Идка

Был папа мобилизован в труд-армию с 22 марта 1942 г. по 31 декабря 1945 г. и был привлечён к принудительному труду в условиях ограниченной свободы – рабочие колонны НКВД Челябинской области, а с 1946 г. по 20 августа 1954г. состоял на учете спецпоселения. На основании закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г. реабилитирован, а вместе с ним реабилитирована и я, и Виктор и Иван, так как были рождены до 1954 г. и проживали вместе с ним.

Ещё об этом периоде из рассказов мамы, папы, что сама видела. Отец работал со всеми трудармейцами в шахте за забором из колючей проволоки, спали в бараках. Он несколько раз писал заявления, чтоб пойти добровольцем на фронт, заявления принимали, через несколько дней приходил отказ, мол, он нужен в тылу на трудовом фронте. Шахтеры умирали прямо в забоях, от голода, от болезней и в бараках. «Мёрли, как мухи», – говорил отец.

Шахты от посёлка нашего находились недалеко. Охраняли их с ружьями, однако некоторых отпускали в посёлок, чтоб они могли чем–нибудь подкормиться.

Однажды отец шёл с помойки, собирал и ел картофельные очистки, если попадались кости, сгрызал как собака. (Пока он был жив, всегда уже покушав, отрезал кусочек хлеба, солил его и съедал. Ни одна крошка хлеба не упадала на стол при еде. Все кости объедались им до чистоты.) Обратно возвращался мимо бараков, возле одного остановился, прислонился к заборчику низенькому и потерял сознание, очнулся в комнате, женщина, жившая там, его подобрала, не дала замёрзнуть, накормила, дала сынову обувку (у отца на ногах были намотаны тряпки). Когда он отогрелся и собрался уходить, она сказала, чтоб он к ней наведывался, она всегда его накормит, чаем напоит. У неё сын был на войне, мол, вот и моему сыну кто-нибудь поможет.

И сколько я себя помню, как только папа получал получку, он с мамой шёл в магазин покупали продукты и отправлялись навестить эту бабушку (в аванс не ходили), это притом, что работал он один, едоков-то сколько было. На праздники кроме продуктов ей преподносился немудрёный подарок. Бабушка прожила долгий век, сами уж пенсионеры, продолжали её навещать до самой её кончины.

Рассказывал, что к ним прибывали солдаты с фронта, делились своими виденными событиями. Говорили, что если бы отцы-командиры не приказывали по солдатам своим стрелять, давно бы Гитлера победили, а то невооружённым глазом видно русская армия, а приказано уничтожить. Отец сказал такое, а потом понял, что и мои уши на кухне торчат, просил никому такого не повторять. Мои уши слышали, а зубы и язык молчали.

В 1945 году им после победы стали чаще давать увольнительную. Они собирались человека по три, ходили в посёлок Тугайкуль, предлагали свою помощь в обмен на еду, у тамошних жителей были во владениях большие земельные наделы под огород (помидоры, огурцы, лук и прочую мелочь) и под картошку. Трудились на них бабы и дети. От помощи мужиков не отказывались. На один из таких огородов попал отец, на нём работая, он и познакомился с мамой. Маминой матери он был не по душе – немец, в дальнейшем холодность распространялась и на детей. Мама пошла замуж, несмотря на родственников.

Глава 8

Как видишь, не только родственники со стороны отца были недовольны этим браком. Разница в том, что Рябковы жили в другом посёлке. Между п. Тугайкуль и п. Злоказово расстояние, может быть, километра в три было, наверное. Ссор не было. От помощи берговой не отказывались, рады бывали.

У бабушки в гостях

Рассказывали, что когда я ещё была маленькая, если меня у них оставляли, то я пускалась, не умолкая в рёв. Лельке приходилось нести меня домой к родителям. Вот и не любили меня, рёву-корову. Тебя даже в трёх месячном возрасте нельзя было оставить ни у кого. Толик был на этот счёт спокойней.

Подросла, стали отправлять меня погостить к ним с кем-нибудь из ребят старших (Витька, Ванька), путь был нескончаем. Иной раз топаешь, топаешь, конца-края не видать, прохожих нет. По пути попадались холмы высоконькие, верно, шахтовые выработки, травой поросшие. На их склонах отдыхали.

