Kitabı oxu: «В сторону Атлантиды»

Şrift:

ISBN 978-5-0055-8327-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

"Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет"

В сторону Атлантиды
Когда
будущего нет.

Часть 1
В сторону прошлого

Глава 1

Москва

(1 декабря 2011 года)

Когда Лика согласилась на брак, Никита мягко улыбнулся, и на глазах выступили слезы. Он встал с колена, закрыл пустую коробку, откуда только что достал дорогое кольцо, и посмотрел в глаза будущей жене. В ответ она прижалась к его груди, а затем поцеловала в шею. Это было 1 декабря 2011 года, – в день, когда пошел первый снег.

Влюбленные стояли на выходе из ресторана, на Якиманской набережной, рядом с Патриаршим мостом.

Снег сыпал большими хлопьями, но внутри заведения было тепло и уютно.

Никита крепко обнимал Лику и совсем не хотел выходить на улицу. Скоро будет еще холодней – метеорологи обещали лютую зиму.

Лика освободилась из объятий будущего мужа и повернулась к выходу.

– Ты переедешь ко мне? – спросил Никита, когда Лика дернула за ручку двери ресторана.

– Я пока не знаю, как сказать об этом отцу.

Лика скрестила руки выше груди, спрятала голову в воротник плаща и пошагала вдоль набережной к метро.

– Лик, – догоняя, позвал Никита. – Ты уверена, что согласна выйти замуж?

Девушка резко остановилась и посмотрела в темно-белое небо. Снег сорвался не случайно. После них останутся следы. Оборвутся перед метро и вновь появятся на выходе из него. Затем их спрячет в свой кокон экспресс и где-то в переулках Сходни они снова окажутся вместе. Вдвоем.

Лика сильнее прижала руки к груди. Тонкий осенний плащ не спасал от холода в теплой зимней Швеции, и тем более не спасет здесь, в Москве, где морозы куда круче. Раз она сказала «Да!», значит, заметать следы уже поздно. Она всем сердцем любила Никиту, но не было такого дня, чтобы она не вспоминала об Артеме, – единственном друге Никиты.

Артем притянул ее силой, подло разделив жизнь на «До» и «После». И с этим грузом нужно вступать в брак.

Лика повернулась к Никите.

Большие карие глаза открыто смотрели на него.

– Дай мне пару дней, и я вся твоя.

Никита, не отрывая взгляд, кивнул головой и с долей сомнения в голосе произнес: «Хорошо».

– У тебя нет выбора, – Лика сдержанно улыбнулась, взяла Никиту за руку и они продолжили путь к метро.

Никита проводил Лику домой, зашел в местный бар и заказал две бутылки лагера. Сел на высокий стул у стойки и посмотрел в окно. Снегопад немного успокоился. С неба падали редкие хлопья.

Он открыл бутылку и почти залпом выпил пиво. Открыл другую, но не притронулся.

О чем думала Лика, когда согласилась на брак?

Когда первый раз Никита увидел ее в клинике Швеции, – это была худая девушка, на которой висела большая белая пижама, с овальным вырезом на спине. Потом – поворот головы и глаза. Большие, карие, широко открытые, как у любопытного ребенка.

Глядя на нее, сразу представляешь: тебя вот-вот обманут. Но эта мысль кажется настолько нелепой, что тут же вылетает из головы. Внимание перехватывает тембр голоса. Она говорит не громко, но и не тихо. Болтает об обычных вещах, но с тревогой.

«О чем ты на самом деле думаешь, Лика?»

Этот вопрос, заданный при первой встрече, Никита сейчас повторил мысленно дважды. Обнял пальцами бутылку холодного пива, прислонил к виску, затем немного отпил и вернул на стойку бара.

Нет, сейчас не самое лучшее время рассуждать о грезах Лики. Нужно возвращаться домой, подготовиться к ее переезду, и лечь спать. Впереди, счастливое будущее. Нужно к нему привыкать. Хорошенько выспаться. Прошлая жизнь была бродячей, а теперь с согласием Лики на брак, преобразилась.

Но сидя за стойкой у бара Никита не ощущал себя счастливым.

Частые проблемы супружества – быт, деньги и секс на стороне. Никите придется вступить в брак уже с проблемой под номером три. Как бы глупо это не звучало, но он уже успел откусить соленый каравай до свадьбы.

