Kitabı oxu: «Тайна Ватикана», səhifə 3

– Обещаешь позвонить, когда найдешь икону?

– Обещаю, – улыбнулся Камиль Шамильевич.

На улице прояснилось. Город, вымытый дождем до зеркального блеска, сверкал в асфальте лазоревым светом. Духота ушла, ей на смену пришла желанная прохлада. Над рекой двигалось полупрозрачное марево. Из-за посеревших туч, потерявших мрак, к небу поднимался клочковатый дым. Он все более редел, а в самой вышине становился почти прозрачным. Неожиданно солнце закрыло белесое облако, а на здание медленно наползла полупрозрачная тень. На какую-то секунду город окунулся в мрачную серость, но уже затем торжеством света над тьмой через рваные облака отыскал дорогу яркий луч, золотом окативший мокрые стены зданий. Через густые кроны деревьев, сплетенные из веток и листьев, создававших замысловатую тень, мягко просачивался этот свет, оставляя на тротуарах золотые пятна, которые безжалостно топтали прохожие. Город выглядел помолодевшим.

Время поджимало, пора было уходить. Попрощались тепло, как было заведено между старинными друзьями.

Входная дверь за спиной неслышно закрылась, а доски на пороге, проявив благоразумие, не издали ни писка. Перешагнув через небольшую лужицу, разлившуюся на тротуаре, Камиль Исхаков заторопился к припаркованному автомобилю.

Глава 5
Войне конец

Город Эфес, расположенный на берегу Эгейского моря, многие столетия знавший величие, с годами померк. О его богатой истории напоминали лишь многочисленные руины античных строений. Поражавший размахом храм греческой богини Артемиды, простоявший в неизменности почти шестьсот лет, переживший на своем веку множество пожаров и землетрясений и устоявший перед ними, был разрушен людьми в короткий срок, а камни от стен и колонны были растащены.

От здания Притании¹², где размещались канцелярские службы и проводились праздничные приемы и пиры для городской знати, остался только первый этаж. Храм Адриана, посвященный императору, оставил после себя несколько колонн, поддерживающих легкую арку. Неизменным выглядел лишь большой театр, с окружавшими его высокими стенами, как если бы вчерашним вечером его покинули артисты, уехав на гастроли в соседний город.

Большая часть Эфеса пребывала в запустении. Порт заиливался, не давая возможности кораблям причаливать к пирсу, а дворцы, некогда видавшие роскошь, заросли лещиной и туей. Но каменные дома, пережившие греческую и римскую эпохи и испытавшие немало потрясений, ровными линиями выстраивались в улицы, начерченные некогда древними архитекторами.

Переговоры решено было провести неподалеку от большого театра, расположенного в самом начале проспекта, упиравшегося в невысокие холмы горы Панаир, поросшие чахлыми кипарисами и тонкоствольными соснами, в каменном двухэтажном доме на небольшой возвышенности, с которой прекрасно обозревались весь город, точнее то, что от него осталось, и гавань, спрятавшаяся в парящую дымку.

Комната, где расположились два правителя мира – Лев III Исавр и Умар ибн Абдул-Азиз, – была небольшой, явно не соответствовавшей их статусу, лишенной каких бы то ни было украшений, лишь статуэтка Артемиды с многочисленными сосцами, напоминающими гроздья винограда, указывала на то, что, несмотря на распространение христианства, в греческой местности богиня по-прежнему оставалась почитаемой.

В комнате кроме басилевса и халифа присутствовало еще по два человека от каждой стороны: ближайшие советники и писари. Небольшие конные отряды сопровождения разместились в широкой лощине, где густо произрастала старая оливковая роща. Позабыв на некоторое время о распрях, командиры противоборствующих отрядов о чем-то степенно разговаривали. Было заметно, что легкая беседа доставляет удовольствие обоим. Внешне они походили на братьев: коренастые, смуглые, загорелые до черноты, с мускулистыми руками и белозубыми улыбками. Общались друг с другом не хуже самых изысканных дипломатов и лепили улыбки с такой старательностью, как если бы от их учтивости зависел исход встречи императоров.

