Kitabı oxu: «Письмо офицера», səhifə 3
Что до моего вопроса, далее я буду рассуждать гипотетически. Представь, что в такой непростой ситуации вдруг появляется шанс решить все без боя, к которому все и идет. Но среди офицеров находится человек, выступающий за проведение сражения и проявление мощи нашей империи, аргументируя это тем, что цель важнее всего. Этот человек так сильно настаивает на наступлении на афганский лагерь, что это вызывает подозрения у другого офицера, о которых он открыто заявляет.
За что расплачивается жизнью, получая подлый удар ножом в спину.
Как ты понимаешь, я не могу заявить, что имею на руках все доказательства или располагаю иными свидетельствами сего преступления и полной картины, ей предшествующей, как не могу и подтвердить или опровергнуть реальность описанного мною рассказа. Однако, имей такая ситуация место, это вызвало бы определенный скандал, а меня самого поставило бы в один ряд либо с доносчиками, либо с изменниками. В связи с этим мне жизненно необходим твой совет.
Что же касается разворачивающихся здесь событий, уже завтра истекает срок ультиматума об отводе войск в течение пяти дней, предъявленного генералом Комаровым афганскому командующему. Что будет дальше, можно только гадать, но я храню надежду, что это письмо доберется до тебя в целости и сохранности, а мы сами переживем завтрашний день.
Да хранит нас Господь. А если для меня все завтра кончится, пусть Он хранит тебя.
Твой покорнейший друг,
Владимир Милославский».
Элен молча смотрела, как Виктор Андреевич скользит взглядом по пергаменту. Меж его бровей с каждым прочитанным словом пролегала все более глубокая морщинка, глаза хмурились. Беззвучно проговорив последние строки, он медленно поднял голову и столкнулся с Элен взглядом, по которому трудно было что-либо понять.
– На следующий день поручик погиб?
– Все верно.
– Без имен участников описанного здесь события, да еще спустя пять лет…
– Я понимаю, что что-то узнать будет трудно. Отец хотел попробовать сам, задействовать свои связи, но я уговорила для начала обратиться к вам. – Элен коснулась воротничка платья. – Ведь если описанный здесь рассказ на самом деле правдив, это уже касается департамента, разве нет?
– Скорее это дело Отдельного корпуса жандармов. Впрочем, думаю, Илья Алексеевич не станет возражать, если мы все проверим прежде, чем обращаться к ним. Вы разумно поступили, Елена Павловна.
Элен зарделась, потупив взгляд. Проплывавшие по пруду лебеди забили крыльями по воде, закружившись в одном им известном танце.
– Надеюсь только, что вам хватит благоразумия держаться подальше от этого расследования, – между делом заметил Виктор.
– Не уверена, что понимаю, о чем вы говорите, – парировала Элен.
Покачав головой, Виктор Андреевич поднялся, помог встать Элен и придержал ее за локоть, пристально заглянув в ясные глаза.
– Пообещайте мне, что никуда не пойдете одна. Раз вы настаиваете на своем участии, едва ли мне удастся вас отговорить, однако мне хочется верить, что ваша осторожность и пытливый ум возьмут верх над сиюминутными желаниями.
– Виктор Андреевич, вы прекрасно знаете, что моя осмотрительность – самое главное мое оружие при дворе. Поэтому я обещаю, что ничего не стану предпринимать без вас. Даю вам слово.
– Искренне надеюсь, что вы сейчас не лукавите, поскольку волноваться за вас при каждой нашей встрече уже вошло в мои обязанности.
Вспыхнувшее возмущение погасло, словно его и не было вовсе. Вскинув голову, Элен вновь столкнулась с ним взглядом. В глубине мужских глаз ей почудились волны столь нежной заботы и привязанности, что перехватило дыхание. Сдавленно сглотнув, она смущенно и будто бы виновато улыбнулась. Теплая мужская рука на ее локте дрогнула и медленно разжалась.
– Пойдемте?
Обогнув оранжерею, они свернули к воротам. За ветвями деревьев показалась крыша птичника, звонкий смех смешался со щебетом диковинных птиц и грохотом экипажей, проезжавших по набережной.
– Чуть не забыла, отец просил передать имена сослуживцев господина Милославского, всех, с кем он знаком. Можно начать с этого.
