Kitabı oxu: «Наследие души»
E. E. Holmes
SPIRIT LEGACY
All rights reserved
Copyright © 2013 by E. E. Holmes
© Литвинова И. А., перевод на русский язык, 2025
© ООО «Издательство АСТ», оформление, 2025
Любое использование материалов данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается
* * *
Откройте для себя мир приключений, где каждый поворот сюжета увлекает в глубины загадочной истории! Эта книга переполнена тайнами, которые выходят за рамки реальности, и эмоциональными переживаниями, заставляющими сердце биться быстрее!
Пройдите непростой путь вместе с героями, чтобы раскрыть все тайны Жизни и Смерти.
Записки странника, блогер, телеграм-канал@thewanderernotes
* * *
Джозефу, всегда верившему в меня, и Дилану, нашему величайшему творению
Что за манящий дух под лунной тенью
Влечет мои шаги к прогалины свеченью?
Александр Поуп. «Элегия памяти несчастливой дамы»
Пролог
Я не могла пошевелиться. На меня уставились страшные лица, уродливо искаженные, как в зеркалах комнаты смеха. Протянулась чья-то рука, нащупала мою руку и вцепилась в нее. Ощущение казалось знакомым, как будто я сама держала себя за руку, потому и ухватилась за нее изо всех сил. Крики, стоны и жалобные вопли эхом отдавались в голове, но звуки не складывались в слова. Мертвенно-белые пальцы, источающие холод, простирались ко мне, хотя так и не могли прикоснуться. Я почувствовала, как во мне нарастает крик, но, казалось, мои легкие забыли, как набирать воздух, а голосовые связки разучились издавать звук. Внезапно неведомый голос, вобравший в себя множество других голосов, прошептал мне на ухо:
– Врата открыты…
Рука, что держала меня, выскользнула из моих цепляющихся пальцев, и я стала куда-то проваливаться, пока крик изнутри прорывался к горлу.
Я проснулась с истошным воплем; мое тело сковывали не чужие руки и ноги, а всего лишь скрученные простыни. Я сидела, безудержно дрожа в промокшей футболке: пока меня терзал ужас, гнетущая июльская жара превратилась в леденящую стужу. Когда кошмарные образы померкли перед глазами, я заставила себя дышать медленно и глубоко и почувствовала, как ветерок снова стал теплым. Моя крошечная комната вернулась в фокус.
– Это был всего лишь сон, Джесс, успокойся.
Я покосилась на часы: три часа ночи. Взгляд в сторону двери – жутковато мерцает экран телевизора в гостиной. Слегка приглушенный голос обещает, что тренажер «Гат Бастер 2000»1 преобразит мое тело, или мне вернут деньги. Гарантированно.
– Черт возьми, мам, – пробормотала я, вылезая из постели.
Я сняла с себя пропотевшую насквозь футболку и бросила ее в кучу грязной одежды возле двери. Потом достала из корзины для белья чистую майку и, натягивая ее через голову, поплелась в гостиную.
Мама в своем репертуаре. Я даже не слышала, как она пришла, но, должно быть, это было после часа ночи, потому что именно тогда я наконец перестала названивать ей на мобильный и заснула. Направляясь в переднюю часть квартиры, я точно знала, где найду мать: лежащей в беспамятстве на диване, прямо в туфлях, если, конечно, они добрались до дома: иногда обувь терялась по дороге.
Мои затуманенные глаза оглядели гостиную. На экране телевизора тренажер «Гат Бастер» сменился мужчиной с всклокоченными волосами, торгующим диетическими коктейлями; очевидно, бессонница и ожирение всегда идут рука об руку. Одинокая красная туфля-лодочка валялась на полу перед потертым диваном рядом с парой пустых винных бутылок. В этой до боли знакомой сцене не хватало единственной детали: моей мамы, распластанной на диване, где я ожидала ее найти.
Я мысленно отметила, что туфля должна быть в паре, но не с винными бутылками, и невесело рассмеялась собственной шутке. Отыскав пульт дистанционного управления, я выключила телевизор и нагнулась, чтобы подобрать пустые бутылки, но, поскользнувшись на лужице шардоне, чуть не упала и ухватилась за подлокотник дивана.
