Kitabı oxu: «Хроники особого отдела»

История первая «Чистое блаженство»

Одному знакомому демону посвящается

Глава первая

«Мы встречаем только тех,  кто уже существует в нашем подсознании»

Зигмунд Фрейд

За окном шёл дождь, вскоре сменившийся снегом. Смотреть на это было противно. Хотелось белых сугробов и присвист позёмки. Я расстроилась, это же надо, мне традиционно в нашей семье, ненавидящей зиму, захотелось зимы.

Наша семья перед самой перестройкой переехала в Самару и с восторгом окунулась во времена года, которые в Архангельске представляли собой какие-то невнятные обрывки месяцев, а порой и недель. В Самару переехали, соблазнившись перспективой большой квартиры и прочих благ, обещанных заводом для молодых инженеров. Квартиру, конечно, получили, смогли пережить Перестройку без потери рабочих мест и, в отличие от многих, привязались к этому шумному и грязному городу.

Моя прабабка, отправилась с нами, чтобы я и мои сестры получили приличное воспитание, как она говорила. Уж не знаю почему, но мои старшие сестры получили традиционные для своего времени имена: Нина и Лариса, но, когда я родилась, прабабка, сообщила родителям, что назовёт правнучку сама. А так как в нашей семье был матриархат, никто не посмел возразить Прабабке, которой к тому времени исполнилось девяносто четыре года, так я получила, необычное для женщин имя – Кайден (воин).

Когда мне исполнилось четыре года, прабабка, высохшая, как кузнечик и сохранившая ясность ума и способность передвигаться, как-то вытащила меня во двор и, примостившись на лавочку, усадила меня рядом, ткнула в лоб пальцем и прострекотала:

– Мне уже скоро конец придёт. Я говорю, а ты запоминай на всю жизнь. Мы всегда служили порядку. Твои не знают этого, а значит им и не надо, но ты другая. Запомни, всё вокруг будет таким, каким ты захочешь. Смотри… не запачкайся. Живи так, чтобы в душе птицы пели.

До сих пор помню, как я тогда поделилась с ней горем:

– Меня соседский Колька толкнул. Я вся выпачкалась.

– Это не грязь, а так. Ведь встала и не заплакала, а значит победила. Эх! Мала ты, многого не поймёшь. Уж не знаю, может быть так и надо. Главное, не изменяй мечте, не обижай слабых. Ты не смотри, что некоторые большие и сильные. Личина – это ложь. Главное внутри. Ты – боец и творец. Ну а теперь пошли суп есть, и я попрощаюсь с твоими сёстрами. Вечером помру. Да! Ты на кладбище ко мне не таскайся, будет надо, сядь под любым деревом и ему расскажи о своей беде, если смогу, то я тебе оттуда помогу. Вообще почаще под деревьями сиди, чтобы я не скучала. Ты только не плачь, не люблю я этого, да и не к чужим иду. Все там будем.

Возможно от того, что это и произошло, я разговор запомнила на всю жизнь. Поев куриной лапши, Прабабка поцеловала вернувшихся из школы моих сестёр, позвонила на работу отцу и заявила:

– Ты поторопись домой-то, да Нинке, скажи, что к семи вечера я помру.

Перепуганные родители отпросились с работы, вызвали врача, но все попусту – в семь вечера она, как и обещала, умерла. Врач, которому сообщили, что прабабке девяносто восемь лет, и что она заранее предупредила о времени смерти, никак не мог в это поверить. А я, четырёхлетняя соплюшка, добила врача, сказав:

– Не плачьте, она не велела. Сказала, что не к чужим пошла. Велела сказать, что все там будем.

Врач возопил, что у меня стресс, но я ушла играть в куклы, потому что не знала, что это такое, да и набежавшие соседи сильно утомили меня. Ещё долго во дворе шушукались о смерти бабушки, но перемены в стране, и собственные дела всех отвлекли от нашей семьи, и жизнь покатилась по наезженной колее.