Виктор окинул взглядом короткий список, прищурился, явно неудовлетворенный.
– Давайте начнем с подпоручика Сумского.
До дома подпоручика они добирались на пролетке. Ехать предстояло через полгорода, и Элен, разморенная очередной бессонной ночью и тревогами, задремала в экипаже, прислонившись к мужскому плечу. К чести Виктора Андреевича, он никак не прокомментировал этот эпизод. Проснулась она почти у самого дома, быстро извинилась и тайком потерла закрывающиеся глаза.
– Вы по-прежнему плохо спите?
– В последнее время лучше, но все меняется.
Они поднялись на крыльцо. К звукам улицы добавилась тонкая трель дверного колокольчика, а спустя мгновение им открыла миловидная старушка.
– Добрый день. Мы бы хотели видеть подпоручика Сумского.
– Проходите, я доложу.
Сухенькая женщина на удивление шустро поднялась по лестнице и исчезла из вида. Оставшись одни, Элен и Виктор переглянулись.
– Я слукавлю, если скажу, что не скучала по вашим расследованиям, – призналась Элен. Виктор Андреевич тихо засмеялся.
– Думаю, что и я солгу, если скажу о том же.
– Не представляю, чем я могу вам помочь, – недоуменно нахмурился Тимофей Чухнов, предложил им присаживаться и сам опустился в кресло. – Владимир погиб больше пяти лет назад во время битвы.
– Все так, но нам бы хотелось больше узнать о нем, как о человеке, – уточнил Виктор. – С кем он ладил, с кем конфликтовал, каким человеком был.
– Тимофей Пантелеевич, поймите нас правильно, – вступила Елена Павловна. – Мой отец долгие годы дружил с поручиком Милославским, и сейчас, когда он получил это письмо… Ему важно узнать, какими были его последние дни.
Мельком взглянув на нее, Виктор улыбнулся про себя. Притворству фрейлины Ее Величества можно было только позавидовать: печально опущенные ресницы, томный голос с нотками отчаяния, нервные взмахи рук… Пожалуй, он бы и сам не придумал маскировки лучше.
– Да, я понимаю… Что ж, все, что смогу вспомнить. Владимир был очень открытым человеком. Каких-то особенно ярких конфликтов я и не упомню. Верный солдат, хороший друг. У командования был на хорошем счету…
– А как сложились его отношения с сослуживцами?
– Да как… Как со всеми. В драки не лез, но вот в плане дисциплины был довольно строг. Правильный он был мужчина.
Любопытная выходила картина. Отличный солдат и человек, Владимир Милославский усомнился в верности собственных действий настолько, что написал своему давнему другу с просьбой о совете.
– Разве что, знаете… – протянул вдруг Чухнов. – Был один случай. Он как-то застал унтер-офицера за кражей с продовольственного склада. Скандал вышел знатный, но все быстро утихло. Если бы вы не спросили, я бы сейчас и не вспомнил.
Елена Павловна посмотрела на него с надеждой, на что Виктор с сомнением покачал головой.
Едва ли кража продовольствия имела хоть какое-то отношение к совершенному убийству.
– А день боя можете вспомнить? Возможно, было что-то необычное?
– Нет, ничего. Стандартное построение для атаки. Мы начали наступление, первыми не стреляли, просто понемногу приближались к афганскому лагерю. Когда с их стороны послышались первые выстрелы, перешли в открытое нападение.
– Поручика Милославского во время боя не видели?
– Никак нет. До начала нападения он был в правом фланге, неподалеку от командира. Быть может, он знает больше.
Вытащив из внутреннего кармана сюртука блокнот, Виктор просмотрел вложенный в него список. Элен внимательно наблюдала за каждым его движением.
– Раз так, будьте любезны, подскажите его имя.
– Гордей Михайлович Вересков, – медленно проговорил Чухнов. – Он в те годы подполковником был. Если кто-то и знает больше, то только он.
Виктор кивнул, поднялся, подал руку Элен и вместе с хозяином дома вышел в переднюю, но у самых дверей обернулся. Тимофей Пантелеевич вопросительно поднял бровь.
– Прошу прощения за такой вопрос, но во время вашей службы в Закаспийской области никто из военнослужащих не был замечен за контактами с афганцами или англичанами?
