Kitabı oxu: «2 – 2. Мы против нас»

От автора

Дорогие читатели, «2 – 2. Мы против нас» – вторая книга дилогии «Разделенные надвое». Чтобы узнать, с чего началась непростая история отношений (Сэм + Алекс)², начните знакомство с героями с первой части.

Пролог

10 лет назад

Сэм

– Можно?

Я неторопливо перевела взгляд на длинные ноги в колготках в мелкую сетку.

Не то чтобы мне было интересно, как одеваются ученики, когда идут в школу, но это в любом случае увлекательнее, чем десять минут пялиться в опустевший ланч-бокс.

Мое путешествие по остальным деталям ее образа переместилось к следующей точке. Свободные шорты до середины бедра, обрезанные, судя по неровным краям, самостоятельно. Такой же свободный топ, край которого прячет пупок наполовину, и яркая надпись большими буквами: «Идите все на…» Заметив, с каким интересом я вчитываюсь в желтые буквы на зеленом фоне, девушка обернулась, демонстрируя продолжение: «… выборы!»

– Осмотр завершен? – Она бросила взгляд через плечо. – Можно присесть рядом?

Мой взгляд заскользил вправо, к серому мрамору лестницы, на которой я провела последние двадцать минут, слившись с перилами. Оказалось, это не так сложно, когда большинство твоих одноклассников и знакомых делают вид, что ты невидимка.

Я кивнула и вернулась к фигуре девушки, вспомнив, что так и не разглядела ее лицо.

Загорелая кожа, темные волосы, укороченные с той же небрежностью, что и шорты. Губы яркие, притом, что на них нет помады. Небольшие, но выразительные глаза с длинными ресницами и густые брови.

Симпатичная. У нас совершенно разная внешность, но весь ее образ казался таким близким, что я впервые, с тех пор как закончилась наша дружба с Эмбер, хоть с кем-то почувствовала, что было бы интересно продолжить общение.

Я не запомнила ее имя. Знала только, что девушка перевелась в начале учебного года и с первых дней навела здесь свои порядки. Она тоже была из обеспеченной семьи, но в отличие от меня знала, как правильно пользоваться этим, хоть и сомнительным, но преимуществом. Эта маленькая брюнетка могла бы играючи переманить на свою сторону половину местных прихвостней. Только вот ее интересы не пересекались ни с чем из того, что могли предложить самые яркие личности нашей школы.

– Почему ты одна?

– Я так привыкла.

На самом деле, привыкла я не до конца, хоть и прошел почти год.

Выходит, это и есть одиночество?

Не знаю, в силу ли возраста, или из-за страха признать очевидное, но я не задумывалась об этом, даже когда одного за другим потеряла близких. И нет, потеряла не в том смысле, что кто-то из них умер.

Вначале меня, как ударом тока из неисправной розетки, шарахнуло правдой о моей семье. А позже я потеряла вторую опору – в лице лучшей подруги. Как оказалось, не только лучшей, еще и единственной.

И это впервые со дня нашей ссоры с Эмбер, когда в этой школе ко мне кто-то проявил интерес.

– К такому нельзя привыкать, – беспечно бросила девушка, усаживаясь рядом со мной. – Так что давай дружить.

Вот так просто? Будто она предлагает не дружбу, а завалявшийся в рюкзаке шоколадный батончик.

– Я не умею, – я старалась ответить так же беззаботно, чтобы не показать, как внутри все цепенеет от этих слов.

О том, что не умею дружить, я догадалась сразу же, как перестала общаться с бывшей подругой.

А как еще можно объяснить то, что на следующий день после ссоры я поняла, что такое травля? Еще и узнала, что травля бывает не только физической.

Я не получала тычки в бок и подножки или напитки, опрокинутые на одежду и волосы. Какое-то время меня задевали словами, а позже решили, что проще вообще игнорировать.

Пытаясь понять, в чем причина того, что внезапно я стала для всех невидимкой, я анализировала и вспоминала, как часто бесила людей своей прямолинейностью раньше. Или желанием говорить то, что думаю, в лоб. Потом к моим недостаткам приплюсовали прилежность в учебе.

