Kitabı oxu: «Мать: Нет всему, что не устраивает. Книга о Женщине и для Женщины с большой буквы»

Фото Владислав Воронцов

Ответственный за издание А. Юшкевич

Арт-директор М. Шипулина

Художественный редактор Е. Массальская

Литературный ассистент С. Лямина

Литературный редактор А. Перкова

Корректоры А. Черникова, А. Семенова

Верстка А. Зиновьев

 
Постоянно в бегах, мы по жизни мельком,
Устремляясь в поток невозврата,
Забываем, зачем мы на свете живем —
И какая это награда.
Забываем смотреть на любимых людей,
Забываем болтать без умолку.
Забываем закрыть скрипящую дверь,
если кто-то ушел втихомолку.
Оглянитесь назад!!!..
Сколько мельком прошло,
Сколько радости вы упустили!
Сколько времени было дано,
чтобы счастье вы ощутили.
 

Е. ЮШКО

От автора

Когда-нибудь я стану бабкой, и внуки будут расспрашивать о моей бурной жизни. И я с удовольствием – и со смехом! – начну докладывать. А сейчас я хочу рассказать о ней вам, дорогие читатели. Кто знает, как изменятся мои взгляды да и вообще человечество лет через…дцать. Мои внуки будут задаваться другими вопросами, а я – мыслить не только как мать, но и как бабушка. Активно работающая, путешествующая и с наслаждением проживающая день за днем. С внуками буду сидеть исключительно по собственному желанию!

И потом напишу продолжение: «Праматерь», где появятся заводы, газеты и пароходы. Книги – они же как дети. Заводятся сами собой.

Пару лет назад моя интуиция четко увидела текст и обложку с названием «Мать». Не «Мама», не «Матушка» или «Мамочка»: строго, официально, как пишется в документах. Слово очень объемное: в нем помещаются зрелость, страсть к продолжению рода, ответственность, море любви, уважения и поддержки, победы над адскими трудностями, где без черного юмора не прорвешься. Полный цикл жизни: рождение, становление, зрелость, уход.

Я фиксирую события во всей гамме переживаний, когда ржешь от отчаяния, плачешь от радости, воешь от боли и таешь от нежности. Со старшими детьми мы переживали события, смысл которых был им непонятен. Пояснять было некогда, и теперь я стремлюсь поделиться той частью себя, которая в кутерьме оставалась за кадром. Хочу своим примером показать, что жизнь – это самый крутой подарок, который мы получили. И самое классное, что мы в состоянии подарить своим детям, – ощущение радости от такого подарка.

Психологи говорят, что факт жизни важнее условий, в которых она развивалась. Мы благодарны любым матерям и отцам за то, что они дали нам ее.

Пусть эта книга останется моим детям как память и почва для размышлений, где можно сначала поплакать, потом истерично поржать.

Без чего я хочу обойтись в этой книге

Без вранья. Без нотаций с советами. Без политических деклараций и «синечулкизма».

Что я за человек

Я безумно люблю свою родину и побывала во многих ее краях.

Я вряд ли убьюсь на работе, потому что работать мне нравится. Результаты, которых я достигаю, заводят меня с полуоборота.

Я за открытые и честные отношения между полами. За крепкие семьи не ради детей, а ради того, что нам здорово вместе. За уважение к старшим. За труд на пути к своим целям. За радость и наслаждение каждым днем.

О чем я рассказываю

Эти истории из моей жизни как они есть. Про мою маму с ее четырьмя мужьями и свекра, которому я подарила туфли на свадьбу и/или в гроб. Про то, как я встретила мужа и как не встретилась с его мамой. Как я работаю в «мужском» бизнесе. Как получилось, что у нас с мужем шестеро детей (спасибо, ребятки, что вы позволили быть вашей мамой), и как мы с собой, да и с ними, справляемся.

Многодетная мама – не приговор, а прививка от всех неприятностей. Дети – неотъемлемая часть материнского сердца: когда вырастут, они уйдут, но навсегда останутся главным в жизни матери. Отчаяние – не конец, а последняя пауза перед чем-то прекрасным, а бизнес – тот же ребенок, а не просто «зарабатывать бабки». Это то, что ты делаешь от души, день за днем, из года в год.

Демографы говорят, что рождение детей потеряло в наше время экономический смысл. Раньше дети чуть подрастали и начинали работать и в доме, и в поле. Сейчас в плане усилий и денег это инвестиция в их обеспеченное будущее. Бизнес – это то, что подаст коньячку и икорки в старости. Заодно и детей угостим.

