадт во время летних практик будущих офицеров, теперь как будто растворились в ласках и поцелуях. Тихий вскрик Софьи, ознаменовавший окончательный ее переход в статус супруги, прозвучал музыкой в его ушах. Она даже почти не плакала и почти не закрывалась одеялом, когда он, после всего свершившегося, любовался ее прекрасным телом.

Без одежды она была даже красивее, чем в платьях. Александр признался, что мода только портит необычные и прелестные пропорции тела Софьи – ей хорошо подошел бы спортивный стиль, который он видел у немногочисленных американок, шокировавших строгих петербургских дам.

Крепко обнявшись, они шептались о всякой чепухе – и через некоторое время он почувствовал, что природа требует повторения. Несмотря на легкое сопротивление жены, он снова принялся ее целовать и мучить своими ласками… В какой-то миг ему показалось, что сзади что-то скрипнуло – то ли дверь, то ли половица. Он вздрогнул, обернулся – в полумраке комнаты, освещенной только луной, никого не было видно. Он повернулся к Софье и вдруг понял, что она не дышит. Ее глаза были закрыты, губы плотно сжаты, как будто она сердилась, и до него не доносилось ни единого дуновения. Он приподнялся над ней, всмотрелся в лицо – ему показалось, что перед ним лежит совершенно чужая женщина.

«Что, если она умерла?» – подумал он, и почувствовал, как холодный пот стекает вдоль позвоночника. Скандал, позор, ненависть родственников – все это мгновенно пронеслось в его голове. «Какая чушь», – решил он и прильнул ухом к груди Софьи. Сердце билось – очень редко и чуть слышно. А может быть, ему показалось…

Он соскочил с кровати, заметался по комнате, не зная, что делать.

– Что с тобой? – раздался голос Софьи. Он подбежал к ней, встал перед ней на колени:

– Господи, что это было?

– Что?

– Ты.. не дышала.

– Да? Нет. Тебе показалось. Иди ко мне, я замерзла.

На этот раз она была покорной и даже страстной. Александр, забыв о только что пережитом страхе, с наслаждением отдался любви. Это было чертовски приятно – и самым приятным было то, что впереди у них еще три дня…

Он незаметно заснул, положив голову на плечо Софьи. Он был уверен, что проснулся бы при любом ее движении – однако, открыв глаза посреди ночи, увидел, что ее нет.

Он сел на кровати, оглядев комнату. На столе горела свеча, отбрасывая странные тени. Софьи нигде не было видно. Александр встал, заглянул в другую комнату, затем в ванную. Пусто. У него появилось странное ощущение, что Софьи здесь никогда и не было – он не увидел ни ее одежды, только что скинутой куда попало, ни изящных туфель, купленных специально к свадьбе, ни шляпки, брошенной им на стол как раз на то место, где сейчас потрескивала свеча…

Ему стало нехорошо. Он подошел к кровати, сорвал одеяло. Простыня была белоснежно чиста. Он сел, обхватил голову и принялся мучительно размышлять – снится ему это или он просто сошел с ума. И вдруг он услышал голос.

Это, безусловно, была Софья. Она смеялась точно так же, как вечером, когда они сбежали из ресторана. Она что-то с упоением рассказывала невидимому собеседнику, и с каждым ее словом ему становилось все холоднее. Он вспомнил рассказ, услышанный накануне, и, как сомнабула, начал искать револьвер. Револьвера не было.

Его офицерской формы вообще не было в номере. Было только исподнее, причем не то, чистое, в котором он приехал в Иркутск, а какое-то застиранное и дырявое. Он быстро оделся в то, что было, и босиком выскочил в коридор.

В коридоре было тихо. Две электрические лампочки слабо освещали ряд дверей. Александр стал красться, стараясь ступать как можно тише, и останавливался около каждой двери, вслушиваясь в звуки. И вдруг ему по ушам резанул смех…

Он подскочил к двери и с размаху распахнул ее. Дверь, однако, открылась очень мягко и тихо. Он вошел вперед и застыл на месте.

