Kitabı oxu: «Ведьмак. Белый волк и чёрный камень», səhifə 8
Ещё одно неожиданно обеспокоило Видана. Не Аника ли эта штрига?
Могла же запросто порвать Белого волка, но не тронула! Не было на теле Фини ни одной царапины от её зубов или когтей. Просто скрылась и всё. Если бы не свадьба, на которую его так внезапно пригласили, то непременно бросился бы разузнавать, где похоронили утопленницу.
И ещё одно обстоятельство невольно привлекло его внимание – штрига, словно привязана к разбитому алтарю. Все её кровавые пиршества происходили не далее, чем на две сотни шагов от чёрного камня. Хранитель?…
Мыслей было так много, что Видан далеко не сразу уснул, всё размышляя, как ему действовать дальше.
Наверное, именно поэтому высшие силы решили его вновь "порадовать" предвидением.
«Храм Чернобога был погружён в странное свечение. Все стены будто один сплошной чёрный огонь, с переходами языков в зелёный и фиолетовый, будто колыхались на ветру вороновы перья. Зал казался пустым и чрезвычайно опасным.
Ведьмак чувствовал это всем своим существом. Наблюдал, но отчего-то не мог: ни двинуться, ни издать какого-либо звука, ни воспользоваться силой. Только смотреть, как вершится неизбежность.
В провал крыши влетел сияющий оперением сокол, сделал круг по нефу и опустился на пол рядом с алтарём. Встрепенулся. Полыхнули, разбросав сияющие искры, снежные перья. И обернулся человеком.
Взгляд парня был рассеянный, недоумевающий, ищущий кого-то или что-то недоступное, неведомое. Он оглядывался по сторонам, словно только что проснулся и пытался понять, где оказался.
– Займи своё место, сынок! – из тени выступила женщина в чёрных одеждах.
Белое бескровное лицо. Чёрный контур губ. Тёмные провала глаз.
– Матушка? – удивился парень.
– Это я, Финист! Верь мне! – Женщина приблизилась странно смазанным движением, словно и не двигалась вовсе, а лишь переместилась. Обняла за плечи спешно, будто боясь, что вырвется.
Но зря беспокоилась. Юноша и не думал сопротивляться, а только бормотал снова, как во сне:
– Мама, мамочка… ты сказала ждать. И я ждал, ждал, ждал столько лет!
– Милый мой, ребёнок, мне так жаль. Несчастье и Беда вцепились в тебя. Но я сниму эту тяжесть. – Она стала оглаживать его плечи и спину. Провела ладонями над головой, снимая нечто невидимое, создавая нечто новое. Метки проклятия таяли, исчезая.
Ведьмак видел, как тёмные нити коконом свиваются вокруг мальчишки, впиваются в ауру, меняют его облик. Ему захотелось крикнуть, освободиться, остановить происходящее, но всё было тщетно. Что-то шепнуло ему – это он должен сделать сам…
– Вот и всё, мой родной, – пропела Дива, встряхиваясь будто птица, которой надоел человечий облик и не терпится расправить крылья. – Теперь ты полностью готов. Пойдём. Ты должен завершить начатое.
Женщина подвела покорного её желанию человека к возвышению.
– Поднимись, Финист! Займи своё место и прими того, кто станет направлять и даровать божественную мощь!
Каждый шаг был увесист и звонок, словно превратился человек в металл или камень. И каждый его шаг был ударом клинка, входившего в тело Видана. Девять ступеней. Девять выжигающих болью ран. Да, они ведь, связаны переплетением сил и судеб. Ошибка ученика – это боль учителя.
Финист сел на проклятый трон.
Видан ожидал, что содрогнётся земля, всколыхнётся пространство. Но всё было тихо. Только зеленоватый свет, лившийся через пролом, стал золотисто красным. И на чёрном камне алтаря возникла, лежащая покрытая алой тканью фигура.
– Что это? – спросил изумлённый правитель.
– Это последняя жертва…»
***
Гроза прошла уже к полночи. Но мелкий холодный дождик сеял до рассвета, монотонно стучал по крыше, прекратившись только к насте. Словно час Утренней росы изгнал настырного соперника.
