Kitabı oxu: «Твоя жизнь в моих руках», səhifə 6

Глава 9

Горячая влажная капля по изгибу щеки нашла путь к губам. Почувствовала её солёный вкус на языке. А ещё близость мужчины рядом. Его сильное тело, вжимающееся в меня. Так плотно, что стало тяжело дышать.

Дядя. Дядя. Он мой дядя! Как выбить эти слова в голове, чтобы наконец я приняла их как факт?

Судорожно глотнула воздух. Дыхание Льва обожгло щёку. Его пятерня оказалась в моих волосах. Беспощадно сжал их в кулак на затылке, натягивая кожу. Заставляя смотреть в глаза. Подчиняться грубой силе.

– Малыш, давай без этих игр, – улыбается уголками рта, оставляя взгляд холодным и беспощадным. – Ты в состоянии понять своим маленьким мозгом, что выбралась из нищеты и вот-вот можешь стать богатой? Или ты хочешь вернуться в свой обшарпанный подъезд, выйти замуж за Креста и нарожать ему ораву сопливых детишек? Чего, блядь, ты хочешь, Ромашка?

Как у него всё, оказывается, просто.

Он даёт мне деньги. Я ему – свою жизнь. Сделка не выглядит равноценной.

Сказать, что я бы и так выбралась из нищеты? Что я работала и училась для этого? Что я не такая уж и дура и мой инстинкт самосохранения требует держаться от этой сумасшедшей семейки подальше?

Слова без доказательств не имеют силы. Он отметёт их как недостаточные аргументы.

– Я хочу, чтобы меня оставили в покое, – шиплю сквозь зубы, не узнавая свой ломающийся от гнева голос.

Слёзы тут же сохнут. Бессмысленно плакать, когда никто не будет жалеть.

И должна была бы бояться. Питона. От него внутри всё вибрирует и клокочет. Но страха не испытываю. Только острое желание задеть, уколоть. Такое острое, что каждое моё слово, вызывающее в нём реакцию, доставляет мне извращённое удовольствие.

– Не твоё дело, где я живу и от кого рожу детей. Это моя жизнь. Я хочу ей распоряжаться. – От его близости стало жарко и трудно дышать. Пытаюсь вырваться из хватки, но Питон лишь плотнее сжимается вокруг меня. Давит. Душит. Настоящий змей.

Смотрит в мои глаза. В полумраке коридора сложно понять, что с ним происходит. В его голову никак не залезть.

– Усеки, Ромашка, что такой опции я тебе не предоставлял. Ты теперь наследница моего брата. Я сделаю всё, чтобы исполнить его волю. Но от тебя зависит, проживёшь ты сытую и спокойную жизнь. Или сдохнешь из-за собственной глупости. Выбирай.

Шестерёнки в моём мозгу начинают крутиться быстрее. Но всё равно слишком туго, чтобы разгадать его план. Недостаточно вводных данных. И смазочного материала.

Упираюсь ему в грудь, чтобы хоть немного вздохнуть. Он твёрдый, как каменная стена. И такой же непрошибаемый.

– Мне нужна свобода, – повторяю, понимая, что всё бесполезно. Мои слова ему неинтересны. Но ведь ему потребуется моё послушание. И за это придётся заплатить. – Но я готова пойти на уступки.

Хочется выторговать себе хотя бы кусочек от их пирога. Добровольно такие люди не делятся. Я всё равно для них чужая. Что бы ни показывали тесты ДНК.

Уголки его губ приподнимаются. Я его забавляю.

Хомячок с характером. Жаль только, что грызуны долго не живут.

Это так и читается в его глазах.

– Взамен на что, Ромашка? – склоняет голову, убирая прядь моих непослушных волос от лица.

Проводит пальцем по ушной раковине. Тут же ёжусь, ощущая, как орава мурашек бежит по коже. Становится не по себе. Слишком сильна реакция на него.

Хуже всего – он её замечает. И увиденное его тоже забавляет.

– На правду. Зачем вам всё это? Тебе зачем? – впиваюсь в его лицо взглядом, сминая пальцами рубашку на груди.

Глаза Питона хищно сужаются. От секундного страха сердце пропускает удар. Всё же я его побаиваюсь. Слишком мелкая, чтобы разглядеть границы, которые перехожу. С высоты моего роста ни черта не видно.

