Kitabı oxu: «Город Чудный, книга 1. Воскресшие»
© Ева Сталюкова, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Эвербук», Издательство «Дом историй», 2025
© Макет, верстка. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2025
Глава 1
– И вот тут как раз привозят бабку. А ты прикинь, четвертый час утра… Мне либо поесть надо, либо вздремнуть, а то я сам труп. Ну, у меня бутерброды, чай налит, кушетку застелил – покемарить… И вот тут… Бабку я, конечно, принял. Расписался, где надо, оформил ее, то-се… И в коридоре у стеночки оставил – в мешке, как привезли. Думаю, поем, тогда уже разберусь. Полежит пятнадцать минут, ей теперь торопиться некуда. Колбаса еще такая была – сервелат… Ну ты же помнишь, Потапова, – подмигнул санитар. Шрам у Ольги на плече словно обожгло. Она непроизвольно потерла его ладонью и заколебалась: остаться слушать этот бред или уйти прямо сейчас?
– Вот сказал и сразу есть захотел, – с притворной досадой заключил санитар и повел носом. – Борщом пахнет.
– Не выйдет, Федя, – покачала Ольга головой. – Я тебя кормить не собираюсь. Захотел – так сам за себя и плати. А я вообще не понимаю, зачем тут сижу. – Она оглядела низкий зал трактира с замызганными стенами, подслеповатыми от грязи окнами и деревянными столами. Свой Ольга уже несколько раз протерла сухими салфетками, что стояли в подставке, но все еще опасалась ставить на него локти. Борщом, кстати, вовсе не пахло, зато от запаха выпечки забурчало в животе. Наверное, лучше уйти.
– Погоди, Потапова, сейчас поймешь. Я как раз первый бутер дожевывал, вдруг слышу: вроде какой-то шум в коридоре. Морг, как бы тебе сказать, Потапова, довольно тихое место, особенно ночью. Сначала подумал, это видосик у меня в телефоне. Вырубил звук, прислушался. Не, точно коридор. Пошел глянуть – а пакет ерзает! Это она там, видать, руками шарила. Сморщенная вся, ей лет сто, наверное.
– А ты что? – Витрина с пирожными у Фёдора за спиной дразнила изобилием. В ее центре возвышалась горка ванильных кексов, самый верхний держался вопреки всем законам физики и грозил обрушиться, раскатив по полкам остальные. Кекс разнузданно подмигивал Ольге с верхотуры своими изюминами. Хотелось надеяться, что это были именно изюмины.
– А что я? Мертвецы у меня еще не оживали. Это, между прочим, не привидения. – Ольга хмыкнула, но Фёдор был серьезен, почти суров: – Занервничал, конечно. Еще бы – живого человека чуть не угробили. А я потом отвечай. Куда эти дебилы на труповозке смотрели, вообще непонятно. Это я тогда так подумал. – Он хмуро проследил взглядом за единственным на все кафе официантом в неожиданно белоснежной рубахе с закатанными по локоть рукавами и идеально отутюженном фартуке.
– А сейчас что? Передумал?
– А сама как считаешь? – Санитар подался к Ольге и почти улегся на стол. Тот крякнул под его весом и напряг все свои ножки. – Если у меня… – Фёдор понизил голос и снизу вверх заглянул Ольге в глаза. – …в следующую смену в холодильнике забальзамированный ожил?
– Ужас. – Ольга непроизвольно отстранилась. Посетители лязгали приборами о тарелки. Запах ванили начинал раздражать. – Считаю, врешь ты, Федя. Это если вежливо. Ну проворонили бабку, всякое бывает. И тысячи за такое не дам, не рассчитывай.
– Обидно мне, Потапова. – Фёдор откинулся на деревянную спинку. – Я тебе хоть раз врал?
– Хм, дай-ка вспомнить…
– В школе – не считается! – Он вскинул обе ладони. Они были отвратительно розовые с короткими толстыми пальцами, похожими на детские сосиски.
– Ага. Ну вот – сразу в отказ. Тогда, значит, кофе с тебя? – Она кивнула на свой нетронутый капучино.
– Злая ты все же, Потапова. Это ты мне мстишь за те бутерброды.
– Не за бутерброды. – Ольга снова потерла шрам под водолазкой. – А за то, что ты мне постоянно напоминаешь про эту гнусь, Федя.
