Kitabı oxu: «Ультра КОШМАР»
Твои проблемы – это
результат твоих выборов.
Кошмары
Глаза распахнулись, словно от удара. Густая тьма обволакивала комнату, но постепенно зрение адаптировалось, и я начал различать очертания. Тело покоилось под толстым одеялом на жесткой кровати, в тепле и мнимом комфорте. Взгляд скользнул по комнате: справа – силуэт деревянного комода, слева – окно, изукрашенное морозными узорами, сквозь которые едва пробивался лунный свет, слабо освещая тесное пространство. Хотелось подняться, но тело словно приросло к постели. Стоило сбросить одеяло, как ледяной воздух обжигал открытые участки кожи. Это казалось странным, ведь в памяти отчетливо стояла осень. Несколько томительных минут я продолжал лежать, всматриваясь в темные углы комнаты. Напротив, впереди, виднелась дверь. Вдруг, с протяжным скрипом, она начала медленно открываться. Мурашки пробежали по коже. В черном проеме никого не было видно, но страх сковал все тело. Инстинктивно я зарылся под одеяло, затаив дыхание. Внезапно почувствовал, как кто-то осторожно взобрался на кровать и начал медленно приближаться. Движения были легкими и бесшумными, как у кошки. Сердце бешено заколотилось. «Может, это и правда кошка?» – попытался я успокоить себя, но тщетно. Одеяло сорвали, и взору предстала неясная, темная человекоподобная фигура. Глаза горели, как два стеклянных шара, руки казались непропорционально длинными. Существо подняло их, и я разглядел длинные пальцы, заканчивающиеся острыми когтями. Тело не слушалось, словно парализованное. В голове царил хаос, страх затмил разум, но я отчаянно пытался убедить себя, что это всего лишь сон. Непонятное существо схватило меня за плечи, не давая пошевелиться. Острые когти впились в кожу, причиняя нестерпимую боль. Я попытался закричать, вырваться, но оно оказалось сильнее. Существо приблизило свое лицо, и сквозь пелену тьмы я различил человеческие черты. Да, это был человек, но во много раз сильнее. Его руки впивались в плечи все сильнее, взгляд проникал в самую душу. Разум отказывался повиноваться, существо разинуло рот, и я почувствовал тошнотворный запах, а затем – резкую слабость. В глазах начало мутнеть, тело обмякло. Боли я больше не чувствовал, лишь ощущал, как покидают силы. Оно высасывало из меня душу. Комната погружалась во все более густую тьму, и веки сомкнулись навеки.
Тишина, наступившая после, казалась оглушительной. В ушах звенело, словно после взрыва. Сознание медленно возвращалось, словно из глубокого колодца. Я ощущал себя пустым сосудом, лишенным всего, что составляло мою личность. Вокруг царила та же тьма, но теперь она не пугала, а скорее умиротворяла. Где-то вдалеке слышался тихий шепот, переходящий в нестройный хор голосов. Они звали меня, манили в неведомые дали.
Я попытался пошевелиться, но тело оставалось неподвижным. Однако, в отличие от предыдущего состояния, теперь я не ощущал страха или боли. Было лишь чувство легкости и отрешенности.
Вдруг, я увидел его. То самое существо, которое вырвало меня из объятий сна. Оно стояло в той же комнате, склонившись над моим бездыханным телом. Но теперь я видел его истинную сущность. Это был не человек, а лишь оболочка, маска, скрывающая древнюю и могущественную силу. Его глаза горели не злом, а голодом, жаждой поглощения чужой энергии.
Он поднял голову и посмотрел прямо на меня. В его взгляде не было удивления или страха, лишь холодное безразличие. Он знал, что я здесь, что наблюдаю за ним. И в этот момент я понял, что это не конец. И словно в подтверждение, его длинные, когтистые пальцы вновь потянулись, жадно вытягиваясь навстречу моему лицу, словно корни древнего зла, готовые поглотить меня целиком.
– Отстань! – крикнул я, вскакивая на кровати. – Ух, опять этот кошмар.