Размышляет. Стоит ли со мной делиться или во вред пойдёт.

– Деньги, Ромашка, – мягко произносит очевидное. Свожу брови на переносице, ожидая продолжения. – Нужно вернуть деньги в семью. А ты её часть. Вот и всё.

Да, правду сказал. Вроде бы. Но такую поверхностную, что вопрос можно было бы не озвучивать. Ответ витал в воздухе.

Отходит, наконец давая мне вздохнуть. Ощущаю, как вся вспотела от его близости.

– А что потом? – дёргаю его за рукав, заглядывая в глаза. – Я буду свободна от тебя?

Поправляет свою рубашку. Она помялась и выбилась из брюк.

– Пойдём, Ромашка. На сегодня ты исчерпала лимит вопросов, – подталкивает меня вперёд.

– Куда? – спрашиваю, оглядываясь и спотыкаясь от его быстрого шага.

– Покажу тебе твою спальню.

Резко вбираю в лёгкие воздух. Ёшки-матрёшки.

Лестница ведёт на второй этаж. Каждый шаг кажется непосильным.

Ему хорошо известен этот дом. Минуя пару дверей, отворяет очередную. И вталкивает меня в комнату.

– Я скоро вернусь, а пока будь хорошей девочкой и слушайся Марго, – наставляет, включая свет.

Давая мне возможность оценить комнату принцессы, которая обставлена как в тех глянцевых журналах, что я иногда листаю в магазинах. Не покупая. Даже они для меня чересчур дорогие.

Что уж говорить о фантазиях, вдруг ставших явью. Вру. О таком я даже не мечтала. Слишком нереалистично выглядит.

Светлая. Просторная. С широкой кроватью, заправленной без единой складочки. Прикроватные тумбочки парят в воздухе, подсвеченные скрытым освещением. Две двери, одна из которых открыта. Гардеробная. Вторая, подозреваю, ванная комната. И выход на балкон.

Лев стоит, прислонившись к дверному косяку. И точно знает, что он меня купил. Всем этим. Становится вдруг противно.

– От тебя не так много требуется, Ромашка. Нужно только подтвердить, что ты дочь Петра. Марина, его вдова, возможно, попробует оспорить твои права в суде. Но у тебя прав не меньше, чем у её детей.

Мягко стелет.

– А в чём твоя выгода?

Лев вновь одаривает меня странным взглядом. Оценивая, достойна ли я информации. Или нет.

Холодная улыбка расползается на губах. И я понимаю, что сегодня правды я больше не услышу.

– Ты моя племянница. Я тебе помогаю и защищаю. От всего сердца.

Его слова так похожи на издёвку, что становится не по себе.

Лев вышел не прощаясь. Просто закрыл за собой дверь.

Я скоро вернусь…

Значит, в ближайшее время мы не увидимся? Стоило бы облегчённо вздохнуть, но, вопреки логике, я ощущаю лишь огорчение.

В гардеробе мало одежды. Но всё новое, с бирками. Одна досада – не мой размер.

У меня слишком пышная грудь для этих блузок и свитеров. Интересно, откуда эти вещи здесь?

Лев уже говорил, что у моего биологического отца имелись дети. Может, у меня есть ещё одна сестра и это её шмотки?

Вторая дверь действительно вела в ванную комнату. Теперь, когда Питон не наблюдает, я с восхищением осматривала ее. Ощущая трепет и не веря, что буду жить в такой обстановке.

Мысленно вернулась в свою маленькую квартиру с низкими потолками, обшарпанными обоями и тусклой лампочкой, и стало неуютно.

К хорошему привыкаешь быстро. Что, если завтра меня отсюда выгонят и мне вновь нужно будет привыкать к нищете? Лев – отличный манипулятор.

Показал мне кусочек красивой жизни. А потом отберёт. Ни капли в нём не сомневаюсь.

Не хотелось ничем здесь пользоваться. Становиться зависимой от них. Уязвимой.

Когда ничего нет, и лишаться нечего. И жить проще.

Мылась, стараясь не думать, что аромат геля для душа пахнет как кожа дяди. Сладким миндалём. Внизу живота закрутилось напряжение, стоило вспомнить его прикосновения. Простые. Ничего не значащие.

