Kitabı oxu: «Бессердечный»

Şrift:

Глава 1
Алекс

Все вокруг – пламя, пламя и ничего, кроме пламени.

Горький дым забивается в нос, проникает в легкие и даже глубже – от удушливого запаха гари не скрыться, от жара не спрятаться. Я бросаюсь к дверям небольшой комнаты и, едва прикоснувшись к ручке, отскакиваю в сторону, обжегшись.

Где-то вдалеке звучат приглушенные крики родителей и низкий мужской голос. Незнакомый. Огонь вырывается из-под дверей, сверкает за небольшим окном и грозится поглотить весь наш дом и меня вместе с ним. Потолок потрескивает, простенькие обои полосами отходят от тонких стен – еще немного, и те сгорят целиком. Тогда я останусь с пламенем один на один. С голодным, жарким пламенем, готовым уничтожить все на своем пути.

– Мам! – кричу я, задыхаясь, и тут же давлюсь остатками воздуха. Валюсь на пол, схватившись за горло, и часто-часто моргаю в попытках разглядеть в дыму хоть что-нибудь. Не сдаваться. Все будет в порядке. Это всего лишь пожар – не самое страшное, что может случиться в Либерти-Сити. – Пап!

Но никто не откликается. Из соседних комнат доносится грохот, сразу за ним – короткий звук выстрела. Затянутая дымом комната озаряется ослепительной вспышкой и меня отбрасывает в сторону – я больно бьюсь спиной о каркас кровати, из легких вышибает воздух.

Твою мать. Перед глазами пляшут цветные искры, очертания комнаты утопают в дыму, смазываются, и уже спустя мгновение не видно ничего, кроме танцующих под потолком языков пламени. Вот так запросто я и умру? В семнадцать лет, едва проснувшись посреди ночи от противного запаха гари и жестоких прикосновений пламени?

– Мам! – из последних сил кричу я, хоть и знаю, что никто не откликнется на зов.

Только идиот не в курсе, что означают выстрелы в Либерти-Сити. Пожар выстрелом не потушить, а вот решить пару вопросов – запросто. Но неужели мама с папой перешли дорогу кому-то из Отбросов? Мы столько лет играли по их правилам, не может быть, чтобы нас решили убрать.

Сил думать уже не остается. Слабость окутывает тело словно тяжелое одеяло зимой, и сознание медленно покидает меня. Все будет в порядке. Люди умирают каждый день, мне ли об этом не знать – из родного Либерти-Сити то и дело кто-то пропадает. Кому-то засаживают пулю в лоб, кто-то уезжает из Майами и уже никогда не возвращается, а кто-то тонет на одном из красивых туристических пляжей.

Мне же, видимо, уготована смерть в огне. Стоит лишь вдохнуть поглубже, будет совсем не больно.

Нет!

Кое-как поднявшись, я на ватных ногах шагаю к дверному проему – дверь уже отлетела в сторону, и теперь он напоминает скорее охваченную пламенем арку, но иначе из комнаты не выбраться. Окно оплавилось и теперь похоже на грязный свечной воск, но дверь… Может, удастся позвать на помощь. Может, хоть кто-то в Либерти-Сити додумался позвонить в службу спасения. Может, пожарные все-таки успеют приехать.

В ушах эхом отдается еще один выстрел, следом – другой, а затем – пронзительный женский крик.

– Мама!

Но никто не слышит меня, потому что кричать я больше не могу. Только обессиленно шепчу, кашляя каждые несколько секунд. Прикрываю нос в попытках защититься от едкого дыма, но толку от этого никакого. Да чтоб его!

Потолочные балки в соседней комнате уже обвалились на пол и догорают, разбрасывая вокруг мелкие искры. Перебраться через них в таком состоянии – все равно что выбраться с тонущего «Титаника», у меня уж точно не получится. Я без сил падаю рядом, прямо как очередная балка. Правое плечо обжигает болью, а с губ срывается хриплый стон.

Нужно доползти до дверей. До окна. Сделать хоть что-нибудь, иначе моя жизнь и вправду оборвется – и это будет вовсе не глупая шутка соседских ребят, не угроза папы, который вечно переживал обо мне сверх меры. Да пусть бы хоть весь испереживался сейчас, лишь бы был в порядке.

Звучит новый выстрел, а затем голоса впереди стихают. Лишь пламя гудит и потрескивает, пожирая маленький дом нашей семьи – еще немного, и от него останется лишь обгорелый каркас, горстка пепла да уродливые остатки мебели. И мое обугленное тело. В новостной ленте потом всплывет идиотский заголовок вроде «Алекс Нотт – девочка, которая не доползла».