Я стала задравшей нос выскочкой, отличницей из образцовой семьи.

Хотя высокие баллы рейтинга, доски почета и призовые места на конкурсах всегда были тем, чем гордились родители, но с равнодушием принимала я.

Мне было плевать на лидерство в школе, я не стремилась быть лучшей и просто жила, не обращая внимание ни на свои успехи, ни на неприязнь окружающих. Пока ссора с Эмбер не сделала меня уязвимой в глазах подростков, долгое время копивших в себе раздражение.

Мои успехи в учебе сошли на нет. Мне все еще было плевать, любят меня или ненавидят, я не пыталась таким образом им понравиться. Однако желание просто исчезнуть, слившись с окружающим фоном, стало настолько осязаемым, что в ущерб учебе я посвятила свое время другим увлечениям – чтению книг и рисованию.

Роль человека-мебели устраивала меня ровно до тех пор, пока я случайно не оказалась сброшенной в воду, которую боялась до смерти.

В тот день я шла мимо бассейна, возвращаясь с урока физкультуры. Заглушив посторонние звуки наушниками, плелась в полном одиночестве: раздевалку уже покинул весь класс. Но один из мальчишек так же случайно оказался в числе отставших. И он так спешил догнать остальных, что, пробегая мимо, задел меня плечом. Когда, упав в воду, я умудрилась не захлебнуться в первую же секунду, он коротко извинился и, даже не глядя в мою сторону, направился к остальным. Стоявшие в конце зала ребята что-то громко обсуждали, и никто не удосужился посмотреть в мою сторону.

Всем было плевать.

В тот раз я с трудом, но выбралась, дотянувшись до лестницы. Пока я сидела и кашляла, согнувшись возле шезлонга, на меня наткнулся учитель.

На следующий день началось разбирательство с вызовом родителей в школу. В свое оправдание одноклассники утверждали, что ничего не видели. Но до меня быстро дошли слухи, что с их стороны это была забота. Им очень хотелось дать мне толчок, чтобы избавить от страха перед водой.

К счастью, это был первый и последний случай, когда я пострадала физически. Как ни странно, эмоционально я была в порядке. Поглотившая меня ненависть оказалась такой глубокой, что я впервые за долгое время почувствовала себя живой. Мне захотелось кого-то ударить или заткнуть чей-нибудь рот. Да сделать это так метко, чтобы впредь ни у кого не возникло желания меня трогать.

– Брось! – нахмурила брови брюнетка, вырвав меня из удручающих воспоминаний. – Умеют все. Просто не знают, с какой стороны подступиться. А чаще всего выбирают не тех. Я наблюдаю за тобой больше недели. – На этой фразе я повернула к ней голову и округлила глаза. – И поняла, что мы точно подружимся.

– И как поняла? Ты в нашей школе недавно. У нас нет общих знакомых. Думаешь, можно узнать человека, просто наблюдая за ним неделю?

– Ага, я тут недавно. Знакомых нет. Но так даже круче. Зато никто не повлиял на мое мнение. Я Милли. – Она улыбнулась, взглядом указывая на свою руку. – А ты?

– Саманта. – Я осторожно коснулась вытянутой ладони. – Для друзей просто Сэм. – После недолгих раздумий продолжила: – Только вот я не уверена насчет дружбы.

– Не переживай, моей энергии хватит, чтобы дружить за двоих.

Тогда я оставила эту фразу без комментария, хоть и подумала, что девчонка с приветом, и за двоих один человек обычно не дружит, а находится в слабой позиции зависимого.

Однако со временем я поняла, что Милли была права.

У фразы «дружить за двоих» в нашем случае было свое значение. Рамирес просто ждала. Я знаю, что так мог бы сделать не каждый. Увидеть меня настоящую через внешний фасад отчужденности. Быть рядом, пока я наконец-то спрячу колючки пугливого дикобраза и снова смогу кому-то довериться.

К слову, искренность Милли я распознала с первых минут знакомства, но… ведь когда-то я не смогла разгадать лицемерие лучшей подруги. О каком же тогда доверии незнакомому человеку могла идти речь?