Уткнулась лбом в холодный кафель, вбирая горячий воздух. Моему телу нужен секс. Разрядка. Зря я так долго тянула, не желая распрощаться с невинностью. Все эти мысли о принце – для принцесс. А я уличная девчонка.

Сжала грудь намыленной рукой. Исследуя, изучая свои чувства. Но, лишь когда прикрывала глаза и представляла Льва, возникал отклик. Опустила руку ниже. По плоскому животу. К лобку, запуская пальчики между ног.

Когда снимала трусики, они были влажными от моего возбуждения. Позорно. Грязно. Всё из-за него.

Хотелось разрядки, которая бы вычистила мой мозг от мыслей о дяде. Но, пока не представила, как он надо мной нависает, ничего не происходило.

Стоило подумать о его губах. Жестоких руках, всегда касающихся меня так, будто он хочет причинить боль. Теле с идеальными пропорциями.

Грязных мыслей становилось больше, а напряжение между ног росло.

Кончила, закусывая до крови губу, представляя, как он снова пригвождает меня к стене. Но не как племянницу, которую желает наказать. А как женщину, до которой ему хочется дотрагиваться. Находиться рядом. Вдыхать запах.

И легла спать, не понимая, как теперь избавиться от наваждения.

Глава 10

Распорядок дня, установленный не мной, раздражал. С четырёх лет приходилось подстраиваться под жёсткие правила.

Я ощущала себя маленьким заключённым тюрьмы строгого режима. Нет, не оттого, что в детском доме всё было плохо и мрачно. Наверное, для кого-то жизнь там со временем сделалась терпимой.

Но для меня всё так и осталось чужим. Стены. Люди. Я не смогла найти себя, ощущая потерянность. Будто кто-то взял и разорвал меня, как листок бумаги. И от меня осталась лишь половинка. С растерзанными детскими чувствами и смутными воспоминаниями.

Сколько раз мне хотелось сбежать из детского дома – не сосчитать. Каждый раз останавливало простое понимание, что идти некуда.

Ложась спать и вдыхая чужие запахи, я фантазировала о том, как наконец вырвалась отсюда. Примкнула к бродячему цирку и стала девочкой, ходящей по длинному натянутому канату. А подо мной лишь страховочная сетка.

Шаг. Ещё шаг. Балансируя на грани с шестом в руках, в белом обтягивающем трико.

А вокруг зрители, наблюдают за мной затаив дыхание. Я даже ощущаю, как их сердца замедляют темп в напряжённом ожидании.

Дойдёт ли девочка до конца или упадёт с каната?

И моё сердце в такие минуты радостно трепыхалось. Просто потому, что в этой мечте у девочки был выбор.

Поэтому моя детская фантазия казалась олицетворением свободы. Пусть даже связанной со смертельной опасностью.

Жалко, что бродячие цирки я видела лишь в кино.

– Подъём, – почти над самым ухом прозвенел старушечий голос.

Испуганная, дезориентированная, ослеплённая светом, я вжалась в спинку кровати, пытаясь осознать, что происходит.

Надо мной стояла Марго. Полного имени вспомнить не получалось. Одетая так, будто собралась на светский раут. В один из тех костюмчиков от «Шанель», что любят старушки.

– Какого хрена? – возмущаюсь, запоздало понимая, что, наверное, стоило бы фильтровать речь. Но тут же ощущая отвращение. Нет. Хватит. Я устала следовать чужим правилам.

С удовольствием наблюдаю за тем, как лицо моей прабабки наливается кровью. Вены вздуваются. А я не могу понять, что её так вывело из себя?

– Я не позволю, чтобы в моём доме так выражались! – возмущённо, но сухо и строго выговаривает.

Заметив, что судорожно и испуганно сжимаю одеяло вспотевшими пальцами, откидываю его. На мне нет одежды.

Трусики я вчера постирала, надевать одежду с чужого плеча не хотелось. А мою дорожную сумку так и не принесли. Не удивлюсь, если бабка, проведя ревизию, вынесла вердикт сжечь содержимое.

Решив, что старушенция и не такое видела за свою жизнь, встала с постели, сверкая голым задом, и направилась в ванную комнату. Если бы взгляд мог убивать, от меня остался бы только пепел.

Взяла трусы, сохнущие на полотенцесушителе. Бабка последовала за мной, оторопело наблюдая за тем, как я поднимаю их по бёдрам.