Рядовые кавалеристы, не испытывая к противникам неприязни, перебрасывались шутливыми фразами, вели себя вполне доброжелательно, вместе хохотали над удачными остротами, вспоминали места, где приходилось побывать, рассказывали о красивых женщинах, но все это совершенно не помешало бы им сойтись на поле брани лицом к лицу и драться со звериной свирепостью.

Лев III, родившийся в малоазиатской области Исаврии, горной, скалистой, малодоступной, обитатели которой славились злобным нравом, причиняли неприятности не только соседям, но и государям Римской империи, по воле судьбы вдруг сам становится басилевсом и создает новую династию. На встречу с Умаром он пришел не с пустыми руками: война с халифатом, которая, казалось бы, сходила на нет, возобновилась с прежней силой, и ромеейские полки, возглавляемые воинственными исаврами¹³, успешно отвоевывали занятые земли. Халиф Умар не мог об этом не знать.

– Басилевс Лев III и халиф Умар сидели за небольшим кипарисовым столом напротив друг друга. Они были разными, как жара и холод, как плюс и минус, как гора и равнина, как христианство и мусульманство. Обоих объединяло стремление поделить мир, в котором они являлись полновластными хозяевами на своих обширных территориях, простирающихся на многие тысячи миль во все стороны. И эта схожесть была куда крепче, чем все многочисленные различия.

– Я представлял тебя немного постарше, – негромко произнес Лев III, знавший арабский язык.

– А я полагал, что ты будешь помоложе, – едва улыбнулся халиф. Ничто не свидетельствовало, что напротив него сидел безумный исавр: басилевс больше походил на старца, умудренного опытом. Или на опытного воина с укрощенным мятежным духом. – Ты хорошо говоришь по-арабски. Правда, в народе молвят, что ты сириец?

– Обо мне болтают много разного, – уклончиво ответил император Византии, – еще говорят, что я армянин. Могу сказать совершенно точно одно, я родился на границе с Арабским халифатом. Среди моих соседей было немало арабов, так что арабский язык я знаю с детства. А правду говорят, что всего лишь несколько недель назад ты был простым солдатом у своего дяди Сулеймана?

– Народ никогда не обманывает. Правда.

– Теперь ты – халиф… Очень неплохая карьера для простого солдата.

– Меня не тяготила солдатская служба. Я мог бы оставаться им и дальше, но моя судьба находилась в тугом свитке, перевязанном зеленой шелковой ленточкой, с подписью и печатью почившего халифа Сулеймана.

– Ты говоришь о завещании своего дяди?

– О нем. Сулейман хотел, чтобы именно я стал халифом. Я об этом даже не догадывался.

– Значит, он тебя любил больше, чем своих сыновей.

– Халиф Сулейман был добр ко мне… Но больше всего он любил государство, которое создавал.

– Понимаю, тебе было непросто. Куда проще быть солдатом, где за тебя думают и решают другие. Ты же отвечаешь сразу за все государство и не имеешь права на ошибку. Солдату даже умирать легче…

Высшую власть каждый из собеседников получил по-разному, что лишь усугубляло их различие и объединяло одновременно: оба были простыми солдатами, вот только одному пришлось добиваться верховной власти, пройдя через множество войн, а другому она свалилась в руки подарком судьбы. И если император Лев III стремился удержать ее всеми силами, то халиф Умар совершенно ее не ценил. Но у обоих была одна цель – сделать свое государство еще сильнее!

– Это нелегкий крест – быть для всех господином, – заметил басилевс Лев III.

– Не уверен насчет креста… Все-таки я мусульманин. Но такая ноша и в самом деле для меня очень тяжела… – немного помолчав, Умар продолжил: – Брат мой, мы оба с тобой рабы Всевышнего, но стоим по разные стороны правды. Но вот если ты такой верующий, почему ты тогда не запрещаешь иконы?

– А почему, по-твоему, я должен их запрещать? – слегка нахмурился басилевс.