Дура, у тебя же телефон в кармане – просто позвони девять-один-один! Но стоит залезть в карман просторных спортивных штанов, как оказывается, что никакого телефона там нет – лишь несколько мелких монет. Должно быть, он выпал, когда меня откинуло в сторону взрывом. Остался валяться рядом с кроватью, а я и не заметила.

Вернуться за ним в спальню – значит подписать себе приговор. К тому же теперь я не в состоянии и шагу ступить: все тело словно налилось свинцом, а голова кружится не хуже, чем после шумной вечеринки. Боже, лучше бы я перепила, а не вот это вот все!

Кашель царапает горло и кажется, еще немного, и я выкашляю легкие, только проще не становится. Проходит секунда, другая, а может, и целая вечность, и когда-то симпатичная гостиная, сейчас похожая на картинку из апокалиптического фильма, погружается во тьму.

– Найдите хотя бы девчонку, – раздается где-то над головой смутно знакомый голос. – Если эти свиньи сплавляли мои деньги на сторону, то отдуваться за них будет мелкая. Давайте, быстро, пока она не сдохла. И пока здесь снова не показался этот заносчивый засранец со своими подпевалами. Быстро!

Каждый вдох отдается жаром и болью в легких, а глаза неприятно слезятся, но я изо всех сил стараюсь вспомнить, чей же это голос. Низкий и грубоватый, самовлюбленный до невозможности – да в Либерти-Сити так разговаривает добрая половина Отбросов!

– Сегодня не твой день, Моралес, – звучит неподалеку другой голос, куда более приятный, но совсем незнакомый. Мелодичный, шелестящий и, кажется, молодой. С заметным испанским акцентом.

Однако мне уже не до того. Моралес! Бакстер Моралес! Босс Отбросов собственной персоной – и под девчонкой он наверняка подразумевает меня. Нужно валить отсюда, пока я еще цела. Обо всем остальном подумаю потом. Если родителей накрыл сам хозяин Либерти-Сити, то мне крышка. Но сдвинуться с места не выходит, как бы я ни старалась.

Перекатившись в сторону, я оглушительно кричу от боли и широко открываю глаза. Бакстер и незнакомый мужчина, чей силуэт сокрыт облаком дыма, стоят в паре шагов от меня и смотрят друг на друга. В отблесках огня, в танцующих вокруг тенях их толком не разглядеть. Но кое-что все-таки видно. Бакстер оборачивается, едва услышав мой голос, и остатки волос на блестящей от пота голове спадают на перекошенное от злости вспотевшее лицо.

Одутловатый, в респираторе и со стволом в руках, он наставляет оружие на мужчину и улыбается во весь рот.

– Проваливай, пока жив, – говорит Бакстер, угрожающе покачивая пистолетом. – Девчонка пойдет со мной. Как подрастет, сможет отработать те десятки тысяч, что торчали мне Нотты по твоей милости.

Ответа я уже не слышу, он тонет в оглушительном реве пламени и новой вспышке яркого света. Несмотря на боль во всем теле и жуткий кашель, я прикрываю лицо руками и сжимаюсь в углу комнаты, будто стараясь превратиться в незаметную пылинку.

Пожалуйста, только не это. Только не вслед за родителями. И пусть потом меня будет преследовать боль в десятки раз худшая, чем сейчас, мне до жути хочется выжить. Да, адреналин отступит в сторону и на меня огромной глыбой обрушится осознание произошедшего, но будущее сейчас волнует меня в последнюю очередь.

Очень может быть, что никакого будущего у меня вообще не будет.

Пока есть только настоящее, где я трясусь от страха, когда надо мной размахивает пистолетом один из самых опасных преступников Майами. Самый жадный и жестокий из всех, кого я только знала. Бакстер Моралес. Надменная жирная свинья.

Но уже спустя мгновение помещение заполняет нечеловеческий вой, звуки беспорядочных выстрелов и запах паленой плоти. Кто-то шипит прямо у меня над ухом и хватает меня за руку.

– Твою мать! – ору я во все горло, едва почувствовав жжение в районе правого запястья. Больно так, будто его залили раскаленной лавой от основания ладони почти до локтя.

Перед глазами простирается белая пелена, и не видно ничего, кроме смутно различимых светлых глаз.

Совершенно незнакомых. Чужих.