Никита отпил еще пива, и на краешках его рта заиграла отчаянная улыбка. Не то чтобы он хотел изменить жизнь Лики к лучшему, сделать ее счастливой в браке. Скорее это был акт работы над собой посредством другого человека, который тоже нуждался в помощи. Пытаясь изменить другого – меняешь в первую очередь себя. Банальное стремление исправиться вместе. Даже не изменить жизнь Лики к лучшему, а спасти ее от тоски по Артему. Тем самым заодно излечив и себя. Ведь ему тоже ужасно не хватало Артема. Не смотря на то, как Артем обошелся с Ликой, жизнь без него казалась опаснее, чем с ним.

Никита снова обхватил пальцами холодную бутылку пива. Так хорошо приложился, что опорожнил ее до дна.

Почему он так прикипел к Артему? Потому что Артем однажды его спас? Звучит, как-то по киношному. Но выходит именно так.

А Лика?

Разве можно лишиться разума из-за любви на самом деле?

Или это всё гештальды из его долбанного детства?

Вот здоровое желание быть кому-то нужным по-настоящему – это норма, но есть ли она в нем, в Никите?

В детдоме нельзя было достичь простого человеческого понимания. А детство – это тень на всю жизнь, паралич будущего.

Никита махнул рукой бармену и через пару минут ему принесли стакан с одно солодовым виски.

От множества вопросов голова шла кругом.

Никита поднял высоко стакан и отпил половину.

Любви нет. Так твердил ему Артем, когда был жив.

«Это приманка для новичков. Я когда-то тоже вляпался. Еле пережил. Чтобы в следующий раз не попасть на крючок, как только видишь, что влюбляешься, нужно сразу нападать. Это как со вскрытием квартир. Вышиб дверь, вошел внутрь, вынес ценности, сбежал по лестничной площадке вниз, а обернувшись, уже ничего не чувствуешь. Адреналин гаснет. После секса теряешь интерес к девушке. Поэтому не затягивай, на хрен прогулки, сразу нападай».

Никита сжимал стакан с виски и будто заглядывал в глаза Артему. Но напротив него стоял бармен. Натирал винные бокалы.

– Мы закрываемся, – сухо объявил он.

Никита задумчиво кивнул головой, представляя совсем другое лицо.

– На улице поднялась метель, – сказал бармен, дав понять, что не собирается задерживаться ни на минуту.

– Я живу в пару кварталах, дойду на ощупь.

В баре щелкнул свет, и в помещении стало темно.

– Думаю, дверь найдете, – обратился бармен к Никите, взглянув на наручные часы с подсветкой, и перепрыгнув через стойку бара, пропал в дверях.

Никита обернулся: полу черный силуэт уборщика передвигался, как приведение по залу. Он поднимал стулья, ставил на столы, а затем протирал пол. Никита спрыгнул с высокого стула и пошагал к выходу.

– Эй, уважаемый.

Никита, пройдя мимо уборщика, повернулся.

Перед ним стоял пожилой человек со шваброй.

– Я наблюдал за тобой.

Никита оценивающе посмотрел на него.

– Не знаю, что там у тебя приключилось, но прежде, чем что-то сделать, подумай: сможешь ли ты из этого выбраться?

– Вас попросил об этом мой отец?

– О чем?

– Передать золотой совет.

Старик облокотился рукой о швабру.

– Он переживает.

– Тогда пусть приходит на мою свадьбу. Я приглашаю.

Никита толкнул ногой дверь и, спрятав голову в воротник черной парки, исчез в белом снегопаде.

Глава 2

День следующий

(2 декабря 2011 года)

– Ты живой? – это был металлический голос Эллы над ухом. Соседки по этажу. – Извини за беспокойство. У тебя была открыта дверь. И я решила зайти.

Никита шмыгнул носом в подушку и перевернулся на спину.

– Привет Эл.

Элла улыбнулась. Стараясь сделать это как можно лучше. Белое каре ужасно полнило ее лицо, в невыгодном свете подчеркивая двойной подбородок. Ей было немного лет. Около тридцати. После трех беременностей ее разнесло. А вернуться в прежнюю физическую форму не давала постоянная сидячая работа продавца, и разные мелкие подработки в выходные. Элла любила по этому поводу рассуждать, прилагая фотографии из студенческой жизни.