– Ведь в твоем государстве идет почитание не святых, а икон, фресок и книг с изображениями святых. Ведь в Ветхом Завете говорится: «Не сотвори себе кумира. И никакого изображения того, что на небе вверху. Не поклоняйся им и не служи им».

– Ты хорошо знаешь Ветхий Завет, брат мой Умар.

– Я хорошо знаю не только Ветхий Завет, но и своих соседей. Мы должны знать друг друга, чтобы крепко дружить. Однажды Ибн Умар рассказал: «Посланник Аллаха (мир ему и благословение Аллаха) договорился с Джибрилем о том, что тот придет к нему, но тот не пришел. Посланник Аллаха стал тревожиться о нем и вышел на улицу и тут повстречал Джибриля и спросил у него, почему тот не пришел? А тот ответил: „Мы не входим в дом, в котором есть собака или изображение“».

– Я понимаю тебя, брат мой, – произнес Лев. Повернувшись к советнику, стоявшему неподалеку, приказал, показав на стоявшую статуэтку Артемиды: – Убери этого идола куда-нибудь подальше, не в наших традициях обижать гостей. И нам тоже негоже сидеть в обществе языческого бога. – Когда советник вынес скульптуру за дверь, продолжил, словно извиняясь: – Это ведь город Эфес, здесь и сейчас почитают Артемиду как главную хранительницу очага. Трудно найти дом, в котором бы она не стояла.

– Все дело в скромности, немало великих людей предстало перед Богом, но они совершенно невидимы среди обычных людей, потому что нет их изображений. Они уходят незаметно, никто о них не знает. Но зато остаются их дела, их благородные поступки, которые передаются из уст в уста, из поколения в поколение, которые помнят благодарные потомки. Разве пророк и посланник Всевышнего имели изображение? Нет… Но их великие дела остались. Нет ничего грешнее того, кто приписывает себе умение творить подобно Всевышнему. Разве художник способен вдохнуть в нарисованное жизнь? Однако они хотят казаться такими, как если бы их картины были написаны самим Всевышним. Как же из мертвого сотворить живое? На это способен только Аллах. Вскоре они и сами возомнят себя богами. Не существует большего греха, чем этот… Брат мой, нам не нужно воевать между собой, у нас имеются противники посерьезнее, мы должны объединиться и воевать с тобой против безбожников, которые наделяют неодушевленные предметы божественной силой. Обещаю тебе, между нами всегда будет мир, если мы будем следовать общим правилам. И тогда ни одна стрела не полетит в сторону твоих жилищ.

– Ты отведешь свои войска от Константинополя? – с некоторым недоверием спросил император.

– Я отдам приказ моим военачальникам тотчас вернуться в халифат, как ты мне пообещаешь, что будешь бороться с идолопоклонниками, – в упор посмотрел на басилевса халиф Умар.

Приложив руку к груди, император ромеев пообещал:

– Клянусь именем Господа моего, что я сожгу все иконы в Римской империи, уничтожу все фрески в храмах с изображением святых, сожгу все книги с их изображениями, чтобы повернуть своих подданных лицом к Богу и чтобы в твоем лице обрести настоящего друга и установить между нашими великими государствами подлинный мир.

– Я бы хотел выкупить всех пленных солдат, – добавил Умар. – Что такое солдатская доля, мне хорошо известно.

– Ты получишь их, брат мой Умар.

– У нас с тобой общие цели. Я был уверен, что мы поладим. Позвать ко мне Тарика ибн Зияда, – приказал халиф секретарю.

Через минуту в помещение вошел высокий худощавый мужчина в зеленой тунике с короткими рукавами, белый хитон был подпоясан с напуском. На костлявой голове белый платок. Это был военачальник Арабского халифата, сумевший покорить королевство вестготов. Солдаты его называли «стучащий в дверь»: в какой бы город ни постучался Тарик, тот непременно распахивал свои врата. Теперь на очереди был Константинополь.

Не привыкший сгибать прямую спину на поле брани, он низко поклонился халифу Умару, выражая свое глубокое почтение.