Бросив взгляд на часы, я увидел, что всего четыре утра. На работу лишь к семи, но сон словно рукой сняло. Поднявшись, я достал из сумки лекарства и проглотил антидепрессант с болеутоляющим. Усевшись у окна, я уставился на улицу. Мелкий дождь барабанил по стеклу, отражая мое уныние. Плечи ныли от пережитого во сне ужаса. Эти кошмары преследуют меня все чаще, и я, как ни стараюсь бороться, чувствую, что теряю рассудок. Сны стали невыносимы. Едва ли три месяца я пытаюсь вернуться к нормальной жизни после армии. Они начали мучить меня не сразу. До этого я просто проваливался в беспамятство, как большинство людей. И, кажется, это было нормальным, я даже завидую тем временам. Бывало, просыпаешься и не сразу понимаешь, кто ты и где находишься. Разум целиком поглощен атмосферой сна. Боль после кошмаров стала обыденностью, но я стараюсь терпеть. Болеутоляющее немного притупляет мучения. Я уже посадил себе желудок этими таблетками, но, кажется, выбора у меня нет.
Воспоминания о службе настойчиво возвращаются, словно кадры заевшей пленки. Я вижу лица товарищей, слышу грохот артиллерии и чувствую запах пороха. Эти образы преследуют меня не только во сне, но и наяву. Иногда, идя по улице, я вздрагиваю от громкого звука, принимая его за взрыв. Люди смотрят на меня с недоумением, а я стараюсь сделать вид, что ничего не произошло.
Я пытался рассказать о своих проблемах психологу, но после нескольких сеансов понял, что это бесполезно. Он задавал одни и те же вопросы, сочувственно кивал и выписывал рецепты на транквилизаторы. Таблетки лишь притупляли сознание, не избавляя от кошмаров. Я чувствовал себя подопытным кроликом, на котором проводят эксперименты. В конце концов, я каждый раз бросал ходить к врачу, решив, что сам справлюсь со своими проблемами. Но после всегда возвращался.
С каждым днем мне становится все труднее. Чувство отчаяния и безысходности не покидает меня ни на минуту. Я живу в постоянном напряжении, боясь заснуть. Но сон неизбежен, и кошмары возвращаются снова и снова. Я понимаю, что схожу с ума, но ничего не могу с этим поделать.
Иногда мне кажется, что единственный выход – это покончить с собой. Но я боюсь причинить боль своим близким. Мать и отец и так натерпелись за время моей службы. Они ждут моего возвращения к нормальной жизни, надеются, что все наладится. Я не могу их подвести. Поэтому я продолжаю бороться, хотя с каждым днем веры в победу становится все меньше.
После полутора лет службы, проведенных в огне сражений, мир предстал передо мной неузнаваемо изменившимся. Технологии и наука совершили головокружительный скачок, прогресс, который, казалось бы, должен радовать, но в каждом открытии, словно темная сторона медали, таится и зловещая опасность. Здесь, в тихой Гатчине, под сенью величественного Петербурга, я пытаюсь залечить раны, нанесенные войной. Порой тьма накрывает меня с головой, повергая в пучину отчаяния. Мир теряет краски, вдохновение покидает меня, но я надеюсь, что этот период пройдет.
Не сомкнув глаз до рассвета, я собрался на работу. Удивительно, но мне сразу же удалось устроиться фармацевтом в аптеку, хотя я еще не до конца освоил тонкости лечения. Медицинское образование, полученное благодаря военной службе, обязывало меня вытаскивать сослуживцев из лап смерти на передовой. Какие только кошмары не представали перед моими глазами… Воспоминания о службе тяготят меня, поэтому я предпочитаю хранить молчание о пережитых ужасах. Рабочие дни текут спокойно, в основном посетители – пожилые женщины и прочие люди, ищущие спасения в лекарствах. Но и сам я далек от здоровья. Кажется, после армии во мне поселилось расстройство личности. Теперь я – частый гость у психолога и психотерапевта. Сам себе выписываю необходимые препараты, надеясь излечить израненную душу, но этот путь долог и, кажется, бесконечен.