– Ты как?

– Я в порядке.

– Уверен?

Никита немного приподнялся на локти и увидел, что он, не раздевшись, лег в кровать.

– Да, Эл. У меня все отлично.

– Может тебе приготовить глазунью?

– Прости, но ко мне может прийти Лика. Это моя невеста.

– Во как! Тогда тебе лучше быстрее привести себя в нормальный вид.

– Спасибо за беспокойство.

– Не за что, Ник.

Элла оглядела спальную комнату. Полупустой шкаф для одежды, большая кровать по центру и две тумбочки по углам.

– Скоро она оживит твою квартирку, – Элла тяжело вздохнула. Когда-то я тоже была замужем.

В любом другом случае Никита бы обязательно поинтересовался проблемами соседки, с которой в принципе перекидывался только приветственными фразами в лифте. И два раза выслушал историю, как Элла выиграла мисс красоты в старших классах. Но сейчас раскалывалась голова. Ром оказался лишним. Вчера, вернувшись, домой, Никита обнаружил после предыдущих арендаторов квартиры, недопитую бутылку на балконе.

Тот человек в местном баре, который мыл полы, задел его, напомнив об отце.

Невыносимо больно вспоминать родительский поступок. Мама Никиты и отец отдали его в детдом, из-за неспособности содержать семью. Потом мать умерла. А отец запил. Умудрился стать богатым художником, и обнищать. Потом изменился, стал набожным. Но сути это не меняло. Никиту он не хотел найти. Только спустя много лет, отец задумался о сыне, его поиске.

Сначала радость затмила все. Когда Никита узнал, о том, что он не один на этом свете, эмоциям не было предела. Но со временем чувства к отцу, который впрочем, жил особняком, в маленьком домике, при церкви на Берсеневской набережной, притупились. А вчерашний уборщик тронул Никиту за живое. Рана снова открылась. И как-то все не вовремя. Впереди серьезный шаг – свадьба. А этот уборщик, с отцовскими нравоучениями… Будь он не ладен.

Ощущая на себе взгляд Эллы, Никита встал с кровати.

В голову прилила кровь. Лицо побагровело.

– Спасибо. Дальше я сам.

– Я хочу с тобой попрощаться.

Никита вопросительно посмотрел на Эллу.

– Я не могу тянуть аренду квартиры. Переезжаю к матери.

Никита почувствовал тяжелый взгляд Эллы. Его аренда тоже была ему оброком.

Он не нашел, что ответить и не знал, как подбодрить Эллу, и просто обнял ее. Раньше, Никита выставлял квартиры, и вполне отлично обеспечивал себя. Но жизнь на кромке чужого счастья ему не приглянулась.

– Прости, что не смогу тебе помочь.

Элла по-доброму рассмеялась.

– Мы ведь даже не знаем друг друга.

– Но это не помешало тебе сегодня проведать меня.

– Ладно, не буду тебя задерживать. А то вдруг придет твоя невеста.

– Спасибо, что зашла.

Элла уже вышла из квартиры, как Никита окликнул ее.

– Эл.

Она вернулась.

– Да, – стоя в дверях, сказала она.

– Постарайся не бросать своих детей.

Элла с непониманием посмотрела на Никиту, легонько кивнула головой, и пошла к своей двери напротив.

Никита потянул на себя железную дверь и, захлопнув, поплелся в душ.

Снял вчерашнюю одежду.

Залез в ванную.

Открутил в душе холодную воду и подставил голову под ледяную струю.

Их дружба зародилась при странных обстоятельствах.

Никите было восемнадцать, Артему – двадцать один.

За неделю до окончания учебного года, в детском московском приюте, Никита пытался дважды выпрыгнуть из окна туалета, четвертого этажа, из здания для старшеклассников.

По словам одного из учителей Никита не был склонен к суициду, хотя рос довольно замкнутым ребенком. В переполненном приюте мальчик чувствовал себя ужасно одиноким. В отличие от других сверстников не был коммуникабельный. Хотя мог грамотно и долго рассуждать. Но это было большой редкостью, чем постоянством. Никита тяжело менял окружение, и не имел постоянных друзей. Казалось, дружба была ему противна.

