Kitabı oxu: «Окаянная долина»

Şrift:

Jenny Kiefer

THIS WRETCHED VALLEY

В оформлении обложки использована иллюстрация Михаила Емельянова

Дизайн обложки: Юлия Межова

* * *

Посвящается Р., Р. и Р.

Америка – далеко не молода. Она была стара, грязна и порочна еще до того, как прибыли первопоселенцы, еще до индейцев. Зло затаилось в ожидании на этой земле.

Октябрь 2019

Что окончательно сбило их с толку, так это скелет.

Остальные тела были не в лучшем состоянии, но этот долбаный скелет! Уцелели только кости, никаких мягких тканей. Ни клочка кожи. Ни сухожилий, ни гниющего мозга, ничего. Кости лежали одна к одной, каждая из двухсот шести на своем месте, свежие осенние листья присыпали коленную чашечку. Опустилась ли группа до каннибализма? Такое предположение сделали одним из первых. Но нет, фактами оно не подтвердилось. Кости не были бы такими чистыми, не находились бы в столь идеально анатомическом порядке, как если бы принадлежали случайно сбитому на пол скелету – учебному пособию, только без внутренних креплений. Ни следа ожогов, царапин или отметин каких-то инструментов, и к тому же для того, чтобы счистить мясо с костей настолько аккуратно, предполагаемому каннибалу понадобился бы по крайней мере какой-то клинок. Помимо всего, группа состояла из опытных походников.

О том, что привело остальные тела в тот вид, в котором они были обнаружены, коронеры и спасатели могли по крайней мере выдвигать правдоподобные гипотезы – возможно, животные, хотя они и не встретили диких животных в этом районе, ни разу не захлопали ничьи крылья в небе над головой, не хрустнули листья под лапами какой-нибудь стремительной зверушки – но этот чертов набор костей! Следователи сочли, что нарушать их расположение относительно друг друга будет неправильно, даже в контейнере для улик; и каждую кость они подняли и перенесли по отдельности – словно убирали в коробку пазл после многих часов, потраченных на то, чтобы правильно собрать картинку.

Принадлежал ли этот скелет какому-нибудь охотнику, который застрелился в лесу несколько десятков лет назад? Второй, который сразу приходил в голову в таком случае: что эти сухие кости принадлежат кому-то из местных, люди здесь пропадали часто. Но записи в карте пациента стоматологической клиники однозначно подтвердили, что обладательницей безупречного скелета являлась Сильвия Бернетт, аспирантка, которая изучала растительные эндемики штата и геологию в Университете Кентукки. Она отправилась в научную экспедицию вместе с еще одним студентом, Клэем Фостером, и двумя альпинистами.

В последний раз ее видели в закусочной Ливингстона, штат Кентукки, семь месяцев назад, вместе с двумя другими участниками экспедиции, чьи тела тоже нашли, на удивление хорошо сохранившимися и, как и скелет Сильвии, в состоянии достаточно необычном, чтобы в головах спасателей, сложивших их в черные мешки и запихнувших в фургоны для перевозки, и коронеров, которые их вскрывали, появлялось одно объяснение случившегося за другим.

Допустим, это белка вырвала глаза Люку Вудхейвену, приняв их за редкий сорт орехов. Но каким образом он лишился языка, задавались вопросом эксперты, заглядывая в его гниющий рот, из которого несло чудовищной вонью. И когда они раз за разом осматривали обрубок, заканчивающийся сразу за последними зубами – заканчивающийся аккуратной, ровной прямой линией, – удивление их было настолько сильно, что заставляло забыть о вони.

Допустим, кишками Клэя полакомился койот. Но как получилось, что его грудная клетка распахнулась, как дверцы шкафа, словно по бокам у нее имелись петли? Куда подевалась кровь? Испарилась? Почему в момент смерти он был совершенно голым?