– Как выяснилось из разговора с императором ромеев Львом III, у нас куда больше сходств, чем различий. Наши внутренние враги опаснее внешних. Я борюсь за чистоту ислама в халифате, а брат мой борется с идолопоклонниками в Византии. Нужно помочь басилевсу в этом… Отведи войска от Константинополя и возвращайся в халифат.

Военачальник, покоривший жестоких вестготов, захвативший Пиренейский полуостров, завоевавший Испанию, по праву считался лучшим полководцем халифата. Оставалось последнее – взять Константинополь. И вот, когда цель была невероятно близка, а созревший плод уже сам готов был упасть в его крепкие ладони, удача вдруг отвернулась от него – он должен возвращаться в Дамаск, не предприняв попытки захватить столицу Державы ромеев.

Посмотрев с укором на халифа, Тарик надеялся, что тот отменит приказ, но Умар продолжил суховатым тоном:

– Как долго мне ждать ответа?

– Господин правоверных, я выезжаю немедленно в войска, чтобы в точности исполнить твое распоряжение, – отвечал полководец, распрямившись.

– А теперь мне необходимо помолиться. Недалеко отсюда есть молельная комната… Если Аллаху будет угодно, мы еще с тобой встретимся, брат мой.

Басилевс Лев III последовал за халифом, вышедшим на каменную дорогу. Выложенная еще древними римлянами несколько столетий назад, она по-прежнему оставалась крепкой, как если бы время пробежало мимо нее, лишь по обочинам заросла высоким густым разнотравьем, вперемешку с низкими колючими кустами.

Из бухты, отстоявшей на пять километров от холма, открывался хороший вид: на пристани, толкаясь деревянными пузатыми бортами, стояли парусники.

К халифу подвели белого, словно первый снег, жеребца. Горячего, нетерпеливого, с чуткими ноздрями, длинной шеей и тонкими ногами.

– Это ваш конь, повелитель правоверных. Он лучший во всем Арабском халифате! – торжественно объявил слуга.

– А где же мой старый и верный товарищ? – неожиданно спросил халиф Умар, посмотрев по сторонам.

– О ком вы спрашиваете, господин правоверных? – озадаченного поинтересовался слуга.

– Я говорю о моем старом верблюде, с которым я прошел немало дорог, в том числе и военных, когда был простым пехотинцем, и который ни разу меня не подвел и всегда был верен мне.

– Господин правоверных, мы посчитали, что жеребец принесет вам радость, – смущенно отвечал слуга.

Халиф отрицательно покачал головой:

– Нет большей радости, чем общение со старыми и верными друзьями. Приведите ко мне моего верблюда.

К халифу Умару подвели пегого верблюда, стоявшего на привязи в оливковой роще. Увидев вдалеке хозяина, животное энергично закачало головой, приветствуя. Мягкими толстыми губами верблюд ткнулся в плечо халифа, выпрашивая лакомство. Вытащив из складок одежды кусок лепешки, Умар протянул его верблюду, и животное, горделиво подняв голову, энергично задвигало челюстями.

Отказавшись от помощи подскочивших слуг, халиф уверенно устроился между двумя горбами верблюда и слегка потрепал его по шее.

– Поспешим, мой друг, у нас длинная дорога.

Верблюд, услышав команду, неторопливо зашагал, увозя на спине драгоценную ношу. Халиф Умар в сопровождении тяжелого конного отряда спускался по накатанной каменистой дороге к гавани, где его уже поджидал корабль.

Некоторое время басилевс смотрел на удаляющегося Умара. Его узкая гибкая спина, то поднималась вверх, а то склонялась в стороны, как если бы халиф раскачивался на волнах. А вскоре частокол из копий, следующих за ним всадников скрыл гавань, а вместе с ней и халифа.

– Что прикажешь, басилевс ромеев? – спросил военный советник.

– Войне конец, – объявил Лев III, – навоевались… Мы возвращаемся в Константинополь.

– И как долго будет мир?

– Хм… Об этом может знать только один Бог. Во всяком случае войны не будет до тех самых пор, пока будет жив халиф Умар. Он из тех людей, что умеют держать слово. Так что давайте помолимся о его здоровье.