Я сомневалась, почти опустилась до глупых проверок, пытаясь понять, насколько крепка наша с Рамирес дружба. И позже, когда я успокоилась и поняла разницу между искренними чувствами Милли и двойной игрой Эмбер, рациональная часть меня перестала требовать доказательств.

И только тогда эта дружба стала взаимной по-настоящему.

Но не будь кто-то из нас решительным с первых минут знакомства… стали бы мы подругами?

Ведь порой смелости одного человека достаточно, чтобы начать отношения. В нашем случае с Милли – речь о дружбе. Только чтобы пойти до победного и сохранить отношения, смелость необходима обоим. Чтобы забыть о гордости, если по какой-то причине вы ссоритесь. И не бояться говорить прямо, если в душе и мыслях поселилась сомнения.

Могла ли я тогда знать, что это негласное правило быть решительной в отношениях работает и… в любви?

Глава 1. Я тебя помню

Jeon Jungkook [BTS] – Paper Hearts (cover)

Алекс

Просыпаясь сегодняшним утром – без будильника, в коем-то веке бодрый, довольный и отдохнувший, – вряд ли я ожидал узнать, какие открытия принесет мне этот вечер.

Я согласился на фотосессию для коллекции Ноя Брентона, но не предполагал, что фиктивный поцелуй с партнершей выльется в настоящий.

Сказав Саманте слова, в которых себе-то признался не сразу, я не подозревал, что у моих чувств есть другая история, срок давности которой – не пара-другая недель, а несколько лет.

А чуть позже, оказавшись на улице, где в полумиле от офиса была припаркована моя машина, я еще не догадывался, куда приведет меня желание прокатиться по городу и привести мысли в порядок.

И вот теперь я сижу здесь. В доме лучшей подруги, Мии. Единственной, кому я рассказал о случившемся тем летом в лагере. Пусть только в общих чертах, но тогда я был так потерян, что и сам не мог в полной мере осмыслить свои чувства. Хотел высказаться кому-нибудь, выплеснуть часть боли наружу, чтобы просто не сойти с ума.

Вся ирония моей жизни заключалась в том, что я, финансово обеспеченный, был пуст эмоционально. У меня было много «друзей», живые и здоровые родители. Но оказалось некому рассказать о том, что творится внутри и в чем я не могу разобраться.

Ни отцу, ни матери это было не нужно. Что могли посоветовать люди, от которых слово «расстаться» за последние шесть лет я слышал чаще, чем слово «любить»?

Так я и появился у порога чужого дома. А теперь этот дом стал мне ближе родительского. Хоть в последнее время я бываю здесь редко.

– Ты угадала, – признаюсь я, уткнувшись лбом в скрещенные замком ладони. – В этот раз причина тоже в девушке. Ее зовут Сэм. И сегодня я узнал, что пять лет назад она представилась мне придуманным именем.

Мысленно считая шаги секундной стрелки, я сбиваюсь уже на исходе первой минуты.

Мия молчит, напор воды в ванной, куда унес ноги Мик, становится меньше, а крошка Зои быстро соображает, что разговор не для детских ушей. Она сметает остатки пирога с тарелки и мчится в гостиную.

– Даже ты осталась без слов. – Усмешка с налетом грусти.

– Пытаюсь переварить.

– Неудивительно, – отвечаю с иронией. – Я вот уже второй час как перевариваю.

– И давно вы встретились? М-м-м… снова.

– В конце лета. Сэм перевелась к нам в этом семестре.

Дверь ванной отворяется. Мик пробегает взглядом по экрану телефона и с недовольным лицом проходит мимо.

– Дай угадаю! – бросает вслед мужу подруга. – Китон снова берет больничный?

– Рейс через шесть часов! – отвечает Мик. Даже не видя его, я чувствую недовольный взгляд и сжатый в прямую линию рот.

– Куда? – уточняет Мия.

– Нью-Йорк.

– Спасибо, что не Лондон.

– В Лондон он полетел бы сам, с размашистого пинка! – доносится с другого конца квартиры.

– Еще чаю? – спрашивает Мия, кивнув на опустевшую кружку. – Или чего покрепче?