Когда я посмотрела вниз, у меня невольно вырвалось:
– Черт!
На полу лежал мой альбом для рисования, насквозь промокший; страницы скукожились и провоняли застоявшимся вином. Набросок на верхней странице, пейзаж Центрального парка, над которым я работала, был безнадежно испорчен. Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох, задержала дыхание, а затем медленно выдохнула. Потом повернулась, подхватила загубленный альбом и швырнула его на кухонный стол, чтобы мама увидела это безобразие, когда проснется. Да, она сделала это не нарочно, но мне все равно. Пусть чувствует себя виноватой.
Я собрала бутылки и сложила их в раковину, рассудив, что вымою все утром: не хотелось заниматься этим среди ночи.
Я раздумывала, не пойти ли в ее спальню, чтобы привести маму в порядок, но решила, что слишком взбешена и для этого. Я бы еще проверила, дышит ли она, и это все, на что меня хватило бы.
Когда я подошла к входной двери и задвинула засов, у меня возникло смутное подозрение, будто творится что-то неладное. Снаружи доносились завывания сирен и крики людей… испуганные голоса. Сирены в Нью-Йорке составляли неотъемлемую часть городского саундтрека, но то не был искаженный вой проезжающих вдалеке патрульных машин. Источник звука находился совсем близко, прямо возле дома. Я услышала, как машины с визгом затормозили, сирены резко смолкли, захлопали дверцы. И тотчас раздались громкие возгласы в коридоре. В одном из них я узнала голос нашей квартирной хозяйки, миссис Морелли.
Внезапный стук в дверь заставил мое сердце учащенно забиться второй раз за последние десять минут. Я осторожно прильнула к глазку.
– Полиция Нью-Йорка, есть кто-нибудь дома? – Голос, громкий, с командными нотками, принадлежал повидавшему жизнь офицеру средних лет.
О боже, что она натворила на этот раз?.. Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться, потом нехотя сняла цепочку и открыла дверь.
– Чем могу быть полезна, сэр? – Я старалась говорить вежливым и нейтральным тоном.
– Извините, что беспокоим вас в столь поздний час. Здесь проживает Элизабет Баллард?
– Да, сэр, я ее дочь.
– Она сейчас здесь, в квартире?
– Да, сэр, она спит. Могу я спросить, в чем дело?
Офицер замешкался с ответом, заглядывая в маленький перекидной блокнот, который держал в руках. Я воспользовалась возможностью продолжить:
– Послушайте, я знаю, у нее не самая безупречная репутация, но если она что-то и совершила, уверена, это только потому, что…
Тут у меня перехватило дыхание. Впервые за время разговора я заметила, что миссис Морелли стоит за плечом полицейского. Что-то было не так с ее лицом: глаза в красных полукружьях влажно блестели, взъерошенные седые волосы образовывали растрепанный ореол вокруг головы. Она смотрела на меня, и ее рот открывался и закрывался, как у рыбы, вытащенной из воды.
Что-то в моей голове с грохотом встало на свои места. Не могу объяснить, как так получилось, но уже в следующее мгновение я все поняла, стоило моему разуму связать воедино полицейского, вой сирен снаружи и пустой диван… Осознание обрушилось на меня лавиной. Я заставила свое тело прийти в движение и побежала в спальню матери. Я слышала шаги полицейского позади, его крики, призывающие меня остановиться… Я ворвалась в дверь, и мой взгляд заметался по сторонам, отмечая смятую пустую постель, открытое окно, занавески, косо свисающие с карниза. Я услышала, как голосят люди снаружи, и их вопли слились с моим. Но когда я бросилась к окну, до меня дошло, что женщины, которая обычно утешала меня в горе и печали, не было рядом и она не обнимала меня.
Моей матери не стало.