Аптека стала моим убежищем, своеобразной крепостью, где я мог хоть ненадолго укрыться от бушующего в голове хаоса. Размеренное перебирание склянок, взвешивание порошков, общение с посетителями, озабоченными своими недугами – все это создавало иллюзию нормальности, столь желанной после пережитого. Но стоило только утихнуть шуму дня, как воспоминания нахлынывали с новой силой, словно волны, разбивающиеся о скалы моего сознания.
Однажды в аптеку зашла молодая женщина. В ее глазах я увидел отблеск той же боли, что и в зеркале. Она попросила сильное успокоительное, что-то, что помогло бы ей заснуть. Пока я готовил лекарство, она рассказала о своем муже, вернувшемся с войны другим человеком, сломленным и потерянным. Ее слова эхом отозвались в моей душе. В этот момент я понял, что не одинок в своей борьбе, что есть и другие, кто несет на себе отпечаток пережитых ужасов.
После разговора с этой женщиной, во мне словно что-то переключилось. Я осознал, что молчание не выход, что замалчивание лишь усугубляет страдания. Решил, что должен найти способ поделиться своим опытом, рассказать о том, что видел и пережил, чтобы помочь другим, оказавшимся в подобной ситуации. Может быть, мои истории стали бы для них лучиком надежды, помогли бы им найти свой путь к исцелению.
Осень уже охватила улицы, окрашивая мир в багряные и золотые тона увядания. Листья, словно монеты, осыпались под ноги, шепча прощальные песни лету. Солнце, словно робкий художник, бросало последние мазки тепла сквозь пелену облаков, согревая озябшую землю. Сентябрь обычно встречал ледяным дыханием, но этот день… этот день был исключением, мерцающим осколком тепла в преддверии зимы. В нем не было ничего из ряда вон выходящего, просто тихая, умиротворяющая теплота, наполняющая душу легкой бодростью и безмятежным удовлетворением.
На работу я шел сытый, зная, что мой скромный заработок позволяет не забывать о пропитании, поддерживая жизненные силы. Работа в аптеке, спокойная и размеренная, умиротворяла меня. Высокий рост, как подарок судьбы, помогал без труда складывать коробки на складе, возводя их в стройные башни. И пусть прошлое осталось позади, пусть я бывший военный, мастер рукопашного боя, чья аптека неприступна для грабителей, теперь единственным моим врагом была тоска, готовая подкрасться незаметно и сковать душу ледяными объятиями депрессии.
Приходя в аптеку, я неизменно ощущал легкий запах лекарств, смесь ментола и трав, будто обволакивающую ауру здоровья. Мои коллеги, тихие и доброжелательные женщины, встречали меня улыбками, и эта маленькая любезность словно подпитывала меня энергией на весь день. Я переодевался в униформу, и серая ткань отчасти скрывала мою прошлую жизнь, делая меня частью этого спокойного, почти стерильного мира. Здесь не было места взрывам и стрельбе, лишь тихие разговоры о болезнях и лекарствах.
В этот день, однако, ощущение умиротворения было особенно сильным. Даже привычная рутина – разбор поставок, консультации клиентов, проверка сроков годности – казалась почти медитативной. Я ощущал, как напряжение, копившееся неделями, постепенно растворяется, оставляя после себя лишь легкое покалывание в пальцах. Солнечный свет, проникавший сквозь большие окна, танцевал на полках с лекарствами, создавая причудливые узоры.
Рабочие дни тянулись в томительном, почти болезненном спокойствии, от которого в душе нарастала глухая тоска. Порой тишину аптеки прорезали визиты откровенно жалких личностей, пытающихся обмануть или украсть, но их потуги были обречены. Однако даже их жалкие попытки не приносили облегчения, а лишь усугубляли гнетущее чувство безысходности.