Будь я уверен в том, что напитки покрепче помогут, сорвался бы в бар, а не к друзьям.

– Давай кофе.

Она поднимается, схватив со стола кружку, несет ее к раковине и, ополоснув, заполняет порцией капучино из кофеварки.

– Раз не хочешь покрепче, – пожимает плечами, заметив, как я морщусь при виде густой пенки.

Ладно. Пусть будет капучино.

Снова заняв место напротив, Мия подпирает ладонью подбородок и с еле заметной улыбкой спрашивает:

– А познакомились вы как? Она тебя сразу узнала?

– Без понятия.

Узнала ли Сэм меня сразу? Или ей тоже нужен был памятный «привет» из прошлого?

«СХМ».

Вторую букву в этот раз я разглядел лучше.

Ханна? Хилари? Хейли?

Замысловатая вязь, в которой сложно различить «К» это или «Х». Значит, Кэрри – это не второе имя, а выдуманное прозвище, у которого наверняка есть своя история.

Гребаная татуировка, которую я долго лелеял в памяти как сраный фетишист. Единственное, что я отчетливо помнил во всем ее образе, внезапно исчезнувшем из головы. Она испарилась, удачно превратившись в размытое воспоминание. Первая любовь, которая начисто отбила желание влюбляться.

Не могло это быть простым совпадением. Те же буквы и цвет. Расположение. Я увидел рисунок, и только потом память вернула мне звуки знакомого голоса. За ним – лицо, загорелое, с россыпью полупрозрачных веснушек. Сейчас кожа Сэм светлее, а веснушки можно заметить, только когда она появляется с чистым лицом, без макияжа. Круглые щеки, за которыми я не сразу разглядел в ней взрослую девушку, а не ребенка. И рост – за прошедшие годы она вытянулась дюйма на четыре, не меньше. Если раньше ей приходилось задирать голову, чтобы посмотреть мне в лицо, то сейчас достаточно надеть каблуки.

Неизменным остался лишь взгляд – все те же глаза, показавшиеся знакомыми даже сквозь стекла бутафорских очков.

– Без понятия? – с удивлением смотрит подруга. – Вы даже не обсуждали это? Она в курсе, что ты знаешь?

– Нет.

– Как информативно, Алекс! Мне каждое слово из тебя вытягивать?

И я рассказываю, попутно вспоминая, с чего началась наша короткая история…

***

Первое лето моего совершеннолетия. Я вовремя сдал все экзамены в конце первого курса и искал компанию для стажировки до начала семестра.

Отец с привычной для него иронией предложил мне должность работника на ресепшен вместо укатившей в отпуск сотрудницы. Мама в очередной раз устроила разнос «бездушной скотине» и подключила старые связи.

Следующим утром я нашел в телефоне сообщение от матери с контактами ее знакомой: та остро нуждалась в толковом «компьютерщике» на время отпуска постоянного сотрудника. Но сообщение я читал, сидя в самолете, который уносил меня за сотни километров от дома.

Лагерь «Долины Монтаны» – место, с которым было связано много счастливых воспоминаний из детства. Я проводил здесь каждые каникулы, с восьми до четырнадцати лет. И только сейчас нашел время и желание вернуться в прошлое в надежде, что даже спустя столько лет оно окажется хоть вполовину таким же беззаботным.

Мне не светило проживание в лагере ни в роли вожатого, ни в качестве отдыхающего из-за моей «особенности». Но среди вожатых был мой старый приятель, Рональд, с которым мы каждый сезон, пять лет подряд, попадали в одну смену.

Я позвонил Рону в ночь накануне отъезда и предложил свою помощь в качестве волонтера. В десяти милях от лагеря был небольшой городок, где я успел забронировать комнату в частном секторе. Съемное жилье было скорее укрытием. За волонтерство я получал завтрак, ланч и полноценный обед, а также возможность пользоваться душем и санузлом.

Для отдыха в одиночестве я планировал отыскать домик, запрятанный среди густых деревьев ближайшего леса. Дом был построен еще моим дедом. Лет тридцать назад на месте лагеря стояло несколько хозяйств, где жили фермеры, одним из которых и был Гарольд Хорнер.

