Kitabı oxu: «Социальные проблемы индустриальной цивилизации»

Переведено по: Mayo E. The Social Problems of an Industrial Civilization. London: Routledge & Kegan Paul, 1975

© Перевод на русский язык. Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», 2025

⁂

Актуальность Элтона Мэйо предисловие к переработанному изданию 1975 г

Книга Элтона Мэйо «Социальные проблемы индустриальной цивилизации» (The Social Problems of an Industrial Civilization) впервые увидела свет незадолго до того, как ученый подал в отставку с должности профессора индустриальных исследований Гарвардской школы бизнеса, которую он занимал на протяжении немногим более двух десятков лет. В то время его научная репутация находилась на пике. В 1946 г. в журнале Fortune была опубликована статья, автор которой поставил Мэйо в один ряд с такими социальными мыслителями, как Торстейн Веблен и Джон Дьюи, отмечая, что его научные воззрения представляют собой прямой вызов базовым допущениям практического мира промышленности¹:

Голос Мэйо, как ученого и практикующего клинициста, в равной степени авторитетно звучит и в заводских и фабричных цехах, и в университетских аудиториях. Его эрудиция распространяется на психологию, социологию, физиологию, медицину и экономику, а практический опыт основывается на постоянном непосредственном изучении промышленности. […] Воззрения Мэйо при посредничестве такой области, как деловое администрирование, оказывают заметное влияние на будущие отношения между американским менеджментом и рабочими. Действительно, согласно широко распространенному мнению, Мэйо держит в своих руках ключ к мирному разрешению трудовых конфликтов.

Впрочем, современные ученые придерживаются разных взглядов на научный вклад Мэйо. Более того, набирает силу поток критических замечаний в его адрес². К тому же критики Мэйо ввели его в довольно сомнительную компанию. Кларк Керр, один из авторов журнала Fortune, воспринял предложенное Мэйо решение проблем, связанных с трудовыми конфликтами, как слишком узкое и монолитное по своим последствиям, несущее угрозу свободе рабочего-гражданина. Поэтому общество должно установить плюралистические рамки урегулирования конфликтов, что позволило бы ему противостоять «всепоглощающей партии коммунистов и фашистов, всепоглощающей корпорации Элтона Мэйо, всепоглощающему профсоюзу Фрэнка Танненбаума и всепоглощающей церкви Т.С. Эллиота»³.

Со дня смерти Мэйо прошло более четверти века, но и сейчас его имя остается на слуху, а его идеи находятся в центре научных споров. Энергичная критика воззрений ученого свидетельствует об их важности для социологов, изучающих индустриальное поведение. В 1950-х годах «ручей» критики превратился в «реку», уровень воды в которой быстро поднимался. Как заметил ближе к концу десятилетия Генри Ландсбергер, «по-видимому, вот уже несколько лет как “удары по Мэйо” – и по движению за человеческие отношения – стали излюбленной практикой многих социологов и экономистов»⁴.

За прошедшее с тех пор время эти удары наносятся немного реже, но их сила отнюдь не уменьшилась. Само имя Мэйо стало синонимом узкого (и до некоторой степени этически сомнительного) подхода к социальным отношениям в индустрии; более того, в языке социологии понятия «мэйоит» и «мэйоизм» приобрели явно негативную окраску. Недавнее изучение исследовательских потребностей в области индустриальных отношений в Великобритании позволяет сделать однозначный вывод о расхожести отрицательных оценок научного вклада Мэйо и его воззрений.

Начиная с середины 1950-х годов индустриальные социологи и психологи все чаще показывали, что они способны внести значимый вклад в исследования трудовых отношений в промышленности. Движению за «человеческие отношения» удалось привлечь немало последователей из числа британских практиков трудовых отношений. В отличие от них представители академической науки первоначально были настроены весьма скептически. Дело в том, что из подробных разъяснений таких авторов, как Элтон Мэйо, следовало, что человеческие отношения возникают в первую очередь в кооперации основной рабочей группы и менеджмента предприятия; при этом игнорировалась или принижалась значительная часть вопросов, интересных для исследователей, изучавших индустриальные отношения⁵.