Можно было предположить, что слякоть испортит все торжества, намеченные на день, заставив месить грязь. Но всё складывалось иначе. Жаркое не по-осеннему утро осушило землю, изгнало туман. Дорога блестела, как деревянные свежее оструганные сходни.
Ведьмак сощурился от яркого солнца, радуясь солнцу, прохладному ветру. Отчего-то хотелось поднять руки к ясному небу и крикнуть, распуская всю свою силу на простор. Будь он не в городе, а где-нибудь в чистом поле, то непременно так бы и поступил, коль душа просит.
Финя уже прибежал от травницы, переоделся во всё новое, и стоял, понуро опустив голову, ожидая появления Видана, как кары небесной. Но у того не было настроения его наказывать. Не стоило, конечно, баловать мальчишку, но тот отделался лёгким подзатыльником.
– Прости, учитель! – В лице раскаяние, а в глазах радость.
– Пошли, – махнул ему ведьмак, – ждут нас уже. После поговорим. Руны, хотя бы выучил?
– Да, наставник.
– Учти, проверю, – погрозил пальцем и вскочил в седло.
В это утро он выглядел нарядно, сменив рабочую кожаную «шкуру», на вышитую светлую свиту и тёмные полотняные штаны. Накидка, отброшенная на левое плечо, и вечные сапоги остались прежними, только старательно очищенными Генкой от всякой пороси() и скареда(). Из-за плетёного пояса торчала рукоятка плети, которой посчастливилось покинуть своё обычное место в торбе. Рядом с ведьмацким ножом занимала своё место кожаная сумка. И ещё одна, размером поболее, была пристёгнута к седлу, распространяя вокруг себя хвойный аромат можжевельника.
Финя, бежавший рядом, схватившись за стремя, совершенно не походил на себя прежнего, и это касалось не только новой одежды, но и расправленной спины, раздавшихся в стороны ранее ссутуленных плеч, прояснившегося лица. Изменился даже взгляд, ставший живым и искристым, будто его хозяин замыслил лукавую шутку.
У распахнутых ворот их уже поджидали. Быстроногие мальцы бросились внутрь широкого двора с криками: «Едет! Едет!»
И когда ведьмак остановился у коновязи, по высокому крыльцу вниз спускалась процессия из десятка родников во главе с самим женихом и его матушкой.
Нарядно одетая крепкая старуха с подносом, который она взяла из рук молодухи, старательно тупившей глаза, приветствовала его низким поклоном.
Дом у гончара был двухэтажным, большим, со слюдяными оконцами и резными украшениями, с витыми столбцами. Не сруб, а красава: и глазу приятно и зажиток видно.
Нарядно одетая крепкая старуха с подносом, который она взяла из рук молодухи, старательно тупившей глаза, приветствовала его низким поклоном.
Видан спешился, бросив поводья Фине. Поклонился в ответ.
– Будьте здравы молодой хозяин и матушка родительница! Будь всегда с вами Великий Род!
Принял с подноса чарку. Выпил крепкого напитка, крякнув напыщенно для традиции утерев усы. Закусил мясным пирогом.
– Не худо бы подношение удвоить! – Нахмурил сурово брови напоказ.
Большой боярин толкнул локтем замешкавшуюся молодуху, и взялся сам наполнять новую чарку.
«Добро, что хоть свадебный тысяцкий ещё порядок помнит, – подумал ведьмак, поднимая наполненный сосуд. – Надо полагать, что жених пригласил меня в последнюю очередь. Интересно только, по своей ли внезапной охоте или по чьему-то мудрому совету?»
– Да будет сие земное деяние благословлено Богами! – изрёк сокровенные слова.
Его тут же обрядили по обычаю, перевязав через правое плечо вышитый рушник, обозначив статус «вежливица».
И он тут же не преминул воспользоваться своей властью распорядителя:
– Занимайтесь своими делами жёнки, чай у вас их ещё вдосталь. А мы с хозяином, да с тысяцким и дружками все приготовления проверим. – Поднялся вслед за хозяевами вверх. Переступил через порог, вступая в широкие сени. Развернулся к мужчинам, следя за тем, как Финя, исполняя все его наказы, полученные по пути, держится рядом. Спросил у жениха. – Подарок невесте отправили?