– Вы извращенка, что ли? – спрашиваю в лоб, не понимая, как можно настолько беспардонно себя вести. – Будете смотреть, как я писаю?

Какой реакции она от меня ожидала, не могу понять?

Старая карга пару секунд ловила ртом воздух, булькая словами, рвущимися с языка. Явно покрепче тех, что услышала от меня. Но, поняв, что раунд проигран, совсем не культурно захлопнула дверь, покидая ванную комнату.

Странно. Раньше я бы переживала, суетилась. Пыталась бы угодить, чтобы заслужить одобрение. Но сейчас испытывала лишь удовлетворение.

Пусть эта семейка думает обо мне что угодно.

Выходить из временного убежища не хотелось. Но пришлось. Не могу же я весь день сидеть на крышке унитаза.

Бабка ожидала меня, провалившись в удобное мягкое кресло рядом с окном. Скрестив лодыжки, будто она царственная особа.

– С такими манерами и речи не может идти о том, чтобы представить тебя обществу, Вера, – успокоившись, внимательно осматривает меня с головы до ног. Чувствую, как её взгляд буравит веснушки, расползающиеся от носа к щекам. Недовольно.

Пожимаю плечами, ощущая неприятное покалывание от её пристального взора.

– Мне всё равно, это ведь вам надо. А не мне, – заключаю, догадываясь, что, раз бабка на одной стороне с внуком, значит, у них общий интерес. В деньгах.

Марго смотрит хищно. И я узнаю в ней Льва. Он порой смотрит точно так же. Мысленно расщепляя меня на атомы.

– А ты не хочешь стать богатой? – спрашивает, и я вдруг догадываюсь, что пробудила в ней любопытство.

Её глаза из блёклых становятся чуть ярче. Подсвеченные внутренним огнём. Точнее, тлеющими дровишками.

Смотрит на меня как на диковинную игрушку в антикварном магазине.

И я теряюсь от её вопроса.

Хочу. Но какой ценой?

– Я хочу стать свободной, – пожимаю плечами, отводя взгляд.

На тонких сухих губах бабки, обведённых тёмно-алой помадой, расползается улыбка.

– Ничто не способно сделать тебя свободной, кроме денег. За деньги можно купить счастье, здоровье, свободу, любовь – всё, что пожелаешь.

Ещё один змей-искуситель.

Я так и вижу, как она протягивает мне яблоко и предлагает откусить.

– А если мне это не нужно? За деньги. Что тогда? – задаю вопрос и сразу ощущаю себя деревенской дурочкой.

Бабка вдруг заливисто смеётся, демонстрируя прекрасную работу стоматологов. Идеальные зубы. Будто родные.

– Ты ещё очень наивна и юна, – её улыбка становится мягче, – твои брат и сестра с пелёнок знают, какую силу имеют деньги их отца.

Брат и сестра…

– И вы хотите отнять часть, причитающуюся им, мне? Девчонке, которую видите второй раз? – недоумеваю. И не верю, что она испытывает ко мне родственных чувств больше, чем к тем, кто рос на её глазах.

– Это наследство моего внука. И я хочу справедливости. Тебя это удивляет? Ты такая же его кровь, как они. Почему я должна желать им лучшей доли, чем тебе? – Маленькая, хрупкая, но смотрит на меня таким взглядом, будто внутри неё заложена энергия атомного реактора.

Теряюсь от её слов. Тушуюсь.

– Этот мир тебя съест, если не будешь следовать правилам. И никто лучше меня тебя им не научит. Что ты выберешь: жить как прежде, как безымянная девочка из детского дома, или наконец занять место, которое принадлежит тебе по праву как Вере Багровой?

Вот чёрт. Она точно змей-искуситель. Покруче Льва. Ему до неё как до луны.

Что-то в её словах зарождает во мне пламя.

Нет. Не возможность иметь много денег.

А факт того, что я не ноль. Не потерянный, разорванный и выброшенный в мусорку лист бумаги. Белый. Без истории. Без прошлого и будущего.

Вера Багрова. Звучит куда лучше, чем Вера Сотникова. Потому что это даже не моя фамилия.

Марго. Точнее, Маргарита Фёдоровна наблюдала за мной постоянно. Как коршун. Муштровала. Одёргивала. Поправляла каждое движение. Так что к вечеру я уставала не меньше, чем от смены на заводе. Только от меня больше не воняло рыбой.