Видимо моё имя, мне хотелось бы так думать, очень всех раздражало в школе. Учителя периодически вызывали моих родителей, из-за драк и моего ужасного упрямства – я учила только то, что мне нравилось. Оценки у меня были необычными: русский – три, арифметика – пять, литература – пять, физкультура – три, рисование – три, природоведение – пять. Бедные родители! Они и уговаривали меня, и наказывали, но ничего нельзя было поделать. Мой мозг просто наплевательски относился к неинтересным предметам. В конце концов, родители смирились с этим, надеясь, что с возрастом это пройдёт. Однако в старших классах этот кошмар продолжился. Я ненавидела информатику, но лучше всех в классе владела компьютером, обожала геометрию и стереометрию и плевала на тригонометрию. Лучше многих знала органическую химию, а по неорганике у меня был трояк. Когда приступило время готовиться к ЕГЭ, я, узнав, что родители решили из меня сделать врача, упорно стала готовиться, чтобы поступать на биофак. Не то, чтобы мне не нравилась медицина, но перспектива провести жизнь в окружении чихающих и кашляющих людей меня не вдохновила. К тому же в памяти так навсегда и запечатлелось, что бабушка сказала о деревьях, что, если я буду сидеть под деревьями, она не будет тосковать. Возможно, я уже тогда решила узнать, как это общаться через деревья.

В школе меня уже со второго класса не трогали, потому что на дразнилки типа «Кайда-майда, жареная сайда» я не обращала внимания, а на подлянки всегда отвечала. Если не могла сразу, то ждала неделю, месяц, но обидчик получал по полной. Я никогда не скрывала, что это моя работа, и вскоре от меня одноклассники отстали. Учителя же осознав, что из меня не сделать медалистку, тоже перестали обращать на меня внимание. Короче, школа кончилась, как страшный сон.

В Универе я пошла на кафедру Ботаники. Меня просто околдовали лекарственные травы. Училась я у старой, с лёгкой странностью профессорши, которая, несмотря на преклонный возраст, скрипя, как несмазанная телега, костями, лазила по горам и долам Жигулей и учила меня премудростям.

Бедные мои родичи! Они безропотно пили травяные чаи, ели салаты из диких трав, приготовленные по старинным народным рецептам, пироги с разной не огородной зеленью, почерпнутые из советов в Интернете, пока моё увлечение травами, как объектами кулинарии не прошло.

Следующим этапом моего развития были лекарственные травы. Уж не знаю, то ли с перепугу, что им придётся пить отвары и настойки из трав, то ли под воздействием травяных стимуляторов, мои родные перестали болеть, а может и скрывали от меня болезни. Меня это не опечалило, и я переключилась на однокурсников, которые осознав, что любой их прогул, это повод для меня начать их лечить травами, стали прилежно учиться и всячески демонстрировать мне свое здоровье и бодрость духа (у меня были рецепты и от депрессии). В результате этого друзей в Универе я так и не приобрела, хотя приятелей было много.

Окончив ВУЗ, я в полной мере оценила, что значит мечты и реальность. Моя мечта создать ферму лекарственных трав рассеялась, как дым, и я поступила в фирму «Букет», соблазнив владельца созданием цветочных композиций, влияющих на карму и ауру. Это был чистый развод, он это понял, но оценил и сделал старшим дизайнером. Созданные мною букеты и цветочные композиции, в которые я совала лекарственные травы и амулеты, сделанные мною самой из подручных материалов, по инструкции древних мастеров, которые я извлекла из стихов и повестей Китая, Кореи и Японии, почему-то действительно влияли положительно при заключении сделок. Это создало нашей фирме мистическую репутацию, и от заказов не было отбою, а я стала зарабатывать так прилично, что решила снять квартиру.

В принципе меня никто не гнал из дома, но, если хоть кто-то жил в одной комнате с двумя сёстрами, поймёт меня. Мы спорили из-за косметики, зеркала, полок в шифоньере, очереди в ванну. Не ругались, но всегда пикировались. К тому же у сестёр был сложный период поиска будущего партнёра по браку, на что мне было наплевать, что также часто приводило к стычкам. Родители всегда вставали на мою сторону, объясняя сёстрам, что я младше их и не созрела, видимо, для серьёзных отношений. Это толкование не устраивало ни меня, ни сестёр, и, в конце концов, привело к мысли о самостоятельной жизни, если уж дома меня никто не понимает.

Крохотную квартиру, которую я сняла, была на улице Гагарина, и в результате на дорогу в одну сторону из-за вечных пробок я тратила час.

Дорога полна неожиданностей, именно по дороге на работу я приобрела друзей, которые заполнили мою душу теплотой и своими тревогами, и волнениями. Это были Гусёна и Боб. Мы с ними в одно и то же время мучились в автобусной давке, почти месяц, но так бы и не познакомились, если бы не случай.