– Сейчас собирались, друже ведьмак, – откликнулся за Вторышко тысяцкий, – тебя поджидали.
Тысяцкого звали Сваор и всей своей внушительностью, басовитостью и чертами лица сильно напоминал пятидесятника. Только в отличие от того, он не чинился и не пыжился, выглядел благожелательно.
– Ладно, что не успели отослать. – Согласно кивнул головой. – Проверить надо.
Сказал и заметил, как побледнела молодуха, «случайно» замешкавшаяся у порога в горницу, как вскинулась, заломив брови, и бочком-бочком, скрылась в дверях. Но ничего не сказал, только для себя отметил эту странность, и только укрепился в подозрении, что не просто так решился гончар вопреки всеобщей настороженности обратиться к нему.
Старший сват скинул холстину с деревянного ящичка с выпуклой крышкой. Резное чудо древодела. Внутри него скрывалось настоящее сокровище: нитка белого бисера(), браслеты из серебра и аспида, черепаховый гребень, шёлковые ленты и убрус из серебряной парчи, достойный княгини. «Вот, и повезло же девице! – Видан с уважением посмотрел на молодого гончара. – Да, повезло с отношением. Но не пригласи жених меня, не было бы не только счастья, а и самой жизни…»
Покачал головой, вынимая черепаховый гребень и алую ленту, очищая от «отсушки» и «неудачки», выжигая силой чёрный заговор. Заменить пришлось и сласти в туесе. Их ведьмак просто сжёг, высыпав на землю во дворе.
Ох, уж это наивное и часто безмозглое домашнее колдовство! От незнания такого накрутят, такого нальют, намешают, что даже Верховный не расплетёт.
Кому же ты, Вторшок так глянулся или, наоборот, дорогу перешёл? Но об этом ведьмак предпочитал пока молчать, да присматриваться – авось, и определятся все недруги молодого главы гончаров.
И когда посыльные понесли запечатанный Виданом подарок, он отправился дальше осматривать свадебные приготовления, чем дальше, тем больше хмурясь. Мелкие пакости, крупные…
Да, совсем не зря его пригласили!
Пронёсся вихрем по столовой, где уже расставлены были столы, подпалил часть венков с заговорёнными травами, на часть других нашептал свою защиту. Проверил все углы и заслонки печей. И если ранее был уверен, что худа желают только молодой жене, то теперь знал, что и о Вторшке кто-то озаботился.
Эх, люди, люди! И что вам мирно не живётся? Зла и так вокруг немеряно…
Жениха отправил с дружками и старшим сватом готовиться к обряду, а больше от того, чтобы не мешались под ногами. И так время летело стремительно.
На поварне кто-то тоже постарался
– Взвар вылить! Нет, свиньям не давать. Почему? – сдохнут! Это для человека понос, а для животины…
Прошёл далее, принюхиваясь, приглядываясь. Пир затевался знатный, будто весь городок созвали.
– Те рассолы тоже вон! Сыта вылить напрочь!
– О-о-ой, батюшка ведьмак! А как же … сколь добра пропадёт, – взвыла повариха. – О-о-ой, неужто, ничего сделать нельзя? А поколдовать там, заговор какой почитать…
Видан с сомнением окинул заставленные яствами столы, исходящие благоуханным духом котлы. Нет, здесь далеко не всё было отравлено или испорчено.
– Сюда добавь побольше квасу, только ядрёного, чтоб покрепче был! Он гадость, что добавлена уничтожит…
Сюда той травы, туда другой приправы. Повариха ходила за ним следом, охала, вздыхала и смотрела на ведьмака таким взглядом, будто явился пред ней сам Купала, а то и сам Белобог.
Что-то очистил силою, хотя и собирался её приберечь, а то мало ли? На всё бросил заклинание, такое, чтоб видели все, чтоб отшатнулись в оторопи. Страх он лучше всего лихие поползновения окорачивает.
– Теперь, ежели кто дурное затеет, то язва ему приключится. – И припечатал. – Весь остаток жизни будет маяться!
Покидая поварню, Видан не был уверен, что выполнят всё в точности и готовился к тому, что придётся и перед подачей на стол всё перепроверить, но едва ступил за порог, как у скромной женщины прорезался зело нехилый голос. Она распоряжалась подряженными к ней челядинками, как будто баскак своим войском. Усмехнулся, теперь она им не спустит!