– Ну ты даешь! На такую херню до сих пор злиться!
– Гадом ты, Фёдор, был, гадом и остался. – Ольга встала, стул пронзительно взвизгнул ножками по каменному полу.
– Да сядь ты! Я же не все рассказал…
Несколько голов повернулись в их сторону. Ольга нехотя уселась обратно.
– Не шуми только, – снизил он голос почти до шепота. – У нас главврач новый. Лютует, говорят. Узнает, что я тебе слил, уволит в тот же день. А здесь, сама понимаешь, работа на дороге не валяется.
– Выкладывай уже быстрей. – Вроде бы так просто: встать и выйти. Но Ольга почему-то оставалась на месте.
– Зря ты мне не веришь, – все так же шепотом продолжал Фёдор, отхлебнув кофе. – Думаешь, я тебя из-за недоумершей бабки стал бы дергать? Пфф! Мне еще сменщик мой не понравился – какой-то странный был. Тороплюсь, говорит, дела семейные, то-се – и свалил. Это я потом понял, что за семейные дела, когда стук в холодильнике услышал. Вот тут уже, знаешь… – Он замер, выпучив глаза, на губах у него мелко лопались остатки молочной пенки. – …вот тут уже страшно стало. – Федя схватил Ольгу за запястье. – Он вскрытый был, прикинь! – Ольгу передернуло, и она отняла руку. Фёдор не заметил, его, похоже, слегка трясло: – Вскрытый! С требухой внутри, но вскрытый. Готовый к выдаче, одет, в гриме, то-се. Я в холодильник захожу, а он на каталке сидит. Голову на звук повернул и на меня смотрит. Ладно бы я его живым знал – ну сама понимаешь. Я, грешным делом, решил, кто-то забрался и шутки шутит. А потом пригляделся: мой! Я ж его лично бальзамировал! Вот тут меня ноги и подвели. На пороге стою, пялюсь на него и шагнуть не могу, прикинь!
– И что сделал?
– Дверь тихонько прикрыл и стал руководству звонить.
– И?
– Не поверишь. – Федя шумно выдохнул. – Что, спросили, опять? Опять – прикинь! Ну, говорят, звони в терапию. Пусть койку готовят. А ты его туда отвези. Или отведи, как хочешь. Я говорю: вы долбанулись? Я еще трупы под ручку не водил! А начальник мне: не ссы, Палыч, он тебя не покусает. И ржет, прикинь!
Фёдор отвернулся и хмуро уставился в окно. Оно зевнуло ему в лицо скучной улицей, где ветер играл в салки с пылью.
– В общем, отвез я его. Дверь приоткрыл чуток: не дай бог, думаю, он уже с каталки спрыгнул – пусть тогда сами везут или что хотят делают. Я им не обязан… Запру и оставлю. Но он сидел. Я тогда мешок порвал, в жгут скрутил, сзади к нему подкрался и на грудь ему – хоба! А потом к каталке привязал.
– Взяли?
– Конечно, взяли, куда им деваться! Не первый. Они таким палату выделили. Точнее, две: под баб отдельную. И запирают их снаружи, мало ли что. Но главное, главное: это ж не последний мой был-то. Я за смену еще пару отвез таких же, прикинь!
– Неубедительно, Федь. Не тянет на десятку-то. Не в Чудном. Хотя идея рабочая, согласна. Я тебе сейчас заплачу, припрусь в больницу, мне там пальцем у виска покрутят и отправят. А ты потом мне скажешь: просто они все скрывают.
– Клянусь тебе, Потапова! Вот не сойти с этого места! Я бы тоже не поверил! Но я же лично! Вот этими руками! – Он потряс перед ней пухлыми ладонями.
Ольга поморщилась.
– Может, у тебя – того? Ну Дымный1 там? Шизофрения? – Скрыть брезгливость в голосе получилось не очень.
– Неуместен ваш сарказм, – обиженно выпрямился он. – Я же не один их видел. И оживают они не только в морге.
– Да ну? И где же еще?
Он снова наклонился ближе к ней – Ольге снова пришлось отодвинуться – и зашептал:
– На кладбищах, Оль. У меня друзья есть… Ну как друзья – партнеры. Могилы вскрывают. И в некоторых – упс. Живые люди, прикинь.
– Уж простите мое любопытство, Фёдор, это профессиональное: а зачем они могилы вскрывают?