А где четвертая участница экспедиции? До сих пор бродит в лесу? Или розыскная бригада просто не пробилась достаточно глубоко в чащу, чтобы обнаружить ее тело? Все, что удалось найти по этой части – комплект одежды, пропитанный кровью Дилан Прескотт, в заброшенном лагере, что вызвало только дополнительные вопросы. Большая часть крови, пятнавшая вещи, как выяснилось в ходе судебно-медицинской экспертизы, не принадлежала ни одному из четырех участников экспедиции – а кому именно, установить так и не удалось.

Работники крематория давно уже отправили тела в печь и распределили прах по урнам, а специалисты все продолжали ломать головы над загадками. Никто больше не зависал в соцсетях, но каждую свободную минуту проводил, в тысячный раз перечитывая отчеты и заключения экспертов, и разглядывая фотографии с места происшествия. Следователей настолько захватило это дело, что они частенько оставались после работы, и осознавали это, только когда в мобильниках начинали позвякивать оповещения от супругов, ожидавших их дома с остывшим ужином.

Но им так и не удалось разработать ни единой правдоподобной теории, объясняющей, как Сильвия Бернетт, отправившаяся в тот район в марте, смогла лишиться всей своей кожи, мышц и органов к октябрю того же года. В своей одержимости расследованием они даже обратились к тем объяснениям, которые предлагались в Интернете, и свет экранов мобильников слепил их по ночам. Наркотики, культы, ядовитые растения, дикие животные. Криптиды. Каннибалы. Убийство.

Еще странный кусочек головоломки, который никак не вставал на место – одно из тел было найдено всего в ста ярдах от дороги, под кучей опавших листьев. Как участник экспедиции мог не услышать шум доверху загруженных фур, которые с ревом проносились по шоссе каждые сорок секунд? Коронеры предположили, что несчастный страдал от жажды и других не самых приятных воздействий окружающей среды и рассудок его помрачился.

Видеоблогеры и контент-мейкеры держались более мрачной версии – по их мнению, Дилан, пропавшая участница экспедиции, прикончила всех остальных и до сих пор скрывается в лесах. Однако эту теорию разрушили следующие вопросы скептиков: Как ей удалось отчистить кости Сильвии от плоти? Как ей удалось сохранить тела Клэя и Люка, ее парня, практически нетронутыми разложением? И главное – зачем ей это понадобилось? Слишком много загадочных деталей пазла не подходили друг другу, и число их росло по мере того, как детектив, коронер или спасатель подскакивал ночью на кровати, осознав это.

Но, прежде всего, этот гребаный скелет.

В морге ее окрестили Сильвия-Скелет. Сильвия-Скелет стала легендой, чье имя упоминается в связи с любым странным ходом болезни, каждой аномалией и уж конечно в каждой истории, рассказанной зловещим голосом у ночного костра. Она стала объектом исследования около семидесяти дипломных работ и по меньшей мере восьми статей в медицинских журналах; мелькала в паре-тройке глав в учебниках. Тысячи теорий в Интернете объясняли ее судьбу. Музеи, специализирующиеся на медицинских диковинах, бомбардировали письмами морг, полицейский участок, университет, где училась Сильвия, и даже осмелились пару раз написать ее несчастным родителям, предлагая все увеличивающиеся суммы за кости. Их предполагалось соединить и выставить в стеклянной витрине среди других экспонатов. Желая хоть как-то рационализировать для себя ее смерть, родители Сильвии пожертвовали останки университету, где их в конечном итоге скрепили, собрав в скелет, витрина с которым демонстрировалась только на специальных семинарах.