Зато у бабушки Фёклы был огород. Она разрешала разредить грядку с морковкой. Выдернешь красотульку – ниточку морковную оранжевую или жёлтенькую за хвостик зеленый, окунёшь в бочку с водой стоялой, а то и некогда окунать, и в рот хрум, хрум. Зааапаах, вкус, аромат непередаваемый. Разрешала горох или бобы пощипать, они, горошинки в стручках только, только зарождались. Бобы зелёные, краску не набрали в лохматых, ещё не толстых стручках, но зато мягкие, вкусные. Горох жевали вместе со стручком, горошинки в нём масипусенькие, назвать горохом нельзя. Из толстых перьев лука-бутана делали свистульки.

Гостили целый день, а если бабушка на завтра собиралась на базар, оставались с ночевкой.

Во дворе дома расхаживали сердитые, ворчливые, носатые, с неприятной на нём висюлькой красной, бородавчатой, хвостищи веером открывают, головой с висюлькой мотают большие индюки. С ними за кампанию гуляют суетливые говорливые курицы, во главе со страшным, грозным, драчливым петухом. Хулиган петушиный не любил Витьку, бил его, сначала по двору гоняет, потом взлетит ему на голову и бьёт. Стояла возле стайки у стенки старая кровать с панцирной сеткой. Однажды загнал ребятёнка на эту кровать, орёт, победу празднует, еле от пацанёнка отогнали. А то взлетит на крышу ворот и распевает красно-коричневый разбойник. Ворота высокие широкие, чтоб телега проезжала, скотина заходила с пастбища, закрывались на длинную перекладину деревянную, калитка запиралась на крючок. Был у дома палисадник небольшой, в нём росли цветы и большая черёмуха. Цвела душистая белыми нежными цветочками, потом созревали чёрные, блестящие, мясистые ягоды, вкуснотища. Рты и губы чёрные. Бабушка позволяла ягоду рвать и есть прямо с дерева-куста.

Дом у бабушки небольшой и невысокий. При входе сени, передняя и задняя комнаты, обе маленькие, окна тоже маленькие со ставнями, темный дом. Это понятное дело в сравнении с нашей квартирой. Запомнилась железная кровать с высоким убранством (перина, подушки, из-под покрывала кружевной подзор, на спинках зановесочки, отделаны кружевом, подушки горкой с накидкой вязаной) в задней комнате. Между двух окон, что выходят в палисадник, стоит стол, над ним зеркало, слегка потускневшее с ржавыми по краям разводами, по бокам от него фотографии, в рамочках, изготовленных из соломки. Кровать стоит справа, слева окно во двор, около него стоит невеликий черный сундук, оббит и рисунком изукрашен цветными металлическими полосочками. Слева, почти над сундуком, весит икона, около неё подставочка, на ней лампадка и свечи. Икона убрана белым полотенцем, оно вышито крестиком красно-черными нитками. У нас тоже парочка таких полотенец была.

Угощала баба нас щами, или супом со щавелем и яйцом со сметанкой. Яичницей на молоке, запекалась в духовке, я любила, чтоб корочка была румяная и юшочка солёненькая. Ещё я помню жареную картошку, сначала она варилась в мундире, потом очищалась, мелко крошилась. Жарилась на подсолнечном пахучем масле с зелёным лучком. Скуснотишша и запаах! Видишь сына, сколь немудрёная пища-вкусняяятина

Базар.

Чуток по времени позже, когда овощи набирали первую зрелость, морковь толстела, но ещё недоросль, горох в стручках округлился до сладости, бобы начинали набирать цвет, синеть. Огурцы в навозной грядке подросли, зеленью яркой под листами прятались. Лук стрелками сочными к солнцу тянулся. Подсолнушки своими жёлтыми коронами соблазняли, но семечки в них ещё молочной спелости, на любителя.

Так вот, переночевав, мы собирались домой, а бабушка готовилась идти на базар. Помогали ей нести сумки с овощами.

Базар находился в то время недалеко от теперешней автобусной остановки, если стоять к ней лицом слева, когда ты там бывал, на месте оного выстроены были магазинчики одноэтажные. А, в то моё время и остановки не существовало, а красовался дом-водокачка и маленькая лавка, продавали в ней керосин, что ещё не помню. Запутала тебя совсем, да? Терпи или не читай, раз просил вспомнить. Сюжет хронометрически последовательно не обучена создавать, правильными словами выражать.