Все сказанное выше позволяет предположить, что в наши дни труды Мэйо представляют ограниченный интерес, так как их ценность в рамках парадигмы, основанной на довольно избитой интерпретации социальных потребностей индустриального рабочего, весьма незначительна. С этой точки зрения о Мэйо можно было бы сказать, что критики ученого использовали анализ его недостатков как сильный стимул, направивший их на прояснение своих собственных воззрений относительно надлежащего масштаба индустриальной социологии.

Конечно, прочитав эту книгу, читатель поймет, что Мэйо предлагает ему нечто гораздо большее. В самом деле, посмертным критикам ученого пришлось разъяснять такие положения его трудов, как настороженное отношение к государственной власти, недоверие к политикам, скептицизм по поводу формальных процедур, разрабатывавшихся для решения проблем человеческой кооперации – в 1970-е годы все это воспринимается совсем иначе. Достаточно упомянуть о переменах в восприятии трудов Герберта Спенсера, доводы и концепции которого все еще обогащают социологию наших дней⁶. Данное сравнение может показаться натяжкой – все-таки Мэйо и Спенсер представляют разные классы ученых, за исключением, возможно, такого критерия, как интеллектуальное высокомерие, – но у них имеются интересные общие черты. И того и другого можно рассматривать как типичные порождения своего времени. Благодаря усилиям Спенсера был сформирован основной словарь социологии и социальной антропологии; Мэйо никогда не употреблял термин «индустриальная социология», но в безошибочной и (несмотря на возражения критиков) в неизбежной форме определил основные позиции этой дисциплины. В современных условиях, когда общество всеобщего благосостояния уходит в прошлое, некоторые идеи Мэйо, как и Спенсера, приобретают новое звучание, и многие из тех, кто по идейным соображениям полагал его малозначительным автором, неосознанно приходят к тем же воззрениям на методы социологии и их ограничения.

«Социальные проблемы индустриальной цивилизации» – не самая убедительная книга Мэйо. Как представляется, при ее написании автор испытывал немалые сомнения и был не очень доволен окончательным вариантом рукописи. Необходимо принять во внимание, что Мэйо работал над книгой в годы войны, когда ему приходилось заботиться о семье и о себе самом. Это многое говорит нам о Мэйо как о человеке, а также о его научной и исследовательской деятельности. В частности, «Социальные проблемы» позволяют нам узнать, как сам ученый воспринимал интеллектуальный и социальный контекст времени, в котором он составил себе имя и пользовался необычайно сильным влиянием. Наконец, эта книга знакомит нас с формированием системы взглядов Мэйо, без которых развитие социологии, управленческой мысли и образования пошло бы другими путями.

Жизнь и деятельность Мэйо

Детство, юность и образование

Мы до сих пор не располагаем заслуживающей доверия биографией Мэйо, но даже беглый очерк его жизни показывает, что деятельность и научные интересы ученого не назовешь ни прочно обоснованными и ровными, ни традиционными⁷. Джордж Элтон Мэйо родился в Аделаиде в декабре 1880 г. Его родители прочно обосновались в Австралии и были хорошо обеспеченными профессионалами. Отец будущего ученого Джордж Гиббс Мэйо служил инженером. В семье было семеро детей (Элтон – второй по старшинству ребенок). Сестра Хелен выучилась на врача и, возможно, следуя ее примеру, на рубеже XIX–XX вв. Элтон уехал в Англию получать медицинское образование.

Нам еще предстоит узнать о подробностях академической карьеры Мэйо в те давние времена. В 1896–1898 гг. юноша учился в Колледже Св. Петра (Аделаида), по окончании которого в 1899 г. он поступил в местный университет. Вслед за тем Мэйо уехал в Британию, где учился в Эдинбургском университете, но оставил его, не закончив курс, поскольку был явно разочарован рутинными требованиями шотландского медицинского образования. Уже во «взрослой» жизни у ученого возник интерес к личным проблемам, с которыми сталкиваются студенты, но в своих трудах он никогда не затрагивал этот период, хотя при обосновании своих доводов часто ссылался на собственный опыт (обычно стараясь сохранять объективность). Следующие два года (1903–1904 гг.) стали временем неустроенности. Сначала молодой человек оказался в Лондоне, где, по его собственным словам, трудился добровольцем в местном Колледже рабочих⁸. Через некоторое время он оказался в Западной Африке, надеясь «поймать за хвост удачу» в золотодобывающей компании Ashanti Goldfields, но вскоре вернулся в Лондон, чтобы, как достоверно известно, далее отправиться в Канаду. Однако вместо поездки в еще одну новую для себя страну Мэйо воссоединился со своей семьей в Австралии. До того как он окончательно обоснуется в Северной Америке, должно было пройти 17 лет. Будучи в Аделаиде, Мэйо вернулся в университет и начал изучать психологию у сэра Уильяма Митчелла. По словам одного из студентов, учившегося впоследствии у Мэйо, выбор этого наставника объяснялся тем, что «профессор мог отвечать на его вопросы»⁹. В 1910 г. Мэйо получил степень бакалавра с отличием по философии и был награжден стипендией Мюррея как лучший в своем классе студент.