Я знакомлю вас с этим опытом для того, чтобы вы посмотрели, как все бывает, как я это чувствую. Мне интересно, как вы это чувствуете. Как это можно перепрошить, трансформировать – чтобы потом оглянуться и кайфануть от ретроспективы.

Добро пожаловать в мою жизнь!

Блок 1 – Я

1

Что можно сказать обо мне? Здесь хочется смущенно отмахнуться, нервно пожать плечами и выдать что-то в духе:

– Ой, да ничего особенного. Самая обыкновенная.

У меня синдром самозванца – когда вроде что-то делаешь, а внутри постоянный шепот: «Ну это просто повезло, ничего выдающегося». Мы с синдромом самозванца вместе давно и прочно, сплелись руками и ногами. Уже непонятно: то ли он со мной, то ли я с ним. Поэтому мне сложно говорить о своих достижениях и победах. Я этого не люблю – не победы, конечно, а хвастаться ими.

В этой книге я переборола себя, чтобы честно рассказать свою историю. Каждый этап моей жизни – как отдельный сезон сериала. Вот смотришь первую серию – все определенным образом в голове укладывается, а потом раз – другая серия, другие приключения и люди! И угол обзора смещается, точка зрения меняется. Все, что произошло раньше, обретает новые оттенки, смыслы. Да так, что уже не знаешь, что ждет впереди.

Обо всем по порядку.

Мой сериал, как и у всех, начался в детстве. Я тогда была до ужаса неуверенной. Очень ранимой. Любое слово могло меня задеть, обидеть до глубины души. Я, конечно, старалась держать марку, насколько получалось. Но это совершенно не отменяет того, что окружающие были способны ранить меня буквально взглядом.

Причем обижалась я глубоко, хотя отходила быстро. Вроде только что сидела обиженная до слез, а тут конфетку дали – и все, снова счастливая. Вот такая детская простота. Рыбка Дори в русско-советском исполнении.

Сейчас, глядя на своих детей, я узнаю в них себя. Бывает, сорвусь, накричу – и тут же бегу в ванную реветь. Стою, думаю:

– Дурочка ты, зачем так?

И самозабвенно страдаю, мучаюсь угрызениями совести. А они что? Дети уже через пять минут бегают, как будто ничего не произошло, и любят меня. Безусловно, искренне, всем сердцем. В общем, такие же отходчивые, как и я. Хоть и маленькие.

И еще в такие моменты, когда ссора гаснет и наступает затишье, понимаешь: сила любви – это что-то невероятное. Разве бывает так, что кто-то способен любить полностью, тотально, все прощая другому? Бывает. И моя семья доказывает это каждый день.

Впрочем, рано мы заговорили про семью! Вернемся в мое детство. Вторая серия этого, казалось бы, безмятежного сериала вышла довольно жесткой – первый серьезный удар случился, когда мои родители развелись. И никакие конфеты здесь не помогли. В один момент маленькая я оказалась в центре чего-то, о чем раньше только догадывалась. Носить чужие тайны ребенку было непосильно – пришлось резко повзрослеть.

Что бы сделали многие другие дети на моем месте? Пошли бы и все рассказали кому-нибудь – так, как это должно быть. Детям тяжело справляться с грузом взрослых проблем, он им просто не по плечу. Но я держала это в себе, потому что в маленьком теле уже жила взрослая девушка. Ее не должно было там быть – ее выдернули из будущего, посадили внутрь ребенка и заставили усвоить первый урок. Урок осознанности. В тот момент я впервые почувствовала: что-то в этом мире может зависеть от меня.

Здесь каждому хотелось бы затишья, какого-никакого хеппи-энда, однако третья серия оказалась ничуть не легче. Она не просто началась – она вломилась с грохотом. Мне было пятнадцать лет, когда я пережила насилие. Не буду рассказывать подробности. Скажу лишь одно: в тот момент я не просто повзрослела – я постарела. Этот час разрезал мою жизнь пополам – на до и после. Когда я в восемь утра брела домой мимо школы, а мои одноклассники шли на уроки, в голове билась одна мысль: «Это все. Конец всему».

Но конец не наступил. Да, мне потребовалось время, но первое оцепенение прошло, и я поняла, что могу выбрать: оставаться и застрять в боли, ненависти и страхе или предпочесть жизнь. В какой-то момент я сказала себе:

– Все. Достаточно. Мы идем дальше.

Этот выбор дал мне силу, хотя была и обратная сторона: я долго не доверяла людям. Очень долго. Не могла доверять даже самой себе. Но с годами – и благодаря своему супругу – я поняла, что без доверия невозможно построить ничего: ни семью, ни карьеру, ни настоящую жизнь. И снова начала учиться доверять.