О базаре продолжаю. Тогда я не видела других базаров, а этот в моих глазах – большой. В середине три длиннющих деревянных ряда открытых, на одном из них бабушка и пристраивает свой товар. Продавцов много и покупателей на всех хватало. По периметру располагались крытые ряды, но, открыты с передней стороны, там рыба речная, торговцы мясом, тётки с тряпками, вязанием и прочим, жители деревенские с молочными продуктами скрываются от солнца. Ютятся здесь же ларёчки продуктовые, государственные. Помню пивной-винный ларек, спиртное продавали на разлив, потому что в нём работала продавцом, бабушкина племянница, брата дочь.

Тётя Маша, мамина двоюродная сестра. Она выше мамы (рост у мамы 164см), тоненькая, смуглая, чёрные глаза, чёрные волосы, заплетены в косу. Коса, в руку толщиной, вокруг головы уложена короной. Когда она у нас гостила и оставалась ночевать, на ночь расплетала косищу, волосы падали на пол, такой длины они были. Садилась на стул и принималась её расчёсывать с кончиков, потом и мне разрешалось гребёнкой пройтись по ним. Чудо. Замужем за красивым мужиком, но он алкоголик, всегда пьян. Приходил к ней в ларёк, канючил налить, говорила, что наливала, чтоб не позорил и сразу ушёл. Уходил. Однажды так выпил и пошёл по шпалам, (если помнишь нашу железную дорогу). Упал, и не встал. Очевидцы говорили – сгорел, даже, мол, дым пошёл. Во, какие страсти.

На этот же базар мы бегали отцу за семечками. Папа решил бросить курить (не помню год), тягу к папиросам заглушал семечками. Он тогда их столько лузгал, что подъел один зуб передний, короче стал, но никогда не болел. Отец, человек слова. Один раз сказал во всеуслышание – брошу. Ни разу больше не закурил, мужики его соблазняли всячески, даже в подпитии. Позже не выносил табачного дыма. Вот что значит, один раз сказал, повторять не буду.

Отступ в сторону или некоторые характеристики. Вообще зубы у него крепкие, 26 января 1995 г. умер, был запломбирован один какой-то зуб. Дед наш крепкий. Не болел. Как-то пошёл в туалет по большому, а с него кровь полилась. Маму позвал, она скорую вызвала, ему было 72 годочка. Когда ему сделали операцию, вместе с ним в палате лежали молодые, умирали. От желудка оставили кусочек с напёрсток, маме сказали, готовиться к худшему рак. Он об этом не знал и выжил. Ел в первое время по столовой ложке протёртой пищи и бульон, потом по две, добавляя постепенно. Мне об операции не сообщали, пишу по рассказу. Узнала об этом по приезду в отпуск. В итоге стал, есть нормально, и попивать с мамой самогон (готовили сами) и водочку в компании с сыновьями. Прожил после операции ещё 7 лет.

Я гостила у них в 1995 году, начале января. Уезжая от них, сказала Фильке: «Смотри, отец скоро умрёт, чтоб мама не сидела рядом с покойником, (она же не ходила, в туалет опралялась, в "утку", а умывалась над тазом, отец ей на руки поливал), а то будешь гулять и вовремя не зайдёшь». Так он каждый день к ним забегал. Когда на похороны приехала, он спрашивал, откуда я знала, что папа должен умереть скоро. Как на это ответить не знала, сказала по глазам увидела.

Продолжая про отца припишу, если куда-нибудь были приглашены, обязательно надо быть в означенное время и не минуты опоздания. Мама порой пыталась задержаться, но смирилась с данным положением.

Несколько слов о речи. За всю свою жизнь я ни разу не слышала от отца матюга, ни в каком его состоянии, слово самое ругательное – сволочь. Бывало, сидят на крыльце бабы, мужики, присказкой к разговору матюг. Отец шикает:

– Ребятишки кругом!

Мужики возмущаются:

– В забое ты первый матершинник, так заворачиваешь, мы диву даёмся на твою изобретательность, вычурности матюга, а тут – тише.

– Там детей и женщин нет.

Мама себе позволяла завернуть матюшок, уши заворачивались, но не при отце.

Глава 9

Животинки и игрушки.