Глава 1
Возвращение домой
Я прижалась ноющей головой к прохладному стеклу окна автобуса, мечтая, чтобы дождь снаружи перестал барабанить и позволил мне уснуть. После четырехчасового сидения и всего лишь десятиминутной паузы, чтобы размять ноги на привале в Коннектикуте, мое тело свело судорогой, как будто его согнули под неправильным углом. В автобусе было почти тихо, если не считать покашливания пожилого мужчины где-то впереди и слабых металлических звуков музыки, доносившихся из наушников моего соседа. Его рот был смешно приоткрыт во сне, голова моталась из стороны в сторону. Меня кольнула зависть: я не спала так сладко почти месяц.
С тех пор как получила по почте письмо о зачислении в колледж Святого Матфея, я снова и снова представляла себе, как свершится мой грандиозный побег. В каком-то отчаянии я зачеркивала дни на календаре в своей комнате, мысленно устремляясь к августу, где в квадратике 21 числа нацарапала слово «СВОБОДА!». Если бы знать тогда, как дорого ускользающее время, я бы ухватилась за него и яростно потащила в обратную сторону. И вот, наконец, я оказалась в автобусе, следующем в Бостон, и всем своим естеством желала вернуться назад во времени так далеко, как только смогу, и никогда не приближаться к этому моменту. Происходящее все еще казалось кошмаром, более ужасным, чем тот, что я пережила той злосчастной ночью.
Я отогнала от себя образ, который всплывал в сознании всякий раз, когда не удавалось остановить поток мыслей: открытое окно, занавеска, колышущаяся на ветру, фигура под белой простыней на тротуаре внизу. Я отчаянно пыталась отвлечься, но делать это становилось все труднее, когда Фрэнк заснул.
Фрэнк вовсе не был моим другом; на самом деле я бы даже не назвала его знакомым, просто какой-то парень случайно сел рядом со мной, когда мы загрузились в автобус на автовокзале Портового управления2. Обычно мне не нравится разговаривать с незнакомцами в общественных местах. Не то чтобы я необщительная или что-то в этом роде, просто не сильна в светской беседе. Но потребность отвлечься взяла верх над изоляционистскими наклонностями, так что когда Фрэнк оказался словоохотливым малым, я не стала противиться. Стараясь как можно реже самой вступать в разговор, я позволила Фрэнку ездить мне по ушам от самой 42-й улицы и до границы с Массачусетсом.
Фрэнк, мясник из Ньюарка, что в штате Нью-Джерси, как выяснилось, направлялся в Бостон навестить сестру. Однажды он выиграл в моментальной лотерее десять тысяч долларов и потратил их на подержанный «харлей дэвидсон»; а еще он трижды состоял в браке и разводился с одной и той же женщиной, чье имя, к своему прискорбию, вытатуировал у себя на предплечье. Я смотрела, как поднимается и опускается досадная надпись «Малышка Лайза», пока рука Фрэнка покоилась на его внушительном пивном животе. Он еще и храпел. Громко. Так громко, что, пожалуй, это могло бы стать причиной хотя бы пары тех разводов.
Я всерьез подумывала разбудить его, чтобы он повеселил меня еще какими-нибудь байками о непредсказуемых рыночных ценах на телятину или о том, как едва не прошел посвящение в «Ангелы ада»3. Это помогло бы на время отрешиться от собственных мыслей. В тот момент мне меньше всего хотелось оставаться с ними наедине.
– Внимание, леди и джентльмены, мы прибываем на Южный вокзал Бостона примерно через пятнадцать минут. – Голос водителя, говорившего с сильным акцентом, пробился сквозь треск помех в микрофоне, прерывая приводившие в экстаз домохозяек страстные поцелуи Райана Гослинга и Рэйчел Макадамс на крошечных пыльных телеэкранах автобуса.
Я повернула голову, чтобы посмотреть, как за окном под струями дождя проносится Массачусетская автострада4, и, увидев свое отражение в стекле, громко рассмеялась: видок у меня был еще тот. Неплохое первое впечатление я произведу, если появлюсь на пороге дома Карен как вестник зомби-апокалипсиса.