– Оль, ну ты совсем, что ли? Знаешь, как, бывает, хоронят? Перстни там, серьги. Айфоны в гроб кладут. Зачем они им там? – Он завел глаза и показал подбородком в пол. – А людям пригодятся.
– А ты, значит, типа бизнесмен? Сливаешь дружкам, кто для своих покойников айфона не пожалел? И начинал ты, Федя, гнусно, а теперь так вообще…
– Вот это уже не твое дело, договорились?
– На кой тогда тебе мои десять тысяч сдались?
– Совмещаю полезное с приятным. – Он скользнул взглядом к ее груди.
Ольга предупреждающе подняла руку:
– Поосторожней!
– Ладно-ладно. Ну как тебе тема? Сойдет для твоей унылой газетенки?
– Сам ты унылый! И врешь без огонька. Надо было стажера какого-нибудь к тебе отправить, а не самой время терять. И тема так себе. Непроверяемая.
– А вот это ты зря. У того мужика, ну, которого я в терапию сдавал, панихида на два часа назначена. Вот поезжай сейчас и посмотри, выдадут тело родственникам или нет. Если выдадут – ну что ж, значит, я наврал. Но сама увидишь. Не будет никаких похорон. – Он ткнул на кнопку смартфона на столе, глянул на экран. – Двадцать минут у тебя. Успеешь.
Чтобы зайти в морг, Ольга сначала лавировала между людьми, ожидавшими церемонии, потом потянула на себя истертую длинную ручку – и с первым же вдохом в горле булькнул спазм. Ольга постаралась дышать ртом, чтобы меньше чувствовать запах. От формалина к горлу всегда подкатывала рвота.
В зале прощаний было людно. У стены кто-то в черном перекладывал с места на место горку венков и двигал широкие пластиковые вазы, полные живых цветов. Возвышение, на которое обычно выставляли гроб, пустовало. Этажерка под темно-лиловой торжественной мантией в предполагаемом изголовье служила пюпитром для фотографии с черной лентой. С нее смотрел красивый, средних лет мужчина, в котором Ольга узнала одного из актеров чудновского драматического театра. Подпись под портретом гласила: «Пётр Валерьевич Сысоев». Маэстро, похоже, опаздывал на свой финальный бенефис.
У венков переступала с ноги на ногу заплаканная женщина в траурном платье и косынке.
– И спросить ведь некого, – растерянно обернулась она к молодому мужчине, тоже в черном.
– Побудь тут, мама, – ответил он, ласково притронувшись к ее руке. – Пойду поищу.
Он несмело толкнул боковую дверь с надписью «Вход только для сотрудников». Ольга выждала и шмыгнула туда же.
Облезлый коридор с кафельным гулким полом упирался другим своим концом в наружный выход. Из нескольких дверей по обеим сторонам открытой была только одна, ближайшая. Запах формалина усилился и пригвоздил Ольгу к стене.
– Уважаемый, – донесся из-за двери голос зашедшего. – А где мой отец? Мы ждем уже двадцать минут, люди собрались, а вы тут… обедаете, похоже.
Ольга подошла к дверному проему и заглянула внутрь: три письменных стола вдоль стен, два из которых занимали компьютеры и документы. Между ними низкая кушетка. За третьим столом у черной микроволновки, придвинутой вплотную к стене, сидел человек в светло-зеленой застиранной больничной форме и, видимо, до этого момента с аппетитом уплетал борщ.
– А вам что, разве не звонили? – Санитар воззрился на мужчину, полная ложка зависла над высокой густо-синей миской.
– Кто, простите, должен был мне звонить? – мгновенно взвинтился молодой человек.
– Из отделения. Терапевтического.
– Зачем? – не по слогам отчеканил мужчина.
– Предупредить.
– О чем? – яростно-холодно спросил мужчина.
– Чтобы вы не приходили. Отменили все.
– Простите, что? Как это «отменили»? Вы выгляньте наружу. Как я могу это отменить? Да как вообще можно отменить похороны?
– Не могу подсказать. – Санитар снова взялся за ложку.
Невозмутимости Фединому коллеге было не занимать.
– Не м-можете сказать? А где тело моего отца – м-можете? Тоже не можете?
– Тоже не могу, – мотнул головой санитар, набирая в ложку. – У меня здесь нету.