Полицейское управление Ливингстона получало много сообщений о пропавшей экспедиции. В течение первых нескольких недель ни у друзей, ни у родственников не возникало никаких опасений, так как они знали, что группа отправилась с исследовательскими целями в отдаленные леса, где сотовая связь ограничена или отсутствует вовсе. Первые сообщения поступили от подписчиков Дилан Прескотт. Она была инфлюэнсером с более чем пятьюдесятью тысячами фолловеров, сделавшей себе имя на скалолазании, и когда разместила на своей страничке загадочный короткий стрим, многие обратили внимание на запись и сообщили о ней. Стрим описывали более чем подробно: задумчивое лицо Дилан на переднем плане, позади стоит мужчина в темной шинели. Восстановить видео полицейские не смогли, оно так и осталось недостающим кусочком пазла. Мобильные телефоны, найденные на месте происшествия, либо не включались вообще, либо, казалось, были сброшены до заводских настроек. Когда Дилан замолчала надолго, ее подписчики завалили обращениями местные и национальные горячие линии, в конечном итоге подключились даже спортивные обозреватели, которые хотели знать, что случилось с многообещающей альпинисткой.

Несмотря на то, что эти обращения поступили еще в апреле, группу всерьез начали искать только после того, как два студента – Клэй Фостер и Сильвия Бернетт – пропустили крайний срок регистрации на курс своего научного руководителя в Университете Кентукки. Целый день ушел у него, чтобы прошерстить битком забитые «входящие» и ящик в целом в поисках обновлений по проекту, запросов на продление или уведомления о задержке. Только после того, как он убедился, что нужное сообщение случайно не попало в папку со спамом или в другие цифровые закоулки, профессор связался с семьями членов группы, и выяснилось, что они так же не получали никаких известий с тех пор, как те несколько недель назад отправились в экспедицию. Когда и научный руководитель, и их родственники поняли, что с тех пор, как те уехали, молодые люди ни разу не подали весточки, они связались с властями округа Роккасл.

И начались поиски. Их мобильные телефоны, скорее всего, быстро разрядились или сразу оказались вне зоны доступа, так как на ближайшие вышки сотовой связи за все это время с них не поступило ни одного сигнала. На самом деле последний пинг с их телефонов прошел с закусочной, где всех четверых видели перед отъездом в долину, когда они покупали жареную курицу и пиво. Это стало еще одним кусочком пазла, который никуда не ложился и терзал, угловатый и острый, умы следователей еще долго после того, как дело закрыли. Каким образом сигналы с их телефонов могли быть последний раз зафиксированы из закусочной, когда сотни пользователей вспомнили посты и прямые трансляции Дилан из леса в первые дни экспедиции? Ученый-любитель растолковал это в своем блоге, подробно описав, как сильное магнитное поле может прерывать сигналы вышек сотовой связи, а также мешать стабилизации камеры.

Еще вставал вопрос, как же смогли измениться посты Дилан? Растерянные подписчики клялись, что на самом деле это были бодрые фотки, на которых альпинистка взбирается по скалистым склонам. Теперь же в выдаче с ее странички можно было найти только пять фотографий усыпанной листьями земли. Все эти записи были сделаны до двенадцатого марта. Каким образом появлялись новые, если ее телефон на тот момент лежал на месте происшествия, где его впоследствии и обнаружили, уже в тот момент разрядившийся в ноль и сброшенный до заводских настроек, как и у всех остальных?

После ста восьмидесяти пяти дней бесплодных поисков один водитель застрял на лесной дороге, крепко сев на брюхо, и таким образом обнаружил автомобиль пропавшей экспедиции. В его собственной машине внезапно отказала вся электроника, голос певца по радио оборвался на полуслове, часы мигнули и погасли, и даже датчик бензина и спидометр превратились в пустые черные круги на приборной панели. Он остановился, и машина заглохла почти сразу после того, как он выехал на обочину. Эвакуатору требуется час, чтобы добраться в такую глушь. Время шло. Переполненный мочевой пузырь начал докучать автомобилисту. Он зашел за деревья, и его золотистая струя, сбив грязь с бампера джипа «чероки», явила тот миру. Джип был покрашен в рыжий цвет, а теперь его еще завалило листьями, ветвями кустов и грязью, полностью замаскировав от случайного взгляда.