Таких серий в моей жизни было немало, каждая оставляла след, меняла меня. Даже теперь, будучи взрослой, выйдя замуж и став матерью, я могу сказать одно: я все еще продолжаю расти, становлюсь новой версией себя.

Сейчас мне сорок пять. Кто-то скажет:

– Баба-ягодка опять!

Да какая там «ягодка»? Скорее поченька. Да-да, поченька – не правая-левая, а на дереве. Живая, готовая вот-вот раскрыться. Хотя раньше мне казалось, что в этом возрасте должна даже не зрелость прийти, а уже полноценная такая, сформировавшаяся мудрость. Но я смотрю на себя, разбираю свою жизнь на фрагменты – этапы взросления, перемены, взлеты и провалы – и понимаю, что мудрой себя вряд ли могу назвать.

Какая мудрость у женщины, которая в сорок пять взялась писать книгу под названием «Мать»? Мать – это Екатерина II. Мать всея Руси. Громко, внушительно – мать.

Но вот я здесь. Сижу, пишу, делюсь. И да – мне есть, что сказать. Девчонкам, таким же, как я, – хоть в десять, хоть в двадцать, хоть в пятьдесят. Мальчишкам, парням, мужчинам. Я уверена, что вообще-то каждому из нас есть, чем поделиться друг с другом.

Да, мне сорок пять. И я теперь другая. Не такая, как в детстве. Не такая, как вчера. Даже травма колена, которая грозила мне гангреной и могла стать концом, в итоге стала началом. Она научила меня быть Женщиной – сильной, красивой, сияющей изнутри. Напомнила мне, что жизнь – это всегда выбор.

Каждый раз, когда мне было больно, страшно или тяжело, я вставала и говорила себе:

– Ты справишься. Ты сможешь.

И знаете что? Я справлялась. Все, что со мной происходило, делало меня сильнее, ярче, лучше. Даже когда казалось, что сил больше нет, я находила их. Потому что каждый раз выбирала жизнь.

Все это научило меня одному важному правилу: все плохое, что случается, всегда можно превратить в опыт. Разумеется, если ты выберешь не застревать в прошлом, а идти дальше. И я всегда выбираю идти дальше. Потому что моя жизнь – это не просто сериал. Это история, которую я пишу сама.

Моя книга – не стройное повествование, а своеобразный автопортрет, выписанный из боли, надежд и побед. В разделе «Я» – главы, которые рвут на части, заставляют заглянуть внутрь себя. Это моменты, когда жизнь подводила меня к краю, проверяла на прочность, а потом создавала заново.

Каждая история во вселенском масштабе, конечно, короткая, как вспышка, но и болезненная, как ожог.

Эти главы про трансформацию: мой опыт, мою борьбу, мои победы, мои личные эпизоды, которые перевернули все внутри и научили жить иначе.

1 глава
Мой шестой

Потому что мне нравится нравиться

Вы когда-нибудь пробовали заниматься любовью с запакованной в гипс ногой? А потом она распакована, но пока что не гнется? Представьте себе позу «догги» с откляченной палкой-ногой. Ожившая Барби из инклюзивной брюнеточной cерии перебралась из палаты в реальность. Каблуки надеваю – а как на них ходить? Любимые платья с кроссовками смотрятся сразу на выброс. В зеркале бледная грустная женщина. Кто она? Блин… Это ж я.

Не думала, что обычная травма убьет мою женственность. Тело помнит старые трюки – и ежится от того, что не может их исполнить. Я как будто Шумахер после инсульта. Для такой зажигалки, как я, это даже не боль. Это шок. Заморозка витальности. Все! Я смородинка на прилавке «Вкусвилла». Смотрю из пакета и жду, когда бросят в компот.

Полгода в больницах меня грела надежда, что все заживет. Заживет во всех смыслах. Сквозь перевязки и операции. Штифты и антибиотики. Потом более мощные антибиотики. А потом крайне редкие, из резервного ряда, по силе воздействия похожие на химиотерапию (ни одного микроба в кишечнике не оставили). И весь этот труд для чего? Чтобы я превратилась в старушку с клюкой? От ужаса я не могла даже плакать. Зачем теперь жить?

Сорок шесть килограммов почти неживого веса утратили интерес ко всему. Знаете, я любила пофлиртовать. Не с целью поймать приключения на свою аппетитную задницу. А из любви к жизни и собственной женственности как волшебству, из которого может выпрыгнуть новая жизнь. А потом еще новая. И еще. Злата, Аня, Макс, Костя, Маша… А муж был так рад мне любой. Даже спящей. Как в анекдоте, знаете? «Будешь т…хать – не буди».