На одной из остановок в автобус втиснулся толстяк, который обдал всех запахом чесночной колбасы. Жара стояла неимоверная, и все мысленно стали проклинать судьбу, а он, бодро расшвыривая всех огромным животом, двинулся по проходу в сторону кондуктора, размахивая сторублевкой. Мимоходом он успел отдавить нескольким людям ноги, кондуктор, ошалевшая от жары и запаха чеснока, сердито возопила, чтобы он передал деньги. Толстяк крича, чтобы ему передали сдачу, следил за продвижением билета и сдачи. Получив деньги, он сердито гавкнул:

– А почему Вы не объявляете остановки?

Кондуктор, измученная духотой, простонала:

– Мичурина. Следующая Мичурина.

Толстяк ринулся к передней двери, как на штурм Зимнего дворца, пока не достиг миниатюрной брюнетки с коротко стрижеными волосами, стоящей, недалеко у выхода. Он дыхнул на неё чесноком и заорал, как глухой:

– Утка стриженая, выходишь?

Брюнетка испепелила его взглядом и попыталась прижаться к креслу, на котором сидел вихрастый шатен с ноутбуком на коленях.

– Проходите, – процедила она.

Толстяк обозрел щель, в которую ему предлагали протиснуться, и заорал ещё громче:

– Я из-за твоей толстой задницы не могу пройти! Давай-давай, пошевеливайся!

К слову сказать, попка блондинки была крутой и соблазнительной. Мне повезло сесть у окна, рядом с вихрастым парнем, и теперь я лихорадочно обдумывала, как одёрнуть хама. Видимо Провидение избрало только такой способ познакомить нас. Переглянувшись с парнем, я дёрнула к себе его ноутбук, парень – брюнетку так, что она оказалась у него на коленях, и нежным тенором прочирикал:

– Мужик! Не ори так, прыщи полопаются.

На мгновение наступила тишина, а толстяк, который, видимо, никогда не получал отпора, пискнул и, сметая всех, ринулся к выходу. Автобус взорвался хохотом. Парень так и не выпустил с колен брюнетку, а через пару остановок, когда мы продрались к выходу и вышли, весело подмигнул.

– Давайте знакомиться. Я – Боб… э-э… Борис Хохлов.

– Женя Гусева, для друзей Гусёна, – брюнетка отчаянно покраснела.

Я поёжилась, зная, какое впечатление производят на людей мои имя и фамилия

– Кайден Рич.

– Ты из-за бугра? – заинтересованно прочирикал Боб.

– Местная, – я посмотрела на них и, подняв забрало, пошла напролом. – Мне до работы ещё полтора часа гулять. Если выйду чуть позже, то опаздываю. Вон там кафе, можем сесть, выпить кофе, поговорить. Уверена с вами та же история. Я видела, как вы вон в том скверике сидите по утрам.

– Вот это да! – Гусёна широко улыбнулась. – Пошли, только надо не забыть и обязательно телефонами обменяться.

Никогда и ни с кем мне не было так интересно, как с ними. Мы говорили и говорили, о себе и о работе. Полтора часа пролетели, как мгновение. Я не хотела с ними расставаться, и, как это ни странно, у нас тогда у всех разом зазвонили телефоны. Мне позвонил шеф и сообщил, что даёт мне отгул, так как у второго нашего менеджера заболела дочка, а сегодня с дочкой сидит мама, а завтра сидеть некому, и он попросил меня поменяться днями с ней. Я радостно завопила:

– Идёт! – и обнаружила, что мы кричим это хором.

Это было очень весело. Мы немедленно отправились на набережную. Это удивительно, но за короткое время мы так много узнали друг о друге. Я рассказала, как решила поменять мечту стать фермером, на работу фитодизайнера и сообщила, что ни разу не пожалела. Боб жаловался, что работа неинтересная, а он программист. Гусёна рассказала, что работает хирургом в поликлинике, и что второй врач-хирург её однокурсник просто изводит её. Они очень тревожились, что я буду сочувствовать, мне было не до этого. Мир расцвёл тёплыми красками, и я наслаждалась общением.

На другой день после работы Боб потащил нас на выставку фотографий, а через день Гусёна уговорила нас пойти в кино. Я блаженствовала. Всё то, чего я была так долго лишена: общение равных и простое дружеское участие, мне дарили они. Это странно, но мы ни разу не поругались.

Как-то мимоходом, Боб сообщил, что сменил работу и теперь работает сисадмином в какой-то фирме, и ему там очень нравится. Однажды случайно мы забрели к Гусёне вечером после работы, нам понравилось, как она выглядит. Строгая и красивая. Она нам призналась, что перешла в филиал этой же поликлиники, честно рассказав своему заведующему о пакостях бывшего однокурсника. Я порадовалась за них и за себя, моя работа меня устраивала.