Водитель принялся заглядывать в окна брошенной машины. На заднем сиденье лежала мятая квитанция. В держателях для стаканов у сидений торчали длинногорлые бутылки «Ale-8». С пола подмигивала оберточная фольга в пятнах жира. Затем что-то под сиденьем мелькнуло, похожее на палец, как свидетель позже рассказывал полицейским, и тогда он прижался лбом к окну, прищурившись изо всех сил. В этот момент выхлопная труба джипа зарычала. Но это было невозможно, как рассказывал он потом. И он знал, что это невозможно, но все равно слышал, чувствовал, как машина рядом с ним затряслась, сернистый запах выхлопа ударил ему в нос. Он отпрянул с энергией мультяшного скелета, выпрыгивающего из тела, и бросился обратно. Думал, что двигается в сторону дороги, но перепутал направление и начал углубляться в лес. Автомобилист клялся и божился, что увидел там женщину, вполне походящую по описанию на Дилан Прескотт, альпинистку, все еще считавшуюся пропавшей. Она решительно двигалась вглубь чащи. Он окликнул ее, чуть не споткнувшись о низко висящую цепь с табличкой «Вход воспрещен», и тут девушка исчезла из виду.

Если бы он все-таки запутался в цепи лодыжкой, то рухнул бы на мягкое ложе из листьев, и увидел бы только разбухшую ногу. Вместо этого он успел остановиться, чуть не поперхнулся при виде всего тела и вернулся к дороге. Позвонил в местную полицию, и она прибыла ровно за тринадцать минут до водителя эвакуатора, который обнаружил, что машина этого злополучного автомобилиста в полном порядке.

Нога принадлежала Клэю Фостеру, руководителю экспедиции, на тот момент от него осталась лишь обезвоженная оболочка жесткой кожи, обтянувшей вялые волокна мышц. Внутренности его сгнили, или же их кто-то выгрыз из вскрытой грудной клетки. Странность, которая озадачила коронеров почти так же сильно, как и в случае со скелетом Сильвии, заключалась в том, что труп Фостера оказался таким свежим. То же самое касалось Люка Вудхейвена, найденного в глубине леса парня, лишенного языка, а так же глаз, ушей, пальцев рук и ног. Если не считать этих навеки сгинувших мелочей, тело осталось нетронутым – слишком нетронутым. Кожа по-прежнему была гладкой и розовой, бугорки на месте пальцев рук и ног усохли, как будто их кто-то завялил. Так вялят мясо про запас. Оба тела находились в одинаковом состоянии, как будто исследователи погибли на морозных склонах Эвереста, а не в Кентукки, с его влажным летом и дождливой осенью. Тем не менее судебно-медицинская экспертиза установила, что они действительно погибли ближе к началу лета, чем к его концу.

Клэй находился ближе всех к автомобилю, и потому его тело было обнаружено и тщательно описано первым. Следующим, чуть глубже в лес, лежал Люк, и, наконец, была найдена Сильвия Скелет, уже совсем рядом с лагерем. Спасатели обтянули желтой пластиковой лентой деревья рядом с дорогой, припарковали поблескивающие маяками машины на обочине; даже если бы кроме этого они ничего не сделали, то хотя бы внимание привлекли. Они утыкали маленькими желтыми пластиковыми маркерами все значимые улики на месте происшествия, иногда – на расстоянии нескольких миль друг от друга, каждое волокно ткани, заблудившееся в грязи, каждую оттяжку, найденную в опавшей листве, каждую из все еще стоящих, нетронутых палаток, окруженных разбитыми канистрами с едой и кучу разбросанной, как взрывом, одежды и припасов, а так же один поставили около капли засохшей мочи на бампере джипа.

Они сделали миллион фотографий. Снимков было так много, что файлы в высоком разрешении заняли три терабайта. Снимков было так много, что следователи-криминалисты запустили проект по их обработке, который должен был увенчаться полной 3D-реконструкцией ужасающего места происшествия. Снимков было так много, что они задавались вопросом: если позволить парочке утечь в руки конспирологам, которые сумели превзойти официальные власти в выдвижении бесконечных теорий насчет случившегося, не имея на руках ни единого фото – что тогда?