И вот лежу я такая, готовлюсь вовсю помирать. Есть не хочется. Сплю часов по двадцать в сутки. От вида винишка блевотный рефлекс. Представляю, как можно было бы меня хоронить. Костлявая Барби рвет последние колготки и пространство в розовом гробике. Коллекция туфель торжественно плывет на кладбище в лимузине, чтоб пригодиться хозяйке в загробной жизни. Муж с детьми в черном… нет, лучше в розовом.

«Обалдеть! Я беременна!»

И тут в замороженной ягодке проросло семечко. Говорили Спящей красавице: «Не трогай веретено!» Представляете, моя женственность-то не спала. Цикл шел как часы. А уж я себя знаю. Полдня задержки – привет, новый теплый орущий комочек, мы ждем тебя в этот волшебный мир.

Я же толком ходить не могу! Откопала на полочке в ванной завалявшийся тест. Ну точняк! Две полосочки. Звоню Наде, подруге своей, у которой рожала.

– Надя, пожалуйста! Выпиши мне рецепт. Мне не нужен шестой ребенок. Мне нужен гробик. Я это не вывезу, понимаешь? Давай мне таблетку какую-нибудь… чтоб избавиться.

А Надя (Надежда же!) говорит:

– Кать, вопрос не ко мне. Ты же знаешь. Я за любой кипеж кроме абортов. Ты мужу сказала? Сейчас я ему позвоню.

– Ты вообще чья подруга, Надь? Если расскажешь ему, в суд подам на тебя!

– Кать, ну правда… Ты хотя бы с этой темой переспи.

Лежу, дальше думаю. Как мне жить с такой новостью? Надо же с кем-нибудь поделиться. Сказать старшей дочери? Она первая мужу сольет! Так и заснула.

Утром муж встает на работу. Я смотрю на него умирающим взглядом. И слышу откуда-то собственный голос:

– Прикинь, я беременна. Хоть помирать не одной… Буду нянчить в загробном мире.

Муж такой… И берет меня на руки. Все мои сорок шесть килограммов.

Я бормочу про аборт, что я толком и есть не могу, вся еда возвращается, и почти не хожу, ходить не могу, это что, мне не в коляске же гулять перед родами на большом сроке, и в таком истощенном состоянии делать новую жизнь – это значит обрекать ее на страдания, будет больной человечек, и вообще я устала, хочу на ручки и спать…

– Спи, спи, дорогая. Я все устрою, дети помогут… Ох, как же здорово, что ты у меня есть… Я люблю тебя!

Где-то через месяц непрерывного сна и нытья я начала потихоньку вставать, есть и даже немного шутить.

«Я – Лёфа!»

Спустя девять месяцев из меня выпрыгнула шестая новая жизнь. И когда я приехала с ним домой из роддома, в моем сознании рухнули стены. Я поняла, что преграды у нас в голове. А возможности жизни – безграничны.

«Я – Лёфа!» – говорит мой милый четырехлетний Козерог. Спасибо тебе, что пришел в этот мир.

Часто вспоминаю свою шестую беременность.

«Смотри, как он славно устроился у тебя в животе, – говорила на УЗИ Надя. – Уперся рукой в свод твоей диафрагмы. Будто сердце поддерживает. Ты чувствуешь эту маленькую лапчонку?»

«Чувствую, – говорю, – что мне кто-то ногой отбивает, как господину Атосу, печень». А у самой душа тает от такой милой разносторонней поддержки. «Ты послушный малыш? – спрашивала я его. – Пошевели ножкой… «Тыдыщ».

«Тыдыщ, – прогремело в моей голове, когда Надя сказала, что родился парнишка, пятьдесят восемь сантиметров. – Какой подрощенный! Самый крупный из моих деток. Я что, на пару месяцев отключилась, пока он внутри меня рос? Может, ему уже сиську не надо?» Я честно пыталась кормить грудью каждого из своих пятерых, но что-то всегда шло не так. Бедную Злату я этим чуть не угробила, думая, что ей хорошо висеть на мне, пока врач не сказал, что она засыпает от голода.

Указав на дверь роддомовскому специалисту по ГВ (так современные мамы сокращенно называют грудное вскармливание), я спросила Надю, как пресечь в этот раз всю лактацию на корню. Получила таблетку.

Гормон ударил, откуда не ждали

Вот мы и дома. Развожу сыну смесь, поясняя мужу, что приняла препарат от выработки молока и танцевать с молокоотсосом в этот раз не будем.