Нет. Я благоухала ароматом денег. Он просто сочился из каждой моей поры.

На следующий день приехала дизайнер. Изучила мой цветотип и привезла гору шмоток. Когда в руки попадались бирки с ценником, мне становилось страшно. Как обычные джинсы могут стоить больше, чем годовая зарплата? Просто нелепо.

Несмотря на занятость, вечером, когда я оставалась наедине с собой, меня всё равно одолевали противоречивые чувства. К дяде.

Я видела кучу его фотографий, расставленных по всему дому. Рядом с фото моего отца.

Они были похожи и не похожи одновременно.

Ожидала ощутить внутренний отклик, найдя на семейных фотографиях Петра. Но ничего во мне не пробудилось. Лишь печаль и тоска о том, что моё детство могло быть совсем иным. Только родителем до него не было дела.

В доме был крытый бассейн. И хотя плавала я не очень, но воду любила. В детском доме нас возили в спортивный центр. И плескание в небольшом лягушатнике разбавляло серые будни.

Среди моего нового гардероба затесался белый купальник из странной ткани. Слишком тонкой и немного просвечивающейся.

В общественное место я никогда бы не рискнула его надеть. Но кто меня здесь увидит?

Захватив с собой полотенце, я двинулась следом за девочкой-горничной, что постоянно мне улыбалась. Кажется, её забавляла и восхищала моя прямота в общении с хозяйкой, которую все здесь до смерти боялись.

– Ой, Верочка, похоже, приехал Лев Григорьевич, – смотрит на меня испуганно, круглыми глазами. Чем ближе мы подходили, тем громче резонировали голоса. Акустика в бассейне была превосходной.

До нас долетал женский звонкий смех. И мужской низкий, хриплый голос, от которого все мои внутренности тотчас завибрировали.

Я шла по инерции, как лемминг, повинующийся стадному инстинкту. Идущий на смерть.

Замерла, увидев широкую спину дяди. Он почти полностью закрывал собой девушку, удерживая её в кольце своих рук. Оба стояли в воде. Влажная, медовая кожа Питона блестела в лучах солнца, пробирающегося сквозь стеклянный купол.

Наблюдала за тем, как при каждом движении мышцы под золочёной кожей приходят в действие. Это зрелище могло загипнотизировать любую.

Сердце бешено колотилось в груди, наполняя меня до отвращения противным чувством. Со вкусом горечи. Хотелось подойти к ним. Накричать. Сделать что-то, чтобы он отлип от девицы.

Но я продолжала за ними наблюдать, как бестелесный призрак. Горничная давно убежала. Похоже, его она тоже побаивалась.

А я сгорала в одиночестве. Сжимая руками банное полотенце.

Вот, значит, как он ведёт себя с девушками. С настоящими девушками. Не с теми, что приходятся ему племянницами.

Шутит. Наверняка улыбается так, что её внутренности плавятся, а коленки подкашиваются. Потому что даже у меня от низких модуляций его голоса всё переворачивается.

Словно почувствовав мой взгляд, Питон оборачивается. Смотрит так, будто не сразу узнаёт. Неловко переминаюсь с ноги на ногу, застигнутая врасплох.

Ещё сильнее сминаю полотенце, радуясь, что могу вытереть о него вспотевшие ладошки.

– Глядите-ка, кто здесь, – улыбается. Но как-то совсем не по-доброму. – Ромашка.

***

Глаза Питона скользят от кончиков пальцев ног к икрам, голым коленкам. По бёдрам. Останавливаются на руках, сцепленных на полотенце. Которым я пытаюсь прикрыться, чтобы спрятаться от него. Сама не знаю зачем.

Не будет же Лев ко мне приставать. Разве что продолжит со мной свою странную, извращённую игру, с непонятными для меня правилами. Подпустит к себе, чтобы затем оттолкнуть.

В какой-то момент голову посетила шальная мысль, что рядом с ним Лида. Но, когда я увидела лицо девушки, выдохнула. Нет. Незнакомка вовсе не моя сестра.

Девушка выглядит так, будто только что сошла со страниц глянцевого журнала. Причём фотошоп остался на месте, потому что, кажется, она само совершенство. Идеальный маленький носик, брови вразлёт, несколько непропорционально пухлые губы. Но даже они её не портят. Концы длинных, до самой талии, гладких волос плавают в воде, прилипая к идеальной заднице.

