Kitabı oxu: «Возвращение Явленной», səhifə 6

Впервые он заболел тропической лихорадкой тридцать лет назад при раскопках города Лубаантун. Тогда он провалялся в постели две недели и большую часть времени провел в полном беспамятстве. Каким-то чудом ему удалось тогда перебороть болезнь, хотя священник, бывший в составе его экспедиции, уже готов был отпустить ему грехи и прочитать над ним отходную молитву. Неожиданно для всех Фредерик стал поправляться, а еще через два дня, вопреки самым неблагоприятным прогнозам, поднялся на ноги. Индейцы, работавшие в его экспедиции носильщиками и разнорабочими, случившееся исцеление воспринимали как чудо и при всякой встрече выказывали ему невероятное почтение.

Надышавшись воздухом и немного успокоившись, Митчелл-Хеджес направился в спальную комнату. Задернув тяжелые портьеры, прилег на мягкую постель. Некоторое время ворочался, призывая сон, а потом забылся в тяжелой болезненной дреме. Фредерику снился хрустальный череп, который он обнаружил в Латинской Америке много лет назад в самый день рождения приемной дочери, и который он воспринял как некое предзнаменование своих будущих побед. Сейчас пустые глазницы черепа полыхали алым искрящимся огнем. Неожиданно хрустальные уста разверзлись, и череп заговорил глухим утробным голосом:

– Казанская икона Богородицы тебе не принадлежит. Она оказалась у тебя случайно. И чем раньше ты это поймешь, тем лучше будет для тебя.

Фредерик попытался что-то сказать, но не смог разомкнуть губы, а хрустальный череп, полыхающий багровым цветом, продолжал вещать:

– Свой замок ты должен продать, Чудотворной иконе тесно в нем. Образ Богородицы должен вернуться на родную землю, здесь не ее земля.

Проснувшись глубокой ночью, Фредерик так и не смог больше уснуть. В голове звенело, теснились обрывки мыслей, не имеющих ни начала, ни конца. Он прислушался к темноте: ни звуков улицы, ни голосов, ничего такого, что могло бы свидетельствовать о близости людей. Город был погружен в ночной сон. Но природа не спала: где-то в отдалении угрожающе дважды ухнул филин, шумно зашелестела крона растущей возле дома липы. И еще время от времени ему чудился тот жуткий голос, словно доносившийся из склепа.

Вот оно, неоспоримое доказательство потусторонней жизни, где духовности древних культур связаны между собой: хрустальный череп и православная икона – чем не пример? Совершенно разные цивилизации, возникшие в разные эпохи. На первый взгляд, их ничто не может объединять, даже материальное воплощение религии у них различное. В действительности связь между ними, по-видимому, есть.

Митчелл-Хеджес понимал, что угроза была не пустой и непременно будет исполнена, но у него не было ни сил, ни воли, чтобы противостоять надвигающейся опасности.

Целый день Митчелл-Хеджес выглядел подавленным. Он чувствовал в себе признаки надвигающейся болезни и опасался, что лихорадка может вернуться с еще более худшими последствиями. Следовало принять какое-то решение. Весь следующий день Фредерик составлял завещание, продумывая каждое слово, и, когда оно было готово, пригласил нотариуса (а по совместительству и друга) Мартина Бремена, которого знал без малого тридцать лет.

Мартин явился незамедлительно. Как всегда, он был элегантно одет: великолепно сидящий на широких плечах удлиненный светло-серый пиджак в едва заметную белую вертикальную полоску, на длинных журавлиных ногах идеально отглаженные брюки, а его начищенные до блеска ботинки аж пускали солнечные блики.

Вопреки обыкновению, в этот раз он, видимо, каким-то образом почувствовав настроение друга, потому был немногословен и серьезен. Выслушал жалобы Фредерика на тропическую болезнь, мучившую его последние двадцать лет, Мартин сочувственно покачал головой и тут же перешел к делу:

– Позволь прочитать, что ты тут нацарапал?