– Вы что, издеваетесь? Это же м-морг. Где ж оно тогда?
– Я вам сейчас дам телефончик. – Санитар проглотил борщ, потянулся куда-то. – Записывайте.
– Не стану я никуда звонить! – рявкнул мужчина. – У меня умер отец! У меня горе! Это известный в городе человек! Попрощаться с ним пришли его близкие, друзья, п-поклонники! М-мы все оплатили, наконец! Какие м-могут быть звонки?!
– Послушайте, – терпеливо, но все так же невозмутимо сказал санитар. – Ну нету у меня его тела. Где я его вам возьму? Не верите – пойдемте со мной, я вам все покажу. Вообще-то не положено, но уж ладно… Раз не верите – пошли в холодильник, в зал пошли, мне не жалко. Если найдете там вашего… – Он сделал жест рукой. – …забирайте. Распишитесь только – и пожалуйста, я не против. – Он встал со стула. – Ну что, идем?
Мужчина невольно отпрянул, Ольга тоже автоматически отступила. Стоя санитар оказался на полголовы выше посетителя.
– Зачем мне чужие тела? – заартачился мужчина. – Мне нужен мой отец!
– Ну как хотите… Тогда телефончик все-таки запишите. Они во-о-он тут, в соседнем корпусе. – Санитар неопределенно махнул рукой. – Терапевты.
– Но что, простите, труп может делать в терапевтическом отделении? – подала Ольга голос из-за спины Сысоева-младшего. – Терапия для живых все-таки, я правильно понимаю?
Родственник резко обернулся, санитар глянул над его плечом.
– Я из театра, – расплывчато пояснила Ольга. – Люди ждут, послали вот выяснить. Так что, скажите, пожалуйста, может делать покойник в терапии?
– Мне откуда знать, – пожал плечами санитар. – У меня вообще обед, а вы тут ворвались! Номер диктовать? Или идем в холодильник?
– Давайте номер, – решила Ольга и, пока родственник мешкал, достала телефон.
– Но… но что же я скажу людям? М-маме? – пробормотал несчастный сын.
Санитар покачал головой:
– Ну отмените все. Вы это… – Увидев, что Ольга набирает номер, санитар стал теснить их сначала в коридор, а потом в сторону зала прощаний. – Вы оттуда позвоните. У меня работа.
– Погодите, там толпа людей, все на нервах, оно вам надо? – уперлась Ольга. – Давайте мы все же здесь решим.
– Терапия, – ответили Ольге.
– Добрый день, – затараторила она, – мы родственники умершего актера чудновского драматического театра Сысоева. Сегодня в четырнадцать тридцать должна была состояться панихида…
– А потом отпевание, – дернул ее за рукав сын усопшего.
– А потом отпевание! – кивнула ему Ольга. – Все готово, пришли люди, принесли венки, нас ждут в церкви, а труп не выдают! Простите, тело, – поправилась она, заметив, как искривилось лицо сына. – Тело не выдают! Вместо него в морге дали ваш номер.
– Минутку, – сказал голос, потом трубку, очевидно, положили на стол, и слышно стало, как отдаляются чьи-то шаги.
– Алло, добрый день, – раздался в трубке приятный, круглый мужской голос. – Заведующий отделением Антонов. Что вы хотели?
– Мы ищем тело артиста Сысоева, – уже раздраженно сказала Ольга. – А в морге его нет. Говорят, оно у вас.
– Может, и у нас, – согласился Антонов. – Но это не точно.
– А вы проверить не хотите? – разозлилась Ольга.
Сын усопшего стал делать ей знаки:
– На громкую включите! На громкую!
Ольга ткнула пальцем в нужную кнопку.
– Вы не знаете – а мы, что нам делать?! – сорвался на крик Сысоев-младший. – Это, в конце концов, мой отец! Что вы с ним сделали?
– Молодой человек, – устало произнесли на том конце. – Никто с ним ничего не сделал. Если, как вы говорите, он умер…
– Да, умер! Верните мне тело отца немедленно!
– …если он умер, ничего хуже с ним произойти уже не может. На домашний адрес пациента Сысоева, указанный в карте, было отправлено официальное уведомление. Так что ждите. Всего хорошего!
На экране телефона высветился отбой.
– Такой вот ненавязчивый сервис, – буркнула Ольга.
