Kitabı oxu: «Сыщик Корецкий. Дело о кикиморе»

«Родниковая, дом купца Новогривова. Приезжайте как можно скорее. Т.»– такую записку вручил Дмитрию Августовичу Корецкому мальчишка-посыльный.

Корецкий как раз выходил из своего дома, намереваясь посетить несколько мест до обеда, но планы пришлось поменять.

По пути к Родниковой улице Корецкий дважды прочел короткую записку и трижды сверился с часами. Фамилия Новогрировых была ему смутно знакома. Кажется, года два назад купец Алексей Новогривов женился на сестре титулярного советника Авдокшина, ставшего вскоре правой рукой губернатора Павла Александровича Шалле. О губернаторе ходили самые разнообразные слухи. Обвинения во мздоимстве, трате государственных денег и других пороках, в коих обвиняют всех власть имущих, сыпались на Шалле как из рога изобилия. Однако куда большее возмущение вызвало решение губернатора привлечь к работе на благо общества жутких существ.

Вурдалаки, оборотни, лешие, ведьмы и прочая нечисть, на протяжении многих десятилетий внушавшая ужас жителям губернии, теперь трудилась в государственных конторах, лечебницах, полиции и даже при особе губернатора. Ходили не лишенные оснований слухи, что лакей Шалле, Лаврентий, обходительный, осторожный и весьма преданный своему господину человек, был вовсе не человеком, а натуральным вурдалаком.

Корецкий, как опытный борец с нечистью, по началу, с опаской отнесся к сим нововведениям. Камень на перстне сыщика, артефакте, позволяющем выявить вид находящегося поблизости существа, полыхал алым, желтым, черным каждый раз, когда он переступал порог сыскного управления. А укоренившиеся инстинкты так и подбивали достать оружие и оттяпать башку то одному полицейскому стражнику, то другому. Впрочем, справиться  со своими инстинктами Корецкому удалось достаточно быстро. А вот кому было по-настоящему нелегко, так это его другу, начальнику особого отдела сыскного управления Петру Владимировичу Торопову. Именно под его руководством оказался с десяток существ, пожелавших покончить со скотским своим положением.

Надо отдать должное, Пётр Торопов с честью вынес свалившееся на его плечи испытание и за короткое время установил дисциплину и порядок, обучил своих новых подчиненных методам работы сыскной полиции и приноровился использовать их особые способности.

Записка от Торопова, лаконичный призыв о помощи, означала, что новое дело, с которым столкнулся особый отдел сыскного управления, было либо очень секретным, либо завело полицию в тупик. К тому же, как логически определил Корецкий, случившееся в доме Новогривова пусть не напрямую, но касается приближенных к губернатору лиц, а потому требует скорейшего разрешения.

На Родниковой, одной из центральных улиц города, где в основном располагались дома зажиточных горожан и купцов, было немноголюдно.  Корецкий заметил лишь несколько прохожих да пару блестящих боками экипажей. Однако возле двухэтажного, выстроенного по последней моде особняка  купца Новогривова уже начала собираться толпа. Две полицейские кареты, вокруг которых бродили несколько стражников и полицейский урядник, не могли не вызвать любопытство у прохожих. Полицейские жестами и уговорами просили с полдесятка прилично одетых горожан, среди которых оказались и дамы, отойти на другую сторону дороги и не мешать работе сыскной полиции.

Корецкий, еще не покинувший экипажа, ощутил сильную пульсацию в безымянном пальце левой руки. Ему не нужно было снимать перчатку, чтобы понять – камень на перстне переливается всеми цветами спектра.

 При виде Корецкого, решительно шагающего в их направлении, полицейские стражники вытянулись во фрунт. Частный сыщик беспрепятственно миновал калитку, встроенную в искусно выкованные, призванные скорее не скрыть, а продемонстрировать богатство владельца особняка, ворота и быстрым взглядом окинул фасад двухэтажного строения.

 Несмотря на июльскую послеполуденную жару,  все окна особняка были наглухо закрыты. Корецкий заметил, как качнулась портьера на одном из окон второго этажа, и поспешил к парадному входу.

На лице охраняющего вход стражника расплылась широкая улыбка.

– Рад приветствовать вас, ваше благородие, господин Корец-кий! – отчеканил он, отдавая честь и вытягиваясь во весь свой немалый рост.

– А, Василий, – кивнул Корецкий юноше, которого хорошо помнил по делу месячной давности. – Как твоя диета?

– Пре-красная диета, – еще шире улыбнулся Василий, отчего стали заметны острые клыки на месте резцов. – Госпожа Василиса Карловна говорит, что через несколько недель и вовсе можно будет перейти на сырое мясо.

– Что ж, Василиса Карловна свое дело знает, – кивнул Корецкий.

– Как и вы, ваше благородие, господин Корец-кий! –  с явным удовольствием отчеканил Василий.

 Сыщик невольно хмыкнул. Выражение столь бурной благодарности от вурдалака, которого Корецкому удалось спасти от обвинений в обескровливании дочери поручика Львова, было необычным для существ, по природе своей не способных на простые человеческие чувства. Корецкий за годы работы и в управлении, и в частном сыске, повидал немало разной нечисти, а потому знал наверняка: существами движет лишь инстинкт выживания. Коли противника победить можно, они вступают в схватку, а коли тот оказывается сильнее – отступают. Вся верность существ, решивших отказаться от прежней своей жизни и перейти на сторону людей, заключается в их желании выжить. Пусть даже путем подавления самой их сущности.

– Скажи мне, Василий, вот что, – издалека начал Корецкий, – давно ли вы сюда прибыли?