– Для этого я тебя и позвал, Чарли, – хмыкнул Фредерик, отпив из толстого стакана глоток виски. – Наслаждайся.

Подняв со стола три бумажных листа, исписанные убористым почерком, нотариус углубился в чтение.

Прочитав написанное, Мартин Беремен спросил:

– Ты уверен в своем завещании?

– Не сомневайся, Мартин, я продумал каждое слово. К тому же, у меня не так много родственников, и я постарался никого не обидеть. Завещание писал в здравом уме и доброй памяти.

Уложив завещание в конверт и скрепив его личной печатью, нотариус ушел, отметив про себя, что сегодня Митчелл-Хеджес и впрямь скверно выглядит.

Когда за Мартином Бременом закрылась дверь, Фредерик прошел в кабинет дочери. Та сидела за письменным столом и что-то изучала в бинокуляр. Археология ее интересовала, куда больше ее занимала биология, в частности строение жесткокрылых жуков. Закончив университет, Анна занялась исследовательской работой и уже опубликовала несколько научных статей.

– Нам нужно продать замок, – объявил он дочери.

– Как это, папа?.. – удивленно спросила Анна, оторвавшись от окуляров. У нее были большие выразительные глаза. Поклонников у нее было немало, но узами брака ни с кем из них она не спешила себя связывать. – Ты же о нем так мечтал. А сколько ты вложил средств в реставрацию!

Все это мы учтем при продаже. Не прогадаем. Уверен, что даже будем в выигрыше. Я тебе вот что хочу сказать… Я уже немолод, а тебе еще жить да жить… Но средств у нас не так и много, как думается. Чтобы мы могли позволить себе жить на достойном уровне, придется продать Казанскую икону Божьей Матери.

– Еще один сюрприз… Столько людей к нам приходит, чтобы просто поклониться ей. Мне казалось, что здесь ей самое место…

– Поначалу я тоже так думал, но потом понял, что ошибался.

– И кому же ты хочешь ее продать? – нахмурилась дочь. – Какому-то толстосуму из России?

– Вовсе нет! Мы продадим ее Русской православной церкви заграницей. – Увидев, что дочь хочет что-то ответить, произнес непререкаемым тоном: – И не нужно возражать, я так решил! – Немного помолчав и мысленно посетовав на себя, что не следовало говорить с дочерью в таком тоне, продолжил мягче: – Пойми, Анна… Так нужно. Сегодня я встречался с нотариусом. Просидели целый вечер, составляли завещание. Я уже немолодой, могу умереть в любую минуту…

– Папа, ну что ты такое говоришь! – попыталась возразить Анна.

– Ты послушай, не перебивай. После меня все останется тебе. Если вдруг я не успею все организовать и… я умру прежде, чем мы ее продадим… Подари икону православной церкви. Но у меня есть одно важное условие… Не отдавай ее Русской Православной церкви.

– Почему?

– У меня есть основания поступать таким образом. А теперь не спорь со мной и согласись.

– Хорошо, папа, пусть будет так, как ты скажешь.

– Что-то я проголодался, – после некоторой паузы произнес Митчелл-Хеджес. – Что у нас там на ужин?

– Рыба с овощами, – ответила Анна.

– Прекрасно! То, что нужно! Кажется, у нас где-то оставалась бутылка новозеландского Совиньона Блана?

– Папа, на прошлой неделе ты выпил последнюю бутылку. В магазинах его тоже сейчас нет, я узнавала.

Фредерик Митчелл-Хеджес неодобрительно покачал головой:

– Что же это за страна такая, если в магазинах невозможно купить новозеландский Совиньон Блан? Не снаряжать же мне экспедицию в Новую Зеландию, чтобы мне привезли оттуда ящик хорошего вина!

– Папа, ты несправедлив, вино в магазине закончилось вчера вечером и завтра его уже должны доставить.

– Ну хорошо… Надеюсь, что бутылочка сухого южноафриканского Шенен Блан у нас еще осталась?

– У нас в подвале целых два ящика Шенен Блан!