– Ну дела! – пробормотал Сысоев-младший и ослабил узел траурного галстука. – Ну дела… И что теперь? Что им всем сказать?
– Скажите, что похороны отменяются, а дальше всех оповестят. Хотите, я объявлю?
– Хочу! – обрадовался он. – Будьте так добры.
– Вы тогда идите, я вас догоню. А вот матушке вашей придется, конечно, поподробней. Вы пока с ней поговорите.
– Вот что, Фёдор, – произнесла Ольга в трубку, пока мимо плыл поток одетых в темное людей, расходившихся с отмененной панихиды. – Сменщик твой все отрицает. Про зомби не слышал, а некоторые тела, говорит, забирают. Зачем забирают – не знает. Вопрос теперь, кто кому должен. Я тебе десятку за какую-то лажу или ты мне – за то, что я с тобой кучу времени потеряла? Как будем решать?
– Конечно, он тебе не скажет, – хмыкнул Фёдор. – А ты на что рассчитывала? У нас жесткие указания, я ж говорил. Узнают – тут же с работы вылетишь. Надеюсь, ты про меня не упоминала, Потапова?
– Спокойно, Федя. Я свое слово держу, в отличие от некоторых.
В трубке послышался вздох облегчения.
– Но тела-то не было, так?
– Не было. – Ольга проводила взглядом жену – или вдову? – Сысоева, которую вели под руки в сторону катафалка. – Но мало ли что там случилось. Может, эпидемия какая-то опять, и они пока изучают. Откуда мне знать.
– Ну да, ну да. Забрали, значит, зараженные тела поближе к больным, в терапию, то-се. И там изучают. Лаборатория-то у нас, если что.
– А я откуда знаю, терапия это была или нет? Мало ли что за номер.
– Терапия-терапия, не сомневайся. Их там уже штук десять, жмуриков. Какая-то ты, Потапова…
– Жадная? – подсказала Ольга. – Как ты со своими бутербродами?
– Недоверчивая, – вывернулся он. – Стараешься для тебя, а что взамен?
– Ладно, обиженка моя. – Ольга в сердцах пнула медово-кофейный камешек – бывшую гордость затопленных чудновских каменоломен. – Давай так решим. Я хочу своими глазами видеть ожившего покойника. Ты говорил, у тебя копатели? Вот пусть они меня с собой и возьмут. Вскроем парочку свежих могил, посмотрим, что там внутри, порезвимся, одним словом. Если ты прав – договор в силе. Ну?
– Что… – Федька прочистил горло. – …так и пойдешь посреди ночи кладбища обносить?
– Что ты! Главному редактору это не по статусу. Отправлю, пожалуй, кого-нибудь из отдела происшествий. А потом еще заставлю репортаж написать: «Осквернение могил: хобби или бизнес?»
– Знаешь, Потапова, может, ты там и главный кто-то, но точно дурнее, чем я думал.
– То есть расходимся? Жду тогда свою десятку.
Ольга посмотрела на погасший экран и мстительно усмехнулась. Пахло пылью, сыростью с реки и глупыми весенними надеждами. Копание каких-то там могил могло быть только шальной Федькиной выдумкой.
Глава 2
– Никит! – Ольга приоткрыла дверь сынарника, едва зашла в квартиру. – Зойка не звонила? Думает она бабку свою хоронить?
– Не в курсе, ма. – Сын даже не оторвал взгляда от монитора с игрой.
– Здрасте, теть Оль!
Рядом с сыном сидел его лучший друг, обычно безмолвный.
– Привет, Андрюш. Никит, ели чего?
– Не. Бутеров перекусили.
– Ясно, – ответила Ольга уже из ванной, тут же метнулась на кухню и стала мыть куриные голени, нарезать лук, добавлять в сковородку краснодарский соус и набирать воду под макароны. Через полчаса сели ужинать.
– Андрюха, – обратилась Ольга к гостю, – а ты почему здесь вообще? Я тебя не гоню, но чего ты Юле не помогаешь?
– Да я бы с радостью, теть Оль! Но она же сама! Держу не так, пою не то, подгузник меняю неправильно. А теперь вообще нервная стала. Заболела, говорит, Маруся. Я говорю: «Да все с ней нормально, посмотри. Ест, спит – чего еще от нее хотеть, ей же месяц всего!» А Юлька: «Нет, вот три дня назад она на погремушку смотрела, а теперь перестала». Я говорю: «Да просто надоела ей твоя погремушка», а Юлька – в слезы: «Ты черствый, ты не понимаешь». Ну я и ушел.