Девушка изучает меня с не меньшим любопытством, без всякой тени злорадства.

– Трусишь, Ромашка? – раздаётся бархатный голос Питона, от которого все внутренности непроизвольно сжимаются. – Чего застыла?

В глазах усмешка. Серое небо перед грозой. Тучи сгущаются, но где-то пробивается свет.

– Не хочу вам мешать, – пищу, ощущая, как язык от волнения распух во рту.

Бежать надо отсюда. Куда глаза глядят.

– Ты нам не мешаешь, – подаёт голос девушка, подплывая к тому краю бассейна, где я стою. Словно хочет поближе рассмотреть меня.

Приподнимается на руках, демонстрируя своё маленькое бикини. Лиф чисто символический. Мне полностью видны округлости её груди. Только соски прикрыты. Но тем не менее я вижу, как они проступают под влажной тканью.

Она отлично знает о том эффекте, который производит. И как красиво вода струится по почти голому телу, подсвеченная солнцем.

Непроизвольно возвращаюсь взглядом к Питону, уверенная, что он сейчас пялится на её задницу. Но нет. Дядя следит за мной, отчего я тут же теряюсь и краснею.

Уйду, и он заклеймит меня трусихой. И окажется прав. Только как остаться с ними в бассейне? Впрочем, можно попробовать не обращать на них внимания и просто поплавать. А потом тихо слинять.

Присаживаюсь на край бортика. Аккуратно кладу полотенце рядом, ощущая, как трясутся руки. Стягиваю волосы резинкой в высокий хвост. И сползаю вниз.

Прохладная вода немного охлаждает мой мозг. Я доплываю до противоположного края бассейна. Украдкой оборачиваюсь.

Длинноволосая нимфа вновь рядом с Питоном. Ластится как кошка, находясь в кольце его рук, вызывая у меня острую зависть.

Следом за ней гнев охватывает череп. Чтобы как-то умерить бушующий внутри огонь, погружаюсь с головой в воду. Но ничего не помогает.

Почему я не в состоянии спокойно на него смотреть? Почему эмоции такие острые? Неужели только оттого, что, глядя на него, я ощущаю себя в безопасности? Странное, иррациональное чувство. Ведь он самый опасный тип из всех, кого я знаю. Или потому, что он первый, кто проявил ко мне теплоту чуть выше нуля градусов по Цельсию? Что больше, чем все остальные.

В этом ли дело?

А как же быть с тем, что нас связывает общая кровь? Я всё время забываю про эту «маленькую» деталь. Когда он стоит рядом, этот факт первым вылетает из моей глупой головы.

Что же, главное, мой дядя об этом прекрасно осведомлён. А это значит, мои фантазии останутся лишь фантазиями. Под закрытыми веками.

– Плыви к нам, девочка с веснушками, – кричит через весь бассейн нимфа. Весёлая. Наверное, поэтому Лев выбрал её. Заводила. С такой нескучно.

Трусливо жаться к холодному кафелю смысла нет. Скоро примёрзну к нему.

И пока плыла обратно к дяде, наблюдала, как они целовались. Как он впивался пальцами в её круглый зад. Как на коже оставались белые отпечатки от грубых, жёстких прикосновений.

Очевидно, их мало волнуют приличия. Никто не стесняется зрителя в моём лице.

И надеясь, что смогу незаметно улизнуть, подплываю к бортику, где оставила полотенце.

Но они будто ждали, когда я приближусь.

Брюнетка отлипла от дяди. Держась на воде, я смотрела на них, испытывая такую неловкость, что хотелось провалиться сквозь землю. Дёргая ногами в глубоком бассейне и надеясь не оказаться на дне от переизбытка чувств.

Глаза Льва впервые выглядят шальными. Его возбуждение остро чувствуется по тому, как он прижимал к себе девушку.

Но отчего-то щеки горят именно у меня. И это у меня низ живота наполняется приятной, но такой мучительной тяжестью.

Нимфа наблюдала за мной с беззаботной улыбкой, явно не видя во мне соперницу. Да и зачем. Я же племянница.

Поднялась выше, неловко забираясь на бортик, ощущая, как вода лижет кожу.