– Тогда приготовь мне одну бутылочку. Хочу провести вечер наедине с собственными мыслями. Их за последние дни накопилось немало… Что скажешь, если на следующий год мы отправимся в экспедицию в Бразилию? Я располагаю достоверными сведениями, что в джунглях Амазонки находятся развалины цивилизации Атлантиды, – произнес он с задором, предвкушая предстоящее застолье. На какое-то мгновение в его глазах вспыхнул озорной блеск.

– Папа, ты все никак не можешь успокоиться, – укорила Анна. – Ты как мальчишка, который все время хочет куда-то уехать. Ты забыл, что у тебя больная спина. А еще куча всех этих тропических болезней… Ты и так уже достаточно путешествовал. Пусть теперь этим занимаются другие… Тебе удалось едва ли не в одиночку отыскать столько артефактов, что их хватило бы для отчета крупного научно-исследовательского институт за десять лет его работы! Не каждой экспедиции выпадают такие удачи, какие выпадали тебе.

– Соглашусь, – разлепил губы в довольной улыбке Фредерик Митчелл-Хеджес. Глубокие морщины на худощавом лице старика заметно разгладились. – Мне чертовски везло! Как никому другому! Я счастливый человек.

– Тебе бы сейчас лучше сидеть в кресле-качалке и любоваться звездами.

– Скучно, – отозвался хозяин замка. – Вот вышла бы ты замуж да родила мне внуков. Тогда, глядишь, было бы веселее сидеть дома. А потом, когда детишки подрастут, мы бы вместе стали искать вечно ускользающую Атлантиду или пиратские сокровища на острове Эспаньола. Вот это была бы экспедиция!

Замок Фарли-Хангер форд был продан на следующий год за рекордную сумму, – никогда прежде средневековое фортификационное сооружение не оценивалось столь высоко. На то были веские причины – продавались не только потемневшие от времени тесаные камни четырнадцатого века, выложенные в высокую крепостную стену и средневековые здания с фресками, по сути это было живое свидетельство истории средневековой Англии – от периода войны Алой и Белой розы до английской революции, перехода от монархии к республике.

Продав замок, Фредерик Митчелл-Хеджес словно разом состарился. Его походка, прежде уверенная и стремительная, потеряла былую легкость, теперь, гуляя по аллеям парка, он по-стариковски шаркал ослабевшими ногами. Переехав в свою прежнюю квартиру на Мейда-Вейл, Фредерик подолгу гулял по берегам Regent’s Canal, отличавшимся особой атмосферой, и вспоминал свои знаменитые экспедиции, прославившие его на весь мир. А спустя некоторое время Фредерик тихо скончался, выполнив тем самым последнее дело своей яркой и незаурядной жизни.

Глава 9
1958 год
Это большие деньги

^Нотариус Мартин Бремен выложил пакет из темно-синей бумаги, скрепленный сургучной печатью:

– Мистер Фредерик Митчелл-Хеджес отдал распоряжение огласить завещание на сороковой день после его смерти. А еще велел передать вам свое предсмертное письмо. Как душеприказчик я исполняю его волю… – Он передал Анне конверт и принялся зачитывать завещание. «Я, Фредерик Митчелл-Хеджес, находясь в твердом уме и в относительном добром здравии, завещаю своей приемной дочери Анне Митчелл-Хеджес все свое состояние, движимое и недвижимое имущество, все счета, открытые на мое имя, общая сумма на которых составляет около десяти миллионов фунтов стерлингов. А также оставляю ей в собственность квартиры в Париже и в Лондоне, а также дом в Амстердаме. Но, самое главное, я завещаю ей беречь духовное наследство, чтобы она никогда не сворачивала с пути, выбранного нами однажды». Вот, собственно, и все, – нотариус сложил лист бумаги вчетверо. – Вы – прямая наследница Фредерика, ни о чем беспокоиться не следует. Никаких других наследников в завещании, кроме вас, не значится. Состояние вашего отца весьма приличное, его вполне хватит вам на всю жизнь. Если, конечно, вы не будете играть в рулетку… – Немного помедлив, Мартин добавил: – Его будет достаточно даже в том случае, если вы больше не будете работать ни одного дня. – Он пристально посмотрел на Анну. – Но, если вы надумаете организовать экспедицию… боюсь, что ваше состояние быстро улетучится.