Я достала из сумки зеркальце. На меня уставились глаза – темно-карие, похожие на совиные, слишком крупные для моего лица. Из-под копны распущенных черных как смоль волос проглядывали фиолетовые пряди, разбросанные по плечам. Я красила их сама – сначала просто чтобы позлить маму, но потом как-то к ним привыкла, и уже не хотелось с ними расставаться. Однако после того как я просидела несколько часов, откинувшись на спинку кресла, волосы перепутались и растрепались. В любом случае мне не стоило их распускать, особенно при такой влажности. Я небрежно заплела их в косу и закрепила одной из резинок, постоянно прописанных на моем запястье. Потом захлопнула зеркальце и бросила его обратно в сумку, где оно зловеще звякнуло, ударившись обо что-то, – верный признак того, что ему пришел конец. В моей сумке всегда валялось слишком много хлама.
Было достаточно неловко вот так врываться в жизнь Карен, а уж тем более глубокой ночью. Мне казалось, что я крадусь, пробираюсь к ней тайком, словно какой-то преступник. Я знала, что глупо так думать, но ничего не могла с собой поделать. Кому охота быть обременительным ребенком-сиротой в чужом доме?
Я изо всех сил старалась запрятать эту мысль куда-нибудь в дальние уголки сознания, но там уже было довольно тесно. Подавление неприятных эмоций быстро становилось моим новым талантом. Карен не сделала и не сказала ничего такого, из-за чего я могла бы чувствовать себя обузой; на самом деле она приложила все усилия к тому, чтобы я испытывала совершенно противоположные чувства. Я приготовилась невзлюбить ее, понять, почему моя мать порвала всякие отношения с ней и остальными членами своей семьи, но Карен оказалась чертовски милой. Это настораживало. Я ощущала себя той девчушкой из сказок, которая узнает, что добрая старушка угощает ее конфетами только для того чтобы откормить, а потом засунуть в печь и зажарить на ужин.
Я много раз расспрашивала маму о ее семье. Эту тему я поднимала с большой осторожностью, тщательно анализируя настроение и выражение ее лица, прежде чем отважиться заговорить. Чаще всего она просто вздыхала, печально качала головой и говорила: «О, Джесс, милая, давай не будем ворошить прошлое, ладно? Есть вещи, которые лучше оставить похороненными».
Но в последние годы мне удалось кое-что узнать о той части семьи, с которой меня разлучили. Карен и моя мать, сестры-близнецы, выросли в Бэк-Бэе5, престижном районе Бостона. Когда-то они были очень близки, можно сказать, неразлучны, как и положено близнецам. Я так и не сумела выяснить причину их размолвки, но знала, что разрыв был необратим, по крайней мере с точки зрения моей матери.
У Карен и ее мужа Ноя не было детей, и они посвятили свою жизнь карьере корпоративных юристов. Они по-прежнему проживали в Бэк-Бэе с моим дедушкой в особняке из коричневого камня. Поскольку дед оказался по другую сторону семейной пропасти, с ним я тоже никогда не встречалась – хотя он, по-видимому, страдал старческим слабоумием и вряд ли смог бы понять, кто я такая, даже если бы мне разрешили видеться с ним. Я очень быстро усвоила, что лучше не упоминать о нем – следующие за таким разговором мамины запои всегда заканчивались плачевно, и мы с ней не общались по несколько дней.
Моя мать стояла в одном ряду с Пиноккио среди самых отъявленных лжецов. Она могла притворяться, что не скучает по своей семье, но это была полная чушь. Я росла в маленьких квартирках, разбросанных по всей стране, и часто лежала без сна рядом с мамой в нашей общей постели, вдыхая запах алкоголя, которым она обдавала меня, когда разговаривала во сне. Имя Карен, произнесенное в отчаянии, звучало почти каждую ночь. Но любой посторонний, ставший свидетелем цепочки событий, последовавших сразу за смертью моей матери, никогда бы не заподозрил, что Карен была мне практически чужой: она появилась на пороге нашей квартиры всего через несколько часов после того, как услышала страшную новость и обняла меня как родную дочь.
– О, Джессика, бедняжка, мне так жаль! – Она поцеловала меня в макушку и прижала к себе, будто в самом естественном порыве.