Квинслендский университет

Академическая деятельность Мэйо началась в 1911 г., когда ему было поручено чтение лекций по логике, этике и психологии в Квинслендском университете. Молодой преподаватель создал небольшую, но крепкую Школу ментальной и моральной философии, в которой на протяжении первых трех лет он вел занятия по всем предметам, включая экономическую теорию¹⁰.

В университете и за его пределами Мэйо пользовался репутацией блестящего лектора. Он проявлял особый интерес к профсоюзному образованию и резко критиковал нежелание австралийских университетов поддерживать развитие социальных наук¹¹.

В это время огромное влияние на подход Мэйо к психологии оказали научные труды французского ученого Пьера Жане. Идеи последнего в связи с истерией и навязчивыми состояниями стимулировали и направляли преподавательскую деятельность Мэйо и его научные исследования. Воплощением этого интереса на практике стало психотерапевтическое лечение австралийских солдат, получивших контузии на фронтах Первой мировой войны. Практический опыт оказал глубокое продолжительное влияние на подход Мэйо к проблемам человека как личности в индустриальном обществе, а также дал импульс к примерно тридцатилетней активной практике с отдельными пациентами. Результаты этой первопроходческой деятельности, по-видимому, подтолкнули развитие клинической психологии в Квинсленде (едва ли в то время в Австралии существовала психиатрия как таковая). Дополнительным стимулом стал полученный университетом грант Британского общества Красного креста, выделенный на финансирование создания научно-исследовательской кафедры по медицинской психологии.

Между тем сам Мэйо был назначен на должность профессора философии. Его внимание привлекают проблемы выполнения в промышленности монотонных и повторяющихся задач. Научные публикации Мэйо того времени свидетельствуют о его близком знакомстве с индустриальными вопросами¹². Как представляется, где-то в начале 1920-х годов он пришел к выводу, что способен внести важный научный вклад в исследование индустриальных проблем, особенно тех, которые связаны с адаптацией обычного человека к работе в промышленности.

Прибытие в США

В это же время у Мэйо возникло настоятельное желание посетить США. Его не удовлетворяли возможности исследовательского и академического развития в Австралии и, получив стипендию Лауры Спелман Рокфеллер, в августе 1922 г. ученый прибыл в Сан-Франциско. Мэйо был воодушевлен оказанным ему приемом, особенно на фоне разочарования в Австралии, так как Квинслендский университет отказался продлить его научную командировку еще на полгода. На Зеленом континенте оставались жена и двое маленьких детей Мэйо. Прежде чем семья воссоединилась в Америке, прошло больше года¹³. К тому времени Мэйо подал в отставку со своего поста в Квинсленде и никогда больше не возвращался в Австралию. Первую в США академическую должность в Уортонской школе финансов и коммерции Пенсильванского университета Мэйо получил благодаря Рокфеллеровской стипендии, а первое американское эмпирическое исследование ученого было связано с установлением причин высокой текучести кадров в прядильном цехе текстильной фабрики, расположенной близ Филадельфии. Впоследствии Мэйо использовал полученные в ходе этого исследования результаты для иллюстрации ограничений традиционных подходов, включая свой собственный, к вопросам поведения рабочих на производстве. Одновременно эти результаты, к удовлетворению ученого, показали, что исследования, основанные на экспериментальных изменениях условий труда, полностью осуществимы и стоят потраченных на них усилий¹⁴.