Мартин Бремен был давним другом Фредерика Митчелл-Хеджеса, он доверял ему свои самые сокровенные тайны. Поэтому уход Фредерика он переживал очень тяжело. Его выразительные карие глаза запали, под ними обозначились глубокие тени, лицо выглядело уставшим и постаревшим.

В той или иной степени Мартин Бремен участвовал в событиях, где Фредерик Митчелл-Хеджес являлся главным действующим лицом. Друзья часто с ностальгией вспоминали то время, когда они были молодыми, нищими, но самоуверенными, что помогало им строить амбициозные планы, большинству из которых, даже самых невероятных, было суждено осуществиться.

Мартин Бремен помнил, как Фредерик, едва достигнув двадцатилетнего возраста, заработал свой первый миллион, который тут же потратил на авантюрную экспедицию, не принесшую ему ни славы, ни денег, зато он накопил бесценный опыт путешествий, которым впоследствии пользовался всю жизнь. Эта экспедиция стала и его первым глубоким разочарованием.

Далее каким-то невероятным образом Фредерику удалось преумножить остатки былого состояния, а еще через несколько месяцев неугомонный Фредерик стал богаче прежнего едва ли не вдвое.

Впоследствии Митчел-Хеджес разорялся еще трижды, но всякий раз ему удавалось не только вернуть утраченное состояние, но и увеличить его в несколько раз. Казалось, что ему улыбается удача, но дело было не только в этом: за каждым его действием стоял строгий математический расчет, разумный риск и тонкое чутье на сенсацию.

Мартин Бремен стал свидетелем того, как Фредерика Митчелл-Хеджеса вдруг в одночасье накрыла мировая слава, за его экспедициями, проходившими в различных уголках света, неизменно наблюдали самые именитые, падкие на сенсации периодические издания мира, глянцевые журналы с удовольствием печатали на своих обложках «мистера Удачу» (как его называли журналисты) на фоне горных вершин Анд среди ацтекских пирамид или с рюкзаком за плечами в непроходимых джунглях в поисках пиратских сокровищ.

Мартину Бремену было известно, как глубоко Фредерик переживал безвременную кончину своей молодой супруги. Эта утрата подтолкнула его к решению удочерить девочку, которая впоследствии стала его верным другом и соратником.

Сейчас, глядя на Анну, Мартин постарался скрыть от нее свою скорбь и постарался изобразить на лице нечто вроде ободряющей улыбки. Вряд ли эта молодая женщина испытывала те же страдания, какими был преисполнен он сам в эти дни после потери близкого друга.

– Я бы хотела остаться в одиночестве, – произнесла Анна. – Я сама вскрою конверт… Если это возможно.

Мартин Бремен ожидал нечто подобное. Ему был хорошо известен тип таких женщин, как Анна: они быстро приспосабливаются к обстоятельствам, не держатся прежних привязанностей, легко приобретают выгодные знакомства, не прочь пуститься в авантюрные приключения и ради собственного удовольствия готовы тратить целые состояния.

– Как вам будет угодно, – легко согласился Мартин Бремен, перевоплощаясь в мистера Учтивость. – Если вам что-то потребуется, дайте мне знать. Буду рад быть вам полезен!

Едва кивнув, нотариус направился к выходу. Не так он рассчитывал проститься, оставалась какая-то недоговоренность.

– Извините меня за мою назойливость, мистер Бремен, – неожиданно сказала Анна. – Я хотела вас спросить… – Нотариус остановился и в ожидании обернулся на наследницу. На красивом лице молодой женщины ни тени скорби: смерть приемного отца она восприняла стоически. Вряд ли ей когда-нибудь придется горевать больше, чем сейчас. Сильная женщина… Она не однажды проявляла свой твердый характер в трудных экспедициях, в которых неизменно оставалась компаньоном отца. Такой она выглядела и сейчас, доказав, что умеет прекрасно справляться со всеми переживаниями. Даже внешне она напоминала Митчелл-Хеджеса – сухощавые аскетические черты, и, если не знать, что она его приемная дочь, можно было бы подумать, что она унаследовала внешность от Фредерика.

