Kitabı oxu: «Сказ о том, как инвалид в аптеку ходил», səhifə 2

– Вам чего? – пыхнула глазами девчонка.

– Канефрон.

Клацнула по клавиатуре.

– Есть такой!

Молча протянул Радим Силантьевич мятые пятьсот рублей.

– Упс! Канефрон стоит шестьсот пятьдесят.

Осёкся Радим Силантьевич, посмотрел на бесполезную пятихатку в скрюченных пальцах.

– Недешёвый он. Немецкий! Ща я аналоги гляну отечественные.

Радим Силантьевич с надеждой уставился на девчонкин пробор.

– Вот. Нашла! Нефростен.

У старика отлегло от сердца. Пятихатка легла на прилавок.

– Блин, а он пятьсот тридцать… – расстроилась за Радима Силантьевича девчонка.

Раз уж за него кто-то расстроился, Радим Силантьевич решил молча сглотнуть и засобирался восвояси.

– Вы поройтесь в карманах на всякий случай, – умоляет девчонка. – Может мелочь какая есть?

Радим Силантьевич поджал губу.

– Это для вас, душечка, мелочь. А у нас с Адой Бестемьяновной каждая копейка на особом счету.

Посреди серой улицы заигрывал с бобиком Рыжелье удалец Птеря Евстигнеич Авокадиков – ловелас, балагур, любимец района. За свои сорок с хвостиком лет жизни он в чём-то помог каждому земляку. А иным и не по одному разу.

Узрел Птерька знакомые костылики, что выпростались из-за тугой аптечной двери и тут как тут. Натянул дверную пружину, растопырил проём насквозь. Суетится. Вцепился в локоть бушлата и выпроваживает старика на распоясавшийся ветерок. Рыжелье не отстаёт.

– Классно выглядите, Радим Силантич! Ужель таблетку какую от старости раскопали?

– Да полно врать-то, Птерька. Давно известно, единственная таблетка от старости: цианистый калий. Она же – от любой болезни.

– Побойтесь бога, Радим Силантич! Где ваша фирменная щепетильность? Я вон и половиной ваших талантов не обладаю, а оптимизьма мне не занимать!

– Так негасимый источник у оптимизма твоего.

– Согласен, негасимый. Да только питать его надо. И не абы как. А водою дезинфицирующей. Слезою без примесей.

– Это неважно тут, – отвёл глаза сконфузившийся от таких слов Радим Силантьевич. – Всё равно, куда мне за тобой на костылях-то?

– А чё там, подумаешь костыли? Иные вон вообще с кровати не встают, через трубочку дышат, и ничего – живут ведь! Радоваться, старик, надо, что мир вертится вокруг тебя, что воздух этот носом втягиваешь! Вон и бобик с тобой дружит, для него – ты персона! Не иначе. Бобик, он хоть человек и простой, но ведь тоже. От природы нет плохой породы! А что до меня, я с бобиком во всём согласный: Радим Силантич наш – редкой души человек. Человечище! С буквы огромной. Не всем доступной. Мало кто осознаёт. Но мы то люди свои. Даже свойские. Ты вот что, Радим Силантич, – переходит Птеря Авокадиков на шепот заговорщицкий, – давай-ка мы с тобой за дружбу нашу накатим горячительного.

Напрягся старик. Не велит А. Б. пьянствовать. Да и обещал ей. Правда, давно. Может уже и сдулось обещание, скукожилось как воздушный шарик, переживший бурный день чужого рождения.

– Найдётся ли у тебя, Радим Силантич, банкнота подходящая… Достойная нашей дружбы многолетней?

А что, если данное А. Б. слово уже и необязательным стало за давностью лет? Ведь водки-то хочется. А ещё больше желается Радиму Силантичу душевной приятельской близости. Особенно после такого эпичного проигрыша в аптеке. Нестерпимо тянет Радима Силантьевича поднастроить душу в унисон. Да хоть и с Птерькой, прохвостом этим Авокадиковым, а что – тоже агнец божий, да ещё и поискреннее иных будет.

Не дождался внятного ответа Птерька. Но аккуратно подвёл инвалида за локоток к стекляшке, в мутных витринах которой тонули чаяния и молчаливые крики мятежных душ, заплутавших в бытовых перипетиях. Сгинули утренние благие намерения, нет их, испарились. Паинька остался стоять на тротуарчике. Эфемерный, прозрачненький такой ручки на груди скрестил, и зрит с укоризной на распоясавшегося двойника своего Радима Силантьевича во плоти, счастливого обладателя воды огненной. Ну и огурчиков к ней. Солёненьких. Не только для закуси, но и для особого воспарения души над поверженным телом. Ну и шариков каких-то там собачьих для Рыжелье. Сам Радим Силантьевич в том не понимает ни шиша, их Птерька на свой вкус выбирал. Снайперски в полтыщи уложились. Кучненько, словно Роспотребкорзина из того и состоит.

Отхлебнул Птеря Авокадиков первым.

– Эх, хороша! А я намедни мимо премии пролетел, как планер над Кокте́йблем. Мечусь теперь, словно фанера без паруса, с утра маковой росинки во рту не побывало. Язык онемел, окаменел, аж рёбра сводит! Кулак к роже прохожей так и тянется реверансы раздать. Негоже так жить.

Передал Птеря сосуд Радиму Силантьевичу. Что ж делать-то теперь? Ну и приложился старик к заветной бутылке. Сглотнул. Молчит. Совесть свою слушает: проснётся та или нет? Даже на огурцы не смотрит. Один Рыжелье за троих чавкает. Хрустит коричневыми шариками. Ух, как они приглянулись бродяге!

– Эх, пивка бы теперь! Жаль, что у тебя, Силантич, больше денег нет! Сам-то чего посмурнел? Вкусная ж водка! Зарозоветься должон, заразудалиться. А ты сидишь поникший, ощипанный, как веник после бани.

– Таблетки я так и не купил… – признался Радим Силантьевич.

– От старости? – ржёт Птерёк.

– От почек, – устало отозвался старик и опустил глаза. – Немецкие, понятно, дорогущие. Но ведь и отечественные дороже пятисот рублей оказались, мать их!

– Почки – дело сурьёзное… – заелозили Птерькины извилины, зашевелились, быстро смекнул, как помочь хорошему человеку. – Да ща в момент решим твои проблемы. Делов-то! А заодно и пивка возьмём.

– Правда? – не поверил Радим Силантьевич. – Ну, ежели ты поможешь мне, я помогу тебе.

Подмигнул Птеря Авокадиков старику: мол, ловлю на слове.

– Короче, пошли в банк. Кредитнём тебя, да и дело в шляпе.

– Как это «кредитнём»? Зачем мне кредит, ежели потом нечем отдавать будет?

– Как это нечем? Тебе ж государство исправно пенсию платит? Вот с неё и погасишь…

– Так ведь кроме пенсии у меня никаких денег-то и нет.

– Так у тебя их и с пенсии нет! Вон – пятьсот рублей были и что? Не то, что на жизнь достойную, даже на элементарные отечественные таблетки не хватило. А ты пойди и надуй их всех! Наколи и объегорь! И собес с пенсионным фондом, и банкиров с министром социального шухера. Возьми кредит и живи сейчас. Уловил? Пусть дельцы денюшку потом из твоей пенсии выщипывают, а то помрёшь и денег, что тебе по старости причитаются, так и не увидишь.