ВЕРНУВШИСЬ В ДАМАСК, ХАЛИФ СРАЗУ НАПРАВИЛСЯ В БОЛЬШУЮ МЕЧЕТЬ, где молился более трех часов. Оттуда в окружении стражи он поехал в свой небольшой дом. Дни тянулись размеренно. На границах государства установилось затишье – молитвы халифа достигли ушей Аллаха.

Осенью Умар стал жаловаться на сильные боли в области живота, особенно усиливающиеся после приема пищи. Он потерял аппетит, сильно исхудал, щеки его одрябли и ввалились, кожа на лице пожелтела. Еще недавно полный жизни и цветущий, халиф превратился в ветхого старика.

Через год, чувствуя исход жизни, халиф Умар перебрался в монастырь Симеона Столпника, расположенный в тридцати пяти километрах от Алеппо, где выкупил небольшой участок для могилы.

Здоровье Умара ухудшалось день ото дня: он уже не мог передвигаться самостоятельно, опирался на крепкие руки слуг, которые днем и ночью оставались при своем господине.

В один из ясных весенних дней халиф призвал к себе в монастырь всех приближенных. Обстановка в его комнате была скудной, аскетичной: вдоль холодных каменных стен стояли лавки, на полу лежал небольшой ковер. Халиф Умар расположился в кресле за небольшим столом, на котором лежали пергамент, остро заточенная палочка для писания и стояла фарфоровая чернильница. Невзирая на тяжелую болезнь, халиф продолжал исполнять обязанности главы государства: издавал указы, принимал вельмож, проводил совещания, поощрял подданных, порой находил время и для встречи с друзьями.

Прибывшие вельможи не смели смотреть на немощного халифа. За последние два года из крепкого молодого мужчины Умар превратился в ходячую мумию. С его праведными деяниями следовало жить очень долго, но болезнь, подточившая желудок халифа, теперь отбирала у него последние силы. По щекам вельмож, искренне любивших своего господина, текли слезы, каждый из них осознавал, что халиф Умар доживает последние дни.

Нынешний визит больше напоминал прощание.

Халиф, поддерживаемый слугами, пожелал опуститься на ковер, напротив него полукругом расселились и вельможи.

– Простите меня, если я вас чем-то когда-то обидел, – произнес халиф Умар слабым голосом. – Я делал это не со зла, получалось невольно.

– Повелитель правоверных, – отвечал главный советник, – на свете не было более справедливого господина, чем ты. Мы счастливы, что служим тебе и халифату.

– Придвиньтесь ко мне поближе, я плохо вижу вас, – неожиданно попросил халиф, – а мне бы хотелось заглянуть в ваши просветленные глаза.

Присутствующие пододвинулись ближе. Неожиданно взгляд халифа застыл, крупные запавшие темно-карие глаза в упор смотрели на приближенных. Широкие черные брови сместились к переносице, во взоре появилась нехарактерная для халифа страсть. В молчании прошло несколько долгих минут.

Главный советник, не выдержав направленного на него взора, негромко произнес:

– О повелитель правоверных, мы тебя чем-то прогневали? Ты сердишься на нас? Нам горько видеть твой суровый взгляд.

– Кто вы? – неожиданно отрешенно спросил халиф Умар, посмотрев вокруг.

– Мы твои слуги, повелитель правоверных, – напомнил главный советник.

– Это не так, – едва покачал головой теряющий силы халиф. – Я вижу присутствующих здесь… Но это не люди и не джинны, тогда кто же вы?

Неожиданно тело его расслабилось, и Умар, не дождавшись ответа, опрокинулся на подушки, подставленные под спину, и застывшими неживыми глазами воззрился в потолок.

Главный советник, глотая слезы, закрыл дрожащей ладонью халифу Умару глаза и, обернувшись в сторону Мекки, прочитал молитву:

«Этот дом в будущей жизни Мы даруем лишь тем, кто не стремится к высокому положению на земле, а также к нечестию. Счастливый исход уготован только богобоязненным».