В детстве Андрей был тем еще заморышем: нежнокож, светлобров и пискляв, – Ольга сразу даже не заметила, что он постарше. Теперь три года казались мелочью, но вначале разница удивила: дружба шестиклашки с девятиклассником – явление не такое уж частое. Как они познакомились, Ольга узнала, когда оба уже окончили школу. Никита признался, что прогуливал уроки, околачиваясь в городском парке и высматривая живность на берегах Мёртвого озера. Андрей же ходил через парк домой – дальней дорогой, потому что на короткой его однажды подкараулили какие-то пацаны и навтыкали зуботычин.
За что, Ольга поняла быстро, когда впервые увидела чужого ребенка у себя дома. На ее приветствие он просто не ответил, вообще не посмотрел в ее сторону. Некоторое время он сидел на стуле и разглядывал сквозь стекло трехлитровой банки белую мышь, выхваченную Ольгой в зоомагазине у владельца какой-то змеюки, который хотел скормить зверька на завтрак своей питомице. Потом Андрей резко встал, молча натянул обувь и, так и не сказав ни слова, вышел за дверь. Никита и ухом не повел, продолжал кормить мышь семечками. «С ним все нормально?» – спросила Ольга, прислушиваясь к звукам в коридоре: не поджигает ли странный мальчик дверь в квартиру. «А, да, – небрежно кивнул сын. – Он просто очень стеснительный».
Тем удивительнее было, что Андрей очень быстро женился.
Однажды вечером Ольга застала у себя на кухне незнакомую девочку с гладкими волосами по плечи и крупной темно-коричневой родинкой у глаза. Та сидела одна, молча, даже телевизор был выключен. Когда Ольга вошла, девочка вскочила со стула и поздоровалась. «Садись, садись, – сказала ей Ольга. – А ты кто?» – «Юля. Я с Андреем пришла». Андрей с Никитой, судя по звукам, рубились за стеной в очередную стрелялку. «Вот негодяи, – возмутилась Ольга, набирая воды в стакан, – бросить сестренку на кухне одну, а самим развлекаться». «Я ему не сестра, – возразила Юля, потупившись. – Мы с ним поженимся». Ольга закашлялась, фыркнув водой на кухонный фартук за раковиной. По сей день она гордилась тем, что удержалась и не спросила, сколько крошке лет. Юле было девятнадцать, они с Андреем познакомились полгода назад. С той самой встречи Ольге стало очевидно, что подходят они друг другу идеально.
Однако женитьба ничего не изменила в отношениях близких друзей: по сей день оба, случись что, бежали друг к другу. Что уж они там обсуждали, Ольге было неведомо. Иногда ей казалось, что они вообще ни о чем не разговаривают, только играют в компьютерные игры или смотрят кино. Но это была лишь видимость: ребята по-прежнему делили на двоих и радости, и беды. Как теперь – когда приболела новорожденная Маруська.
Ольга Андрею тоже сочувствовала: сама сходила когда-то с ума от любой Никиткиной хвори. Спасибо сводной сестре Машке – пока та была жива, могла что-то подсказать, успокоить или помочь, хоть на руках у нее тоже была своя еще совсем маленькая Зойка. С Зойкой Никитка и рос. Двоюродная сестра была двумя годами старше. Шесть лет они дружно прожили в одной квартире: Ольга забрала племянницу к себе, когда ее отец женился второй раз. Мачеха Зойку не обижала, но девочка тяжело переживала смерть матери и чувствовала себя одинокой, особенно после рождения младшего братика. В восемнадцать Зойка перебралась в квартиру прабабки по отцу, Зины.
Прабабка скончалась на днях, и Ольга никак не могла дозвониться до племянницы и узнать насчет похорон.