Порой мозг истошно вопит, требуя событий, словно изголодавшийся зверь. Голод и жажду можно притупить, закинув в себя что-нибудь из фастфуда – суррогат, не насыщающий жизнь подлинными красками. А когда тоска начинает грызть изнутри, на помощь приходит всепоглощающий интернет, готовый утолить любой интеллектуальный голод. Бесконечный поток приложений и соцсетей – цифровой наркотик, не дающий заскучать ни на мгновение, искусно крадущий драгоценное время. В развитие этих виртуальных лабиринтов вкладываются колоссальные ресурсы. Для меня, застрявшего в трясине однообразной работы, это особенно актуально. Сидишь, словно в ожидании чуда, в надежде, что хоть кто-то нарушит унылое течение дня. Но вот, наконец, аптека – всего десять минут ходьбы, и я на месте. Семь часов, пора открываться.
Главный враг на моей работе – сон, этот навязчивый демон. Я никогда не был его поклонником. Еще в армии один безумец твердил, что сон – это пустая трата жизни, бесцельное прозябание в горизонтальном положении. Бред, конечно. Сон необходим, но если бы существовала возможность его обойти, я бы ею воспользовался не задумываясь. Проблема в том, что после службы меня преследуют кошмары, оставляющие после себя лишь горечь и опустошение. Сны – чаще всего бессвязный калейдоскоп пугающих образов. Последний был особенно мерзок: какая-то заброшенная хижина, а в ней – когтистая тварь, вцепившаяся в меня. И к чему все это?
Вдобавок к кошмарам, терзающим мой разум и погружающим в пучину отчаяния, я обречен влачить существование в этом прогнившем от времени и безразличия захолустье под Петербургом. Гатчина… само название звучит как похоронный звон. Здесь, в этом забытом богом месте, где 2039 год кажется злой насмешкой, развитие давно дало обратный ход. Работа – лишь призрак былого, а инфраструктура – жалкое подобие цивилизации. Быть может, когда-то Гатчина и была неплохим городом, но теперь ее участь – гнить в забвении. Промышленность стерта с лица земли, а архитектурные изыски, пусть и хранящие отблеск былого величия, лишь усугубляют тошнотворное ощущение фальши и застоя. Здесь когда-то кипела жизнь, гремели моторы одного из самых передовых заводов по производству авиационных двигателей… Но и его задушили, оставив лишь руины надежд.
За последние несколько лет город будто застыл в ожидании. Единственным признаком жизни стала змеящаяся вокруг Питера стена, взметнувшаяся ввысь, словно символ отчуждения. А еще эти… вышки. Непонятные, зловещие. Никто не знает их истинного предназначения. Местные бабки шепчутся, будто это вентиляционные шахты, выпускающие в небо незримые потоки. Другие, с опаской глядя наверх, твердят о химическом контроле над разумом. Моя же теория проще: их задача – порождать догадки, сеять семена тревоги. Лишь монотонный, утробный гул, пронизывающий все вокруг, служит единственным ответом.
Город погряз в слухах и домыслах, вязнет в трясине неопределенности. Переезды между городами превратились в ад бюрократии. Теперь, чтобы вырваться из этой клетки, нужны не только деньги, которых и так не хватает, но и горы разрешений. Работа, за которую держатся мертвой хваткой, перестала быть спасением, превратившись в жалкую подачку.
Я мог бы бесконечно изливать свою тоску, жаловаться на унылую безысходность, но цепляюсь за то немногое, что у меня осталось. В душе теплится надежда на перемены, на что-то, что вырвет меня из этой серой рутины. Пока же – лишь тягучее, всепоглощающее уныние. И тусклый свет зарплаты, едва достаточной, чтобы не умереть с голоду.
Но даже в этом болоте апатии иногда проскальзывают искры. Недавно я случайно наткнулся на объявление, наклеенное на обшарпанной стене старого дома. Незаметный листок, на котором корявым почерком было выведено: «Ищу единомышленников. Встреча в заброшенном кинотеатре «Родина» в четверг, в полночь». Никаких имен, никаких контактов. Только место и время. Безумие? Возможно. Но в этом безумии крылась та самая ниточка надежды.
В телефоне вспыхнуло уведомление – возможно, это Лиллиан, моя подруга, которую я зову просто Лили. Психолог настоятельно советовал мне завязать знакомство с кем-нибудь новым, чтобы я не утратил связь с миром. Конечно, есть старый друг и сослуживец, но общение с ним не приносит радости – кажется, его тоже терзает недуг, похожий на мой. Сообщение оказалось от Лили. Уже два месяца она уговаривает меня перебраться поближе к Петербургу, в новый район Янино. Петербург – моя давняя мечта, но сейчас это кажется непосильной задачей. Пакет документов почти готов, осталось только найти новую работу. Я потянулся за телефоном, и наши пальцы сплелись в танце букв на экране.