Дни, проведённые с друзьями, мелькали так быстро, что мы и опомниться не успели, как прошло полгода. Это событие я решила отметить, познакомив их со своими родными. Конечно, предварительно я долго беседовала с мамой о жизни и друзьях, а с папой о долге и верности, с сёстрами о судьбе и их работе. В результате родные решили узнать, с кем я общаюсь, если внезапно так резко повзрослела и поумнела.

Я представила своих друзей моим домашним, и мы были удостоены воскресного чаепития с маминым пирогом, но больше никогда не заходили к родителям. Они были рады им, но не понимали, какая может быть дружба в нашем возрасте, когда пора создавать семью. Я даже не успела расстроиться, пока Гусёна не сказала, что ей не с кем нас знакомить, так как мама её умерла, а отец бросил, когда ей исполнилось четырнадцать лет. Боб немедленно, торопясь, что мы как-то не так о нём подумаем, рассказал, что он детдомовец. После чего мы пришли к мысли, что нам очень повезло, что мы встретились.

За следующие полгода мы убедились, как много у нас общего: определённая музыка и некоторые композиторы, одинаковые книги, Волга, цветы. Мы часто бывали друг у друга дома, но больше всего мы любили гулять по городу и сидеть в кафе. Вот тогда-то к нам пришла идея провести вместе отпуск. Как, оказалось, провести отпуск летом нам не светило ещё года три. Я стала их соблазнять бархатным сезоном на море, тем более, что я там никогда не была, но Боб считал, что это малодушие, и надо изучать природу Родного края. Я не соглашалась, напирая на то, что осенью на турбазах мерзко. Потом у меня на работе случился «завал» и только после десятого января мы неожиданно все вместе получили отпуск.

Узнав об этом, я печально побрела домой и теперь смотрела в окно и переживала, не представляя, как можно в такое время отдыхать. Раздался звонок и замёрзшие и мокрые ко мне ввалились Гусёна и Боб. Они имели довольно неприглядный вид – у Боба сильно текло из носа, а Гусёна сипела. Посмотрев на нас, я покачала головой.

– Жалкое зрелище! – и всем выдала по бокалу крепкого чая с шалфеем и мёдом, чтобы их утешить.

Гусёна сердито просипела.

– Надо отсюда сваливать и начать закаляться.

Мы с Бобом тревожно переглянулись, это было в духе Гусёны, привыкшей по жизни зажигать идеи и потом, мило мурлыча, отказываться от всякой ответственности за их реализацию.

– Куда? На пампасы у нас денег не хватит, – осторожно заметил Боб.

– Ерунда! Надо ехать на Север, – увидев наши лица, Гусёна сипло захихикала. – Придурки, под Сызранью есть дивный профилакторий «Лесная сказка». В прошлом году там отдыхала наш невропатолог. Там сосновый бор и снег. Будем кататься на лыжах.

– Я терпеть не могу лыжи, – попыталась остудить её пыл я.

– Будешь ходить по терренкурам.

– Это что? – заинтересовался Боб.

– Специально протоптанные дорожки в снегу, – пояснила я, для тренировок страдающих недугами.

– Всё, Кай! Собирайся! – приказала Гусёна.

– Это почему же я?

– Поедем все вместе, но говорить будешь ты, потому что у Боба сопли, а я сиплю. Купим путёвки.

– А они дорогие?

– В этом-то и прикол, почти задаром. Двадцать дней и сорок тысяч. Учтите, там кормят от пуза, есть массаж, тренажёрный зад, лечебные ванные и солярий.

Подгоняемые неистовой Гусёной, мы немедленно отправились на Московское шоссе, в фирму, которая продавала эти путёвки. Видимо кто-то наверху пошептал за нас, потому что, когда прибыло такси, дождь со снегом прекратился. Мы ввалились в старое здание сталинских времён, дотопали по тёмному коридору до жёлтого прямоугольника гостеприимно распахнутой двери.

Шесть столов с компами и озабоченными менеджерами, пара посетителей кроме нас. Мы не обратили на них внимания, потому что старший менеджер дама лет сорока, которой мы обратились, билась в истерике. Отвалился Интернет и никак не проходила оплата.

Посмотрев на это, я тихо попросила, прочитав бейджик на груди дамы:

– Анна Викторовна, а не напоите ли вы нас кофе? Мы продрогли. Пока мы пьём кофе, ваши девочки оформят нам три путёвочки, а потом подключат Интернет, и мы вам за всё заплатим. Если его не включат, мой друг сгоняет в банк и притащит наличные.