К полудню по местному времени я прибыл в крупнейший аэропорт Монтаны, провел ночь в гостинице и следующим утром отчалил в знакомые края.

Рональд родом из Хелены – административного центра Монтаны. На время учебы в колледже Рон каждое лето брал по две рабочие смены в местном лагере.

Он встретил меня на автовокзале ближайшего населенного пункта и с ходу уточнил:

– Лекс, ты серьезно собрался снимать здесь хату? В этой дыре?

Я кивнул, демонстрируя бронь в одном из приложений для краткосрочной аренды жилья.

– У нас огромная комната с четырьмя одноместными кроватями. И всего двое вожатых парней. Мог бы и с нами затусить.

– В этой дыре есть прокат приличных машин. Час езды – и я в ночном клубе в компании девушек, которым уже исполнилось восемнадцать.

Рон понимающе хмыкнул и быстро свернул тему. Аргумент бесспорный, особенно на исходе четвертой недели непрерывной работы среди подростков.

К слову, те самые подростки оказались на редкость самоуверенным хамлом. И каждое замечание в сторону очередного обнаглевшего юнца заканчивалось бездарным рэпом его обширных познаний в юриспруденции.

К четвертому дню пребывания в лагере я пожалел, что вообще ввязался в это добровольное рабство.

В тот день на обед подавали пасту с куриными фрикадельками и сливочным соусом, ягодный морс и коктейль из овощей. Одна говорливая обезьяна решила отличиться даже во время приема пищи:

– Признавайтесь, чьей идеей было назвать рвоту младенца куриными фрикадельками?

По столовой пронеслись вздохи разочарования. Обед испорчен. Особо чувствительные с кислыми минами прошли в сторону урны.

Я качнул головой и, с громким скрипом отодвинув стул, обернулся к виновнику голодовки, внезапно настигшей половину лагеря. Рон крепко схватил меня за предплечье, по выражению лица догадавшись, чем грозит неудачная шутка дешевой копии Джорджа Карлина¹.

– Лекс, остынь. Мелани разберется.

С первого дня знакомства с этим сборищем невоспитанных малолеток я только и слышал фразу о том, что «Мелани разберется». Но судя по безразличию, с которым Мелани смотрела на происходящее, разобралась бы она скорее с нами, позволь мы себе хоть один комментарий в сторону ее подопечных.

Аппетит напрочь отбили и у меня. Я схватил поднос, собираясь вернуть нетронутый обед и попросить упаковать его в контейнер.

Она пронеслась мимо, чудом не сбив меня с ног. Единственное, что я успел разглядеть – длинные волосы невообразимого цвета: странная помесь розового, фиолетового и зеленого.

– Завтракаешь? – Через два стола от нас послышался обманчиво дружелюбный голос. – И как? В горло-то лезет?

Я пытался вспомнить, из какого отряда этот бойкий чертенок, но память никак не хотела бросаться подсказками.

Патлатый гамадрил вальяжно разлегся на стуле, скрестил руки и поднял на нее смеющийся взгляд.

– Да, не осо-о-обо, – протянул парень, перекатывая во рту ярко-зеленую жвачку.

Она подошла чуть ближе, схватилась за спинку стула, занятого нахалом, и метким движением познакомила его рожу с внушительной порцией макарон, секунду назад стоявшей перед его носом.

– Давай, помогу, – бросила, с силой нажав на затылок дебила и пару раз крутанув для убедительности.

Пока ошеломленный юнец приходил в себя, девчонка отступила на два шага и приготовилась к атаке.

Издав рык взбесившейся гиены, парень схватился за край подноса и бросился к девчонке. Рост у оглобли был почти на фут больше, чем у его соперницы. Она отступила еще на шаг. Я отложил поднос в сторону и неосознанно дернулся, умом понимая, что если придурку взбредет в голову разнести ее разноцветную макушку, моя помощь подоспеет позже, чем он воплотит задуманное в реальность.

И где в тот момент была Мелани?