– Да бог с вами! Мы их старались лишний раз не провоцировать, чтобы миром все обошлось. Разумеется, встречались отдельные ребята, которые хотели действительно повоевать, но это так, молодчики, головы горячие. Хотя и товарищ генерал, когда узнал об отказе афганцев увести свои войска, в ярость пришел. Но чтобы вот так в открытую кто-то с противоположной стороной общался кроме послов – я о таком точно не слышал.
– Благодарю вас за уделенное нам время. Честь имею.
Стоило им оказаться на улице, как Элен вздохнула с облегчением. В ярких глазах ее, однако, сквозило отчаяние наравне с усталостью.
– Это уже третий свидетель, и все впустую, – как-то обреченно заметила она, чем заставила его тайком улыбнуться. – Думаете, отец зря все это затеял?
– Думаю, для его подозрений есть все основания.
– Если позволите… – Элен запнулась, как если бы не желала знать ответ. – Ваш вопрос о том, где был поручик во время боя. Думаете, он погиб не от вражеской пули?
– Все же в наблюдательности и логике вам не откажешь. – Виктор усмехнулся. – Скорее я допускаю возможность того, что поручик не просто погиб во время боя. Если его рассказ об убийстве правдив, убийца мог знать о свидетеле и избавиться от него. Полномасштабный бой – идеальная обстановка для сокрытия убийства.
– В таком случае, к чему были расспросы о связях солдат с вражескими силами?
– У меня есть кое-какие мысли на этот счет, но, если позволите, я пока оставлю их при себе. Нужно все хорошенько проверить. Так что не стоит так отчаиваться, Елена Павловна.
– Мне впору брать с вас пример. Вы помогаете мне уже второй день подряд и не расстраиваетесь из-за неудач, а мне хочется кричать от собственной беспомощности.
– Вы можете быть какой угодно, Елена Павловна, но никак не беспомощной.
Он пожалел о сказанном сразу, лишь заметив немой вопрос в ее взгляде. Виктор улыбнулся уголками губ, словно извинялся, и поторопился окликнуть свободную пролетку. Элен, не проронив ни слова, села в экипаж.
– Поезжайте домой и отдохните. Я пока просмотрю бумаги из архива, если что-то найду, вам сообщу.
Смерив его странным пронзительным взглядом, она кивнула немного смущенно, назвала кучеру адрес и отвернулась. Пролетка медленно заскользила по мостовой.
Глядя ей вслед, Виктор неожиданно для себя почувствовал сожаление.
Безусловно, его приводили в восторг бесстрашие, неравнодушие и отзывчивость этой девушки. Он находил ее не просто умной, хорошо образованной и невероятно красивой, но также удивительно открытой и мудрой, что для ее возраста было сродни какому-то чуду. Вместе с тем он настолько привык беспокоиться о ней, что мысли о собственной привязанности и даже симпатии стали посещать его с завидным постоянством, что в свою очередь повергало его в смятение.
Ему вдруг вспомнились понимающие глаза Ильи Алексеевича, как внимательно тот слушал его, когда он передавал приглашение на ужин. Так, словно все прекрасно знал и ждал, когда это осознание придет и к нему, к Виктору. Тем же взглядом несколько недель назад на него смотрел и Роман Аркадьевич в Царском селе.
Им обоим было невдомек, что он сам все осознал еще прошедшей зимой.
Пожалуй, он и впрямь хотел бы сказать ей больше – куда больше, чем позволяли приличия и то общение, что сложилось между ними. Именно этот факт и заставлял его сожалеть всякий раз, как наступала пора прощаться.
По возвращении в департамент его встретил курьер. Важно вручив пакет из плотной бумаги, совсем молодой парнишка отдал честь и поспешил удалиться, оставив Виктора в удивлении смотреть ему вслед.
Поднявшись к себе, он хотел было заглянуть к Илье Алексеевичу, но передумал и развернул полученные бумаги. Туго перетянутая лентой папка легла на стол, зашипела, зажигаясь, настольная лампа.
Незасекреченной информации о бое на Кушке было не так много. Множество отчетов рассказывали в общих чертах о предпринятых боевых действиях и им предшествующих событиях. Выдержки из свидетельских показаний дополняли картину, длинный отчет самого генерала венчал весь рассказ.