***
За всеми проверками и сборами ведьмак упустил такую немаловажную вещь, как та – где и кто будет благословлять союз молодых. Нет, он уже знал, где находятся развалины древних храмов Светлых богов. На месте ближнего к городу, за невозможностью попасть в крепость, общинники выложили из осколков белокамня круг, и установили идолов Макоши и Велеса.
Но не туда свернул свадебный поезд из трёх повозок – одной закрытой для невесты и двух открытых для родни. Сваор уверенно вёл процессию к воротам замка, которые к великому удивлению на этот раз были открыты. И даже сам Взворыга их встречал, улыбаясь, как ясно солнышко.
– О, брате Сваор! Вежливец Видан! Сват Купря! Вы, жених с невестою и все родники! Добро пожаловать!
Нет, удивления ведьмак не высказал, хотя и с запозданием понял, что отказать своим сродникам сам тиун Борзята не посмел. И Агата отчего-то не воспротивилась.
Тайна открылась быстро, стоило копытам лошадей ступить на широкий крепостной двор. На красном крыльце стояли и сам тиун с жёнами, и боярин Хоромир, и оба князя. И если князя Милонега ведьмак был готов увидеть. То приезда Жирослава никак не ожидал. Впрочем, никогда не знаешь, что в жизни лучшее, а что худшее. По тому, как вытянулось лицо последнего, как вздёрнулась чёрная бровь, Видан так же был узнан.
У капища встречал молодых тот самый старик, что встретился ведьмаку в прошлый раз. Только теперь он красовался в длинной вышитой рубахе до пят и в медвежьем кожухе. Белые, как снег, седые волосы держала кожаная лента. В руке жезл волхва, на который старина больше опирался, как на клюку.
– Не смотри на меня, ведьмак, с укоризной, – заметил он тихо, когда по обычаю старшие свадьбы подошли к нему. – Я не солгал тебе ни разу. Всю жизнь был помощником своего брата. А волхвом определили только день назад…
То, что старик неожиданно решил оправдаться, было ещё более странно, чем его появление в образе чародея. Это явное признание первенства за Виданом не осталось незамеченным.
Даже Сваор и Купря подошедшие следом и слышавшие эти слова удивились и как-то странно по-новому взглянули на ведьмака. А тот ни нашёл ничего лучше, чем просто кивнуть – вроде, так и должно быть. Но всё то время, пока волхв проводил обряд, присматривался к происходящему.
Глава 17
Старик знал своё дело. Уже пылал высокий костёр. Лучники стояли на своих местах. И родник, не скрытый за сорными травами, коих более не наблюдалось, журчал по-особенному весело, заполняя белую каменную чашу.
Сват подвёл к жениху невесту в накинутом на голову тонком белом полотне, из-под которого виден был лишь подол красного платья.
– Вручаю тебе Вторшок Родимович свою дочь наречённую Истому Лесяновну в законные жёны…
Ведьмак отвлёкся. В огород капища входили незваные гости. Людины из свадебного поезда расходились на две стороны, настойчиво раздвигаемые молчаливыми гриднями. По освобождённому проходу на первое место неторопливо вступали князья с боярином, позади них шли их жёны.
Последней в ворота скользнула волха, сердито глянула на ведьмака. В этот день она не скрывалась. И как ни странно было это видеть, оделась в женскую одежду. Наверное, старалась выглядеть попроще: поверх зелёного атласного опашеня, скарлатная() малиновая приволока, на голове девичий венчик. Лёгкий ветерок развевает, будто нарочно, ворох шёлковых лент и в косе, и в уборе.
Хороша! Видан даже заметил, как сильно задышал вой, рядом с которым она остановилась, как налились багрянцем его шея и щёки. Трудно противостоять её чарам, сложно не замечать красоту, пока не знаешь кто перед тобой.
Если же знаешь, то перемена наружности вызывает не меньшие подозрения, чем прежний вид. Интересно, в качестве кого она сейчас? А, впрочем – это было уже не столь важно для ведьмака.