Глава 6
2000 год
Католический богослов

Поднявшись на второй этаж по чугунной ажурной лестнице, гулко отсчитывавшей шаги, глава города пересек приемную, где размещался небольшой стол референта, и спросил:

– Мне никто не звонил?

– Из Москвы сообщили, что Казанский Кремль будет включен в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Осталось подготовить кое-какие документы, они лежат у вас на столе.

– Хорошая новость, – ответил Камиль Шамильевич и прошел в свой кабинет.

Кабинет удобный. С левой стороны на стене висела карта Казани, завешенная серой занавеской. С правой – размещался стол, к которому была придвинута небольшая тумба со стоявшими в ровный ряд телефонами: три белых и один черный. Сразу напротив двери – два больших окна с видом на улицу Кремлевскую.

На рабочем столе посередине, перед креслом, находились аккуратно разложенные бумаги, требующие немедленного рассмотрения. Немного подальше папки с документами, нуждающимися в дополнительном уточнении.

Над входной дверью висели круглые часы с большими черными стрелками. Через пятнадцать минут должен подойти доктор богословия, профессор Гиссенского университета Адольф Хампель. Знакомство с ним произошло на конференции в Казанском университете, с которым университет Гиссена имел длительное партнерство.

Одетый в деловой синий костюм в едва заметную белую полоску профессор производил благоприятное впечатление. Поджарый, сухой, с благородной сединой в густых волосах, он значительно выделялся среди присутствующих. В скупых жестах, в повороте головы чувствовалась природная аристократичность, которую невозможно сыграть, подсмотреть или выработать, ее можно приобрести только генетически. Поэтому не было ничего удивительного в предположении, что его выступление станет запоминающимся. Ожидания оправдались: свое приветствие к собравшимся он произнес на латинском языке.

В дальнейшем разговоре выяснилось, что Адольф Хампель из судетских немцев и прошел длительный и нелегкий путь к русской культуре. Еще со студенчества интересовался русским фольклором и историей, а немного позже всерьез увлекся литературой XIX века. Но первым его увлечением как католика было богословие, по которому он защитил докторскую диссертацию, после чего длительное время работал в Ватикане.

Камиль Исхаков подошел к ученому в перерыве между докладами и, представившись, заговорил:

– Господин профессор, вы говорили на латыни, но у меня есть серьезные подозрения, что вас никто не понял.

Адольф Хампель рассмеялся – он испытал искреннюю симпатию к человеку, которого повстречал впервые в жизни.

– Может, кто-то и понял… В зале сидело немало коллег из Западной Европы, где в гимназиях до сих пор преподают латинский язык. А дело вот в чем… По замыслу руководителей конференции, каждый выступающий должен был поприветствовать слушателей на своем родном языке. Но я ведь из Германии, а на конференции уже дважды звучала немецкая речь, повторяться мне не хотелось, потому я произнес приветствие на латыни. Тем более что я богослов, и латинский язык, можно сказать, мой второй родной язык.

– Я бы хотел пригласить вас к себе завтра в городскую администрацию. У меня к вам будет очень интересное предложение, надеюсь, что оно вам понравится. В десять часов утра вас устроит?

Улыбка у бургомистра широкая, добродушная, обезоруживающая. На сухощавом лице профессора Хампеля промелькнуло нечто похожее на любопытство: «Что же такое мусульманин может поведать католическому богослову?»

– Хорошо, я обязательно подойду.

ПРОФЕССОР ХАМПЕЛЬ ПРИШЕЛ ТОЧНО В НАЗНАЧЕННОЕ ВРЕМЯ. Теперь на нем был серый костюм из мягкой английской ткани, вместо галстука неброская синяя бабочка.

– Присаживайтесь, – показал Камиль Исхаков на свободный стул у стола. – Вы что-нибудь слышали о Казанской иконе Божьей Матери?

– Знаю, что такая икона существует, и она как-то покровительствует России.