Но в следующую секунду эта шустрая кроха молча развернулась, бросила вперед выпрямленную в колене худую ножку и сбила с рук идиота поднос. Металлическая посуда с характерным звоном отскочила от пола. Пострадавший остался без слов, а в тишине заполненной столовой раздались одиночные смешки.

– Ходи и оглядывайся по сторонам, я это так не оставлю, – прошипел злой и сгорающий от стыда амбал.

– Боже, дрожу от страха, – прыснула маленькая оторва, в одну минуту став воплощением Немезиды для всех, кто пострадал от рук и языка этого клоуна. – Все, на что ты способен – подкрасться из-за спины и толкнуть в воду.

Он стушевался, несвязным бурчанием признавая свою вину. Девчонка с презрением хмыкнула, прошлась большим пальцем поперек шеи и пригрозила в следующий раз слепить кулинарный шедевр из его яиц.

Лишь проводив ее окрыленную справедливым возмездием фигуру, я понял, что дышу в полную силу.

– Сумасшедшая, – бросил вдогонку голосом, в котором угадывалось восхищение.

– Я не вдуплил, а че она ногами размахивает? – задумчиво протянул увлеченно жующий Рональд. – Поду-у-умаешь, в воде искупали. Это же просто прикол. Шутка.

– Наверное. Если тот, над кем шутят, умеет плавать.

Рон прекратил жевать и задумался:

– В смысле? Конечно, умеет! Они в своем лагере проводят в воде по полдня. Русалки херовы.

– Как видишь, эта русалка хвосту предпочла ноги, – заметил я, мимолетно оценив ее шустрые конечности, которые вышагивали прочь из столовой. – Подожди-ка. Они? Девчонка не ваша?

– С соседнего лагеря, – мотнул головой парень. – Пару раз в неделю тут проводят заплывы на общих территориях. Малышня там обычно друг друга не дергает, но вне «часа перемирия» делает то, что в башку взбредет. Видно, ей и досталось во время очередной битвы.

Я слышал о давней вражде между лагерями, начало которой было положено несколько лет назад. «Капитаны Озера» с первого дня существования одним своим названием обозначили «хозяина» на территориях, где долгие годы главенствовал лагерь «Долины Монтаны». И несмотря на видимую нейтральность старшего поколения, настоящим зачинщиком конфликтов были именно вожатые, которые подначивали молодежь.

Что и говорить: это соперничество было одним из главных развлечений подростков в однообразных буднях с расписанным поминутно режимом дня.

Значит, девчонка попала под раздачу в одной из разборок между местными «кланами». А парню просто не повезло, что безобидная на первый взгляд тростинка оказалась гибким прутиком: умудрилась не только выпрямиться, но и попутно щелкнуть обидчика по носу.

– Сколько ей? На вид не больше тринадцати.

Рон с подозрением прищурился и быстро махнул рукой.

– Какая разница? С малолетками нам с тобой все равно ничего не светит.

Девчонка успела исчезнуть за дверью, но перед глазами все еще стояла ее фигура. Тонкая, загорелая, звонкая – маленький шустрый чертенок. Густые брови с рыжеватым оттенком, по-детски округлое лицо, сжатый в тонкую линию рот.

Какой у меня мог быть интерес к этой малышке, кроме простого любопытства? Во мне никогда не было столько живой энергии. И почему-то, впервые увидев ее, я почувствовал, как тела коснулось тепло какого-то странного умиротворения.

Но даже у любопытства, как оказалась, есть стадии градации. Второй ступени оно достигло на следующий день.

Лагеря вновь схлестнулись в напряженном поединке. В этот раз – интеллектуальном. Именно необходимость включить мозговой штурм заставила меня согласиться на участие в конкурсе в составе команды нашего лагеря. Да, это противоречило правилам, но в «Капитанах» не было ни одного человека, который знал бы о том, кто я на самом деле.

Маленькая ложь порождает большую. Мне придумали возраст. Я додумал имя – на пару часов позже и только для одного человека. Для нее.

Мы столкнулись на ринге, в финальном раунде. Я был последней надеждой команды на ничью, после которой мне же и предстояло играть до победного.