Обряд не мог прерваться из-за того, что внезапно появились новые лица, хотя бы это были и правители. Людины кланялись, и то, без особого рвения. Ведь, как говорится в заветах – перед Богами все равны.
Волхв же, принеся дары Светлым богам, уже вёл пару вокруг огня, напевая особые благословляющие молитвы. И голос его не казался по-стариковски дрожащим, совсем наоборот, он выводил гимны красивым низким рокотом. Не возникало ни грани сомнения в том, что это пение – услада для богов.
И в момент, когда молодожёны встали на камень, завершив третий круг, огонь внезапно пыхнул голубоватым ясным пламенем, выстрелив в небо снопом искр. Собрание ахнуло в один голос. Агата же вздрогнула, и Акина, стоявшая рядом с ней, отступила на шаг назад. Обе они отчего-то побледнели, и вряд ли это было от внезапного испуга. Было в их страхе нечто особенное.
Вода же в чаше внезапно вскипела ключом, окутываясь радужной пылью, будто из родника выплёскивался смагов укроп(). Нисколько не дрогнув и не сомневаясь, волхв трижды щедро окатил и жениха и невесту «живой» водой. И снял-таки с головы девушки покрывало, скормив его жертвенному пламени.
Лучник передал стрелу Старшему свату, тот отдал её ведьмаку и уже тот, очистив её своей силой и нашептав заклятие на супружеское счастье молодых, передал её волхву. Старик в свою очередь почародействовал над ней, напевая свои вирши. Разделил на склонённой голове девушки золотые локоны, лежавшие до этого свободно, на две стороны.
Невеста, и впрямь, была хороша: юна, бела лицом, стройна фигурой. Карие глаза лишь коротко поднялись от земли, обвели собрание, задержавшись на муже, отчего щёки зарделись, и алые пухлые губы дрогнули, будто тщились что-то спросить.
Подскочили дружки, заплели волосы в две замужние косы. Уложили, укрыли сорокою().
Волхв же запел последнюю благославляющую песнь, закончив которую стал читать наставление молодым супругам.
Видан же, потянулся к поясной сумке и достал оттуда подвески с белым камнем и парными рунами.
Волхв уступил ему место, отступив немного в сторону.
– Очищаю, наполняю чистой силой Смаргла сеи камни, – запустил правую руку, коей держал свои подарки, во всё ещё жарко пылающий костёр. И огонь побелел светлее инея. – Питаю животворными струями небесного отца нашего! – Зашипела от раскалённого в пламени камня ключевая вода, унесла с паром, разрушила зло и навет.
– Традо. Истра. Весе. Ярга. Ладодея. – Запел на распев очистительные агмы, подступая плавно к молодожёнам, обходя их кругом, ровно столько раз, сколь чурами завещано.
И словно загудели ветры свирелями. Зазвенели небесные гусли. Пролился с ясного неба дождь благословения, коротким тёплым золотом.
– Примите от старого ведьмака его дар – обереги, что защитят вашу семейную жизнь от всякого худого взгляда, слова, али дела!
В шелестящей от лёгкого ветерка лентами и покровами тишине надел супругам подвески, заметив, как заблестели слёзы в глаза обоих. Ладно, дело! Провозгласил громко:
– Пусть сияют слова любви, будут жаркими объятия и верной семейная жизнь! Да будет так!
***
– Ох, ведьмак, – говорил седой Сваор, когда двигались они впереди возвращающейся процессии, – умеешь же ты вытягивать из человечьей души забытые чувства! Даже меня слеза прошибла!
– Так, что особого в моём действе, – усмехнулся Видан. – Если б нечего было вытаскивать, так и не вышло бы!
– А как же чудеса, что творились? Давно такого не видел!
Свадебный поезд двигался медленно, отяготившись ещё и другими гостями. Боярин и оба князя с жёнами пожелали оказать почёт молодым.
– Каждый своё видит, – качнул головой ведьмак. Спросил больше для того, чтобы увести разговор в сторону. – И кто ж, чудеса те творил?