В оцепенении, в состоянии шока и отрицания я позволила ей сделать это. Как позволила и многим людям заняться делами, в которых мне, вероятно, следовало бы принять активное участие. Организация похорон, расторжение договора аренды нашей квартиры, исполнение завещания, мои приготовления к поступлению в колледж – все это взяла на себя Карен, а я лишь рассеянно наблюдала за происходящим из какого-то полупрозрачного кокона. Если я что и узнала о горе, так это то, что мир не останавливается, хотя и кажется, будто должен бы остановиться.
Я только смутно помнила, как согласилась на настоятельную просьбу тети Карен переехать жить к ней. Будь я в нормальном состоянии, такое предложение повергло бы меня в ужас. В конце концов, мне исполнилось 18, формально я была совершеннолетней и, честно говоря, уже давно научилась заботиться о себе. Мне следовало бы сказать: «Нет, спасибо за беспокойство, но я не ваша проблема».
Беда в том, что какое-то время я не могла заставить себя произнести что-либо связное.
Единственной вещью, скрасившей перспективу переезда, была уверенность в том, что мне не придется оставаться у Карен надолго. Я вышла из своей эмоциональной комы недели через три после похорон. Собирая вещи с помощью сочувствующей миссис Морелли, я наконец прозрела. Моя мать ни за что бы не захотела, чтобы я вот так свалилась на Карен, особенно когда они почти двадцать лет даже не разговаривали друг с другом. Было слишком поздно отказываться от нашей договоренности, но я пообещала себе, что через год съеду от тетки. Найду себе работу недалеко от колледжа Святого Матфея, накоплю денег, сколько смогу, к следующему лету сниму квартиру недалеко от кампуса, и на этом все закончится. У меня не было намерения восстанавливать родственные связи, которые моя мама хотела разорвать.
Автобус, разбрызгивая лужи, въехал в ярко освещенный вестибюль Южного вокзала Бостона.
– Добро пожаловать в Бостон, друзья. Пожалуйста, не забудьте заглянуть под сиденья и забрать с собой все свои вещи. Приятного вечера и спасибо за то, что воспользовались услугами компании «Грейхаунд»6, – нараспев произнес измученный водитель.
С жужжанием включилось флуоресцентное освещение салона, и пассажиры медленно зашевелились.
Фрэнк, кряхтя, проснулся и выглядел сбитым с толку. Он сонно заморгал, глядя на меня.
– Мы уже здесь? Быстро доехали, да? – Он зевнул, поскреб щетинистый подбородок и поднялся. Его суставы хрустнули, как горсть маленьких белых окуньков, выброшенных на летний тротуар. – Думаю, лучше припрятать эту бейсболку «Янкиз»7, а то мне могут надрать задницу, а?
Я скупо улыбнулась. Уже по меньшей мере в десятый раз он упомянул о соперничестве Бостона и Нью-Йорка.
Пассажиры не спеша потянулись в переднюю часть автобуса. Фрэнк помог мне снять багажную сумку с верхней полки, и я присоединилась к шаркающей очереди на выход. В животе нарастало тревожное чувство. Меня угнетало беспокойство по поводу прибытия в то место, которое теперь считалось домом.
* * *
Выйдя под ливень, я натянула на голову капюшон толстовки и огляделась по сторонам в поисках машины Карен. Долго искать не пришлось.
– Джессика! Сюда! – Она окликнула меня из-под огромного клетчатого зонта.
Я нерешительно помахала в ответ, протягивая ей свой баул. Карен поспешила ко мне и укрыла зонтом.
– Это все твои вещи, или что-то осталось в багажном отделении автобуса? – Она взялась за ручки и стала помогать мне тащить сумку.
– Здесь всё. Вчера я отправила остальное в колледж Святого Матфея.