– Все так… Казанская икона Божьей Матери – это самая главная святыня нашего города. К сожалению, она пропала… Есть несколько версий ее исчезновения. Первое расследование состоялось в 1904 году, его проводила царская сыскная полиция, которая выяснила, что икона была украдена, затем ее разрубили на куски и сожгли в печи. Есть другая версия, будто бы икону продали за границу в 1920 году. Существует и третья: она пребывает где-то в католическом мире. Никто из православных не верит, что такая значимая икона могла просто исчезнуть. Такие реликвии не пропадают… И я придерживаюсь этого же мнения.

– Можно направить запрос в Ватикан, если эта икона действительно столь ценная, то там должны что-то знать о ее судьбе, – предположил профессор Адольф Хампель.

Бургомистр Исхаков отрицательно покачал головой:

– Для нас это практически невозможно… У России с Ватиканом на межгосударственном уровне почти не осталось контактов. Можно было бы попытаться узнать о судьбе иконы через Православную церковь, но контакты между Католической и Православной церквями также минимальные. А спрашивать о таких серьезных вещах, как Казанская икона, просто недопустимо. Любой наш запрос по поводу православных святынь администрация Ватикана оставит без внимания.

– Соглашусь с вами, это непростой вопрос.

– Я тут немного наводил о вас справки, мне сказали, что вы долгое время работали в Ватикане? Это правда?

– Восемь лет.

– Наверняка у вас в Ватикане остались какие-то знакомые, друзья…

– Конечно, – легко согласился профессор, – я до сих пор поддерживаю с ними самые теплые отношения.

– Не могли бы вы узнать через свои каналы, где могла бы находиться Казанская икона Божьей Матери?

Профессор неожиданно рассмеялся. Его смех был звонким, почти мальчишеским.

– Ха-ха-ха! Вы хотите сделать из меня русского шпиона в Ватикане. Предупреждаю вас, государство Ватикан имеет одну из самых разветвленных и действенных разведок в мире. Через каждую католическую церковь в Ватикан стекается информация и передается в Секретариат Святого престола, где она самым тщательным образом документируется и анализируется. Как ваш шпион я могу провалиться! Наверняка меня будет ожидать заточение в подвалах Ватикана.

Камиль Исхаков широко улыбнулся: «Этот профессор – весьма забавная личность».

– Тогда уж не русского шпиона, а татарского. – Сделавшись серьезным, глава администрации продолжал: – Господин Хампель, правильнее сказать, что вы будете нашим доверенным лицом. Вам предоставляется уникальная возможность улучшить отношения между католиками и православными и внести вклад в примирение двух христианских конфессий, имеющих непростую историю взаимоотношений.

Кажется, я вас понимаю, господин бургомистр. Вы хотите из меня сделать, как там говорят русские, «голубя мира»?

– Если вас не обижает такое сравнение, то можно сказать, что так оно и есть… Если вы сумеете найти место, где в данный момент находится Казанская икона Божьей Матери, и мы с вашей помощью вернем ее на родину, к ее пастве, то Русская православная и Римско-католическая церкви сделают значительные шаги к обоюдному примирению.

Профессор пребывал в хорошем настроении. Ему определенно импонировал молодой независимый бургомистр. Такие люди способны врагов превращать в друзей: противостоять их обаянию невозможно. У них талант располагать к себе. Но самое главное, они умеют добиваться намеченного.

– Понимаю, на что вы меня толкаете. Вы хотите, чтобы я разделил участь Джордано Бруно.

– Сжигать на костре вас не станут, нынешнее время весьма гуманно. Вас даже не отлучат от Церкви.

Но может пострадать моя репутация ученого, – несколько тише произнес Адольф Хампель, неожиданно посуровев.

– Наоборот, вам предоставляется уникальная возможность быть нашим проводником в католический мир. Он нам интересен, но мы о нем мало что знаем. Возможно, что именно это – ваша миссия.

– В России есть католические храмы?

– Есть. Но их очень мало.

– И все-таки почему вы обратились именно ко мне?

– Я слушал ваш доклад, он произвел на меня сильное впечатление. Вы умеете убеждать людей, находить подходящие слова и знаете тему, как никто другой.

– Я бы сказал, что именно у вас настоящий дар убеждения, господин бургомистр. Хорошо. Я согласен, – после некоторого колебания отвечал Адольф Хампель.