– Два часа назад,  – отрапортовал Василий. – Сначала господин начальник прибыли с двумя стражниками. Теми, что сейчас у карет стоят. А потом еще за одним полицейским экипажем послали. И велели сообщение вам отправить.

– Выходит, в доме один господин Торопов находится?

– Так точно! Кроме него, слуги, сын купца Новогривова, отрок восьми лет. Ну и…тело покойной, – последние слова Василий произнес шепотом.

– Та-ак, – протянул Корецкий и достал из внутреннего кармана пиджака круглые очки с зелеными стеклами. Водрузив их на нос, сыщик немного поморгал, настраивая зрение, а затем посмотрел на сникшего вдруг Василия.

 Зеленые стекла очков, ещё одного рабочего инструмента Корецкого, проявляли истинную личину любого существа. И сейчас Корецкий видел перед собой не юного, ясноглазого, румяного новобранца сыскного управления, а мертвяка с бледным, словно снег зимой, лицом и желтыми глазами. При первой встрече с Василием, его глаза были кроваво-красными. Удивительно быстрое исцеление!

– Ну, вот обязательно вам так делать? – жалобно протянул вурдалак, отворачивая лицо в сторону, что, впрочем, было бессмысленно.

– Не по твою душу я здесь, Василий, – усмехнулся Корецкий. – Однако рад отметить твои успехи в исцелении. Надеюсь, служебные достижения будут не менее впечатляющими.

– Так точно, господин Корецкий! – просиял Василий и отодвинулся, пропуская сыщика.

 Внутри особняка оказалось светло и просторно. И тихо, если не считать приглушенного множеством дверей протяжного воя, доносящегося из левого крыла особняка. Поскольку Корецкого никто не встретил, он положил шляпу и перчатки на столик у двери, поставил рядом трость и направился в противоположную от воя сторону.

 Пётр Владимирович Торопов каменным изваянием стоял посреди гостиной. Его стремительно лысеющая голова была немного опущена, крепкие руки скрещены на широкой груди. Вся поза начальника особого отдела сыскного управления изображала великую сосредоточенность. А у ног его лежало нечто, накрытое белой простынёй.

– Приветствую, Петр Владимирович, – еще издалека сказал Корецкий и быстро перевернул перстень, цвет камня на котором определился и стал серовато-зеленым, широкой стороной вниз. – Неприятное дельце, не так ли?

 Торопов сонно моргнул и сфокусировал взгляд на остановившемся в двух шагах от него сыщике.

– Дмитрий Августович! Как же я рад вас видеть! – быстро пришёл он в себя и от души тряханул протянутую для приветствия руку Корецкого. – Неприятное, это точно.

– И очень деликатное, – утвердительно заметил Корецкий. – Раз уж нас с вами тут только двое.

– Всё так! Не стану даже просить вас блюсти тайну, Дмитрий Августович, вы человек чести, и, кроме того, как никто понимайте обстоятельства, в которых приходится нынче работать…– Торопов на мгновение замялся, а затем ткнул пальцем в куль. – Дело, как и ммм… тело, совсем уж странное. И очки свои можете снять. Они не понадобятся.

 Заинтригованный частный сыщик и в самом деле снял очки, а затем опустился на одно колено и откинул простыню.

 Под простынёй обнаружилось тело женщины в ночной сорочке. Точнее, верхняя часть туловища принадлежала миловидной светловолосой женщине, а вот нижняя – существу из тех, с которыми Дмитрий Августович Корецкий имел дело лишь однажды.

Было это во времена службы в управлении, когда  Митя Корецкий, вчерашний студент физико-математического факультета, только постигал азы полицейской работы. Митю приставили помощником к околоточному второго участка Тимофею Ивановичу Кошкину. На участке никогда ничего серьезного не происходило, поэтому отец Мити, губернский секретарь Август Николаевич Корецкий, впавший  было в неистовство от решения сына пойти не в учёные, а в полицейские, дал тому время «войти в разум». В том, что Митя с его пытливым умом и страстью к решению сложных уравнений быстро разочаруется в однообразной полицейской работе и вернется к своему призванию – науке –, он не сомневался.

 Митя же с воодушевлением принялся перенимать опыт Тимофея Ивановича, занялся изучением юридической литературы и всерьёз увлекся стрельбой, хотя последнее ценилось у околоточных меньше, чем наблюдательность и умение быстро бегать. За три месяца своей службы Мите удалось поймать карманника, до которого у Кошкина всё никак руки не доходили, раскрыть кражу пуделя модистки, арестовать весьма изворотливого скупщика краденного и оставить нераскрытым одно крайне необычное дело. Нет, выявить преступника Мите удалось довольно быстро, а вот  привлечь к ответственности помешало отсутствие необходимого в подобных делах опыта.  И нежелание прослыть сумасшедшим.

Чиновник Левашов несколько раз обращался к Кошкину с жалобами. По какой-то неизвестной причине каждое утро семейство Левашовых обнаруживало в доме своем настоящий погром. Вещи всех членов семьи лежали не на своих местах, кухонная утварь и продукты оказывались разбросаны по углам, либо свалены неаппетитную кучу, а молоко, которое  с вечера оставляли на завтрак, скисало за одну ночь. При этом в ночные часы Левашовы ничего подозрительного не слышали, и безобразие обнаруживали лишь утром, когда единственная в доме служанка начинала биться в истерике над очередным кувшином с простоквашей. Чиновник грешил на прислугу, но, переменив её и не добившись порядка,  заявил, что в доме его орудует настоящая шайка. Тимофей Иванович, сколько мог, отмахивался от несчастного. Но когда в конец обезумевший чиновник пригрозил подать жалобу городовому, а, если и тот не поможет, самому губернатору, отправил-таки изнывающего от вынужденного безделья помощника в засаду.