Обнаженная Софья лежала на спине, грудь ее вздымалась от частого дыхания, а губы произносили какие-то неслышимые слова. Над ней склонился мужчина – такой же обнаженный, мускулистый, с черной шевелюрой.

– Александр…, – произнесла Софья. Он вздрогнул – он был уверен, что она видит его и зовет на помощь. Он сделал шаг, другой, и его взгляд упал на белоснежную форму, небрежно брошенную на спинку стула. Портупея с кортиком лежала сверху.

Он выхватил кортик, подскочил к кровати. Мужчина, только что ласкавший его жену, вскочил на ноги, но даже не думал защищаться. Они выглядели странно – немолодой штабс-капитан в рваном исподнем и с кортиком в руках, и обнаженный юный лейтенант, спокойный, как сама смерть.

– Александр, что случилось? – раздался голос Софьи.

– Дорогая…, – начал он.

– Все в порядке, милая, – ответил лейтенант. Он не сводил взгляда с Александра, однако не делал никаких попыток защититься. Его спокойствие обезоруживало Александра – он не мог прирезать боевого офицера, как курицу.

– Ты… вы… моя жена…, – начал он.

– Моя жена, – язвительно, очень тихо, но очень отчетливо произнес лейтенант.

– Ваша?

– Александр… мне очень жаль вас… но…

– Жаль? Я вас вызываю. Дуэль Немедленно.

– Александр…, – он вдруг подошел к столу, открыл ящик и достал портфель, наподобие того, с каким любили ходить на службу офицеры Генштаба. Александр с интересом наблюдал за его действиями. Лейтенант достал какую-то папку, пролистал ее и положил на стол.

– Вот…

– Что это? – Александр подошел поближе и начал читать. В какой-то момент он поймал себя на мысли о том, что не должен видеть буквы – в комнате было слишком темно. Однако он отчетливо видел каждое слово.

«Трагическое событие в Карском море. Как сообщает наш корреспондент в Новониколаевске, смерть штабс-капитана Александра Вяземского произошла вследствие… несчастные родители… безутешная невеста…».

– Что это? – поднял он голову. Он попытался найти взглядом лейтенанта, но его не было. Перед ним на стене висело зеркало, на которое был небрежно наброшен черный платок. Край платка сполз, и в зеркале отражалось…

Он вскрикнул, обернулся, пытаясь защититься от наступающей тьмы. Животный страх сковал все его члены, безмолвный крик застыл в горле.

– Александр…, – услышал он тихий женский шепот…

Тварюшка

История одной девушки

Танюшка проснулась сразу и внезапно, от того, что у нее вдруг на миг остановилось сердце. Она открыла глаза, учащенно дыша и пытаясь понять, что случилось.

В комнате было еще темно. В кухне слышались шорохи – мать уже встала. Спать больше не хотелось.

Кажется, ей что-то снилось. Или…

Она снова закрыла глаза и прислушалась к себе. Так и есть. На нее наползала странная, тягучая истома. Внутри крепла уверенность, что сегодня что-то случится. Именно сегодня. И к этому надо быть готовой.

Она сладко потянулась. Не хотелось никуда идти – хотелось валяться и ждать вечера. В том, что это будет именно вечером, она не сомневалась. Посмотрела на часы – семь. Пора вставать.

Она проскакала в ночнушке в ванную, махнув по дороге матери. Та уже пила чай – ей было к восьми. Танюшке тоже было к восьми, но до училища было рукой подать.

К тому времени, когда она привела себя в порядок, мать уже стояла в коридоре. Момент был самый удобный. Чмокнув ее в щеку, она как можно убедительнее сказала:

– Я поздно сегодня буду. Репетиция.

– Ладно. В подоле с репетиции не принеси.

Подобные неудачные остроты появились у матери в последнее время, и очень сильно нервировали обеих. Танюшка с сомнением подняла брови и посмотрела на мать. Та огорченно вздохнула и вышла.