Однажды на уроке философии он вступил в спор, что было ему не свойственно, с преподавателем, о межличностных отношениях между людьми: о тесной дружбе полов. Старый, со слипшейся у рта бородой, профессор, рассказывал ребятам, что человеку сложно быть одному. И поэтому каждый должен найти себе друга для взаимной помощи. За стенами детдома ожидает много трудностей и поэтому, кто еще не успел ни с кем близко подружиться: стоит поторопиться. И хорошо было бы влюбиться! Найти свою вторую половину в жизни.

Тема для приюта была довольно острой. Брошенные на обочине жизни дети слушали с некоторым скептицизмом. Они не могли впитать простую истину человека, который прожил жизнь полноценно, – обычную в своем понимании. Никита, выросший с острым чувством ненужности, не мог вместить в себя мирное течение жизни, и с предпоследней парты закричал во все горло, что любви нет, а дружба – это капкан для наивных идиотов.

Старый преподаватель не повел и глазом, продолжая дальше вести монолог. Но Никита выкрикнул повторно. На что профессор снова не обратил внимания. И тогда Никита встал, отодвинул громко стул, залез на него и, что есть сил, протрубил: вы что глухой? Разве нам не понятно, что вы врете? Не обманывайте нас. Уходите!

Старый преподаватель ничего не ответил. Встал и вышел из класса.

У одного учителя, Никита всегда вызывал чувство вины. Он был свидетелем того, как его принесли родители в детдом, и учитель не постарался переубедить молодых супругов забрать годовалого ребенка назад.

Никита был милый, симпатичный мальчик. Довольно часто грустил, что для детдома было вполне сносно. И его постоянная задумчивость – точно не следствие длинной цепочки суицидальных мыслей. Никита встал на подоконник в туалете, потому что один молодой водитель, по имени Артем, сказал, что знает его родителей.

Артем развозил хлеб. Жил с матерью. Хотя ничем не отличался от детдомовских ребят. Белое невзрачное лицо, серые глаза и старая, потрепанная одежда.

Артем приметил, что Никита считал деньги, вырученные с продажи яблок на ярмарке, собранные за школьным зданием, у смотровой ямы для машин. Там, где Артем менял колесо.

Артем ни капли не сомневаясь, в том, что Никита еще сможет заработать денег, решил их выманить.

На удивление Артем быстро втерся в доверие Никите, пообещав, что покажет ему родных. Взял деньги на бензин, с условием съездить к родителям в деревню, в Подмосковье, и больше не появлялся.

А когда снова объявился: Никита стоял в окне того самого туалета, откуда его пытался снять Сашка, – сосед по кровати. После того, как преподаватель философии покинул класс, Никита выбежал пулей, вслед за ним. Чуть не снес старика в коридоре школы, и побежал по ступеням на четвертый этаж.

На старом фургоне для перевозки хлеба подъехал Артем. Никита увидел с распахнутого окна машину и, спрыгнув с подоконника, побежал по школьному коридору на выход.

Не успели ребята обменяться рукопожатием, как лицо Никиты побагровело, и он пошагал обратно в школьное здание. Артем без задней мысли сказал: братец предки тебя не ждут. Ты главное не расстраивайся. Мой батя – алкаш тоже не балует меня своим присутствием в моей жизни.

Артем похлопал Никиту по плечу, достал из кармана джинс пачку сигарет и предложил выкурить по одной. Никита отмел пачку в сторону и, не проронив ни слова, пошел на четвертый этаж.

Ступая ногой в пустоту, Никита услышал за спиной голос Артема.

– Никит, не делай этого. Я погорячился. Старик, прости мне мою жадность. Не знаю я твоих «предков», но обещаю: если ты выпрыгнешь, я отгрызу себе руку. Умоляю.

За спиной Артема стоял все тот же Сашка, – сосед по кровати. А за ним еще пару таких же сирот.

– Никит, прошу тебя.

Никита смотрел под ноги. Голова кружилась. Было страшно. Не прыжок ужасал. Пугала дорога в ад. Один набожный воспитатель рассказал, что самоубийство – большой грех. Хотя вся эта жизнь напоминала Никите подобие ада. Самое страшное не смерть, а жизнь. Но все же Никита струсил сделать шаг в никуда.