И после того, как они сфотографировали все, и покрутились вокруг трупов, оценивая, смоля бесчисленные сигареты, испытывая постоянное чувство, будто маленькая рука дергает их за штанины, как бы прося уйти, они застегнули трупы в мешки, сложили обратно маленькие пронумерованные маркеры, запихнули палатки, рюкзаки и грязную одежду в сумки для улик, закатили те в фургон, проверили все в последний раз, не пропустили ли что-нибудь, какой-нибудь крошечный обломок кости из скелета Сильвии, или окровавленный клинок, или даже подробный дневник, который расставил бы по местам все кусочки этой головоломки, хоть что-то еще, кроме промокших насквозь, превратившихся в набухшую массу тетрадей в лагере. Довольные, они закрыли двери фургона.

И затем навсегда покинули это окаянное место.

Февраль 2019

«Наконец-то, твою мать».

Клэй засунул руки в карманы. Внутри ангара было всего на несколько градусов теплее, чем снаружи, однако по сравнению с холодом открытого неба здесь был тропический пляж. Табита, его верная подруга и пилот, обходила крошечный самолет, проверяя, хорошо ли накачаны колеса, не появились ли трещины в лопастях пропеллеров, не собираются ли крылья отвалиться в самый важный момент. Даже если бы они обнаружили что-то подобное на высоте трех тысяч футов, она бы с той же скрупулезностью отметила все неисправности в своем планшете.

Несколько недель подряд они летали над самыми глухими уголками Кентукки в поисках скалы, которая могла бы заинтересовать любителей восхождений. Пока что они ничего не нашли, но у Клэя было хорошее предчувствие насчет сегодняшнего дня.

Они забрались в самолет. Клэй стиснул челюсти и постучал пальцами одетой в перчатку руки по колену, пока Табита проверяла очередную кучу всего в самолете – мигающие красные огоньки, скрежещущее радио, рычаги, циферблаты и мониторы. Клэй пошевелил ногами в попытке поддержать кровообращение. Он прокрутил координаты и карты на своем ноутбуке, чтобы вспомнить, в какую именно часть кентуккийского «посреди нигде» они летят сегодня: округ Роккасл ¹. Ну какая-то скала должна была там иметься, так ведь?

– Сейчас взлетим, – сказала Табита. Она связалась по радио с диспетчерской вышкой и запустила двигатель, рев эхом разнесся по ангару. – У тебя есть все, что тебе нужно?

– Так точно, – ответил Клэй.

Ему хотелось, чтобы самолет уже поднялся в воздух.

Клэй и Табита знали друг друга со средней школы – Клэй тогда переехал в Лексингтон. Отец Табиты был пилотом, и она успела налетать достаточно часов, будучи еще подростком, чтобы к своим двадцати девяти уже получить лицензию. И это намного упростило ситуацию. Родители Клэя могли бы нанять для него частный самолет для этого, но Табита, как друг семьи, была готова подняться в небо в любой момент. Клэю нужно было оплатить только горючее.

Не так уж много мазохистов среди пилотов, чтобы рваться в небеса в феврале, и потому диспетчер дал им взлетную полосу через пару минут. Самолет рванулся в небо, резиновые колеса оторвались от покрытия полосы, их тела прижало к сиденьям. Самолет накренился и рухнул, рухнул вверх.

В ушах у Клэя застучало, в горле встал ком, хотя ему это было далеко не в новинку. За зиму они с Табитой налетали на этом самолете бесчисленное множество часов – ящик с дорогим лазерным эхолокатором, который Клэй одолжил в университете и теперь укрепленный на шасси, отсканировал бесконечное количество деревьев, среди которых могло прятаться удачное местечко для скалолазания – найти его и было самым горячим желанием Клэя, – и сделал бесчисленное же количество записей.