– Вставай, Алекс, – шелестит голос совсем рядом, и дыхание обжигает хлеще огня. – Иначе ты отсюда уже не выйдешь.

Да. Нужно встать и бежать, пока не очнулся Бакстер. Поганый ублюдок, пристреливший моих родителей и пожелавший забрать меня за долги. Что бы он со мной сделал? Продал в бордель или заставил шариться по улицам вместе с остальными Отбросами? Но мысли беспорядочно сменяют друг друга, сосредоточиться не получается ни на чем, кроме боли. Кто со мной говорит? Чьи это глаза?

– Вот дерьмо, босс, ты что здесь устроил? – третий голос, звонкий, тоже с акцентом, но намного более ярким. Да что происходит? – Валите отсюда, пока еще не поздно!

И когда серые глаза оказываются ко мне непозволительно близко, я наконец теряю сознание. Пол уходит из-под ног, а тлеющий потолок над головой идет кругом и превращается в уродливое черно-красное пятно.

Я подскакиваю на кровати в старой тесной каморке в Овертауне и с ужасом смотрю на правую руку. Черные линии переплетаются вдоль запястья, складываются в узор, смутно напоминающий кельтские руны, опутанные терновыми ветвями. Метка – знак тех, кто в нашем поганом мире стоит чуть выше остальных.

Но у вселенной поганое чувство юмора и мне, как и большинству, не досталось особых способностей – у меня есть только метка, проступившая на коже после злополучного пожара трехлетней давности, что преследует меня в ночных кошмарах. Тогда я тоже проснулась в постели посреди ночи, но в собственном доме, а не в старой каморке в Овертауне, как сейчас.

Дурацкий знак для одного только и годится – разглядывать цвет чужой ауры. Неужели нельзя было наградить меня чем-то получше? В тот день я потеряла родителей, дом и лишилась спокойной жизни, разве не заслужила чего-то полезного взамен? Сверхсил, возможности влиять на чужие умы или хотя бы умения летать. Так много прошу, что ли?

Да, ужасно много. Вселенная и так уже отплатила мне чудесным спасением: до сих пор не знаю, что за ангел-хранитель с серыми глазами спас меня три года назад. И главное – нахрена?

Я подхожу к зеркалу, кое-как приглаживаю непослушные волосы и накидываю просторный балахон поверх топа. В карманах болтаются мелкие отмычки, отвертки и даже небольшой нож. Выходить на улицу без оружия – ищи дурака, больше такой ошибки я не совершу. И, натянув рукава пониже, чтобы скрыть метку, я выглядываю из дома.

Солнце давно скрылось за горизонтом, но здесь полно народу: есть даже новые лица. Дурачки, которых давно не грабили и не избивали, видимо. Кто в здравом уме сунется в Овертаун ночью? Один парень шагает вдоль приземистых домов, изрисованных граффити, с телефоном в руках. Видео для социальных сетей снимает? Твою мать, ну и идиот.

Впрочем, до него мне нет никакого дела. Я давно уже не та семнадцатилетняя дурочка, что звала родителей в пылающем доме и тряслась, когда ублюдок Бакстер размахивал надо мной пушкой. Нет. Алекс Нотт – одна из лучших воровок в подчинении старого Гарольда из Овертауна.

И никакой Бакстер мне больше не указ. Я размажу его по стенке. Но чуть позже, сегодня у меня в планах только разжиться денежками, а дальше как пойдет – может, кто-нибудь из группировки старого Гарольда подкинет работенку.

Говорят, Майами – худший город во Флориде, город туристов и преступников, об этом я знаю не понаслышке. Только туристка из меня не вышла, пришлось с головой погрузиться в омут, который жители окрестных городов ласково зовут темной стороной Майами.

Наивные, это единственная его сторона.

Я достаю из кармана безразмерного балахона металлическую отмычку и с легкостью вскрываю навесной замок на двери небольшого магазинчика. На небесах сверкают звезды, а над городом нависает полная луна – идеальная ночь для маленькой кражи, не так ли? Оглянувшись вокруг, подмечаю рядом лишь машину какого-то богатея – здоровенный черный внедорожник припаркован неподалеку, – но больше на улицах ни души. Вот и замечательно.

Не то что в Овертауне или Либерти-Сити, где по ночам жизнь только начинается. Но воровать у своих или у Отбросов я не стала бы ни за что. Не хватало еще, чтобы из-за этого за мной потом гонялась половина города, быть может, во главе с самим королем Майами – Змеем. Хотя какое ему дело до грызни пары мелких группировок? Но ребята поговаривают, что он контролирует все. Не удивлюсь, если и за мелкими кражами вроде сегодняшней он следит через связных. Украдкой обернувшись, я вздрагиваю и смахиваю замок в карман, словно тот никогда и не висел на двери.