Сделав возможное, я все равно оказался в числе проигравших. Позже кто-то из ребят назвал это кармой за обман с моим возрастом. Возможно. Свое наказание я получил чуть позже. Да такое, что сердце до сих пор отзывалось знакомой болью.

Я бы забыл ее даже после той встречи на «Брейн ринге», но то, как она ответила на задание раунда, не оставило мне шансов.

Урсула Ле Гуин в библиотеке ученицы средней школы? Может, она и труды Горация по будням «ест на завтрак»?

Я нашел ее в нескольких милях от лагеря. Сидела у берега и задумчиво смотрела на воду. Бесшумно опустившись рядом и благоразумно сохраняя расстояние в пару футов, я поздоровался.

Ее ответ не отличался дружелюбием, как и все последующие. Она точно пыталась отмахнуться от меня, как от назойливой мухи. Мы перебросились несколькими фразами, из которых я понял, что «тьма – правая рука света» появилась в ее голове случайно, а не благодаря знакомству с Ле Гуин. А на третьей минуте общения с уверенностью сказал бы, что даже в этом возрасте она вполне осилила бы и весь Хайнский цикл².

Когда разговор перешел к обсуждению ее книжного безумия, которое было мне не понаслышке знакомо, мы переглянулись и неловкость исчезла сама собой. Обман стал причиной нашей встречи на ринге: я был для нее одним из десятков мальчишек, приехавших отдыхать в летний лагерь. Надежды и мыслей на продолжение знакомства с ней не было, и в тот момент, когда я решил ей представиться, мне показалось логичным скрывать свою личность до конца.

Я назвался именем героя последней дочитанной в самолете книги. Но даже мысли не допускал, что андрогин с планеты Зима подходит в качестве «арендатора» имени для живущего в двух телах парня, в душе которого давно не существует иного времени года.

Приехав в чужой штат, за шесть часовых поясов от Бостона, и рискуя быть разоблаченным сильнее, чем дома, я неосознанно искал свое Лето. Но не сразу понял, что самое теплое время этого года и всей моей жизни заключалось в одном человеке.

Был бы я честен с первых минут, распознай это сразу? Даже если и так? Оценила бы она это?

Я надеялся, что имя выветрится из ее головы вскоре после знакомства. Но она не стала заморачиваться, умудрившись играючи придумать к нему сокращение. Эйс. И почти ни разу – Эстравен. А вот узнать, как зовут саму девушку, мне удалось только к концу встречи. Мы вдоволь наговорились, обсудили Фаулза и Лема, вспомнили пару отбитых придурков из «Долины» и незаметно двинулись в сторону ее лагеря.

Она шла впереди, я медленно плелся в паре футов, разглядывая прозрачную воду озера.

– Кэрри. – Резко обернулась, протягивая мне худенькую ладонь с длинными пальцами.

– Как у Джима?

– Или у Кинга, – улыбнулась она, подмигивая. – На слух они звучат одинаково. А вот в письме я предпочитаю использовать вариант с буквой «K», а не «С».

– Кэролайн?

– Неважно. Друзья зовут меня Кэрри. А тем, что длиннее и серьезнее, пусть пользуются родители, когда я выкидываю очередной фортель.

До лагеря Кэрри оставалось чуть меньше полумили, и мы попрощались. Никто из нас не стал говорить о следующей встрече.

Впрочем, договариваться нам не было необходимости.

Два следующих дня мы осторожно знакомились друг с другом. Я говорил о себе, не упоминая семью, друзей и город, в котором живу. Неудивительно, что девчонка решила, будто я сирота.

Мы держались на расстоянии, умудряясь при этом становиться все ближе. Шаг назад, два вперед. Общались как лучшие друзья, знакомые не первый год, но даже возраста друг друга не знали. Как оказалось, недосказанность в этой странной «дружбе» устраивала только меня.

На четвертый день мы так же, не договариваясь, встретились на привычном месте, но на целый час раньше. Она сидела у берега и со знакомой яростью бросалась в воду камнями. Я словно прошел сквозь волны напряжения, когда опустился на свое привычное место.

– Думаешь, попадешь в него? – спросил, потянувшись рукой к ее пальцам, которые уже приготовились метать следующий снаряд.