– Я буду твоим другом, – пролепетал Артем.

Эта фраза отдернула Никиту назад.

Артем сделал аккуратно шаг вперед.

– Друг, я знаю, как сколотить капитал. Тогда ты отсюда дернешь раньше, чем положено.

Никита резко обернулся: опять врешь?

Артем через силу улыбнулся, но вышло никак.

– Я так и знал.

– Друг, не дури.

Обращение «друг» притягивало Никиту обратно. Мертвое, не привыкшее к дружбе сердце понемногу таяло.

Хотелось рыдать. Хотелось жить. Жить, когда по ощущениям понимаешь, что из этого ничего хорошего не выйдет.

Жизнь – это то, что было вчера. То, что вспоминать не хочется.

Никита топтался на месте. Ноги болтались в больших, не по размеру кроссовках. Пальцы нервно сжимали оконную ручку.

– Ну, так, что друг?

– Да пошел ты!

Никита спрыгнул обратно с подоконника и выбежал из туалета.

Через несколько часов, в коридоре, лежа на холодном кафеле, в скрученной позе Никита прятал лицо от ударов. Грязные носки кроссовок летели точно в голову и точно между ребер. Никита закрывался руками, чувствуя боль в локтях.

– Сколько раз, тебе скотине, говорили не заходить в туалет на первом этаже!

– Мой закрыт, – выкрикивал Никита, закрываясь руками от ударов.

– Интересно же по чьей вине? – ругался пучеглазый Макс из 11-Б.

Нос кроссовка, в который раз, четко вошел между ребер, и Никита почувствовал, как внутри, невыносимо закололо. Словно прокрутили нож, а потом вытащили.

Толпа, не унимаясь, пинала Никиту.

Никита попытался выкрутиться, встать на ноги, чтобы дать отпор и убежать, как тут же получил кроссовком в нос, и упал обратно.

В глазах потемнело. Из носа хлынула кровь. Крики смешались в кашу. В груди отбивалась режущая боль. Шансы выбраться были нулевыми, как вдруг, чья-то нога пролетела мимо Никиты, над головой. Этот кто-то промахнулся и с криком отлетел в стену. Затем следующий драчун, потом еще.

Никита немного раздвинул руки и увидел Артема. За него впервые заступились. Человек, который его назвал сегодня не только по имени, но еще и прибавил: друг.

Сердце наполнилось необъяснимыми словами благодарности. Никита уверенно встал с пола и начал бить обидчиков, вслед за Артемом.

Глава 3

Тот день

(3 декабря 2011 года)

Было уже почти семь. Солнце пробивало спальное окно ярким светом и слепило глаза. На улице стояла спокойная, но холодная погода.

Никита щурясь, встал с кровати. Зашел на кухню. И включил электрочайник. На стеклах появлялся иней. Он открыл балкон, впустив свежий воздух.

Лика так и не пришла. Даже не позвонила. А сам почему-то не решился набрать.

Никита подставил голову под кухонный кран и, набрав в ладони воды, обдал лицо.

Закипел электрочайник. Никита выключил его из сети и налил кипяток в кружку, закинув перед этим чайные листья Пуэра.

Глядя в балконное окно, подождал пока завариться китайский напиток для бодрости. Залпом выпил его и пошел собираться. Надел черные джинсы, вязанный серый свитер. Перед выходом накинул черную парку.

Возле лифта было невыносимо тихо. Обычно Элла в это время тоже шла на работу.

Металлические двери лифта со скрипом распахнулись перед лицом Никиты. И он шагнул вовнутрь старой клетки.

Через тридцать минут экспресс доставил его до места работы.

В ресторане было темновато. Солнце не могло достать длинные коридоры без окон.

Никита вошел в бар.

Включил кофе машину и взял чашку, чтобы приготовить себе американо с теплым молоком.

Вдруг за спиной он услышал голос, похожий на металлический голос Эллы. Только куда более жесткий и хрипловатый.

Никита обернулся.

Это была уборщица по имени Халиса. В полутемном помещении она передвигалась фантастически легко и непринужденно. Но, только завидев Никиту, тут же остановилась.

– Никита?! – она говорила на ломанном русском. По своему происхождению она была узбечкой. Как и большинство азиат, она приехала в Москву исключительно ради денег. Оставив семью на родине.