Вечером Ольга звонила ей несколько раз, в последний – перед сном, но Зойка не брала трубку. Всему виной была, разумеется, плохая мобильная связь на левом берегу реки Жёлчь, делившей город на две части. На правом берегу между тем все работало прекрасно. Все технические проблемы местные жители связывали с падением метеорита: якобы лес за Жёлчью озарился невиданной по яркости вспышкой, затем раздался грохот такой силы, что слабоумный Ермолка-козопас упал замертво, а очнувшись, обнаружил в себе способности, прославившие его среди жителей Чудного в веках. Однако никаких следов метеорита ни тогда, ни позже так и не нашли. Зато жители Чудного привыкли обвинять метеорит в восстаниях станков, отгрызавших пальцы и руки по самые плечи, во взрывах котлов, в отказавших тормозах, заклинивших автоматических дверях и воротах – список взбесившегося оборудования каждый чудновец мог перечислять бесконечно, добавляя от себя все новые кровавые случаи. Нарушение элементарной техники безопасности и пьяную удаль почему-то упомянуть всегда забывали.
Первое настоящее восстание машин Чудный пережил, когда в обиход вошли пейджеры. Чертовы устройства слали абонентам тонны невнятных сообщений, которые, похоже, выдумывали самостоятельно. И наоборот: нужное и важное никогда не доходило. Стоило, впрочем, перейти на правый берег Жёлчи – и все пропущенное появлялось само собой, а бред бесследно исчезал. Мобильная связь ситуацию не сильно улучшила. Сначала думали победить скверну вышками: берег утыкали ими, как ежа иглами, но связь все равно сбоила, дозвониться было сложно – хорошо хоть сообщения рано или поздно доходили до адресатов. Чудновцы свыклись и с этим. Левый берег исправно пользовался стационарными телефонами, оптико-волоконным интернетом – но Зойка не отвечала и на домашний. Ольга звонила ей и утром, и когда поднялась уже на пятый этаж больницы, но нажала на отбой, так и не дождавшись ответа.
Она толкнула обитую коричневым дерматином дверь, на которой теперь значилось: «Главный врач Шевчук Алексей Иванович», и с удивлением оглядела новую табличку с графиком приема посетителей.
Секретарша Катерина, работавшая еще у прошлого главврача Павла Дмитриевича, теперь возглавившего городской отдел здравоохранения, сидела посреди непривычно светлой, обновленной приемной.
– Если бы не вы, Катя, я бы решила, что Чудный запудрил мне мозги и привел в другое место.
Ольга огляделась. Исчезли шкафы вдоль стен, где складировались ненужные, но памятные подарки, потертый кожаный диван для посетителей уступил место трем скромным стульям и узкому бюро, где лежала ручка и несколько чистых листов бумаги. Ольга приоткрыла незаметную дверь, за которой раньше тоже был беспорядочный склад всякой всячины. Теперь там осталась лишь лаконичная столешница с кофеваркой и микроволновкой и скромный холодильник в углу.
– И как вам новый начальник?
Катерина сделала брови домиком и качнула головой, приложив палец к губам.
– Разве он здесь? – Ольга взглядом указала на двустворчатую, в кожаных пупырях, дверь начальственного кабинета.
– Нет, – шепотом ответила Катя. – Но вдруг зайдет. Если что, это вы сами пришли, хорошо? Я вас не пропускала.
– Настолько суров? – удивилась Ольга.
Катерина вздохнула и задумалась.
– Суров. Всё теперь вот так. – Катя повела подбородком вокруг. – Смотрите. – Она встала и раскрыла ближайший шкаф. Внутри него стояли папки. Над самой верхней слева значилось «А», правее была «Б», дальше «В». Шкаф заканчивался на «К». – Порядок любит. Всё по инструкции. Но, честно говоря, так даже легче, когда привыкнешь. На работе не задерживает, обед по расписанию, но за опоздание…
– Орет? – подсказала Ольга.
– Нет, не орет. Он вообще не орет. Он скорее… – Она помялась. – …как ведро с холодной водой тебе прямо на голову выливает. Все ноют. – Она внезапно расцвела улыбкой. – А мне нравится. Он справедливый, не просто так требует. Трудоголик, наверное. Я прихожу к восьми, он уже здесь, ухожу – он остается. Я бы, может, и задержалась… а он отправляет. И так во всем.
– Да, хороший начальник – на вес золота. – Ольга достала из сумки новую визитку и положила перед ней.
– Ого, вы теперь главный редактор! Поздравляю! – Секретарша открыла толстую визитницу и просунула карточку в одно из пустых отделений.
– А что это за история с ожившими мертвецами?
Катя испуганно поморгала Ольге в лицо и промямлила:
– К-какими м-мертвецами?