– Доброе утречко, Нэро! Как ты там?
– Нормально. Сижу на работе, пока ничего интересного.
– Понятно. Ну, что ты надумал?
– Насчет чего? – прикинулся я простачком, хотя прекрасно знал, о чем она говорит.
– О переезде в Ново-Янино. Тут так тихо и одиноко… К тому же, я умираю от желания увидеть тебя вживую.
– Думаю, думаю… Даже квартиру присмотрел.
Сам я видел Лили только на ее селфи. Миловидное личико, обрамленное вороньим крылом непокорных волос. Большие, темные глаза, в которых плескалась озорная искра. В ночных переписках мне чудилась в ее словах скрытая симпатия, почти флирт. Не скажу, что я оставался к ней равнодушен, скорее наоборот. Иногда эта навязчивость даже раздражала. Неужели я, с моим пепельным взглядом, короткой армейской стрижкой и вечной тоской в душе, могу кому-то нравиться? Разве что внешне. Возможно, ее зацепил мой рост.
Усмехнувшись своим мыслям, я отложил телефон. Лили, конечно, милая девушка, но я не строил иллюзий. Скорее всего, ей просто скучно в этом новом пригороде, а я – удобный собеседник, готовый выслушать и поддержать. К тому же, переезд в Ново-Янино – это не только возможность познакомиться с ней вживую, но и шанс начать все с чистого листа. Петербург манил, но и пугал своими масштабами и суетой. Пригород казался более спокойным и уютным вариантом. И вот, она снова написала.
Пока я обменивался с ней сообщениями, утекло несколько бесценных часов рабочего времени. В этот предрассветный час аптека пустовала, и редкий посетитель нарушал тишину. Как и прежде, сонливость одолевала меня с неумолимой силой. Я безвольно уронил телефон на стол и, подложив руки под голову, приготовился к непрошеному сну. Не питая иллюзий относительно грядущих сновидений, я обреченно закрыл глаза, предвкушая очередной кошмар, готовый разверзнуться в моем сознании.
Вдали, над бескрайним моховым болотом, дрожали призрачные силуэты – папа и мама. Я узнал их сразу. В руке – детское ведерко, почти пустое, с жалкой горсткой клюквы на дне. Собирать ее – тоска смертная. Тусклое солнце пробивалось сквозь пелену тумана, окутывая зябким теплом болотистую низину. Издалека, словно стон раненого зверя, доносился гул буровых установок, располосовавших болото своими шрамами. Я был мал, совсем кроха. Собирать ягоды не хотелось вовсе, и озорство взяло верх. Решив развлечься, я пустился в пляс по упругим кочкам, усыпанным рубинами клюквы. Побежал к родителям, сминая и круша все на своем пути. Весело хохоча, перепрыгивал через зияющие колеи, топтал кусты, превращая их в кашу. Но очередной прыжок оказался роковым – коварная колея поглотила меня целиком, и я камнем пошел ко дну. В ушах зазвенела тишина. Перед глазами, в мутной зеленой воде, кружились, словно снежинки, ворсинки мха и алые ягоды. И вдруг, над самой поверхностью, склонилась ко мне темная фигура. Сильные руки выхватили меня из болотной пучины. Я тут же очнулся… на своем рабочем месте.
И тут мой взгляд за прилавком упал на скромную фигуру старика. Его лицо, испещренное морщинами, хранило печать долгих лет.
– Здравствуйте, – поприветствовал я его с улыбкой.
– Доброе утро, юноша, – ответил он тихим голосом. – Мне, пожалуйста, «Кардиомагнил-3» упаковку.
За стеной, где в строгом порядке покоились лекарства, я быстро отыскал нужное. Протянув ему коробочку, произнес:
– Вот, пожалуйста.