Танюшка любила этот момент – она оставалась одна дома, и в такую рань гарантированно никто не мог придти. Разве что мать могла что-то забыть и вернуться. На эти полчаса она оставалась полной хозяйкой – и дома, и себя.

Танюшка скинула ночнушку и осталась голышом. Последние пару лет она так и спала – безо всего. Ей нравилось оставаться вот так – наедине со своим телом. Телом, которое теперь знало, что оно хочет.

Она ощутила укол голода. Того голода – не в желудке, а где-то ниже, объемнее. Голод заполнял ее всю, он требовал, чтобы его слушали, действовали по его указаниям. Танюшка включила кофеварку и подошла к зеркалу. Последнее время она пристрастилась к крепкому кофе, хотя еще недавно совершенно не выносила его. Вернее, ее приучили – приучил человек, мысли о котором все чаще занимали ее голову. И не только голову.

Она внимательно посмотрела на свое отражение. Красивая. Очень красивая. Огненно-рыжие волосы оттеняли белоснежную кожу. Она настоящая пара Артуру – пусть даже он почти вдвое ее старше. Она вспомнила, как совсем недавно вот так же стояла перед зеркалом в его квартире, обнаженная – и не одна, а с ним… И тогда ее совсем не мучил голод.

Кофеварка отшипелась. Танюшка соорудила два бутерброда и налила кофе. Жуя, она на ходу примеряла блузки и заодно размышляла, а не махнуть ли сегодня рукой на занятия. Но в училище время проходило быстрее – а ее жгло нетерпение. Скорее бы вечер.

Раздался звонок. Танюшка не спрашивая щелкнула замком – это была Дашка, она всегда заходила к ней перед занятиями. Если умудрялась не проспать. Дашка протиснулась в коридор, вместе с ней вошла волна табака и подъездного запаха.

– Накурилась, – с осуждением сказала Танюшка.

– Я не в затяжку, – шуткой ответила Дашка. Танюшка ушла в комнату – к двери она выскочила в трусиках и накинутой на плечи кофточке. Ей вслед раздалось завистливое цыкание подруги – та была толстоватой и всегда завидовала ее фигурке.

– Проходи? Бутер хочешь? – спросила Танюшка.

– Не. Хочу, – невпопад ответила Дашка.

Танюшка снова выскочила в коридор и отдала второй бутерброд. Крепкий кофе моментально отбивал аппетит, ей уже не хотелось есть.

– Эх, была бы я парнем, я бы тебя…, – с ноткой зависти сказала Даша, провожая ее взглядом.

– Ага, – сказала Танюшка. – Ты ешь пока, я сейчас соберусь. Как там, тепло?

– Лето.

Танюшка кивнула своему отражению в зеркале. Хорошая погода была ей нужна. Не пошел бы весенний дождь только под вечер.

Она подвела глаза, накрасила ресницы. Ресницы были рыжеватыми, ей это не нравилось, как не нравилась и их куцесть. Посмотрела на помаду, потом подумала, что скромность ей больше к лицу. «Пожалуй, сегодня не нужно больше», – решила она. На секунду ей стало жалко томящуюся в коридоре Дашку, но потом она вспомнила, что у той есть бутерброд.

«И никаких джинсов», – решительно сказала она. Короткая юбка была не по сезону, но в тему. Белые носки дополнили ансамбль. Две резинки перехватили волосы, превратив ее в наивную восьмиклассницу.

– Оу, – растерянно сказала Дашка, когда она вышла в коридор. – Ты чего это? Такая секси…

– Фигня. Хочется, – ответила Танюшка, надевая туфли. – Пошли, опоздаем.

* * *

Он проснулся рано и понял – сегодня. Чутье, которое его никогда не подводило, заставило сердце яростно биться в предвкушении того, что случится.