– Лет пятнадцать назад, когда я ещё в дружину князя Милонега поступил, бал у него ведьмак в войске. От он знатно колдовал и любил нас морочить: то вороном прикинется, то зверем каким… – дружко задумался на минуту. – Один раз решил над побратимом своим, князем, подшутить. Обернулся медведем. А брат не распознал, решил что в кущу() ком забрался. Едва не уговорил его своим ножичком…
– Бывает и такое… – протянул собеседник.
– Жаль, что пропал Аркуда, – Купря вздохнул, сожалеючи, – славный храбр был!
– Да, жаль…
Ведьмак и рад был бы разговорить на эту тему дружков, да только пора было выполнять свои обязанности – уже осталась до ворот пара шагов. И он остановил поезд. Соскочил с индрика и, вытянув из-за пояса плеть, и стал бить ею дорогу перед въездом, заговаривая от всякого зла, нацеплявшегося по пути.
Финя по его знаку открыл торбу, рассыпая поперёк прохода прикрыш-траву. И повторяя прежнее действо после того, как Вторышок внёс молодую жену во двор, уже на пороге дома. Досталось плетью ведьмака и двери, и месту, где предстояло сидеть весь вечер молодым.
Пока гости усаживались за стол, Видан ещё раз проверил установленные на столах яства из тех, что подавались холодными, убедившись, что на этот раз всё обошлось без порчи, наведался на поварню. И всё время, что шёл пир, сидел, как на иголках – чудилось ему, что ждёт его ещё подвох.
– Вот уж чего я не предполагал, так того, что придётся с тобой ведьмак за одним столом на почётном месте сидеть! – рассуждал уже прилично захмелевший боярин Хоромир. – Вот, ведь, Макошь-судьбоносица, любит пошутить с человеком…
– Да уж, любит, – согласился Видан. И если бы только знал боярин насколько он прав сейчас!
– Вот я, ничего худого в жизни не сделал, а гуляю на чужой свадьбе. Людине, что на моей земле живёт, завидую. А мог бы своего внука женить!
Неужто о родной крови вспомнил?
– Ан, не подарили мне законного продолжателя, – хмуро посмотрел на князя Милонега, сидевшего по его правую руку и до этого что-то вполголоса обсуждавшего с Жирославом.
Веселье постепенно сходило на нет, хотя, могло бы только разгораться. Но, то ли присутствие высокородных гостей сковывало всех остальных. А сами князья, которым слишком о многом напомнил обряд, не жаждали веселиться. Только пир проходил слишком ровно и даже сонно.
Музыканты и песенники, играя на свой почин больше весёлое, проводили своё время краше, сменяя друг друга, и успевая при этом: и выпить, и закусить в сенях.
– И за какие же провинности перед богами я так обделён? – продолжил больную тему боярин.
В этот момент сзади к ведьмаку подошёл Финя, который всё это время служил посыльным между Старшим сватом и Виданом, который то и дело, срывался из-за стола, чтобы проверить порядок.
– Увага Купря спрашивает: не пора ли молодым идти отдыхать? – Наклонившись к наставнику, спросил он.
– Ты, ведьмак, мне скажи! – перебил его боярин. – Вы чародеи, говорят, с Богами напрямую разговор ведёте. Вот и спроси их, отчего все они на меня ополчились? У меня было только две девки. У Мила опять девки! Неужто моя кровь настоль порченная, что извести вконец её надобно?
– Батюшка Хор, – обернулся к нему князь, – утихомирься. Агата мне шепнула, что нашёлся мой потерянный сын. Будет тебе внук!
– Проклятый заморышь?! – повысил голос боярин. – Что от него толку? Тогда его прогнал с глаз долой и сейчас не …
– Мне пора долг исполнять, – встал из-за стола Видан.
– Не-ет, стой, – схватил его за рукав боярин, – что ты, ведьмак, мне скажешь?
– А что тут скажешь? – пожал плечами, переступая через скамью.
И, действительно, что он мог сказать? Поведать о том, что стар уже боярин и как мужчина слаб. Что те травы, которыми он поднимает свой уд, чтобы не огорчать молодую жену, ему уже не помогут обзавестись даже девками? Так не поймёт же!
Но он усмехнулся, взглянув на волху, которая намеренно уселась напротив него за женским столом, и всё время игриво на него поглядывала. И по чьему распоряжению поднесли ему дурманящего разум сыта, и сказал:
– Сам-то я мало что могу, но знаю одну чародейку очень искусную в таких вопросах. Волхи они намного ближе к Богам, чем ведьмаки…
– Пришли ко мне её! – загорелся идеей боярин.