Дед с сомнением вгляделся в упаковку, словно пытаясь разгадать ее тайну.
– Сколько стоит? – спросил он, наконец.
– Четыреста двадцать рублей.
– Эх, пенсии хватит ли… А скидку для пожилых сделаете?
– Конечно, сделаю, – ответил я без тени раздражения, пробивая товар. – Двести семьдесят рублей.
Старик одобрительно улыбнулся, протягивая мне помятые купюры, завершая мою продажу. Мелкими шажками, словно торопливый жучок, он заковылял прочь, а я остался наедине с тишиной аптеки. День тянулся медленно, посетителей почти не было – наверное, все сбежали на дачи, ловить последние теплые дни. В этой звенящей тишине мысли мои снова уносились к недавнему сну. Болото… Я чувствовал его почти физически, словно привкус мха и сырой воды застрял на языке. Наверное, это всего лишь игра воображения. Завтра – долгожданный выходной. Нужно обязательно сходить к психологу, а послезавтра снова на работу, встречать новую партию товара. Возвращаясь домой, я неожиданно столкнулся с Григорием, моим старым сослуживцем.
– Здорово, Нерон! Как сам? – по-свойски поприветствовал меня старый друг.
– Да ничего, живу. Кошмары все так же не дают покоя, но я что-нибудь придумаю. Сейчас вот к психологу хожу.
– Эх, стремное это дело. Я вот думаю в дурку загреметь. Там хоть полечат, накормят, мозги на место вправят, – Григорий достал из кармана пачку сигарет и неторопливо прикурил.
– Блин, я бы с тобой, да дел невпроворот. В мои планы психушка пока не входит.
– Тебе-то хорошо, работа есть, а мне деваться некуда. Не сплю толком уже неделю, – Григорий совсем поник, опустив голову.
– Я тоже, брат, не сплю. Даже если выйдешь из этого пекла целым, разум все равно изранен. Война, что с ней поделаешь… Хорошо хоть, закончилась.
– Так что, думаешь насчет больнички?
– Гриш, если чувствуешь, что поможет – иди, не раздумывай, – я ободряюще положил руку ему на плечо.
Григорий встрепенулся, и на его лице промелькнула слабая улыбка сквозь навернувшиеся слезы.
– Только не пропадай там надолго, говорят, в больницах медсестры очень даже… приятные, – подмигнул я ему.
– Ладно, друг, я знал, что ты меня поддержишь. Надеюсь, оно того стоит.
Я проводил Григория взглядом, пока он не скрылся за углом дома. В голове крутились мысли, похожие на старые, заезженные пластинки. Война. Она сломала многих, вывернула души наизнанку, оставив после себя лишь пепел и боль. Кто-то нашел в себе силы жить дальше, кто-то искал утешение в алкоголе, кто-то, как Гриша, готов был сдаться на милость психиатров. А я? Я просто пытался забыть.
Но забыть не получалось. Каждую ночь передо мной вставали лица погибших товарищей, взрывы, крики, запах крови. Кошмары преследовали меня, как тень, не давая ни минуты покоя. Психолог говорил о посттравматическом синдроме, о необходимости выговориться, выплеснуть накопившуюся боль. Но как рассказать о том, что видел и пережил, человеку, который никогда не был на войне? Как объяснить ему, что такое страх, когда смерть дышит в затылок?
Обменявшись жалобами на душевные недуги, мы распрощались, и я вернулся в свою обитель. Первым делом поставил чайник, сбрасывая с себя оковы дня. В голове звучал совет психолога: завести неприхотливого питомца. Что он подразумевал? Меня осенила мысль – улитка. Такая же одинокая, как и я, отчужденная от мира. Я бережно положил в ее террариум свежих листьев, а затем осторожно взял ее на ладонь.
«Ну, здравствуй, крошечный великан,» – прошептал я ей.
Омыв ее панцирь под легкой струей воды, я вернул улитку в ее миниатюрный мир. Интересно, можно ли давать улиткам имена?