В это время Мэйо написал ряд статей для широкого круга читателей, и некоторые из них были опубликованыв журнале Harper’s Magazine¹⁵. Статьи привлекли внимание Уоллеса Донэма, в то время занимавшего пост декана Высшей школы делового администрирования Гарвардского университета, и он пригласил Мэйо занять должность адъюнкт-профессора индустриальных отношений в этом вузе.

Гарвард и Хоторн

Мэйо был принят на работу в Гарвард в 1926 г. и оставался в университете на протяжении двадцати одного года. За это время он превратился в одного из самых известных (и пользовавшихся одной из самых противоречивых репутаций) профессоров. Тем не менее справедливая оценка роли Мэйо в развитии школы бизнеса и ее научно-исследовательской программы остается довольно трудной задачей.

В частности, Мэйо не участвовал ни в разработке планов, ни в руководстве знаменитыми хоторнскими экспериментами, хотя с ними обычно связывается его имя, а описания этих исследований вошли в две самые известные книги ученого¹⁶. В некоторых популярных источниках утверждается, что хоторнские эксперименты основывались на концепции, предложенной Мэйо, и он непосредственно отвечал за их проведение. Но сам ученый никогда не претендовал на что-то большее, чем участие в ассоциировавшейся с его именем «гарвардской исследовательской группе», хотя на протяжении более чем двух десятилетий он был ее самым старшим ведущим сотрудником и самым авторитетным публичным представителем¹⁷. В некоторых случаях хоторнские эксперименты (и даже приглашение Мэйо в университет) представляют как прямое следствие создания в Гарварде Лаборатории утомления под руководством Лоуренса Хендерсона. На самом деле и эксперименты, и назначение Мэйо имели место до того, как в 1927 г. эта лаборатория начала работу. Группа ученых, работавших с Мэйо, получила известность как «кафедра индустриальных исследований», пусть она и не пользовалась соответствующим университетским статусом; при этом члены группы вели исследования не только в промышленности, но и в других областях.

Учитывая сохраняющиеся разногласия по вопросам детальной организации исследований и роли, которую сыграл в них Мэйо, желательно было бы установить порядок событий, опираясь на более надежные источники о хоторнских экспериментах. Как известно, производственная площадка завода компании Western Electric находилась в Сисеро (пригород на западе Чикаго, близ него рядом с городком Хоторн и был расположен производственный комплекс). На этом крупнейшем производстве компании были заняты 29 тыс. работников. На предприятии выпускались телефоны и специализированное оборудование для компании American Telephone and Telegraph Inc. Руководство последней придерживалось передовых кадровых практик и политики в области социального обеспечения. Неудивительно, что руководство Western Electric приветствовало инициативу Национального исследовательского совета США о проведении экспериментов, посвященных изучению влияния интенсивности освещения помещений на показатели производительности отдельных рабочих. В экспериментах, продолжавшихся с 1924 по 1927 г., были получены неоднозначные и противоречивые результаты, разрушившие твердо устоявшиеся представления, согласно которым улучшение освещенности оказывает благоприятное влияние на производительность. Вследствие этого руководство Western Electric выступило с предложением о проведении дополнительных хоторнских экспериментов, научным консультантом которых первоначально выступил уже участвовавший в исследованиях на предприятии доктор Клер Томпсон из Массачусетского технологического института¹⁸.

Цель этих экспериментов состояла в установлении всех физиологических и социальных условий, а также индустриальных и инженерных изменений, которые могли иметь отношение к результатам труда рабочих. В апреле 1927 г. в одном из цехов завода было открыто специальное испытательное помещение по сборке реле. Зимой того же года Мэйо познакомился с текущими результатами исследований, а в апреле 1928 г. он согласился с предложением руководства Western Electric «принять участие в наблюдениях в помещении для тестирования и высказать свои пожелания»¹⁹. Таким образом Мэйо не участвовал в разработке программы первого из экспериментов. Однако ученый установил и поддерживал тесные отношения с руководителями Western Electric и последующие масштаб и продолжительность программы, по-видимому, зависели от Мэйо, который стал важным связующим звеном между группой исследователей и компанией²⁰.