Мы побежали к машине. Нас ожидал сверкающий черный внедорожник, который моя мама назвала бы машиной «ну-ка-посмотри-на-меня». Ирония в том, что все обычно пялились разинув рты на наш допотопный зеленый «фольксваген», вероятно, недоумевая, как эта рухлядь вообще ездит. Мама называла его винтажным, а я бы назвала стимулом к тому, чтобы обзавестись карточкой донора органов8. Мама окрестила свою смертельную ловушку Зеленым Монстром в честь печально известной стены левого поля «Фенуэй-парка»9. Иногда передвижение на нашей колымаге напоминало тур по самым захудалым автомастерским страны. Но каждый раз, когда я порывалась попросить маму продать чертов драндулет, что-то меня останавливало; в конце концов, это была единственная частичка родного дома, которую она привезла с собой.
Теперь, когда мамы не стало, я чувствовала себя предателем, продавая машину, но проживание и питание стоили недешево, да и для первокурсников в кампусе все равно не было парковки. Adios10, Зеленый Монстр.
Мы с Карен одновременно захлопнули дверцы внедорожника. Она бросила промокший зонт на заднее сиденье и посмотрела на меня с улыбкой. Узел у меня в животе немного ослаб. Она действительно выглядела искренне обрадованной встречей со мной.
– Ну, Джессика, как…
– Вообще-то просто Джесс, если ты не возражаешь. Все зовут меня Джесс.
– О, ладно, извини. Что ж, Джесс, как прошла твоя поездка?
– Отлично. Никаких пробок или чего-то в этом роде.
– Хорошо. Я знаю, что иногда автострада может быть настоящим кошмаром. – Карен завела мотор и выехала на улицу. – Мы будем дома всего через несколько минут. Ты, должно быть, умираешь с голоду. Удалось перекусить в поездке?
Я отрицательно покачала головой. Хоть и помешанная на фастфуде, я понимала, насколько опасно его сочетание с долгими поездками на автобусе, поэтому отказалась от посещения «Макдоналдса».
– Я попросила Ноя заказать кое-что из еды к твоему приезду – сама я не очень хорошо готовлю. – Она состроила извиняющуюся мину.
– Все в порядке, мама тоже не блистала у плиты. – Я усмехнулась, когда в памяти всплыли запахи подгорелых запеканок, похожих на кирпичи, и других неудачных кулинарных экспериментов.
Карен рассмеялась.
– Что правда, то правда; это у нас общее. Ной заказал тайские блюда, подойдет? Но если тебе не нравится тайская кухня, мы могли бы взять пиццу или еще что-нибудь по дороге домой, тут неподалеку отличная маленькая пиццерия…
– Нет-нет, тайская кухня – то что надо.
– О, прекрасно. Мы часто заказываем тайскую еду, тем более что наше любимое заведение открыто допоздна. И они даже делают доставку мне в офис!
Мы проезжали мимо множества дизайнерских магазинов, куда я бы никогда даже не попыталась заглянуть; как и любой девчонке, мне нравился шопинг, но не хотелось впадать в уныние из-за ценников. Да и в любом случае дизайнерские шмотки по большей части были не в моем вкусе; я предпочитала винтаж. Но Карен, похоже, была завсегдатаем модных заведений. Даже в полночь, под проливным дождем ее стрижка пикси выглядела безупречно, а макияж будто нанесли с помощью аэрографа. Одежда, хотя с виду неброская, повседневная, выдавала очень высокое качество.
А в лице Карен были настолько знакомые черты, что у меня защемило сердце.
Она поймала мой пристальный взгляд, и я быстро отвела глаза, пытаясь найти тему для разговора.
– Вы с Ноем работаете неподалеку отсюда?
– Совсем недалеко, прямо в деловом квартале по ту сторону «Пруденшал-центра»11. – Карен указала на возвышающийся силуэт небоскреба. – Мы работаем в одной юридической фирме, но практически не видимся в течение дня. – Она закатила глаза. – Наши дела очень редко пересекаются.
Мы проехали по Мальборо-стрит, застроенной красивыми особняками из бурого песчаника, которые теснились плечом к плечу, словно величественные солдаты, застывшие по стойке смирно. Карен втиснулась на узкое парковочное место, придерживая руль одной рукой с непринужденной опытностью настоящей горожанки.
– Лихо ты.