– Я вас слушаю, говорите, – повернулся нотариус к Анне.

– Вижу, что вы очень переживаете кончину Фредерика, – произнесла Анна.

– Гораздо сильнее, чем вы можете подумать. Сорок дней назад я лишился единственного друга. И теперь мне до конца своих дней придется пить шотландский виски в одиночестве.

– Я поняла вас. Спасибо вам…

– За что?

– За преданную дружбу с моим отцом. И еще… соболезную вам.

Не ответив, Мартин Бремен распахнул тяжелую дверь и вышел.

Некоторое время Анна рассматривала тяжелый конверт; изучала на сургучовой печати приметные буквы, неровности, а потом решительно подняла его и оторвала край.

Внимательно, как бы вчитываясь в тайный смысл написанного, она прочитала письмо. По своей сути оно было простым и очень душевным. Фредерик искренне любил дочь. В каждом слове чувствовалась забота о ее дальнейшей судьбе. Кроме недвижимости, составлявшей значительную часть наследства, и банковских счетов, ей была завещана коллекция картин, имевших высокую художественную ценность, а также драгоценности, ранее принадлежавшие его жене.

В письме обговаривалась судьба Казанской иконы Божьей Матери, которую он велел передать в бессрочное пользование Русской православной церкви заграницей. «Анна, а еще я хочу, чтобы икону Казанской Божьей Матери ты передала безвозмездно Русской Православной церкви заграницей… Возможно, когда-нибудь она найдет себе дорогу и вернется в Россию, но это уже будет после меня. Люблю тебя, моя доченька, и очень жалею, что я тебя так мало обнимал».

Поднявшись с кресла, Анна подошла к иконе, висевшей на противоположной стене вместе с другими образами, и принялась всматриваться в скорбящее выражение Богородицы, пытаясь отыскать в ней то, что ускользнуло от ее внимания, но так нравилось отцу.

…Прежде чем купить Казанскую икону Богородицы, отец трижды отдавал ее на экспертизу, заплатив за это немалые деньги. Эксперты в один голос утверждали, что икона подлинная, принадлежит константинопольской школе иконописи и была создана в седьмом веке.

Но если допустить немыслимое и предположить, что икона фальшивая, тогда можно было утверждать, что это самая гениальная подделка из всех существующих. Во всяком случае, эксперты не обнаружили ничего такого, что могло бы свидетельствовать против ее подлинности.

Лицо младенца было слегка затемнено, что не отражалось на общем восприятии иконы, у Богородицы, наоборот, лицо выглядело просветленным. Каждый, кто смотрел на образ, не сомневался в том, что перед ним шедевр.

Анна подошла к телефонному аппарату, стоявшему на журнальном столике, подняла трубку и набрала номер управляющего делами:

– Фрэнк, я знаю, где мы можем раздобыть деньги.

Ответ прозвучал не сразу: Фрэнк Дорланд, находившийся на том конце провода, осмысливал услышанное, потом он осторожно спросил:

– Вы решили потратить свое наследство?

– Вы умеете развеселить, – ответила Анна Энн Митчелл-Хеджес. – Деньги нужны для организации экспедиции. Мне придется продать лучшие артефакты из отцовской коллекции… Чудотворную икону Казанской Божьей Матери и хрустальный «Череп судьбы»…

– Тот самый, что индейцы племени майя использовали в обрядовых церемониях?

– Именно!

– И не та ли это Казанская икона Богородицы, что считалась утраченной?

– Та самая. Ее выкрали из женского монастыря в 1904 году.

– И вам не жалко расставаться с такими сокровищами? Вряд ли вам в руки когда-нибудь попадет нечто более ценное.

– Надеюсь, мне все-таки повезет.