Дневная дремота на работе не принесла облегчения, лишь добавила усталости, поэтому я, повинуясь привычке, проглотил таблетки и направился к кровати. Включил телевизор, лишь бы не провалиться сразу в пучину бессознательного сна. На экране мелькали какие-то образы, но я был слишком далек от них, мой разум словно сковало льдом. Я вновь начал мучительно искать выход из лабиринта кошмаров, которые день ото дня становились все более жуткими. Помощь психолога казалась такой же иллюзорной, как и мои надежды. Чтобы хоть как-то отсрочить неминуемое погружение в темноту, я заглянул в телефон. Экран пестрел сообщениями от Лили. Отвечать не было ни малейшего желания, но я все же набросал пару бессмысленных фраз.
– Готовлюсь ко сну, а ты?
Через две минуты пришел ответ:
– Я тоже, завтра на работу, и думать об этом так лень!
– А где ты работаешь, Лили?
– Устроилась в кофейню, уже две недели как. И знаешь, у меня очень хорошо получается!
– Мне бы сейчас не помешала чашечка обжигающего кофе.
– Приезжай, я варю его просто волшебно! – ответила Лили, и в конце сообщения сиял улыбающийся смайлик, словно маленький лучик надежды.
– Подожди, Лили, еще немного, через пару дней будет видно.
– Жду с нетерпением!
– Ладно, я спать, – закончил я нашу переписку, чувствуя, как тьма подступает все ближе.
– Спокойной ночи, Нэро.
Нэро… даже короткое имя, вырвавшееся из уст Лили, прозвучало как музыка, пусть и фальшивая, в какофонии моего внутреннего хаоса. Я уставился на экран, словно пытаясь разглядеть за этими пикселями что-то большее, чем просто буквы. Кофейня, волшебный кофе, улыбающийся смайлик… мир, в котором она жила, казался таким далеким от моего. Мир, где есть место обыденным радостям, усталости от работы, планам на завтра. Мой же завтрашний день уже был прописан кошмарами, таблетками и ощущением неминуемой гибели.
Я выключил телефон, боясь, что этот маленький лучик надежды, брошенный Лили, только усугубит мое отчаяние, когда он неизбежно погаснет. Но он не гас. Он тихо мерцал, как далекая звезда, напоминая о существовании другого мира, мира, в котором я когда-то жил. Мира, где чашка кофе могла быть просто чашкой кофе, а не попыткой замаскировать горечь жизни.
Лежа в темноте, я пытался представить себе Лили. Я знал ее совсем немного. Но в ее сообщениях чувствовалась какая-то неподдельная искренность, наивность, которой я давно разучился верить. И все же… что-то в ее словах зацепило меня. Может быть, это была просто отчаянная потребность в хоть какой-то зацепке, соломинке, за которую можно ухватиться, чтобы не утонуть окончательно.
Пока я лежал, утопая в этих мыслях, веки мои тяжелели. Навстречу надвигался очередной кошмар…
Передо мной разверзлась пасть темного леса, поглощая последние лучи угасающего дня. Я застыл на крохотном островке света – поляне, словно выброшенный волной на чужой берег. Двое незнакомцев, маячивших рядом, что-то лопотали на языке, чуждом моему пониманию, словно шепот ветра в чужой стране. Посреди поляны, как древние стражи, возвышались грубые глыбы камней, окутанные тайной.
Недоумение сковывало меня. Мои руки, непривычно огромные и мускулистые, казались чужими. Незнакомцы снова заговорили, их взгляды, как лучи прожекторов, устремились в одну точку. В кромешной тьме я тщетно пытался разглядеть что-то, но страх ледяными пальцами сжимал сердце. Волчий вой, разносящийся по округе, казался похоронным звоном. Необъяснимые шорохи и хрусты, доносившиеся из-под полога леса, множили тревогу.
Вдруг один из моих спутников издал гортанный крик и указал на поляну. В лунном свете мелькнула серая тень – благородный волк угодил в смертельную ловушку. За спиной послышался тихий скрип, но там, в тени деревьев, ютился лишь хрупкий шалаш, словно забытый всеми.
Резкий лязг металла разорвал тишину, вырвав меня из оцепенения. Незнакомцы бросились к волку, добивая его с жестокой решимостью. Вой и лай, доносившиеся со всех сторон, усилились, но стая, словно сдерживаемая невидимой силой, не решалась напасть.
