Ночной сторож

– То, что я забываю, еще не значит, что я не помню, – заметил Сэр.

Вода хлюпала у них под ногами, на скамье лежали листья. Недальнее окно казалось противоположным берегом. Осевшие ворота не затворялись.

Мальчик молчаливо играл в саду.

– К сожалению, нам пора, – говорит Сэр, распорядитель реальности, той части ее, которой его другу Льву не уловить.

Подвал. Вода. Мальчик. Вода шаги глотала зло.

– 

Поехали, – говорит Сэр и выталкивает на середину потока

плот, палкой он лавирует среди ведер и других емкостей, расставленных

по подвалу на случай наводнения, которое в изобилии своем заполнило

их объемы и лилось по просторам.

– 

Дело двигается, – приговаривал он, когда ударом палки ему

удавалось придать плоту требуемое направление.

Плот проходил препятствия – сие место казалось странным благодаря изливающимся потокам, – то был скорее чертог подземный, нежели подвал, и в том чертоге они устремляли свой путь, словно большие рыбы, не обращая внимания на течение и проходя дивные пруды, в чьей черной воде не отражалось ни звезды.

Сэр, следивший за движением плота точь-в-точь как командир затонувшего судна – взгляд сверху-вниз, правил с важностью, и буйная рыжая шевелюра развевалась усилиями ветра из воздуходувных труб и вентиляционных люков; ветер вырывался из хитроумного переплетения труб и устремлялся с гулом под торжественные своды, дабы струить воздушные потоки в обход установленной вентиляции.

С величайшими предосторожностями Сэр провел плот по узкому месту, отметив по правому борту присутствие насоса, который с покорностью позволил палке от себя оттолкнуться, Лев бросил быстрый взгляд в сторону стального обелиска – облупившаяся краска и поныне давала представление о его некогда благородном назначении.

– 

Ночью воду надо откачивать, – промолвил он.

– 

Умник, ума серая палата, – откликнулся Сэр. – Кто-то его

сломал, но я думаю, что лишь идиот решится его чинить. Выгодней

будет просто поставить новый.

И он отвел лицо от укоризненного взгляда Льва.

– Я-то не буду чинить этот насос, чтобы получить от них горячую благодарность.

Место оказалось глубоким, и течение обнаружило свою силу – Сэр поднял палку, предоставив течению нести их.

– Предпочитаю, чтобы всех нас несло в открытое море, – весело проговорил он. – Что может быть лучше простора?

Детский голос позвал его: «Папа!»

– Тут недалеко, сына, – сказал Сэр. – Мы остановимся на ночлег и поужинаем. Но избегнем пространных описаний.

На разве место здесь детям? Его сын – этот мальчик в пижамном пиджачке и в крошечных суконных брючках на лямках, которого не с кем оставить дома, вполне освоился в новом доме. Почему бы в этой жизни не видеть и светлую сторону? Вот она данность – двадцать три тридцать, ночной сторож пребывает в первой половине своего рабочего дня. И сынок между тем хорошенький – круто набранные локоны, никто не удержится оттого, чтобы погладить по головке. Сейчас папа устроит его на ночь и поцелует, укладывая спать. Разве он не уснет спокойным?

Лев смотрел, как малыш его сидел на корточках у края воды и смотрел вниз. Один раз он судорожно передернулся, точно так же, когда его хотела погладить вахтерша на входе: её рука сама собой потянулась к его головке, – мальчик дернулся, быстро уклоняясь, и повернулся спиной в знак презрения, всей позой говоря: «Да кому она нужна, твоя ласка!» И точка – пожал плечами. Пиджачок болтался на плечиках и уже измарался каплями. Как ни взглянешь, он снова на корточках присел над водой, смотрит свое. И капля воды не удержится на этом цветке.

– 

Оставьте, – Сэр улыбнулся вахтерше. – Ему это

неприятно, а сказать он не скажет. Грех приставать к человеку, который

не может ответить.

Кому мальчик хотел выразить презрение здесь? Воде? Своему отражению?

– 

Почему он не может ответить? – спросил Лев.

– 

Да, не шучу. Я говорю о том, в чем мы убедились на деле, – малыш

отказывается принимать и передавать информацию. Разумеется, что у

него в голове, мне неизвестно, но уверяю, с ним адски сложно иметь дело: скорее в лепешку расшибешься, нежели

добьешься у него отклика.

– 

Ты хочешь сказать, что он необучаем или отказывается обучать

ся? – спросил

Лев

.

– 

Это можно выяснить разными способами, – проговорил Сэр, —

я все их перепробовал.

Лев осторожно разглядывал ребёнка, чтобы не смутить его. Пусть забавляется с водой.

– 

Не похоже, чтобы это было у него с рождения,

вид вполне обычный.

– 

А между тем абсолютный ноль. Мне обидно, ведь это лучшее, что

я сотворил.

– 

Я не уверен, что ты представлял себе, что вершина творения —

кретинизм, – возразил

Лев

.

– 

И все же ничего другого и не будет. Но проблема, я считаю,

вот в чем. Дитя не может не чувствовать одиночества в своем особенном

положении. Он тоскует от неспособности общаться с другими людьми,