Примагниченная вниманием дяди, ответно устремляю взгляд к нему. От того, как Питон смотрит на меня, жар растекается по телу. Против воли и разума, волна желания жахнула вниз, пульсацией отдаваясь в клитор. И я, не понимая, что происходит, рвано вдыхаю.

– У-ля-ля, какой клёвый у тебя купальник, – смеётся нимфа.

Опускаю взгляд на себя, с ужасом понимая, что купальник просвечивает. Ткань такая тонкая, что мне отлично видны тёмные, напряжённые соски и дорожка волос на лобке, уходящая к расщелине.

Испытывая жгучий стыд, я заворачиваюсь в полотенце. И забыв надеть шлёпки, несусь в свою спальню, оставляя за собой влажные следы на полу.

Забегаю в комнату, захлопывая дверь, и сползаю на пол.

О боже, что со мной происходит? Что со мной не так?

Запускаю пальцы в спутанные, влажные волосы, сжимая череп. Как хочется выдрать оттуда взгляд Питона. Но он словно отпечатался под моими веками. Сколько бы ни тёрла глаза, стоит их закрыть, и вижу его обжигающий взгляд.

То, как на короткое мгновение он поднял забрало, обнажив эмоции. Там не было привычной злости или раздражения. Лишь чистое, оголённое желание.

– Верочка, – деликатно стучит в дверь горничная, заставляя меня вздрогнуть, – Маргарита Фёдоровна сказала, что ты обязательно должна спуститься через полчаса к обеду. Там будет твой дядя. Похоже, они хотят тебе что-то сообщить.

***

Раз Марго сказала, значит, я буду за столом, даже если меня придётся волочить за косу. Грустный голос горничной настрой моей бабуси лишь подтверждал.

Стараясь не думать о том, что снова увижу физиономию Льва и его девицы, я поплелась принимать душ.

Гардероб теперь наполнен кучей капсул на каждый день из идеально сочетающихся друг с другом вещей, аксессуаров и даже драгоценностей. Лида визжала бы от восторга. Но почему-то во мне вся эта красота не вызывала никакого отклика. Всё это не моё. Чужое. И я здесь чужая.

Выбрала одежду, в которой не ощущала себя нелепо. Джинсы, майка и кеды. Оставаясь собой. Девчонкой из детского дома.

Стараясь держаться непринуждённо, спустилась в гостиную. Но, стоило заметить Льва, щёки тут же покрыл румянец.

Не глядя на него, села за стол. Подмечая, что брюнетка куда-то испарилась. Или в этом доме не принято обедать за одним столом с родней и теми, кого трахаешь? Интересно, чем они занимались после того, как я позорно сбежала…

Но Лев не дал мне шансов.

– Вера, завтра у тебя начинается учёба, – сообщает как ни в чём не бывало. Словно час назад мы не делили одну воду на двоих. Не обменивались взглядами. И я не видела, как его пальцы сжимают зад девицы с сомнительной социальной ответственностью.

Горничная вручает мне переданные от дяди документы. Студенческий билет и пропуск в здание. Сглатываю слюну. Вот чёрт. Они не шутили. Журфак МГУ.

Кто-то может о подобном лишь мечтать. И мне жаль того, чьё место я заняла не по праву. Ибо никогда не желала работать в сфере журналистики.

– А ничего, что я не хочу учиться на журфаке? У меня совершенно нет для этого способностей! – сверлю дядю злым взглядом, получая в ответ лишь ледяное равнодушие.

Кажется, та сцена в бассейне не более чем плод моего перевозбуждённого воображения. Сейчас ничто не выдавало в моём родственнике лишних эмоций. Вроде притяжения или вожделения, что нафантазировал мой мозг.

Он дядя. Я племянница. И только.

– Твоему мужу будет всё равно, хотела ты учиться или нет. Но найдётся чем похвастаться перед друзьями, – совершенно буднично сообщает, выбивая из меня дух.

И почему-то становится противно от мысли, что Лев запросто отдаст меня другому.

Сжимаю с силой вилку. Еда на вкус резиновая. Зато обида и злость переливаются всеми оттенками. Горькая. Острая. Тухлая.

– Какому мужу? – смотрю на Льва исподлобья.

Еда его не интересует. В нарушение всех правил этикета дядя перебирает какие-то документы за столом.

Отложил очередную бумажку, возвращаясь в этот бренный мир. Взглянул на меня так, будто вспоминая, кто я. И почему делю с ним трапезу.