Я, словно зачарованный, наблюдал, как мои спутники омывают кровью убитого зверя древние камни. Сначала ничего не происходило, но внезапно яркая вспышка ослепила меня, и в камнях разверзлась зловещая трещина – портал в неизведанное.
«Что это – магия? Что здесь, черт возьми, происходит?!» – пронеслось в моей голове, словно удар грома.
Не успел я и глазом моргнуть, как один из приятелей, не раздумывая, бросился в разрыв, словно нырнул в темную воду, и исчез. В то же мгновение из лесной чащи, будто тень, метнулась какая-то женщина. Но резкий, оглушительный рев, разорвавший тишину за моей спиной, заставил нас всех обернуться.
Из-под сенью высоких деревьев, словно из преисподней, неспешно выплыло нечто огромное. Сначала я принял это за медведя, но эта тварь была куда больше, чудовищнее. Рев, подобный грому, оглушил меня, я зажал голову руками, пытаясь укрыться от звуковой волны. И тут началось нечто невообразимое: тварь начала меняться, перевоплощаться. Голова ее вытягивалась, приобретая волчьи очертания. Это был самый настоящий оборотень, воплощенный кошмар как из древних легенд. Глаза его мерцали зловещим, рассеянным красным светом, словно два уголька.
Бросив взгляд вперед, я увидел лишь остывающий след моих приятелей, убегающих в мерцающий портал. Инстинкт самосохранения заставил меня рвануть за ними, но оборотень оказался быстрее. Он настиг меня, словно хищник – добычу, и принялся терзать, как тряпичную куклу, раздирая бедро. Боль была невыносимой, парализующей. Я ничего не мог противопоставить этой чудовищной силе. Существо, играючи, подняло меня над собой и швырнуло в груду острых, как клыки, камней. И в этот момент сознание оставило меня. Последнее, что я увидел – это медленно, с оглушительным топотом приближающаяся ко мне тварь… И тут я проснулся.
Мои глаза распахнулись, и я увидел облупившийся серый потолок. Наступило утро.
– Черт, что это было такое, что это за тварь такая огромная и могучая? Неужели я настолько псих?
В ушах слегка звенело от рыка этого чудовища, и мне казалось, что оно до сих пор преследует меня. Я не сразу поднялся с постели, ощущение, будто мое бедро было по-настоящему разодрано. Ногу сводило судорогой. Нужно принять успокоительное и болеутоляющее. Попытался сделать зарядку, но тело хрустело и ныло на каждом движении.
Я с трудом поднялся с кровати, чувствуя себя так, словно меня действительно протащили через дремучий лес. Комната встретила меня унылым полумраком, сквозь щели в шторах пробивались робкие лучи солнца. Голова гудела, в висках стучала кровь, и преследовало навязчивое ощущение, что я все еще нахожусь там, в кошмарном лесу, где обитают чудовищные оборотни.
Пошатываясь, я добрался до ванной, где мое отражение в зеркале лишь подтвердило мои опасения. Бледное лицо, запавшие глаза, темные круги под ними – я выглядел так, словно не спал несколько суток. Включив воду, я плеснул ледяной струей в лицо, надеясь прогнать остатки кошмара. Но ощущение липкого страха, словно паутина, все еще окутывало меня.
После горячего душа, который немного привел меня в чувство, я направился на кухню, чтобы приготовить себе крепкий кофе. Пока машина неспешно булькала, наполняя комнату бодрящим ароматом, я достал из аптечки упаковку успокоительного и обезболивающего. Проглотив таблетки и запив их водой, я почувствовал, как напряжение постепенно отступает.
Телефон мерцал сообщениями от Лили и Константина.
– Доброе утро, Нэро. Как спалось? – писала Лили.
– Ужасно. Приснился оборотень, все тело ломит, – ответил я.
А вот и сообщение от Константина, моего психолога. Короткое напоминание о сегодняшней встрече в два часа дня, не требующее ответа. Не терпится рассказать ему о новом витке ночных кошмаров.