Он уже неделю искал такой встречи. Злобный червь страсти грыз его – он был готов лезть на стенку и орать от сжигающего желания. Он не мог ходить по улицам – по-весеннему обнаженные ноги девочек невероятно возбуждали его. Он силой заставлял себя отворачиваться от очередной школьницы, но его взгляд тут же падал на следующую.

Больше терпеть было невозможно. Это должно было случиться сегодня – или он знал, что произойдет по-другому. Он забьется в ванну и перережет себе вены. Он это видел не раз в своих снах-кошмарах.

И лучше, чтобы девочка была рыженькой. Он всегда мечтал о том, чтобы она была рыжей – как та девочка из детства. Ее звали Света – он всю жизнь мечтал найти ее, чтобы показать, кто последний в том их разговоре.

Теперь он понимал, что тогда она пошла танцевать с ним от скуки. Даже не из жалости к худенькому прыщавому недоноску – именно от скуки. Ее, умницу, но отнюдь не красавицу, парни обходили стороной – боялись показаться глупее. Он не боялся – однако на него она даже не смотрела.

Когда он неловко пригласил ее – она посмотрела на него, как на мебель. Однако неожиданно встала и протянула руку. Конечно, она не замечала, что добрую половину вечера он не сводил с нее глаз, проигрывая в уме, как он это сделает – и никак не решался, ища все новые причины: не та музыка, не то освещение, не то выражение лица.

А потом, во время танца, случилось это. Он не мог совладать с собой – она была слишком близко. Он ощущал ее всем телом – ее грудь терлась о его грудь, под пальцами были какие-то таинственные лямочки, их бедра соприкасались… он как будто плыл по волнам счастья и невероятного блаженства. Он не видел, как она странно смотрела на него и неуклюже старалась отстранить свои бедра от его. И вдруг все кончилось.

– Никонов, ты дебил! – раздался в его ушах ее злобный громкий шепот. Она остановилась – он тоже, с размаху наступив ей на ногу и получив в ответ хлесткий мат. Она с омерзением смотрела на него – и на его бежевые штаны, спереди которых расплывалось липкое пятно. Капелька попала на ее платье – она увидела это, ее глаза вспыхнули лютой ненавистью.

– Чтобы ты… больше… никогда… козел! – звонкая пощечина привлекла внимание окружающих и окончательно отрезвила его. Света быстрым шагом вышла из зала, а он остался стоять – в мокрых штанах, с пылающей щекой и с судорогами затихающего внизу живота оргазма.

– Что, Никон, Светку залапал? – заржал рядом Леха-толстый. – Ну и как она наощупь?

Стараясь сдержать слезы, он бросился к выходу. Наутро он перевелся в другую школу.

* * *

Занятия тянулись медленно. Танюшка как могла развлекала себя – но из головы не шло то, что должно было случиться. Это занимало всю ее.

Она знала, что завтра все будет опять хорошо. Что она станет обычной девушкой – в меру смешливой, в меру наивной, в меру даже глупенькой. Будет нравиться мальчикам и не нравиться местным курочкам, которые мнят из себя красоток. Но сегодня к ней никто даже не подходил – должно быть, от нее за версту несло голодом и черной страстью.

«Главное – не встречаться с Артуром», – как заклинание, думала она. Она не видела его уже неделю, и он ее, соответственно, тоже. А это значит, что он вот-вот должен появиться – или раздастся его уверенный голос по телефону, или, что еще хуже – он сам приедет на машине к школе или к дому. Хотя она сто раз запрещала ему это делать. Однако он на то и был ее мужчиной, чтобы не слушать глупую женщину.

Но встречаться им было нельзя. Она понимала, что не сдержится. Что просто убьет его. И тогда умрет сама. Потому что жить без него она могла, но не хотела.

На одной из перемен, однако, она убедилась, что далеко не все обходят ее стороной. Разговаривая с Янкой, она вдруг почувствовала чью-то ладонь на заднице. Резко обернулась и встретилась глазами с наглым взглядом Мишки, заядлого любителя хоккея. В смысле, не в телевизоре посмотреть, а взаправду поиграть. Был он даже какой-то местной звездой местной команды, но Танюшка в этой ерунде не особо разбиралась.