– Ты не маленькая девочка, Вера. Когда-нибудь выйдешь замуж. Только не говори, что собралась работать, – губы Льва гнутся, напоминая улыбку. А мне – волчий оскал. Он явно издевается. – В том мире, куда ты попала, это совершенно ни к чему.

Марго же, очевидно, не любит встревать в разговоры своего внука. Здесь он предводитель прайда. Хотя отчего-то мне кажется, она испытывает недовольство. Ей не нравится происходящее. Жаль, что это лишь мои ощущения, не подкреплённые её действиями.

Опускаю невидящий взгляд на тарелку. Ни черта не понимая в их замысле. Одно ясно – никто своими планами на мой счёт делиться не собирается.

Я лишь винтик в огромном механизме, который даже не могу рассмотреть, потому что слишком мелкая. Но всё же зачем-то им нужна. Развалится ли их конструкция без меня или они смогут найти замену?

– С чего ты взял, что я буду тебя слушать? – огрызаюсь, совсем не культурно скаля зубки. – Неужели рассчитываешь, что после получения наследства твоё слово будет иметь для меня вес?

Будь моей целью деньги, ничего подобного я бы вслух не произнесла.

Но вовсе не они терзают мой ум.

Улыбка Льва меняется. В серых глазах появляется жизнь. Там, где только что была кромешная тьма. Непробиваемый гранит. Возникает свет. Нет, не добрый. Не греющий. Скорее ослепляющий. Такой, от которого нужно прятаться за толстым слоем СПФ и солнечными очками.

– Тебе не понравится мой ответ, Вера, – улыбается так, что мне хочется исчезнуть.

Ему не нужно угрожать. Бросаться словами. Я и без них ощущаю исходящую от него опасность.

Да и что, в сущности, мне о нём известно? На что он способен?

Интернет не дал подсказок.

Лишь моя животная интуиция, девочки, привыкшей выживать, кричала мне, что я оказалась в пряничном домике. Сожрут – и не замечу.

Мне нужна информация. А я плаваю здесь, как золотая рыбка в маленьком аквариуме, надеясь, что меня не забудут покормить и я не сдохну по их воле.

Быть зависимой слишком опасно.

План медленно зреет в голове, принимая смутные очертания. Кусая губы, дождалась, когда обед закончится.

Весь особняк напичкан камерами. Охрана бдит. Даже если я захочу прогуляться, меня никто без разрешения не выпустит. Я уже пробовала.

Сидя в саду, наблюдала за тем, как брюнетка выходит из дома со Львом под руку. Интересные у них отношения. Но, видимо, ещё не достигли того уровня, чтобы знакомить ее с бабушкой.

Странные у меня к нему чувства. Выделить, вычленить отдельно их не могла. Ревность. Страх. Желание. Гнев. Все замешены в одном котле, в котором я варюсь со дня знакомства.

Они пугают, раздражают. И я с удовольствием избавилась бы от них. Но как?

– Привет, – вздрогнула, не заметив, как человек оказался рядом.

А может, и давно здесь стоит.

Проходя мимо, мужчины из охраны обычно отводили взгляд. Скупо здоровались, не проявляя эмоций.

Этого парня я запомнила лишь потому, что он всегда смотрел в глаза. Слишком дерзко в сравнении с остальными.

– Привет, – ответила, стараясь не ершиться. Ощущая его интерес.

И очень хотелось верить, что вызван он не только тем, что я богатая наследница.

Парень стоял под сенью дерева. Если кто-то из дома посмотрит в мою сторону, то не заметит ничего подозрительного. И, судя по всему, охраннику отлично известно, где находятся камеры и как остаться в слепой зоне. Умно.

Молодой. Может, чуть старше меня. И симпатичный. Не такой, конечно, как Лев. В этих джунглях он главный зверь. С самой красивой шерстью и острыми зубами.

Этот паренёк ещё щенок. Но кто знает, каким он вырастет.

Плечистый, поджарый. С весёлыми глазами. Совсем не такими холодными и отстранёнными, как у дяди. Мысленно одёрнула себя, пытаясь прекратить сравнение.

– Не могу смотреть, как ты грустишь. Ты ведь не против, что я на «ты»? – улыбается, обнажая ряд белых зубов.

А мне до смерти хотелось иметь здесь хотя бы одного друга.