– Которых из морга в терапию забирают.
– В… терапию? – Катерина стала торопливо перекладывать вещи на столе с места на место. – Разве же можно мертвецов в терапию? Это невозможно, вы же понимаете. В терапии… Там живые люди, больные лежат. Не знаю, не знаю никаких историй, не слышала. – Она бросила на Ольгу быстрый взгляд и тут же нагнулась и зачем-то полезла в ящик стола.
Дверь распахнулась, задребезжав, и вошел мужчина в медицинской зелено-голубой форме в пятнах. Колпак был надвинут ему на самые брови, под глазами набухли темные мешки. Секретарша вдруг вскочила, как школьница перед учителем, и даже щеки ее зарделись.
– Доброе утро, Алексей Иванович.
– Доброе утро, Екатерина Максимовна, – тихо ответил он. – Что по графику?
– Через двадцать минут планерка, – отрапортовала секретарша тоненьким голоском.
Он кивнул:
– Через пятнадцать принесите кофе, пожалуйста. Если усну, разбудите. – Он нащупал резинку от маски, болтавшейся под подбородком, снял ее с правого уха. Слышно было, как маска сухо шуршит, отцепляясь от его щетины.
Главврач бросил на Ольгу короткий, невидящий взгляд и поискал глазами урну.
Ольге не нравилось, когда ее не замечают.
– Здравствуйте, меня зовут Ольга Потапова. – Уголки его губ приподнимала едва заметная улыбка. – Я пришла поговорить с вами о…
– Сегодня приема не будет. – Доктор аккуратно опустил маску в мусорку у аппарата с питьевой водой.
– Так я не на прием.
Он взял пластиковый стакан, согнулся почти пополам, упершись рукой в колено, словно боялся упасть, и подставил стакан под струйку холодной воды. Поскольку он не ответил, Ольга продолжила:
– Я главный редактор городской газеты «Чудные вести». Пришла познакомиться, хочу взять интервью. Вы недавно возглавили городской больничный комплекс, и жители интересуются, какие перемены их ждут.
Вода перелилась через край стаканчика. Он выпрямился и стряхнул капли.
– Простите. – Он смотрел на Ольгу, будто до этого не видел ее. – Вы что-то сказали?
Только теперь Ольга разглядела, что он и не думал улыбаться, это был лишь рисунок его тонких губ.
– Хочу задать вам вопросы. Интервью у вас взять, – повторила Ольга.
Лицо его неприязненно исказилось. Вода внезапно выплеснулась прямо ему на одежду и расплылась на ней очередным темным пятном. Он тихо ругнулся:
– Чёрт! – И тем же тоном заявил: – Вы очень не вовремя.
– Я готова прийти в другое время. Когда вам будет удобно?
– Катерина. – Главврач опрокинул в себя остатки воды, резко смял стакан. – Объясните журналистке порядок.
Катерина с готовностью кивнула и затараторила, будто готовилась:
– Вы должны предоставить запрос, подписанный начальником отдела здравоохранения города…
Главврач повернулся спиной к ним обеим и шагнул к двери в свой кабинет.
– Какой запрос? – растерялась Ольга. – Никогда здесь не было таких правил.
– …в запросе необходимо указать причину, в связи с которой вы обращаетесь, и приложить список вопросов. Алексей Иванович продиктует ответы, и я направлю их вам.
– Это что еще за нововведения?! – возмутилась Ольга. – Речь про интервью, а не про анкету.
Главврач уже одной ногой был у себя в кабинете.
Ольга схватилась за створку двери, не давая ей закрыться:
– В Чудном нет и никогда не было таких правил!
Шевчук потянул дверь резче.
– Отлично! – Пальцы Ольги побелели от напряжения, но она не дала главврачу закрыться. – Значит, сделаем по-другому! Я напишу материал про зомби. Тех, что оживают у вас в морге. Поговорю с родственниками, которые ждали выдачи тел, но так и не получили. Напишу, что вы их зачем-то прячете. Что все это вызывает серьезные вопросы – откуда нам знать, какие эксперименты вы тут проводите! А еще напишу, что главврач больницы комментариев не дает. И тогда посмотрим, какие запросы поступят к вам от отдела здравоохранения!
– Катерина, вызывайте охрану. – Главврач позеленел и покачнулся, но удержался на ногах.