Несколько раз просмотрев все бумаги, Виктор устало потер глаза. Ничто не указывало на то, что в отряде перед самым боем был какой-либо конфликт. Никто не сообщал о пропавшем солдате и не докладывал о дезертирстве.
Он попытался как можно точнее припомнить содержание полученного Штерманом письма. Если убитого, о котором писал поручик Милославский, не хватились, это вполне мог быть посыльный, подумалось ему. Раз так, нужно смотреть списки военных, присутствовавших в лагере непосредственно перед битвой и, возможно, объявленных погибшими по ее окончании. Потерь в том бою было немного, но все же на проверку всех необходимо время.
Быть может, попробовать зайти с другой стороны?..
Еще при первом взгляде на то письмо, ему показалось странным, что при возможности мирного решения конфликта офицер, в итоге совершивший убийство, настаивал на вооруженном нападении. Должно быть, то же самое насторожило и убитого человека. Возможно, что и поручик Милославский обратил на это внимание – не зря он упомянул об этом в своем письме.
Виктор вспомнил утренний разговор с Чухновым и заданные ему вопросы. Для чего тому офицеру нужна была атака на афганский лагерь? В той обстановке было предпринято все возможное во избежание войны – значит, наступление русских войск было единственным, что могло… что?
Убийце что-то было нужно в том лагере. Тогда вполне справедливо, что утром он спросил о связях военнослужащих с афганскими военными.
Разложив бумаги, он вновь бегло просмотрел их, вытащил чистый лист бумаги и взял карандаш. В первую очередь нужно установить личность убитого. Затем выяснить, кто и как часто контактировал с иностранными послами или курьерами. И, разумеется, поговорить с непосредственным командиром поручика Милославского.
На скрип приоткрывшейся двери он не обратил должного внимания, отвлекшись от записей, лишь когда Илья Алексеевич остановился напротив. Только тогда Виктор заметил за его спиной Павла Никитича Штермана.
– Виктор Андреевич, как продвигается ваше расследование? – без предисловий начал Илья Алексеевич.
– Не так успешно, как хотелось бы, Илья Алексеевич. Мало информации, к тому же, прошедшее время. Даже возможных свидетелей сейчас почти не найти.
– Список сослуживцев Владимира ничего не дал? – осведомился Павел Никитич. Виктор покачал головой.
– Боюсь, ничего, кроме имени командира. С ним еще только предстоит побеседовать.
Смерив его проницательным взглядом, Илья Алексеевич прищурился, наклонился вперед.
– Зная вас, Виктор Андреевич, я могу со всей уверенностью сказать, что у вас почти всегда есть версия. Предполагаю, что это дело исключением не стало.
Виктор помедлил с ответом.
– Вы правы, но пока это только версия.
Павел Никитич хмуро кашлянул и опустился в кресло, жестом пригласив остальных мужчин присаживаться.
– Рассказывайте, Виктор Андреевич.
– Собственно, это лишь мои догадки. Я исхожу из письма вашего друга. В нем сказано, что убитый солдат нашел странным намерение офицера во что бы то ни стало довести конфликт с афганцами до сражения. Я склонен согласиться. Отсюда также напрашивается вывод, что этому офицеру что-то было нужно в лагере противника.
– Или кто-то, – добавил Павел Никитич.
– Или кто-то, – согласился Виктор. Илья Алексеевич задумчиво погладил бархатную обивку кресла.
– Хотите сказать, что в лагере русской армии пять лет назад офицер действовал в интересах Афганистана?
– Это объясняет его одержимость предстоящим наступлением – ему нужно было скрыть следы своего предательства.
– Афганистан находился под протекторатом Британской империи. Вполне вероятно, что наш убийца действовал в их интересах, а вовсе не на благо Афганистана.
– Возможно, что и так. Илья Алексеевич, с вашего разрешения я бы хотел задействовать полковника Строцкого. Ему будет проще добыть сведения о связях наших военных с афганской и британской стороной. Я бы сказал, что человек, которого мы разыскиваем, был одним из тех, кто вел переговоры накануне боя.
– Действуйте, как сочтете нужным.
Тихо сокрушаясь себе под нос, Илья Алексеевич поднялся, дошел было до двери, оглянулся на Павла Никитича. Тот неторопливо встал.
– Я вас догоню, Илья Алексеевич.