– Хорошо, я сообщу о вашем желании продать хрустальный череп в лондонский Британский музей. Можно неплохо заработать, они давно мечтают приобрести нечто подобное. С иконой сложнее, но я проинформирую заинтересованных лиц. А куда вы хотели бы организовать экспедицию?

– В Южную Америку. К сожалению, болезнь отца не позволила осуществиться его планам… Незадолго до смерти он созвонился с коллегами, такими же романтиками, как и он сам, и следующим летом рассчитывал отправиться на остров Эспаньола в системе Каймановых островов, неподалеку от берегов Гаити. Один из подводных археологов обнаружил на морском дне три серебряных слитка и уверял, что недалеко от берега, на больших глубинах, можно найти целый корабль, трюмы которого забиты золотом индейцев майя!

Анне было известно, что Фредерик тщательно изучал исторические источники, свидетельствовавшие о том, что у берегов Гаити в 1669 году затонул королевский фрегат «Оксфорд», некогда принадлежавший самому Моргану. В распоряжении Фредерика даже имелась карта с обозначением места, где произошло крушение. Взрыв на корабле произошел в тот момент, когда знаменитый пират устроил пирушку в честь захвата прибрежного городка Порто-Бело, откуда в XVII и XVIII веках в Испанию отплывали корабли с золотом.

После захвата города люди Моргана активно занимались грабежами, ведь едва ли не каждый дом был обставлен золотыми вещами, напоминая дворец вельможи где-нибудь в Испанской Ривьере. Пиратам крупно повезло, именно в это время в городе стояло пять кораблей, готовых отправиться в Мадрид, три из которых были заполнены серебром, а два золотом.

Неожиданно, в самый разгар празднования, на корабле «Оксфорд», где размещалась большая часть команды, прогремел сильный взрыв, а еще через несколько минут судно, груженное золотом, разломилось пополам и пошло на дно. Генри Моргану невероятно повезло: в момент взрыва он нежился на берегу в жарких объятиях красавицы-креолки. Задержись он на фрегате хотя бы на пятнадцать минут, то разделил бы участь погибших.

Генри Моргану всегда везло. Он стал едва ли не полновластным хозяином Атлантики, был одним из богатейших людей Великобритании. Пользуясь поддержкой короля, он грабил торговые корабли, захватывал города, брал силой женщин. «Адмирал» Атлантики, как называли его недоброжелатели и друзья, всегда поступал так, как считал выгодным, поправ общественные нормы и юридические законы. Примером тому была Панама, захваченная пиратами после заключения мирного соглашения между Англией и Испанией. Богатый прибрежный город, взятый штурмом, многократно увеличил состояние Генри Моргана. Из него он увозил ценный груз караваном из 175 лошадей, определив ему в охрану хорошо вооруженный отряд.

Вместо того, чтобы быть заключенным под стражу и гнить где-то в королевской темнице в сообществе крыс, он поднялся еще выше, вошел в касту неприкасаемых, а самовольные действия пирата были всецело оправданы королевским судом. Из здания суда Морган вышел триумфатором под громкие аплодисменты собравшихся, сделавшись самым знаменитым человеком королевства. Вскоре Генри Морган получил от короля Карла II⁵⁵ рыцарский титул и должность вице-губернатора Ямайки. Его Королевское Величество справедливо решило, что обуздать жадность флибустьеров в морях империи способен только такой человек, как «адмирал» Морган.

Конечно же, Фредерик не мог пройти мимо такой личности, как английский мореплаватель и пират Генри Морган, и тайн, связанных с его именем. Поэтому сделал все возможное, чтобы заполучить часть его архива. В документах, которые удалось раздобыть Фредерику, содержалось сведение о том, что Генри Морган, уже будучи вице-губернатором Ямайки и верховным судьей губернаторства, не раз плавал к месту гибели королевского фрегата «Оксфорд». Он даже предпринимал попытки поднять затонувшее золото, но все они оказывались безуспешными.

Задуманному Фредериком не суждено было исполниться, и он очень надеялся, что его дела завершит приемная дочь – мисс Анна Митчелл-Хеджес.