Мишка давно давал понять, что он неравнодушен – не столько к ней самой, сколько к выступающим частям ее тела. Танюшку это исключительно веселило, к зубоскрипению тупых курочек, писающих кипятком по Мишке и его дружкам, таким же спортсменам. Однако дальше словесных обменов любезностями и его попыток мимоходом ухватиться за что-нибудь дело не заходило. И заходить, конечно, не могло – она знала, что он скажет, еще за пять минут до того, как он раскрывал рот.

Вот и сейчас, достаточно ей было медленно перевести холодный взгляд с его лица на его руку, как рука сразу исчезла, а сам Мишка сделал вид, что ничего не было. Впрочем, Танюшка тут же перехватила ревнивый взгляд Маринки, которая точно видела, как Мишкина ладонь легла на ее зад. «Ну держись, коза», – подумала Танюшка и изменила выражение глаз. Она не знала, что именно она сделала и как у нее это получается – но Мишка немедленно расцвел и придвинулся к ней поближе.

На виду у изумленных одноклассниц она наклонилась к его уху и страстным шепотом сказала:

– Хочешь?

И тут же едва не расхохоталась, увидев, как расширились его глаза. Впрочем, главное, чтобы это увидела Маринка. А она видела – Танюшка чувствовала это спиной. Мишка довольно громко и растерянно сказал:

– Да…

– Вот вырастешь – обсудим, – внезапно сменив тон, прошептала она Мишке. – И не делай так больше.

Мишку как корова языком слизнула. Впрочем, его пылающие щеки увидели все. Она проводила его задумчивым взглядом, и вдруг подумала: «А, может…»

Нет. В училище делать это было нельзя ни в коем случае. Никогда. Хотя с истекающими слюной и другими естественными жидкостями мальчишками это было бы проще всего…

С тех пор, как у нее началось это – то есть два года назад – все как-то получалось само собой. И она даже не задумывалась раньше, что будет, если вдруг не получится. Как-то у нее такое случилось – и было очень плохо. Мрак перед глазами, тошнота, слабость. Она просто не могла ходить – лежала, повернувшись лицом к стене и не реагируя ни на что. Мать тогда перепугалась, вызвала врача – который разводил руками и говорил мудреные, но глупые слова, из которых было понятно, что ему ничего непонятно. Мать вызвонила даже отца – тот приехал, пьяный, в очках, перемотанных изолентой, воняющий подворотней. Приехал, поругался с матерью, взял у нее на бутылку и уехал.

А потом она встала и пошла. Туда, где ее уже ждали.

* * *

Он хорошо помнил, как это случилось в первый раз. Тем летом он не поступил в институт. Не увидев свое имя в списке зачисленных, он ворвался в кабинет председателя приемной комиссии, что-то доказывал, унизительно просил – и был с позором выставлен в коридор, под злобный смех таких же неудачников, как он сам.

Он пошел шататься по городу, подсознательно ища, какой эмоциональной встряской можно перебить стресс. Моросил дождь, одежда отсырела, однако ему было жарко и стыдно.

На набережной он увидел девочку, сидящую на скамейке. Сначала он вздрогнул – как она была похожа на Светку. Во всяком случае, со спины. К стрессу моментально прибавилась ненависть – но это оказалась не Светка. Какая-то рыжеватая блондинка сидела и грустила. Он вдруг понял, что он уже не в школе, что в этом, взрослом, мире его никто не знает. Подошел, сел рядом и как-то неожиданно для себя разговорился.

Оказалось, что девчонка, приехавшая из отдаленного поселка, тоже сегодня не поступила. Теперь ей предстояло возвращаться к себе домой – в однообразие, скуку и переплетение деревенских сплетен. Или что-то искать здесь, работу на какой-нибудь фабрике – непонятно с какими шансами выкарабкаться хоть куда-то, без жилья, без денег, без знакомых.