– Непременно… – мстительно процедил ведьмак.
***
– Это обо мне боярин говорил? – спросил Финя, когда они вышли на двор, направляясь к овину.
– Больно мудёр ты стал, – с сожалением пробормотал ведьмак. – Всё-то ты слышишь, всё понимаешь. Али ты один такой был в городе?
– Заморышей то много, – буркнул он, – да только проклятый – я один!
– Да, говорил он о тебе, – остановился в нескольких шагах от спящего у дверей сторожа. – Но не спеши никого винить. Слишком странная история выходит. Много кусков потерялось. Сложно это покрывало сшить. Когда соберётся всё воедино, тогда и …
– Я им не нужен был ни тогда, ни сейчас… – в глазах парня метался зверь. – А я-то думал – отчего боярин, как увидит меня на улице, так плетью перетянет или норовит конём наехать. Отчего ребятня в меня грязью кидают, да дразнятся после того, словно страх теряли. И почему и бабка Улита, и дядька Трун меня прятали с глаз подальше, когда хозяин замка приезжал…
– Оставь эти воспоминания прошлому, – Видан потрепал мальчишку по плечу. – Нельзя питать зло, оно от этого только крепнет. А когда чаша переполняется, то случается большая беда… Всё, некогда нам с тобой поддаваться обидам. Видишь, страже подпоили, значит, какую-то гадость затеяли. У ведьмаков, Финя, таких как мы с тобой, бороться с не только с нежитью и нечестью, что мешают людям жить, но и с человеческой глупостью, злостью, завистью… Нет большего зла для человека, чем он сам.
Страж спал с раззявленным ртом и с юрой улыбкой, отчего без содрогания на него не возможно было смотреть. На земле валялась пустая корчага. Ну, да – свадьба же, как ни выпить! А умелая или не очень, ведунья подлить немерено макового молока или конопляного отвара не поскупилась.
– Стой здесь, – приказал Видан подручному. – Смотри, чтобы никто не вошёл. Если молодых ночевать приведут, так же не пускай, задержи. Понял?
В овине, пропахшем сладостью пережаренного зерна и кружащим голову ароматом трав, со стойким духом можжевельника, было тихо и спокойно. И всё же что-то настораживало сразу.
– Овинник! – позвал Видан. – Где же ты, хозяин?
Ещё пару часов назад всё было в порядке и овинник на месте. А сейчас что?
Постель устроенная для молодых на толстых ржаных снопах, укрытых медвежьими шкурами и белёным льняным полотном, была чиста. Всё так же, когда он проверил и окружив охранным плетением. Ни подклада, ни заговора, ни сглаза или порчи.
Куньи шкурки тугими пучками свисали со слег. И всё же было что-то не так. Для чего-то же прогнали овинника.
– Хм, что же это может быть?
Ведьмак ещё раз пустил поисковую сеть. Оглянулся, развернувшись кругом. Он не спешил зажигать огонь. Мало ли что? Пустил магический светоч. Не для себя, не зря же пил «кошачий глаз» – для того чтобы выявить подселенца.
Можно было бы выпустить картушей. Но тени внезапно дрогнули, поплыли, выдавливая и проявляя из своих тенёт продолговатую фигуру.
М-м, нелюб! Особенный «приятный» подарочек для молодой хозяйки. Пройдёт ночь, чародейство рассеется, нелюб станет вполне милым котёнком. А стоит этого пушистика взять на руки или просто приласкать, накормить, погладить и заложенная в него порча станет толкать женщину на необдуманные поступки, на злые слова, раздражать и склонять к недовольству, глядишь, через короткое время из милой девчушки станет она сварливой балябой() или глупой рюмой(). Слово за слово, свара за сварой и – прощай семейное счастье.
Нет, не для того его пригласили!
Видан достал из наруча обоих котов-картушей, пошептал над ними и пустил на пол. Стали они ходить кругами под балкой на которой сидел чёрный, как смоль котёнок с изумрудными глазами и рыжим пятном на носу.