На следующий день после официального объявления о продаже Чудотворной иконы, которая по самым скромным заверениям экспертов должна стоить не менее полмиллиона долларов, к Анне Митчелл-Хеджес с визитом заявился нотариус Мартин Бремен. Отказавшись от предложенного кофе, он заговорил сразу о причине своего визита:

– Я был не только нотариусом Фредерика, но и его другом, и он нередко делился со мной своими планами. В общих деталях он мне рассказал и о своем предсмертном письме…

– К чему вы об этом? – холодно перебила его Анна.

Мартин посмотрел на тонко очерченные красивые губы молодой женщины.

– Не хотел бы вас в чем-то упрекнуть, Анна, но мой друг Фредерик хотел, чтобы вы подарили икону православным верующим, а не продавали ее.

Они сидели за небольшим круглым столиком из черного дерева и внимательно разглядывали друг друга. Мартин заметил над верхней губой Анны две крохотные черточки, свидетельствующие о ее упрямом характере.

– Сейчас я испытываю некоторые финансовые затруднения… И мне бы хотелось решить этот вопрос.

– Но вы совсем недавно продали замок. А это большие деньги.

– Мне бы хотелось купить другую недвижимость, где-нибудь ближе к центру… Что требует немалых издержек, – кротко улыбнувшись, добавила Анна: – К тому же, икона моя, и я вправе поступать с ней так, как мне заблагорассудится.

О продолжении дальнейшего разговора не могло быть и речи.

– Кажется, я вас понял. У меня еще немало дел в Лондоне, так что позвольте откланяться.

Распрощавшись, Мартин Бремен дал себе слово больше никогда не приходить в дом Анны. Он был глубоко разочарован.

Поднявшись из-за столика, Анна подошла к шкафу, где плотными рядами стояли коллекционные виски и распахнула дверцу. Приемный отец был большим ценителем этого крепкого напитка и за свою долгую, богатую событиями жизнь собрал великолепный набор, которому могли бы позавидовать члены королевской фамилии. В его собрании имелись уникальные виски, который создавались специально в связи с каким-нибудь событием. Например, «Чивас Ригал» – элитный купажированный шотландский виски появился в 1841 году, когда в Букингемском дворце родился будущий король Соединенного Королевства Эдуард VII. Было произведено всего лишь пятьдесят бутылок, одна из которых досталась Фредерику. Не уступал ему в цене и элитарности виски столетней выдержки «Dalmore». При изготовлении этого напитка было использовано семь различных сортов виски из древних запасов с выдержкой более ста лет. Производитель Dalmore выпустил всего лишь пять бутылок, одна из которых нашла пристанище в коллекции «неугомонного» Митчелла-Хеджеса, за которую он отдал пятизначную сумму. Если выставить на аукцион всю коллекцию, то можно было бы выручить немалую сумму.

В последние годы, оберегая пошатнувшееся здоровье, Фредерик перешел на слабоалкогольные напитки. Обычно он подходил к шкафу с виски и, заложив руки за спину, просто любовался своим собранием, виски были в красивых бутылках и коробках. Фредерик любовался коллекцией с тем же чувством, как ребенок смотрит на рождественскую елку, как ценитель искусства наслаждается живописным шедевром. Фредерик был страстным коллекционером, собирал множество вещей из всевозможных областей – искусства, археологии, науки, но по-настоящему любил свою коллекцию виски. Некоторые раритетные вещи из своих коллекций он продавал, дарил, обменивал. Продал даже свой замок, но он не отважился выпить ни одну бутылку из своей драгоценной коллекции.

И напрасно! От приятных вещей не следует отказываться, они для того и существуют, чтобы приносить удовольствие и радость. Выбрав красивую бутылку с темно-коричневым виски, Анна прочитала на этикетке: Dalmore 45 Trinitas. Цена – восемьдесят тысяч фунтов стерлингов за бутылку. Весьма достойная цена! Производитель выпустил всего лишь десять таких бутылок. Очарование этого виски заключалось в том, что оно было изготовлено из пяти сортов виски, каждому из которых по семьдесят лет.