Мэйо способствовал и расширению перспектив исследований; ему удалось привлечь в Хоторн несколько известных ученых, таких как социальный антрополог Уильям Ллойд Уорнер, по инициативе которого было проведено исследование в помещении для аппаратной разводки (одно из классических исследований в малых группах, которое до сих пор является исходным пунктом изучения ограничительных практик на производстве)²¹.

Особый интерес вызвала у Мэйо программа интервью с рабочими, составители которой намеревались пролить свет на изменения установок участников эксперимента и влияние этих установок на объем выпуска продукции. Ученые проанализировали более 86 тыс. комментариев по 80 темам, полученных примерно в 10 тыс. интервью. Эта программа, начавшаяся в 1929 г. и продолжавшаяся 2 года, стала непосредственным выражением стремления Мэйо к развитию «клинической социологии» (термин, предложенный ученым) и «социальных навыков».

Мэйо поддерживал связи с Хоторном и компанией Western Electric на протяжении всего времени пребывания в Гарварде, но эти эксперименты отнюдь не были основной сферой его научных интересов и академической деятельности. Чтобы оценить широту интересов и степень влияния Мэйо, необходимо принять во внимание его тесные отношения с Л. Хендерсоном.

Хендерсон и Лаборатория утомления

Лоуренс Джозеф Хендерсон (1878–1942) был всемирно известным биохимиком и среди прочего автором фундаментального научного труда по физиологии крови. Практически вся его академическая жизнь прошла в Гарварде, где ученый был весьма влиятельной фигурой. Хендерсон был близким другом президента университета Лоуренса Лоуэлла и декана Школы бизнеса Уоллеса Донэма. Хендерсон и Мэйо сразу понравились друг другу. Это были люди примерно одного возраста с близкими по духу интересами, схожим мировоззрением, предлагавшие коллегам и студентам одни и те же стимулы²².

Мэйо оказался в Гарварде как раз в то время, когда по инициативе декана Донэма начались реорганизация и расширение университетской Школы бизнеса. Лаборатория утомления (Fatigue Laboratory), которую возглавил Хендерсон, была учреждена в 1927 г. с одобрения Донэма. Программа «Исследования опасных индустриальных факторов» лаборатории осуществлялась при финансовой поддержке Фонда Рокфеллера²³.

Первоначально деятельность лаборатории была сосредоточена на изучении нормальной человеческой физиологии. Хендерсон и Мэйо считали необходимым расширить это понятие, включив в него факторы внешней среды, воздействующие на приспособление отдельного человека к умственному и физическому стрессу. Как отмечалось в годовом отчете Фонда Рокфеллера за 1930 г., начиная с 1925 г. Хендерсон и Мэйо изучали «психологические факторы, которые контролируют человеческое поведение (с целью формирования основы для понимания проблем) в администрировании хозяйственной деятельностью, в особенности в области труда рабочих»²⁴.

В наши дни едва ли возможно точно реконструировать организацию деятельности лаборатории, включая соответствующие обязанности Хендерсона и Мэйо. Рокфеллеровский грант получали и использовали для финансирования своей деятельности две разные организационные единицы. Одна из них – Лаборатория утомления под руководством Хендерсона; вторая – группа ученых во главе с Мэйо (так называемая кафедра индустриальных исследований). В приложении к «Социальным проблемам индустриальной цивилизации» профессор Джордж Ломбард (один из коллег, присоединившихся к Мэйо уже после хоторнских экспериментов) перечисляет исследования, проводившиеся при содействии ученого²⁵. В этот обширный список вошли такие хорошо известные и обязательные к упоминанию в социологии исследования, как «Общество на углу улицы» (под руководством Уильяма Фута Уайта), «Семья и община в Ирландии» (Конрад Аренсберг и Солон Кимбэлл) и «Глубокий Юг» (Эллисон Дэвис).

Денежные средства, использовавшиеся для проведения этих исследований, поступали из разных источников, но все они стали возможными только благодаря Фонду Рокфеллера²⁶.