– В кого?

– В чудище озера Лох-Несс. Ты же поэтому не плаваешь? Боишься, в воду утащит?

– С чего ты взял, что я боюсь? – Ее возмущение было таким натуральным, что я усомнился в своих догадках.

Может, придурку из лагеря, чье имя я так и не запомнил, досталось совсем не за то, что он едва не утопил Кэрри?

– Тогда докажи, что я не прав.

Я только сильнее распалил ее гнев. О чем жалел, когда спустя два часа она самозабвенно бросилась в воду и чуть не утонула.

Еще одна грань наших насыщенных на эмоции отношений. Что сейчас, что тогда, нам удавалось с одинаковым рвением как «любить», так и «ненавидеть» друг друга.

В тот же день, уже после того как она успела погостить в моем убежище, мы вернулись к озеру, чтобы определить победителя. Бессмысленный спор, в котором проигравшими рисковали остаться оба. Вряд ли я наслаждался бы «победой», если бы мой оппонент, прыгнувший в омут с разбега, оказался бы на дне озера. Но итогом, как ни странно, стала ничья. А в качестве выигрыша мы разделили один на двоих поцелуй. Еще тогда она обладала способностью срывать мою крышу парой слов, взглядов и невинных прикосновений.

– Мне скоро шестнадцать, – выдохнула Кэрри, когда поцелуй закончился.

– Выглядишь младше, – заметил с улыбкой, внимательнее вглядываясь в ее лицо.

С остальным я определился еще в своем домике, где впервые увидел ее в коротких шортах.

Обычно она носила свободные вещи, и сложно было понять, есть ли в ней хоть какие-то намеки на женственность. Но одежда, в которой Кэр появилась сегодня, позволила мне «прозреть» окончательно. Ее худоба затронула все тело, но особенно досталось талии, на фоне которой выделялась и едва округлившаяся грудь, и два небольших, но крепких «орешка», спрятанных под шортами.

– А тебе сколько?

– Боишься, что младше?

– Нет, – мотнула головой, зарывшись пальцами в мои волосы. – Какая разница, если человек мне нравится?

– А я тебе нравлюсь? – продолжил шутить, наблюдая за ее реакцией.

– С чего ты взял? – Она быстро включилась в игру, продолжая держаться в опасной близости. – Я сделала это из благодарности. Так сколько тебе? Шестнадцать? Семнадцать?

– Если, по-твоему, я выгляжу на семнадцать, считай, что угадала.

– Я слышала, что у вас ограничения по возрасту отдыхающих. Группы с двенадцати до пятнадцати и с шестнадцати до семнадцати. На «Брейн ринге» были ребята из старших, я помню. Кстати, откуда такая система?

– Пришлось делить по числу отдыхающих. Малявок в этом году оказалось намного меньше.

Мы принялись увлеченно спорить, относится ли она к категории «малявок», и следующие полтора часа провели, обмениваясь безобидными колкостями.

Следующим вечером в расписании лагерей стояла общая дискотека. Танцы и уйма безалкогольных напитков под надзором вчерашних школьников, вроде меня и Рона. Она все еще думала, что Эстравен – мое настоящее имя, и было бы странно надеяться, что после танцев я смогу скрывать правду и дальше.

Когда Кэр спросила прямо, пойду ли я с ней на вечер, пришлось отказаться. И дело не только в моем настоящем имени. Эта тайна не шла ни в какое сравнение с тем, что я прятал с шести вечера до полуночи.

Взамен я предложил ей устроить танцы в доме на дереве.

Телефон с тремя динамиками, пауэрбэнк и Spotify ³.

– Что будем танцевать? – с улыбкой спросила гостья, встав в позу – отбросила разноцветные пряди за спину и уперла руки в бока.

– А что ты умеешь?

– Всего понемногу, – пожала плечами, ритмично качнув ногой под мелодию, заигравшую в динамиках. – Вальс, хастл, когда-то даже училась бить чечетку.

– А танго?

– Танго? – Она удивленно вскинула брови, неуверенно улыбнулась и качнула головой. – Таких талантов у меня нет.