Засекаем время между кормлениями. Спим. Но материнская совесть, оттого что я лишила детку трех капель молозива, червячком изнутри подвывает, и я каждый раз перед ним извиняюсь, что выбрала смесь. «Ладно страдать тебе, мама, – хихикают старшие дети. – Смотри, зато какие у него щеканы». Смотрю и успокаиваюсь.

А успокоившись, мы с мужем решили закрепить это благостное состояние. Ребенок на ИВ (искусственном вскармливании) = свободная для свиданий мама.

Через пару недель жизни Левы уже в шестой раз счастливый отец заказал столик в ресторане. Я чудом натянула любимые джинсы и сделала символический мейк. Сели, заказали, болтаем. Но, чувствую, кольца все больше врезаются в пальцы. Жмут, не снимаются. Слушаю музыку. Попиваю лимонад. Муж встревоженно вглядывается: «Катя, что у тебя с лицом? Ты опухшая».

Иду в туалет… мама дорогая! Глазенки-то узкие! Щеки раздутые! Стремительно оплываю. «Надя, – звоню из кабинки. – А что это?» – «Это программа “антилактация”». Ресторан разложил наш парадный заказ по коробкам, едем домой.

Жуткий отек длился месяц. Я походила на рыбу-молота: бесформенное отекшее тело, глаза где-то «там». Американские горки эмоций пугали семью: мне хотелось то плакать, то демонически хохотать. Меня доводили до слез бытовые мелочи – оговорки, упавший ключ или соска, не закрученный кем-то тюбик зубной пасты. Каждый день я рыдала, что я ужасная мать, что кормлю дитя смесью.

Но шаг за шагом гормоны устаканились. К младенцу была приставлена няня, и прояснившееся сознание зафиксировало, что момент, где я мертвая кукла с внезапным зародышем, позади. Мальчик вылез, и мне пора выползать – из депрессии, усталости и отчаяния. Пройдя травматичный, на грани смертного опыт, я, как герой волшебной сказки, вдруг ощутила, что жить надо в радость, пришло время стать такой, как хотелось всегда.

Суперсекси-мама. Не для того, чтобы с каждым в постель. А чтоб все замирали: «Вот женщина-вамп!» Соблазнительница. Для любимого мужа.

90–6(5)–90

Провела ревизию гардероба. Оставила самое-самое – и пошла делать грудь. Всегда хотела! Вот под нее надо будет пошопиться. Добавляем блефаропластику… Ну… богиня! Богиня. Здорово, что после родов не разнесло. Самооценка летит до небес. А я к мужу. Сначала в дом входит грудь (мысленно балансируя крыльями, привыкаю держать спину прямо и с сиськиным весом), потом вхожу вся. Неужели я воплотила мечту? Ущипните. Муж просто в восторге. А я грудным голосом говорю: сто процентов предохраняемся, ок? И толкаю в кровать.

Исполнив финальную «догги» фирменным стилем негнущейся Барби, я отправляюсь в спортзал разрабатывать ногу. Пашу на тренировках – колено не гнется. Месяцами не вылезаю из зала… ну максимум градусов шестьдесят пять. Не сдаюсь. И тут – хрусть. Мой тренер, прошедший практику гестапо, гонит домой: похоже, что я тебе ногу сломала. Жалуюсь ортопеду и слышу. «Кать… я смотрю на твой снимок. Все отлично. Протез стоит на месте. Но пойми, что при любом раскладе ты даже мысленно не пробуй согнуть его больше шестидесяти пяти. Девяносто тут точно не будет».

Взрываюсь: «А для чего вы мне говорили, что будет до девяноста?» – «Если бы мы тебе сразу сказали… ты вряд ли согласилась бы на операцию». – «Ешкин кот, зря я, что ли, по два часа в день упиралась в спортзале?»

Я дала себе пару месяцев на проверку гипотезы, снизив нагрузку до часа. Результат не меняется. Ладно! Пусть так. Шестьдесят пять точно лучше, чем вечно сто восемьдесят. Закрываем вопросик. Я сделала, что могла.

Люблю свои шрамы как символ опыта. Не понимаю людей, которые советуют сделать на этом месте для маскировки татуху. Это ведь жизнь! Пусть будут.

Гардероб наполняется платьями, блузками, брючными двойками. Новые, более стильные украшения. Туфельки выбираю помягче, на плоском ходу. Одиннадцатисантиметровые шпильки стоят на приколе. Но каблучки, каблучки… как без них?

«Катя, ты что себя гробишь?! Сейчас же надела кроссовки!» – Мой доктор засек проскочивший в соцсети кадр в Jimmy Choo… В другой раз буду прятаться от фотографов.