Он подумал о возможностях использования лазерной эхолокации именно в этих целях еще на первом курсе, на лекции по географии. Профессор упомянул об этой технологии, продемонстрировал слайды со снимками, нанесенными на карту. Радужные полосы показывали места с разным временем отклика на проверку лазерным лучом. «Как эхолокатор, но только вместо звука используется свет», – пояснил профессор. Это была единственная лекция в семестре, на которой он напряг уши вместо того, чтобы прикрыть веки.

В том же году он подсел на скалолазание. Теперь он проводил раннее утро почти каждой субботы на заднем сиденье ушатанной тачки, покрытой коркой грязи. Багажник ее был забит веревками, металлическими зажимами и вонючими резиновыми шнурами. Клэй приобщился к этому виду спорта благодаря своему соседу по комнате. Он хрустел коленями и сбивал о скалу пальцы в кровь до тех пор, пока шлямбуры не становились неразличимы в сумерках. Сумел стать альпинистом чуть выше среднего уровня. У него никогда так и не появилось ни навыков, ни удачи, ни смелости, чтобы взобраться на какую-нибудь дерьмовую твердую скалу. Покорить такой маршрут, который привлек бы к нему внимание крупных игроков в этом бизнесе и в итоге принес бы денег и самому Клэю. Порвав переднюю крестообразную связку, он стал все реже появляться на скалодроме по выходным. Ему было невыносимо видеть, как его приятели покоряют все более жесткие и трудные маршруты, в то время как он мог только хмуро провожать их взглядом с земли, и шея его болела оттого, что голову приходилось задирать все сильнее. Но проект с лазерной эхолокацией он всегда держал про запас, и в конце концов вытащил его с дальней полки для своей докторской диссертации по геологии.

Если он не смог стать известным альпинистом, то, возможно, он сможет завоевать известность как человек, который нашел новую скалу.

Так что он провел осень в этом тесном, чертовски холодном одномоторном самолете, сканируя лазером долину Мьюир в ущелье Ред-Ривер, нанося на карту все существующие в ней скальные стены, каталогизируя их извивы и закоулки – все те альпинистские маршруты, по которым он никогда не поднимется. Каждый раз, когда температура нерешительно топталась около нуля, Клэй и Табита были на взлетной полосе, и двигались согласно курсу, закутавшись в слои шерсти, пуха, в толстых вязаных шапках и шарфах. Зима означала свободный доступ к скалам, не загораживаемым листьями – остались лишь голые ветви деревьев, напоминающие сеть вен. Зима также означала термосы, полные дымящегося кофе, крошечные одноразовые грелки в носках, карманах и даже в шапках, переломленные уже перед взлетом. Унизительно, но необходимо – по крайней мере, он надеялся, что в конце концов оно будет того стоить.

Если только ему удастся найти хоть что-нибудь.

К январю они наконец стали посещать необследованные местности, нанося на карты дикую глушь Кентукки. Начали они с других секторов ущелья в Национальном лесу Дэниеля Буна и двинулись дальше по просторам штата. Ничего подходящего им обнаружить не удалось даже там, где этого можно было ожидать. Клэй отсматривал километр за километром чистого мусора. После каждого полета челюсти его болели – он непрерывно стискивал их. Если они не найдут что-нибудь до того, как деревья покроются листвой, следующие десять месяцев придется просто пережидать.

Сегодня они отправились к дебрям округа Роккасл, многообещающей области, которую он наметил при изучении карты штата.

С самого начала было в этом полете нечто особенное. Земля словно бы не хотела отпускать их; спину Клэя будто сильнее вжимало в спинку кресла во время взлета. Пока они забирались в свой эшелон, в ушах Клэя гудело все больше от возрастающего давления.

– Мы с тобой как пионеры этих лесов, – сказал он, перекрикивая рев двигателей. – Нам лучше найти здесь что-нибудь хорошее, иначе мое исследование, благодаря которому я по идее должен получить степень, просто развалится.

– Но ты все равно получишь степень, даже если ничего не найдешь, верно? – спросила Табита.