– Вы даже не представляете, как нам необходима ваша помощь. Мы ведь не знаем итальянского языка, не знаем католической терминологии, не знаем, как устроен Ватикан изнутри. И в Ватикане никого не знаем… А там ведь тоже существует какая-то политика, табель о рангах… Нам нужно разыскать икону.

– А может, она находится где-то в России?

– Вполне допускаю. Я бы хотел предложить вам как богослову, как человеку, который разбирается во всем этом, проехаться по городам, где она может быть. Мы оплатим вам все расходы, связанные с поездкой и розыском иконы. Только отыщите ее для нас!

– Вижу, что поиск иконы для вас действительно очень важен… Признаюсь, мне никто не предлагал прежде ничего подобного. А ведь русские иконы – моя давняя страсть. Готов вам помочь.

– Вот и прекрасно! – воодушевился Камиль Шамильевич. – Тогда давайте сформируем команду.

– Команду?..

– Так будет даже лучше.

– А когда вы хотите ее сформировать?

– Прямо сейчас! Скажу вам по секрету, она у нас уже есть, – произнес Камиль Исхаков заговорщицким тоном, – и находится прямо в этом здании. Нам не хватает только руководителя. – Подняв трубку, он попросил: – Зайдите ко мне, у меня есть для вас хорошие новости.

Через пять минут в кабинет главы администрации вошли два молодых человека в строгих темных костюмах.

– Знакомьтесь, господин профессор, вот этого молодого человека зовут Ахмет Каримов, – показал Исхаков на худощавого брюнета лет двадцати пяти, с короткой стрижкой, при крупных роговых очках. Затем он перевел взгляд на круглолицего русоволосого крепыша и представил: – А это Дмитрий Хафизов. Оба – мои помощники. А это – профессор Хампель, богослов, ваш руководитель и консультант. Он поможет нам в поисках Казанской иконы Божьей Матери, – хитро заулыбавшись, продолжил: – Вы у меня все спрашивали, когда я вам наконец поручу настоящее дело? Вот я вам и даю то самое настоящее дело. Считайте его своеобразным экзаменом. Если внесете свой значительный вклад в поиски иконы, значит, молодцы, справились, будем вас продвигать дальше, а уж если не справились, – широко развел он руками, – значит, сами виноваты. Эх, за большое дело беретесь, ребята! Я вам даже по-доброму завидую. Профессор, что вам необходимо для начала?

– Для начала мне бы хотелось иметь на руках достоверную четкую фотографию иконы.

– Фотографии у нас есть… И очень хорошего качества. Но думаю, что только одной фотографией в таком большом деле не обойтись. В какой-то степени вам придется проводить исследовательскую работу. – Исхаков подошел к широкому шкафу и, открыв застекленную дверцу, достал из нее объемную книгу. Бережно пролистал, отыскал красочную иллюстрацию, с которой на него скорбно глянули печальные материнские глаза. – Я очень дорожу этой книгой, один из редких экземпляров. Старое издание, очень надеюсь, что она вам пригодится. В книге собраны иконы Богородицы из разных мест России. Вот эта икона из села Богородское под Уфой. Богородица очень похожа на Казанскую, но отличается овалом лица, – отложив несколько страниц, заговорил дальше: – А вот эта – Каплуновская икона Божьей Матери из Харьковской епархии. Ликом очень напоминает нашу Казанскую, но руки у нее скрыты окладом и голова наклонена к Христу пониже, чем у нашей, – перевернув два листа, показал: – А вот эта – чудотворная Вязниковская Казанская икона Божьей Матери. Явлена была в 1624 году, а наша Казанская икона Божьей Матери, по одной из версий, известна еще с марта 1516 года, когда ее из Константинополя в Москву для великого князя Василия III привез его приближенный дворянин Василий Коробов, – протянув книгу профессору Хампелю, добавил: – Работы у вас будет много. Нужно будет посмотреть все списки Казанской иконы Божьей Матери, возможно, что среди них прячется разыскиваемый подлинник.