– Доброе утро, Халиса.

Никита взял чашку наполненную черным кофе и полез в холодильник за молоком.

– Это не я.

Никита, достав пачку молока из холодильника, посмотрел на Халису.

Сквозь утренние сумерки можно было разглядеть, что лицо ее покраснело.

– Что не вы, Халиса?

– Тебе сегодня день рождение. Я решила отметить.

Халиса проговорила это с некоторой радостью в голосе. Но страха в интонации присутствовало больше. Она взяла то, что ей нельзя. Точнее нельзя никому из персонала. А такие как Халиса совершенно чувствовали себя чужими в этой стране, и у нее тут же затряслись руки.

– Пойдемте со мной.

Халиса недоверчиво посмотрела на Никиту.

– Не переживайте. Я никому не скажу, что вы брали алкоголь, – он вышел из бара и направился по длинному коридору к лестнице, которая вела в раздевалку.

– Вот возьмите, – Никита достал из своего ящика бутылку красного вина, когда они поднялись наверх, вдвоем.

– Мой муж не разрешает мне пить. Он может избить меня.

– Это ужасно некрасиво с его стороны. Но что если бы вы перестали пить.

Халиса посмотрела преданными черными глазами в глаза Никиты.

– Я не вижу своих детей. Целый день мою посуду и полы.

Никита тяжело вздохнул.

– Но сегодня сам Аллах разрешил, – Халиса лукаво улыбнулась и протянула руки к бутылке вина.

– Это как понимать?

– Ты хороший человек. И у тебя сегодня важный день – день рождения.

– А муж, что скажет?

– Ты для меня, как сын.

– Извините, я слышал, что восточные мужчины ревнуют ко всем подряд.

– Да-а. Но не к тебе.

Никита отдал бутылку вина и вернулся в бар, допивать остывший кофе.

***

Никита выпил холодный американо и, выйдя из-за бара, сел за стойку, со стороны гостя.

Кто-то в зале уже включил свет. Но никого еще не было видно. Странно, но сейчас ужасно не хотелось слышать поздравления в свой адрес. Рукопожатия, удары по спине. Хочется попросту забыть этот день. Ровно четвертак. А на душе скребут кошки, будто уже девяносто. Вроде бы вчера был еще ребенком. Играл в детство.

Хотя детство – в детдоме его почти не было. Колония с послабленными понятиями. Чуть проще, чем зоновская феня, но со своей извилиной. Потом уверенный уход из стен приюта. И страх. Волчьи ощущения ненужности. Оказывается в мегаполисе можно загнуться раньше, чем в интернате. Попросту исчезнуть, как автомобиль на МКАДе. Свернуть на объездную дорогу. И в этом муравейнике никто ничего не заметит.

Годом ранее, вообще казалось, что уже умер. Правда, не в огромной Москве, а в маленькой Швеции.

«На чужой земле живым сошел в могилу. Лежа в холодной яме, тихо на распев подбирал слова и пропихивал в рыхлую землю записку, с просьбой о помощи, но там наверху: последняя грязь отпала от лопаты, ляпнув на небольшой бугорок комком черной золы. И все, отвернувшись, ушли».

Никита не помнил себя таким несчастным, как в тот зимний вечер.

Надравшись виски, он приполз пьяный в палату и упал на застеленную кушетку, лицом в подушку.

Его укололи тонкой иглой в сердце. А дальше: густая темнота и холод в пальцах.

Артема не было.

Он шарил по пустым коридорам больницы, высматривая наживу для обоих.

Подумать только: он занимался сексом с его Ликой, а сегодня уже печется о нем.

Белый провод с лампой, цвета извести, тихо качался от сквозняка.

Вот, что еще запомнилось.

Никита, вспомнил, что не закрыл шкаф в раздевалке и вернулся. Выйдя обратно, спустился по лестнице вниз, и минул длинный коридор.

Толкнул ногой дверь и застыл.

Огромная толпа персонала плыла в его глазах, держа в руках фейерверки. Товарищи по работе громко распевали поздравление на английский манер.

Никита потупил глаза. Сил благодарить не было. Все шло не так, как надо. Вряд ли кто подарит дорогу назад в день рождения.