– Да, степень я получу, но моя дипломная работа будет не такой интересной, – сказал он. – И вряд ли поможет мне найти работу.

– Что за работу?

– Что-нибудь, где я был бы сам себе хозяин. Если мне чертовски повезет, какой-нибудь лох будет платить мне именно за это – за то, чтобы я путешествовал по миру в поисках новых мест для скалолазания. Можешь себе это представить? Тебе платят за то, что ты путешествуешь по всему миру?

– Ты действительно думаешь, что найдутся люди, которые за такое заплатят?

Из радиоприемника донеслись сообщения диспетчера. Ноги Клэя напоминали сломанную печь: носки промокли от пота, так хорошо их согревала одноразовая грелка, а колени под стоявшим на них ноутом подрагивали, чтобы не дать холоду, окутывавшему остальную часть тела, пробраться к ним. Он щелкнул по экрану, чтобы включить находившееся под самолетом оборудование, и у него внутри все загудело от предвкушения.

– О, обязательно, – сказал он. – Скалолазание – это индустрия с оборотом в миллиарды долларов. Компании спонсируют альпинистов только для того, чтобы те выбрались из дома и пошли карабкаться по скалам, верно? Моя подруга Дилан только что подписала контракт с «Petzl». Так почему бы им не захотеть отправить меня на поиски новых мест для скалолазания? Развитие туризма – отличная возможность. Представь, вы – маленький дерьмовый городок в глуши, вам нужно как-то выжить, и вы нанимаете меня, и у вас на задворках я обнаруживаю лучшие в мире склоны для скалолазания! И внезапно у вас миллион посетителей каждый год, и всем им нужна еда, оборудование и какое-то занятие на те периоды, когда люди устали и на скалу лезть не могут.

– Итак, твоя работа мечты – ездить по этим крошечным городкам, чтобы найти подходящие скалы? Путешествовать по всему миру, но видеть только самые занюханные дыры?

– Ну нет, я бы не стал останавливаться в этих убогих городах, я бы просто облетал местность над ними на самолете, – сказал он, сверяясь с координатами. – Я бы останавливался в тех местах, где есть аэропорты. Ну, знаешь, цивилизация.

– Но на гроши, выколоченные из этих вонючих городков?

Он пожал плечами:

– На чьи-то гроши.

– Мы почти уже на месте, вот те координаты, которые ты мне дал, – сказала Табита. – Скрести пальцы.

В ушах у него застучало.

Самолет дернулся. Корпус затрясло, но не как при турбулентности – более мягко, это была едва уловимая дрожь. Заходил ходуном ноут на коленях у Клэя. Пот хлынул изо всех пор и немедленно застыл на нем ледяной коркой. Голова раскалывалась, сердце бешено заколотилось. На его неопытный взгляд вся приборная панель засверкала миллионом предупреждающих знаков. Красные огоньки замигали чаще. Стрелки на циферблатах заметались.

Нос самолета нырнул вниз.

«Черт, черт!»

Через лобовое стекло на них устремились острые верхушки деревьев, словно сотни стрел, рассекающих воздух. У него перехватило дыхание, кислород вышибло из легких, голова закружилась – самолет находился в свободном падении. Он закрыл глаза и подобрался, ожидая удара.

«Охрененно тупо будет сдохнуть вот так – в двух шагах от цели», – подумал он, и кишки у него в животе от страха завязались в узел. Повис долгий миг пульсирующей тишины, глубокой и давящей все сильнее по мере того, как она наваливалась на его барабанные перепонки. Он поплыл в воздухе. Каждый незакрепленный предмет, подумал он, завис в воздухе на те несколько секунд, которые они неслись навстречу земле.

Но когда он не услышал хруста металла, и сосна не проткнула его насквозь, и птичье гнездо не размазалось по носу самолета, он открыл глаза.

Перед ними было только суровое зимнее небо.