Откупорив бутылку, Анна залила им толстое дно стакана. Вдохнула запах. Ароматный. Просто божественный! Выпила одним глотком, почувствовав в горле его обжигающий эффект.

Теперь пора заняться делом. Фрэнк, конечно же, хорош в торговых делах, но он берет большие комиссионные. Следует попробовать продать икону самостоятельно.

Первый звонок следует сделать в Русинскую грекокатолическую церковь и лучше всего в архиепархию Питтсбурга, являющуюся наиболее состоятельной. Возглавлял ее епископ Томас Элко.

Вернувшись к столику, на котором стоял черный эбонитовый телефонный аппарат, Анна поставила пустой бокал на серебряный поднос и, набрав номер диспетчера, попросила:

– Соедините меня с архиепархией Питтсбурга.

– Соединяю, – ответила диспетчер звонким голосом. Еще через минуту раздался щелчок:

– Это грекокатолическая церковь?

– Да. Это Архиепархия Русинской грекокатолической церкви. Слушаю вас.

– Я Анна Митчелл-Хеджес, звоню вам из Лондона. Мне бы хотелось поговорить с епископом Николсом Томасом Элько.

– По какому вопросу? – прозвучал равнодушный голос.

– А с кем, простите, я разговариваю?

– Это его секретарь, отец Иоанн. Так о чем вы хотите с ним поговорить?

– Дело в том, что я владею весьма ценной иконой и мне бы хотелось продать ее вашей епархии.

– А вы не могли бы назвать эту икону?

– Казанская икона Божьей Матери.

– Вы хотите сказать, что ваша икона – список с образа Казанской Божьей Матери?

…Самое время смочить горло глотком элитного виски, вот только бокал пуст. Следовало подготовиться, прежде чем затевать такой непростой разговор.

– Вы не так меня поняли, святой отец, я говорю о том, что владею подлинником.

На некоторое время в трубке установилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым сопением.

– Это невозможно!

– Вот как… И почему же?

– Вам известно, что икона была похищена из Собора в честь явления Казанской Божией Матери в 1904 году, после чего разрублена на части и сожжена.

– Мне известно, что заключение суда было вынесено на основании показания малолетней и не совсем вменяемой девочки. Других доказательств уничтожения иконы не существует.

– Предположим, что это подлинник. За какую сумму вы хотели бы его продать? – заметно волнуясь, спросил секретарь.

– Именно об этом я хотела поговорить с епископом.

– Его сейчас нет, он в отъезде. Назовите ваш адрес, чтобы Преосвященнейший Владыка связался с вами.

– Записывайте.

– Ничего, я запомню, – отозвался сдержанный голос.

Назвав адрес, Анна спросила:

– Когда мне ожидать появления владыки?

– Сейчас он как раз разъезжает по приходам Европы и в настоящее время находится в Праге, в Апостольском Экзархате Чешской Республики. Думаю, что прямо сейчас он совершает службу в соборе Святого Клемента. Полагаю, что к вам он подъедет ближе к вечеру.

Около двадцати часов в квартиру Анны позвонили. Открыв дверь, она увидела на пороге высокого монаха в черной рясе, с клобуком на голове, с длинной седой бородой и густыми черными усами. Было ему за шестьдесят, но, несмотря на возраст, он выглядел крепким.

– Вы Анна? – доброжелательно поинтересовался священник и улыбнулся.

– А вы епископ Николе, как я понимаю?

– Именно так.

– Проходите. У меня небольшая квартира, замок мы недавно продали, вот там было много места.

– Да, мне известно, – отвечал епископ, ступая в прихожую. – Он принадлежал вашему приемному отцу. Для меня остается большой загадкой, почему он продал такой роскошный замок, в которой вложил столько средств.

– Мне тоже его поступок показался странным, однако он не стал ничего объяснять. Знаю только, что ему нелегко далось это решение. Видно, были для этого какие-то основательные причины. Мне даже думается, что продажа замка ускорила его смерть.