Пробираюсь внутрь тихо, как мышь, и бросаю взгляд на потолок – там никаких камер, только старенькое зеркало. Чего и стоило ожидать от семейной сувенирной лавки в Маленькой Гаване. Этим местечком заправляет пара старых кубинцев, и сколько бы их ни обчищали, они так и не решились что-то изменить. Разве что охранника наняли.

Вот того самого, что храпит неподалеку и даже не видит, что в его драгоценный магазин забрались самые ловкие ручки по эту сторону океана. Довольно улыбнувшись себе под нос, я поднимаю кулак – подаю сигнал своему единственному подельнику и лучшему другу, Терри Льюису.

– Не бойся, – хмыкаю я, едва не закатив глаза. – Твоей заднице ничего не грозит. Я здесь не впервые, так что никто не узнает, как обычно.

– С твоими талантами можно замахнуться на что-то покруче сувенирной лавки, – отвечает Терри и проходит внутрь помещения, пригнувшись в низком дверном проеме. Короткие рыжие волосы растрепались и торчат во все стороны, а веснушки на бледной коже выделяются в темноте сильнее обычного. – Да и если будешь таскаться сюда чаще пары раз в месяц, кто-то рано или поздно вспомнит твою синюю макушку, Алекс.

Глупости. Я запускаю пальцы в волосы – не особенно длинные, всего лишь чуть ниже плеч, – они ничем не выделяются в толпе. Мало ли девчонок с яркими волосами таскается по Майами? Пусть даже с синими. Отбросив эти мысли в сторону, я лезу в кассу и выгребаю оттуда все до последнего цента. Придирчиво оглядываю витрину с традиционными кубинскими фигурками, с подозрением посматриваю на маски под стеклом.

Вытянутые лица с огромными носами, на первый взгляд из разного дерева. Напоминают аборигенов. Ничего особенного.

Нет, кроме денег ловить здесь нечего. Продажей этого дерьма пусть сами хозяева занимаются, у меня нет на это времени. Да и босс, если узнает, что я полезла аж в Маленькую Гавану, по головке не погладит. Но есть вещи, о которых Гарольду лучше не знать.

И на этот раз я вовсе не о дурацкой привычке обчищать мелкие магазины, насквозь пропахшие пылью и крепким кофе, по всему городу.

– Мою же, не твою. Так что захлопнись и приглядывай там за улицей. Никто из того внедорожника не вышел?

Терри подозрительно помалкивает долгих несколько секунд – достаточно, чтобы я обернулась и заметила продолжительный задумчивый взгляд. Твою мать, увидел кого-то? Но когда я подхожу поближе, то замечаю всю ту же машину: черный внедорожник с тонированными стеклами. Сердце успокаивается, едва разбушевавшись, а я шумно выдыхаю.

– Нет там никого, – отвечает в конце концов Терри. – Он пустой.

– Пустой, как же. Чего ты мне рассказываешь? Я водителя видела – какой-то высоченный хрен с длинными волосами. Минут двадцать назад покурить оттуда выходил. Но с водительского сиденья все равно дверей магазина не видно, так что если не выйдет еще раз, пока мы не свалим, то и черт с ним.

Гротескная картина над прилавком безмолвно нависает над нами, а изображенные на ней здоровенные дома всех мыслимых цветов навевают мысли только об алкогольном трипе. Интересно, можно такую кому-нибудь загнать? Эх, не быть мне ценительницей искусства.

Я смахиваю несколько конфет из вазочки у кассы в карман и, обернувшись напоследок, выхожу наружу и тащу за собой Терри. Камер на этой улице тоже до сих пор нет, популярна она в основном у кубинских мигрантов – да и в целом тусуются тут одни латиносы. А когда это копов и власти волновали латиносы? Тогда же, когда они в последний раз совались в дела уличных банд.

То есть никогда.

И когда я с осторожностью возвращаю на место навесной замок, всучив небольшую спортивную сумку с добычей Терри, позади слышится стук автомобильных дверей и едва различимый щелчок зажигалки.

Твою мать, все-таки вышел!

– Алекс, пора сваливать, – почти что шепчет друг, будто я сама не понимаю очевидного. – Бросай замок, они все равно настучат в полицию – деньги-то пропали.