Ведьмак отошёл к двери, не желая мешать своим помощникам. И услышал на улице голоса. Молодая рыдала в голос, то ли для традиции, то ли от страха – всё-таки, очень юную жену себе выбрал гончар. Муж её утешал. Подружки и други им вторили, двигаясь медленно по двору. За ними с причитаниями двигались свидетели, коим предстояло всю ночь провести под дверями. И Видан молил Макошь-благодетельницу сделать их путь длиннее, чтобы обошлось без ненужных споров.
За спиной раздался протяжный кошачий вой и короткий «мявк». Картуши с победным видом удерживали притиснутого к полу котёнка.
– Ну, что ты, испугалась?– в руках шерстяной клубок трясся от невысказанных впечатлений. – Сейчас я тебе помогу… – Очищающий наговор окутал животное.
В дверь застучали. Сватья рвалась в бой. И Фине ни за что её было бы не удержать, не задвинь ведьмак затвор.
– Сейчас, сейчас! – откликнулся ведьмак, отпирая двери.
– Что тут творится? – Дородная раскрасневшаяся от кваса матрона, уперла кулаки в свои дородные телеса.
– Да вот, – простодушием сбил с неё весь глеев ведьмак, – зашёл проверить всё ли в порядке. А тут котёнок сидит!
Провожатые переглянулись. А молодая даже про слёзы забыла, разглядывая рыжее чудо, которое отчего-то замурчало и потянулось в её сторону, будто чуя в ней хозяйку.
– Обычай говорит, что это к семейному счастью и достатку!
Глава 18
Чтобы ночь прошла спокойно, ведьмак сам взялся караулить: и молодую чету, и подменную, нашедших приют в разных закромах овина. Оттуда периодически раздавались то вздохи, то жаркий шёпот, а то и стоны. И чтобы Финя не косился на дверь и не дёргался каждый раз, выпадая из реальности, пришлось колдануть, наложив полог тишины.
– И как же тебя угораздило опять попасть в жернова? – спрашивал Видан своего ученика.
Они сидели на расщеплённой надвое дубовой колоде, приготовленной для выдалбливания корыта. На другой её половине стояли малые корчаги с пивом и хмельным мёдом, а к ним закуска из печёной репы и разломанной на куски верчёной курицей.
Ведьмак потягивал хмельное и изредка бросал что-либо в рот пожевать. Благо, что ночь погожая, будто вовсе не осень, а лето красное на дворе. Нет, накидка пригодилась, как никогда – всё же студ с заходом солнца дышал уже не парным молоком, а заледью. Однако, сухо.
Финя потянулся чашей к корчаге с мёдом и тут же получил от наставника:
– Зелен ещё хмельное хлебать. Тебя и от пива знатно развозит. А от мёда совсем голову потеряешь. Ешь лучше!
Парень глянул, осоловело – не скажешь ведь, что это не впервой ему хмельное пить. Был в его молодой жизни такой опыт, правда, не понятно как его назвать – хороший или худой? Три осени назад заезжие купчики сами с угару, решили для шутки напоить увечного. На спор взяли, да уговорами.
Только вышло вовсе не весело, как заезжим гостям казалось. Выплыла из пацана тогда не глупая потеха, а лютая злость. Помнил он, как стало его корёжить, да ломать, как завыл он боли и стал по земле кататься. Оказалось, что первый раз перекинулся в волка и на обидчиков кинулся.
Те перепугались, бросились бежать в дом. Он за ними следом с рычанием. С того раза на двери знатная борозда осталась, потому, как внутрь он не попал. Благо ночевать купчики собирались возле своих повозок с добром, поэтому только никто кроме них, оборота не видел. А утром мужики решили, что спьяну им привиделось.
Поэтому, чтобы не надо было что-то объяснять, он последовал совету и вгрызся зубами в мясо, старательно делая вид, что голоден.
– И во что это вляпался твой ученик? – пропел сладкий голосок над ними.
Парень даже отпрянул, едва не подавился. Ведьмак же, поморщился.
– Любишь, ты Доляна, подслушивать, да подкрадываться, – недовольно протянул, взглядывая на пустое, казалось бы, место. – Проявись уже. Зачем прелесть без дела наводить.