Неформальный характер договоренности о финансировании и руководстве Лабораторией утомления указывает на хорошее взаимопонимание Хендерсона и Мэйо. Очевидно, что последний немало выиграл от того, что его сразу же принял один из самых влиятельных профессоров университета²⁷. Взаимопонимание с Хендерсоном означало явные преимущества для новичка, прокладывавшего собственный путь в Гарварде в период между двумя мировыми войнами. В то же время Мэйо столкнулся с неизбежными рисками, что отчасти объясняет последующее враждебное (в разной степени) отношение к нему окружающих.

Хендерсон был человеком твердых мнений, не оставлявшим сомнений в своих взглядах на социальные и научные вопросы. Частый гость Гарварда в то время, самый влиятельный автор работ по менеджменту Честер Барнард (1886–1961), отзывался о Хендерсоне как о «довольно высокомерном в интеллектуальном отношении. […] Он не терпел глупцов, но пользовался большим уважением у ученых»²⁸. Хендерсон был вдохновителем и инициатором учреждения в Гарварде Общества стипендиатов – элитарной университетской институции, созданной для поощрения «исключительно талантливых и независимых» молодых исследователей «во всех сферах науки и образования»²⁹.

Вместе с Мэйо довелось работать трем молодым ученым-стипендиатам – Джорджу Хомансу, Уильяму Уайту и Конраду Аренсбергу. Первый из них не раз говорил, что находится в интеллектуальном долгу и перед Мэйо, и перед Хендерсоном. Вот как Хоманс живо описывал яркую индивидуальность Хендерсона: «Это был человек с рыжей бородой, придерживавшийся крайне консервативной политики. […] Его метод ведения дискуссии в чем-то напоминал работу свайного молота»³⁰. Мэйо пользовался репутацией «значительно более скромного человека, чем Хендерсон»³¹.

В 1930-е годы Хендерсон восторженно воспринял идеи итальянского социолога Вильфредо Парето (1848–1923), сравнивая его с Галилео Галилеем и Никколо Макиавелли, и использовал все свои таланты для пропаганды идей ученого. Особенно привлекло Хендерсона включение в социологию концепции системы, а также связанные с ней возможности использования идеи равновесия³². Научная деятельность Хендерсона в физиологии и биологии происходила на фоне новых идей о системе и равновесии, способствовавших применению в изучении живых существ аналитических методов физической химии. Важным вкладом в развитие этого направления стало изучение Хендерсоном кислотно-щелочного равновесия в крови, а кульминацией этих научных изысканий стала теория гомеостаза или равновесия в организме его гарвардского друга Уильяма Кеннона.

Хендерсон рассматривал идеи Парето как средство, необходимое для того, чтобы поместить социологию в континуум естественных наук. При этом он был противником рабского распространения последних на социальные науки, к чему Хендерсон и Мэйо относились крайне отрицательно. Теорию социальной системы Парето следовало рассматривать в большей степени как «применение логического метода, доказавшего свою полезность во всех физических науках, для описания сложных ситуаций с участием множества взаимозависимых переменных»³³.

Парето обратился к социологии после того, как добился выдающих научных успехов в экономике, поскольку пришел к выводу, что границы этой дисциплины нуждаются в пересмотре на более узкой основе. В то время господствовало мнение, согласно которому научная экономика должна была сосредоточиться на изучении логичных действий в обществе, например, на соответствии отношений между целями и средствами в реальной жизни отношениям с точки зрения отдельного актора, и где действие определяется предшествующим ему рассуждением. В противоположность этому «логичному действию» Парето заметил, что в реальной жизни действия людей чаще могут быть классифицированы как «нелогичные» или нерациональные. Эта сторона человеческого поведения должна была стать предметом изучения научно обоснованных социологии и психологии, которые дополняли бы области, которые охватывала бы должным образом разграниченная экономика.

Хендерсон всецело поддержал предложенное Парето различие между логичным и нелогичным образом действий, тем более что он долгое время оставался противником позитивизма и чрезмерной рациональности в науке в целом. Важное место, которое Парето отводил ценностям и эмоциям в социальном поведении, прекрасно согласовывалось с воззрениями Хендерсона того времени. Особенно вдохновляла его концепция «остатков» Парето (понятие, использовавшееся для обозначения проявлений основных влечений и чувств, из которых возникает человеческая мотивация). По словам Хендерсона, они «имеют первостепенное значение в социальной системе […] и независимость остатков от логики никоим образом не уменьшает, но увеличивает их значение»³⁴.