Надо было слушать босса, когда тот говорил, что сегодня лучше сидеть дома. Твою мать. Украдкой я оборачиваюсь на стоящий неподалеку внедорожник, но его владелец в нашу сторону даже не смотрит. Курит, облокотившись на крышу и пялится на небо, словно там можно хоть что-то рассмотреть – кто знает, может, там давно не звезды, а всего лишь спутники. Луна – и та напоминает грязное пятно посреди затянутого городским смогом неба.

Что такой мажор забыл в Маленькой Гаване? Судя по машине и одежде, деньги у него водятся, а богатеньким лучше не шататься ночами по неблагополучным районам Майами. Спасибо, мужик, что не сунулся в Овертаун.

Замок наконец щелкает, и я как ошпаренная отскакиваю от двери. Выпрямляюсь и нагло шагаю мимо внедорожника, стараясь держаться уверенно. Терри поворачивает в другую сторону – мы встретимся минут через десять в переулке, как и условились еще до выхода на дело, а пока мне хочется рассмотреть этого странного мужика.

В тусклом свете фонаря видны лишь длинные темные волосы, вроде бы смугловатая кожа и наброшенные поверх рубашки ремни. Портупея, кажется? А где-нибудь там и пистолет наверняка. Мать его, он коп, что ли? Я прикусываю нижнюю губу и ускоряю шаг. Не хватало еще пересечься с легавым в гражданском. Выслеживает он тут кого-то серьезного или присматривается к мелким крысам вроде меня – плевать, копам только повод дай, скрутят.

А залог выплатить я смогу разве что после новой кражи. Босс за меня платить не станет. Терри и вовсе не того поля ягода – умная голова, но мелочный характер и никакой деловой хватки. Отправить его на дело одного – все равно что не отправить никого.

Но коп он или нет, мужик меня не замечает. И хотя мне показалось, что он пару раз оборачивался в мою сторону, ничего не произошло – он просто сел в машину, завелся и уехал дальше в сторону шоссе.

Слава яйцам.

Старый, кое-где проржавевший пикап болотного цвета, незаметный среди грязи Маленькой Гаваны, встречает меня в переулке за приземистыми домами. За рулем уже маячит знакомая фигура Терри, и вид у него все такой же мрачноватый и напуганный, будто нас и вправду копы в магазине накрыли.

Да не был он никаким копом. Рубашка красная, портупею небось для красоты напялил, еще и в перчатках – давно копы в таком виде разгуливают? Мужик просто вышел насладиться видом и покурить, у богатых свои причуды. Может, извращенец какой-нибудь или сутенер. Девочек присматривает.

И если о сутенерах и их девочках я еще что-то знаю, то о богатеньких – нихрена. Я выросла в одном из худших районов Майами, в Либерти-Сити, и лишь благодаря родителям лет до семнадцати думала, что смогу стать нормальным человеком. Только жизнь повернула совсем не туда, образ родителей сохранился лишь в моей памяти, а сама я забираюсь в старый пикап и перекатываю в кармане маленькие мятные конфеты, утащенные из сувенирной лавки вместе с дневной выручкой.

Хочешь жить – умей вертеться, особенно когда на тебя точит зуб Бакстер Моралес, самопровозглашенный король Отбросов из Либерти-Сити, а на деле – жирный ублюдок, которому давно на свалке место.

– Лицо попроще сделай, – фыркаю я, развалившись на пассажирском сиденье. – Это всего лишь маленький магазинчик. Для Гарольда мы и не такое проворачивали.

– Обычно с нами были его ребята, – откликается Терри, заводя мотор. Поворачивает ключ зажигания, и старый пикап вздрагивает, оживает и медленно, как черепаха, ползет вдоль переулка. – И у дел был какой-то смысл.

– М-м-м, смысл. Насолить Отбросам? Показать, кто держит Овертаун? Заработать денег для банды? А сейчас мы зарабатываем для себя. Не нравится – отдавай свою долю, ты все равно только на стреме постоял.

– А если бы не стоял и тебя заметили?

От дороги Терри не отвлекается, но в его голосе отчетливо слышно раздражение. Волнуется котенок, как же. Сколько лет мы уже общаемся? Года три, не меньше – со времен гребаного пожара, в котором и сгорела моя прошлая жизнь. Чего мы только ни пробовали за это время: дружить, встречаться, просто трахаться время от времени. Не был бы Терри таким занудой, цены бы ему не было.

Не будь он таким занудой, от меня уже мокрого места не осталось бы.