Мы пили ароматный кофе. Анна Викторовна жаловалась нам, что сегодня непрерывно идут потоком клиенты, а Сеть висит. Девочки барабанили по клавиатуре, как будто это были старинные машинки. В тот момент, когда нам под нос подсунули три путёвки, включился Интернет.

Получив напутствия и небольшой проспект с видами Соснового бора и бело-розового сооружения за ржавым железным забором, мы отправились по домам. Путёвки Гусёна забрала, заявив, что мы обязательно их потеряем. Ехать надо было уже завтра, и мы лихорадочно складывали вещи.

Я кидала в чемодан пижамы, джинсы, тёплые и шёлковые брюки, белье, потом забыв, что я положила, доставала и заново начинала формировать кучки. От этого замечательного дела меня непрерывно отвлекали то Боб, то Гусёна вопросами и советами по телефону. Я вспомнила про то, что там, наверное, будут танцы, опять вывалила всё и добавила ещё пару брюк, красивых кофтёнок и туник.

Вспомнив, что на время отпуска должно быть обязательное посещение родительского дома, я принялась звонить им. Видимо дома, мама включила громкую связь, потому что мой отпуск обсуждала вся семья. Узнав, что я еду куда-то в область сёстры прокричали мне, что умные и богатые мужики отдыхают в Турции и у меня есть шансы стать старой девой, отец удивился, сообщив, что не знал, что я люблю снег, а мама возмутилась, что вместо шубы я трачу деньги на какую-то дыру. Я тепло поблагодарила их, что они не разочаровали меня, после чего мы дружно положили трубки. Я, было, разозлилась, но вспомнила, что еду с друзьями, успокоилась и опять начала проверять все ли вещи я положила по списку

Радовало, что я не взяла с собой лыжи. Зато я представила, как ребята будут мучиться с ними, и засунула в сумку три шоколадки, в качестве утешения. Настроение было великолепное, несмотря на то, что надо было вставать в пять утра – электричка отходила в шесть тридцать.

Ехали мы сонные, поэтому, если какие-то красоты за окном и были, то они проносились мимо нас незамеченными, во-первых, было темно, а во-вторых, окна покрывал морозный узор, что также не способствовало обзору окрестностей. В наш вагон сначала непрерывно на станциях садились какие-то люди, оснащённые лыжами и санками, а потом пачками стали высаживаться, видимо, хорошо разбираясь в том, что хрипит репродуктор. Мы же не понимали ни слова и поэтому вздрогнули, когда голос из репродуктора довольно внятно прокаркал.

– Конечная. Сызрань.

Утро было пасмурным, а так как телефоны у нас грелись у груди, мы совершенно не представляли, который был час. Неожиданно пелена облаков разорвалась, явив миру второй слой неба, ярко-голубого, по которому плыли облака, как будто нарисованные каким-то древним китайцем.

– Вот это да! – Гусёна, ахнула.

Солнце, услышав её, подмигнуло нам и исчезло, натянув на себя сплошную пелену облаков. С неба стали падать маленькие пушистые комочки снега, как их рисуют в мультике.

Я радостно возвестила:

– Сказка! Ребята. Это – сказка.

Крохотная привокзальная площадь радовала чистотой и свежеокрашенными зданиями, рядом автобусов, к которым стремились рабочие массы. Однако мы хорошо помнили инструкции, написанные в путёвке, что с Железнодорожного вокзала лучше всего добираться на такси. Боб, озираясь, поискал глазами такси. Увы, такси, как назло, отсутствовало. Такое редко бывает, но нам не повезло. Боб всегда сердитый по утрам возмутился:

– Плохая это сказка. Впервые вижу вокзал, где нет такси.

Видимо из-за этого мне захотелось вернуться домой, налить какао, завернуться в плед и смотреть сериал, про чьи-то приключения.

– Вот это да! Что это вы скисли? Сейчас они понаедут. Уверена, и минуты не пройдёт, – покачала головой Гусёна, засунула два пальца в рот и свистнула.

Мы с Бобом скептически усмехнулись, но из-за какого-то здания вывернулось белая машина с шашечками и надписью «Яндекс-такси». Из окна высунулась заросшая щетиной помятая рожа и осведомилась:

– Куда?

– В «Лесную сказку» – заявил Боб и решительно продолжил. – Тысяча. Гусёна, гони деньги, твоя очередь за такси платить.

Таксист хмыкнул, и мы принялись втискивать в багажник чемоданы сумки и рюкзак, потом пристроили две пары лыж на крышу.