На протяжении 1930-х годов Хендерсон продвигал и задиристо отстаивал эти идеи³⁵. Его концептуальный подход способствовало тому, что схема Парето стала более ясной и четкой, а идеи самого Хендерсона оказали значительное влияние на других социологов Гарварда³⁶. Силу этого влияния признавали не только Честер Барнард, но и Толкотт Парсонс и Джордж Хоманс, историки Бернар де Вото и Крейн Бринтон, поэт Конрад Эйкен, антропологи Эллиот Чаппл и Конрад Аренсберг. В дальнейшем двое последних сыграли важную роль в возрождении теорий социального интеракционизма³⁷.

На протяжении большей части времени, проведенного Мэйо в Гарварде, идеи Хендерсона и его участие в различных исследованиях играли важнейшую роль в состоянии социальных наук в университете. По-видимому, ученый оказывал сильное влияние и на тех, кто следовал за ним, и на тех, кто шел своей научной дорогой. В процессе этого интеллектуального «брожения» решающую роль в изменении характера социологии в США сыграла деятельность Парсонса³⁸. В наши дни ясно, что данный сдвиг имел политическое и академическое измерение.

Его источниками был энтузиазм, с которым Хендерсон принял идеи Парето, а также чрезмерный скептицизм ученого в отношении «интеллектуалов» и политиков. Некоторые из участников его семинара, посвященного идеям Парето, признавали, что интерес к итальянскому экономисту и социологу полностью находился в русле политического консерватизма и антимарксистской позиции Хендерсона. Крейн Бринтон писал: «В 1930-е годы в Гарварде определенно существовал поддерживавшийся Хендерсоном “культ Парето”, как его называли коммунисты, сочувствующие им и даже умеренные либералы университета»³⁹. В то же время Парето пользовался широкой известностью как «Маркс для буржуазии», пока, добавляет Алвин Гоулднер, «его, наконец, не окрестили несколько менее пышно – просто фашистом»⁴⁰. Хендерсон был прекрасно осведомлен об этом отношении к «кружку Парето» и в 1935 г. прокомментировал его с присущей ученому язвительностью: «Надеюсь, теперь понятно, что преобладающие описания Парето как Карла Маркса для буржуазии или фашизма – это не более чем производные»⁴¹.

Трудно сказать, в какой степени Мэйо разделял страстное отношение Хендерсона к теориям Парето. Он был участником семинара, но, по словам Хоманса, «никогда не принадлежал к числу истинных паретианцев»⁴². В «Человеческих проблемах» упоминается круговорот элит и вкратце обсуждается «нелогичное социальное действие», но в последнем случае Мэйо ссылается на авторитетных социальных антропологов (в том числе на Бронислава Малиновского, дружба с которым восходит к австралийским полевым исследованиям Мэйо, в которых ученые участвовали перед Первой мировой войной)⁴³. Интеллектуальные контакты Мэйо были гораздо шире, чем это можно предположить из нашего рассказа о его тесных отношениях с Хендерсоном. Не менее важной составляющей оценки идей Мэйо и их развития являются его совместные исследования с Ротлисбергером, Хомансом и Уайтом или коллегами-клиницистами в психиатрии. Очевидно, что любая более поздняя критика работ Мэйо обязана надлежащим образом учитывать силу и характер чувств, направленных против Хендерсона и тех, кто был с ним связан.

«Группа Мэйо»

К тому времени Мэйо был признанным коллегами и студентами сотрудником Гарвардской школы бизнеса, пользовавшейся все более высокой репутацией в различных кругах американского и европейского общества. Он разделял любовь Хендерсона к Франции, но чаще всего пунктом назначения заграничных поездок Мэйо была Англия, где учились в школе его дочери. Мэйо часто выступал на летних конференциях в Великобритании, в первую очередь на тех из них, которые проводились под эгидой Общества индустриального благосостояния и Национального института индустриальной психологии. Научные интересы ученого были все также сосредоточены на отдельном рабочем человеке и факторах, определяющих его ответ на требования промышленного производства. Однако результаты хоторнских экспериментов поставили новые вопросы относительно социальных требований к коллективному труду, роли надзора и технологического давления как на структуру общества, так и на заводской и цеховые уровни.