– Кто ляпнул, что внедорожник пустой? Я, что ли? Так что умерь пыл, котенок, – ухмыляюсь я, намеренно выделяя голосом дурацкое прозвище. Оно бесило Терри еще в те жуткие несколько недель, когда мы встречались. Если это можно так назвать. – И соберись наконец. Через пару недель я планирую забраться в логово Бакстера, так что мне понадобится твоя помощь. В его хоромах уж точно не навесные замки, кто-то должен будет отключить сигналку и разобраться со всем тем дерьмом, что он у себя накрутил.

Пикап едва не вписывается в ближайший столб, когда Терри дает по тормозам. Меня бросает вперед, я успеваю вставить руки и упереться ладонями в бардачок, но все равно бьюсь лбом о поручень над дверью.

– Терри, блядь!

– Ты собралась лезть к Бакстеру? Сейчас, когда Отбросы держат весь Либерти-Сити и намереваются пойти дальше? Хотят бодаться с самим Змеем? У тебя крыша поехала? – Он оборачивается и с такой силой сжимает руль, что белеют костяшки пальцев. – Где ты и где Бакстер!

– Не нуди, Терри, – отмахиваюсь я, но внутри мгновенно вспыхивает раздражение. – Ты знал, что рано или поздно это случится. Этот урод мне жизнь сломал, а теперь я кое-что умею, так что…

– Что ты умеешь, мать твою? Двери вскрывать?! И твоя метка…

– Да знаю я, что от моей метки никакого толку! Но я и без метки с ним справлюсь, так что закрой рот и тащи нас обратно в Овертаун. Не хочешь идти со мной на дело – найду того, кто хочет. Понадобится, и к Змею обращусь.

Терри качает головой, еще несколько мгновений сверлит меня взглядом и поджимает губы, но не говорит больше ни слова. Выкручивает руль, и пикап наконец выезжает на шоссе. Обычно он, в отличие от большинства водителей в Майами, не лихачит, но сегодня его как подменили: выжимает педаль газа до упора, и мы мчимся вперед по пустынной дороге.

Унылые пейзажи Майами проносятся мимо, превращаясь в размытые цветные пятна. Остается позади Маленькая Гавана, а впереди маячат небольшие дома Овертауна. Серые, старые и все как один убогие. Жить там до тошноты задолбало, но другого дома у меня давно нет.

Благодаря гребаному Бакстеру.

Не может же Терри не понимать, почему я хочу испортить тому жизнь. Заказать его не хватит никаких денег, а вот обчистить и показать, что у девчонки, которую он не сумел сцапать три года назад, длинные руки – в самый раз. Уж воровать-то я за эти три года научилась как следует.

– Одну я тебя не отпущу, – говорит наконец Терри, когда пикап тормозит перед нашей каморкой в Овертауне. – Ты говорила с Гарольдом?

– Босс не развалится, если чего-то не узнает. И не вздумай разболтать, котенок, меня улицы не только воровать научили, – огрызаюсь я, хотя и знаю, что злюсь зря. Друг просто хочет помочь.

– Не зови меня так, – выплевывает он с отвращением. Сверкает бледно-зелеными глазами и выходит из машины.

До каморки мы добираемся молча, в воздухе висят десятки невысказанных слов: от оскорблений до упреков. Наверняка Терри хочется разнести и меня, и мой план, но силенок не хватает. Он всегда был простым и прямолинейным парнем, даже удивительно, как улицы не сожрали его за эти три года. Сильно умный, видать. Только и знает, как сидеть в обнимку с телефоном или старым ноутбуком, собранным из ворованных деталей.

А ведь стащила их я!

– У тебя хоть какой-то план есть? – кисло спрашивает он, привалившись к стене в коридоре. Сползает на пол и выхватывает из кармана телефон. Вот теперь-то наконец походит на старого доброго Терри.

– Кое-что получше, – улыбаюсь я довольно. В руках сверкает отмычка, я перекатываю ее между пальцами, как делаю всегда, когда волнуюсь – старая привычка, только раньше в руках у меня обычно были карандаши. Мне нравилось рисовать, а теперь я могу разве что граффити где-нибудь бахнуть. – План плана.

Терри стонет от отчаяния и разочарования, но его согласие и не нужно. Здесь все понятно и так: теперь он никуда от меня не денется, пойдет на пентхаус Бакстера как миленький. Может быть, даже поможет мне составить нормальный план.

У нас все получится. И Бакстер поплатится за все, что сотворил со мной три года назад.