– Спасибо, – ответила она. – Должна сказать, что именно навык параллельной парковки мне как городской девушке пришлось осваивать в первую очередь. Ты бы видела, как Ной корячился, когда только переехал сюда. Это было довольно жалкое зрелище. Мы потеряли несколько бамперов и разозлили многих соседей. – Она прищурилась, вглядываясь в запотевшее ветровое стекло, и вздохнула. – Похоже, этот дождь нескоро прекратится. Придется еще немного помокнуть.
Мы распахнули двери и бросились к задней части машины, чтобы поскорее забрать из багажника мою сумку. Когда мы подъезжали к дому, в окне показалась фигура Ноя, и теперь он сбежал по ступенькам вниз, чтобы помочь нам. И все же, пробыв под дождем каких-то полминуты, мы переступали порог уже промокшими до нитки.
– Привет, Джессика.
Тут пришлось пережить неловкий момент – Ной пытался решить, обнять меня или пожать мне руку. Выбрав компромиссный вариант, он похлопал меня по плечу.
– Мы рады, что ты с нами.
– Вообще-то она предпочитает Джесс, – подсказала Карен.
Ной вскинул брови и повернулся ко мне.
– Хорошо. Прости, Джесс.
Мы с Ноем встречались всего один раз, на похоронах моей матери. Я могла бы со всей определенностью сказать, что в молодости он был действительно хорош собой. Его волосы и усы оставались густыми и блестящими, хотя и обильно тронутыми сединой. Высокий, он когда-то обладал атлетическим телосложением, но с возрастом несколько обрюзг. Он не был таким общительным, как Карен, по крайней мере с незнакомцами; впрочем, меня это вполне устраивало. После похорон он, полагаю, не знал, что мне сказать, и потому говорил очень мало. Я часто ловила на себе его долгие взгляды и распознала признаки того, что он напуган моим внешним видом. Мои колготки в сетку, армейские ботинки и крашеные волосы вызвали у него явное неодобрение. По тому, как он косился на меня теперь, я могла сказать, что в его отношении к моей внешности мало что изменилось.
– Я покажу тебе дом, Джесс. Ной, дорогой, отнеси сумку наверх, а потом мы все вместе перекусим, – сказала Карен.
Ной с моей сумкой исчез, поднявшись по лестнице из полированного дуба, и Карен устроила мне, как она выразилась, гран-тур. Я уловила в ее словах сарказм, хотя и не находила его уместным. Их квартира… мягко говоря, потрясала воображение. Поначалу они купили квартиру на первом этаже, а когда представилась возможность, выкупили и второй этаж. Затем оба этажа отремонтировали и объединили в одну квартиру. Апартаменты напоминали пятизвездочный отель. На деревянных полах лежали восточные ковры с замысловатыми узорами, а стены, подобно драгоценностям, украшала эклектичная коллекция произведений искусства. Я была почти уверена, что картина над каминной полкой принадлежала кисти Пикассо, и, осознав это, чуть не подавилась жвачкой.
На первом этаже находились гостиная и столовая, обставленные антикварной мебелью; кухня для гурманов, которую Карен называла «показухой», поскольку сама редко бывала дома, чтобы стряпать; кабинет, отделанный красным деревом, и великолепно оборудованная ванная. Пока мы переходили из помещения в помещение, я инстинктивно держала руки в карманах, чувствуя себя второклассницей на экскурсии по музею, где запрещено что-либо трогать.
Наверху располагалась спальня Карен и Ноя с кроватью под балдахином и ванной с джакузи. Кабинет Карен находился на том же этаже за дверями из освинцованного стекла.
Она завернула за последний угол и открыла дверь справа.
– А вот и твоя комната, – сказала Карен. – Надеюсь, тебе здесь будет удобно.
Я огляделась, разинув рот от изумления. Всю стену от пола до потолка занимали книжные полки, ломившиеся от книг. Такого изобилия я не видела нигде за пределами публичной библиотеки или книжного магазина. В углу стояли кровать, кресло и тумбочка. У противоположной стены – комод из того же гарнитура, а на внутренней стороне двери висело зеркало.