– Все в порядке? – спросил он, с трудом разжав челюсти. – Мы упадем?

– Однако! Нет, – сказала Табита, щелкая переключателями. – Выглядит как скачок напряжения. Надо будет проверить электронику.

– Что случилось? Почему мы клюнули носом?

– Что ты имеешь в виду? – спросила она.

– Нос на мгновение резко пошел вниз, так?

– Не думаю, – ответила она. – Мы попали в небольшую турбулентность, и электроника замигала, но самолет держался довольно ровно. Ты в порядке? Тяжело вроде дышишь.

Клэй выдохнул:

– Да, я в порядке.

– С ноутом все в порядке?

Клэй и позабыл о ноуте, который сжимал одетыми в перчатки руками. Он расслабил руки, медленно, целенаправленно разжав каждое сухожилие и завязавшийся узлом сустав. По экрану продолжали ползти данные, полученные от лазерного эхолокатора под днищем самолета.

– Чёрт, – сказал он. – Похоже на то. По крайней мере связь с лазерным локатором есть, так что, думаю, с ним тоже все в порядке.

– Думаешь, мы что-то нашли? Я заметила под самолетом какую-то скалу.

– Очень надеюсь, что так, – ответил он.

Клэй никак не мог выкинуть из головы этот образ – острые верхушки деревьев летели на него, как тысяча стрел. При каждом взгляде через лобовое стекло у него сердце замирало в груди.

И несколько дней спустя это что-то появилось на снятой лазерным локатором картинке – что-то, слишком хорошее для того, чтобы быть правдой. Это был их седьмой визит в нетронутые цивилизацией уголки Кентукки, и они кое-что нашли. По крайней мере, оно выглядело как кое-что.

«Ты была права», – написал Табите Клэй.

«Успех?»

«Думаю, да».

Картинка создавалась из разноцветных линий; те световые волны, которые вернулись быстрее всех, обозначались красным, а земля – синим. И выглядела она прямо как картинка из учебника: высокая каменная плита, изобилующая трещинами, карманами и выступами. Судя по полученным данным, имеющиеся высоты были идеальными для скалолазания: от шестидесяти до ста пятидесяти футов. У Клэя мурашки побежали по рукам, волоски на них встали дыбом. Дрожащими пальцами он листал сканы. Он больше не будет морозить задницу в полетах наугад над неизведанной глухоманью.

Он нашел свою иголку в этой огромной куче сена.

Правда, до тех пор, пока ему не удастся побывать там самому и оценить все на месте, он толком не сможет сказать, что нашел. Новое ущелье? Или этот камушек потянет разве что на местную достопримечательность? Однако это не помешало Клэю погрузиться в сладкие грезы – заголовки в блогах и журналах, и его лицо на страницах, его слава расходится в альпинистском мирке, как круги по воде. Он представил себе полеты в Испанию, над девственными просторами Южной Африки или Таиланда в поисках карстовых скал; свою диссертацию – она принесет ему не только степень и место за пыльным столом университетского исследователя, но и карьеру путешественника по всему миру. На что еще она могла ему сгодиться? К концу первого года в аспирантуре он понял, что научная карьера не для него.

Клэй не знал, что этим мечтам не суждено сбыться. Не по тем причинам, по которым не сбываются честолюбивые мечты – из-за нехватки ресурсов, связей или денег. Ни один журнал никогда не опубликует статей о его открытии не потому, что оно не покажется чем-то ценным, стоящим денег никому из индустрии, крутящейся вокруг скалолазания. Он не знал, что никто и никогда не ознакомится с его исследованием, кроме его научного руководителя, доктора Берри. Тот попытается изучить сканы с лазерного локатора осенью, пытаясь восстановить поврежденный файл, но попытки не увенчаются успехом. Так что Клэй упивался своим незнанием и будущим, которое хотел создать для себя – будущим, полным славы, богатства и всеми обычными побрякушками, которые к ним прилагаются.

1.Rockcastle County – Роккасл – «Скальной замок».