Они пошли гулять, несмотря на дождь. Он зачем-то соврал ей, что его дядька работает в деканате финансового факультета, куда она не поступила, и завтра он замолвит за нее словечко. Девочка расцвела и, казалось, совсем забыла про свои проблемы.

В глухой уголок парка они забрели случайно – кривые парковские дорожки были переплетены между собой и лишены всякой логики. В хороший день он бы сюда не пошел – тут царствовала центровая шпана, и можно было запросто остаться без денег и часов. Но сейчас в парке было пусто.

Неожиданно для себя он наклонился, чтобы ее поцеловать. Девчонка закрыла глаза и охотно подставила пухленькие губы. Он прикоснулся к ним и вдруг, как наяву, услышал: «козел… никогда… ненавижу…» Ненависть и унижение мгновенно вспыхнули в нем – он схватил девочку за шею, повалил в мокрую траву и начал яростно срывать с нее одежду. Ее глаза, обезумевшие от ужаса, еще больше возбудили его – он представил на ее месте Светку, голую, униженную, поверженную, молящую о пощаде…

Впервые увиденная им так близко обнаженная грудь на миг остановила его – острые торчащие соски были столь беззащитны, что вызвали у него в душе волну сочувствия. Но страсть уже полностью завладела им – остатки белья полетели в сторону, он с силой раздвинул плотно сжатые бедра и ворвался в свою жертву. Ее вопль еще больше раззадорил его – раздирая ее плоть, он одновременно схватил девушку за горло и начал сжимать его пальцами. Он понимал, что она умирает – вытаращенные глаза, высунутый язык и судороги ее тела не оставляли ни малейших сомнений в этом. Но ему было все равно – он был ее победителем, а она – его жертвой.

На распростертое на траве тело он даже не оглянулся. Умиротворение и покой разливались у него внутри, он впервые за несколько лет был спокоен и уверен в себе. Страх пришел чуть позже – он просидел две недели дома, пугая мать и судорожно пролистывая газеты. Про убитую девушку никто не говорил, преступника никто не искал. Спокойствия хватило ему на год…

* * *

Из училища Танюшка вышла с облегчением. Этот детский сад изрядно ее раздражал. Впрочем, перед этим ее вообще все раздражало – она была напряжена и сосредоточена, и всякие мелкие глупости ее только отвлекали.

Дашка, как обычно, увязалась за ней. Ей явно хотелось курить, но она не решалась при Танюшке. Не успели они подойти к калитке забора, как позади раздались топот и пыхтение.

Танюшка обернулась – к ней на всех парах неслась Маринка. Бежать на каблуках было неудобно, выдающихся размеров грудь неэстетично болталась туда-сюда, сумка хлопала по боку, но «курочка» упорно рвалась к цели.

– Забыла чего? – иронично протянула Танюшка.

– Тебя забыла! – невпопад ответила Маринка, тяжело дыша.

Танюшка поняла, что попала под разборки. Хорошо еще, что Маринка без подруг – драться в одиночку она не решится. Дашка от греха подальше ретировалась в сторону и тут же полезла за сигаретами.

– Ну, я тебя слушаю, – Танюшка остановилась в проеме калитки, чтобы в случае чего спрятаться за столбик.

– Ты чего к Мишке пристаешь? – разъяренно завопила Маринка. – Что за дела-то вообще?

– Пффф, – Танюшка не удержалась и фыркнула прямо в лицо курочке. – Нужен он мне, твой пацаненок.

– Я видела, как он тебе нужен. Я все видела. Как он лапал тебя, видела. Забудь про него, поняла? Тварюшка!

Танюшка вздрогнула от такой переделки ее имени. Она слышала это прозвище и раньше, но не в такой ситуации, а чаще всего в шутку. Сейчас же оно было сказано всерьез.