– Я знаю, это не совсем идеально, – сказала Карен. – В том смысле, что здесь нет шкафа и места для письменного стола, но ты можешь пользоваться гардеробной в холле, сложить туда все, что не поместится в комоде. И я вспомнила, что видела много книг у тебя дома, поэтому подумала, что ты, возможно, не против такой обстановки. Как ты догадываешься, мы приспособили эту комнату под библиотеку.
Я прошлась по комнате, рассматривая полки.
– Не могу поверить, что у тебя столько книг.
Карен выглядела довольной.
– Ну, я всегда любила читать, как и твой дедушка. И твоя мать, как ты, наверное, знаешь. Я убрала с полок все книги по юриспруденции, так что мы не будем заходить и беспокоить тебя своими рабочими делами. А книги твоей мамы перенесла сюда.
– Книги моей мамы?..
– Да, она оставила несколько коробок с книгами, когда уходила из дома. Я хранила их на чердаке… ну, сама не знаю зачем, но все это время они были здесь, и я подумала, что тебе, возможно, будет приятно иметь их у себя в комнате. Надеюсь, ты не возражаешь.
– Спасибо, – выдавила я из себя.
На корешках мелькали знакомые имена: сестры Бронте, Джейн Остин, Шекспир, Эдгар Аллан По. Некоторые тома даже выглядели как первые издания. Находиться в окружении стольких знакомых историй было равносильно воссоединению со старыми друзьями, и я отчаянно боролась со слезами, которые угрожающе наворачивались на глаза. Я совсем не хотела, чтобы Карен увидела меня раскисшей, да и, честно говоря, устала плакать. Это начинало казаться излишним.
– Ты пока устраивайся, а потом почему бы тебе не спуститься к нам, и мы поужинаем? – сказала Карен, тактично отступая назад и закрывая за собой дверь.
Чуть позже мы расположились на полу в гостиной вокруг кофейного столика. Несмотря на первое впечатление, будто в доме ничего нельзя трогать, Карен и Ной вели себя довольно непринужденно. Ной так вообще скинул ботинки посреди комнаты и уминал пад-тай12, откинувшись на девственно-чистый диван кремового цвета. Не столь храбрая, я сидела на ковре, наклоняясь над столиком, чтобы взять еду. Мы смотрели окончание бейсбольного матча.
– Знаешь, возможно, здесь, в Бостоне, это противозаконно – укрывать фаната «Янкиз», – пошутил Ной.
Я не стала поправлять его, хотя у меня не было никакой связи с «Империей зла бейсбола»13. Вместо этого мы обсудили планы на следующую неделю. У меня оставалось всего десять дней до переезда в общежитие колледжа Святого Матфея.
– Я тут подумала, мы могли бы поехать вместе утром, чтобы без пробок добраться до кампуса. Мы с Ноем оба взяли выходной, – сказала Карен.
Она поковырялась в лапше и подцепила вилкой кусочек тофу.
– Да я могу запросто доехать на поезде, станция недалеко от кампуса. Мне нужно взять с собой только одну сумку. Я сама могу распаковать вещи…
Карен замотала головой еще до того как я закончила говорить.
– Не глупи, Джесс, это не проблема. Мы ведь хотим помочь, правда, Ной?
Ной рассеянно кивнул в знак согласия, не отрывая глаз от игры.
– М-м-м, конечно.
Карен подмигнула мне.
– Видишь? Все улажено. Тем более что я никогда раньше не бывала в колледже Святого Матфея. Хочу посмотреть, где ты будешь учиться.
Я сдалась, хотя все еще чувствовала себя обузой. Мы покончили с едой, и я помогла убрать со стола. Завернутые в фольгу остатки блюд и контейнеры навынос заполнили холодильник, выстроившись шаткой башней, словно съедобный вариант «Дженги»14.
– Видишь, какая у меня хозяйственная жена? Воплощение Бетти Крокер15, – пошутил Ной, пристраивая упаковку недоеденного пад-тая на коробку с пиццей.
– О, заткнись, пожалуйста, а? – парировала Карен. – Джесс, тебе пора в постель, ты выглядишь совершенно измученной.