Когда я пошла в первый класс, мама принесла махонького, любопытного котенка, у него только начали открываться глазки. Котеночек получил кличку-имячко Муся. Была она тёмно-серой с проступающими ещё более темными полосами, не пушистая, но с плотным мехом. Кошечка выросла крупной, любопытной и бесстрашной. У нас с ней обоюдная любовь. Вопреки отцовым запретам: «Звери на кроватях не спят», она ухитрялась ночью прийти ко мне. Действительно последующие кошки никогда ни днём, ни ночью на кроватях не бывали. Муся летом большую часть времени проводила на улице, живя свободной, двери же нараспашку. Если её донимали собаки, безжалостно с ними расправлялась. Охотницей была отменной: каждый день с добычей, крысы и мыши, и птицы все в её лапах. Один раз в год приносила двух котят, мама их убирала. Как-то в холодное время года, была с пузочком, вечером отпросилась гулять, ждали её, ждали, звали, не отзывалась. Утром нашли на соседнем крыльце, банда собачья разодрала. Слёз у всех нас надолго хватило. Ей было восемь лет.

Когда она жива была, появилась у нас ещё одна кисуня. Отец стоял у окна в кухне и увидел, что пацаны кошку мучают. Позвал меня:

– Идка, иди, отними, неси домой. Принесла маленькую кошечку разноцветную с курносым носом, но не котенка, прожила тоже долго.

Была у нас собачка Бобик черный, маленький. Жил он на коврике у двери вне квартиры, почему-то не любил её, заходил только жрать. Пёс интересный такой – в квартиру посторонних запускал, а из неё без проважатых не выпускал. Откуда он у нас взялся не знаю, всегда был. Не любил он соседа по площадке, не гавкал, не бросался, но рычал на него. Чувствовал видимо гадскую сущность мужика. Он свою семью держал на кулаке, говорили он из бандеровцев, а почему свободно жил, не понимаю. Однажды утром собачки у двери не стало. Подозрения у всех жителей подъезда были на него, но не пойман не вор.

У Фили была галка. Птенца он нашёл, видно из гнезда выпал, ещё плохо оперился. Филя кормил его и поил изо рта, назвал Галей. Выкормил. Галя от него ни на шаг. Скажет: «Галя, га», она в ответ кричит и бегом к нему. Подросла, он её выпустил. Филя на балкон или на улицу выйдет, крикнет: «Галя, га», она прилетит к нему, на руку садится, поговорит с ним, улетает.

Коля однажды крота притащил, миленький зверёныш. Таз большой набили плотно землёй, его посадили не неё, он мгновенно в землю ушёл, так и бегал, выскочит из земли и снова роет новый ход. Чёрный сам, мех блестящий, гладишь его, он гладкий, не кусается. Наблюдать за ним интересно, сядем в кружок у таза и подглядываем за ним. Прожил несколько дней, Коля унёс на волю.

Жил у нас и ёжик. Говорят, колючий ёж! Когда свернётся клубочком, тогда колючий. Привык к нам, бегает, ночью топот стоит, кушает, гладишь от головки, иголки не распускает они мягкие и гладкие. Жил какое-то время, отец принёс, отец и отнёс туда, где взял.

Был у нас и аквариум, особенное отношение к макроподам, к их пузыристым домикам для икры, к заботливому отцу. Он и дом строит, и от мамы икру охраняет и мальков. За радужной стайкой гуппёшек, можно часами наблюдать. Драчливы и переливчаты петушки. Восхищают чёрные муллинезии и ракушки, и сомики.

Из игрушек помню неваляшку красного «Ванька-встанька», дудочку, волшебный калейдоскоп, шашки, домино. Бубен, губную гармошку, юлу, кубики, конструктор, голышку пупсика, балалайку. Пуговицу на нитке жужжалку, отец накручивал. Он же на большой картонке вычерчивал большой квадратный крест, к нему делал деревянный кубик, выжигал на нём гвоздём, на каждой стороне точки – 1,2,3,4,5,6. У каждого играющего свои фишки. Играли с нами родители. Это любимая игра! Сюда же относится лото: в него игра с присказками и на копеечки. Накручивала из тряпок куклы. Вырезала их из бумаги. Покупной не помню, может и была, в памяти не сохранилась. На балалайке и на губной гармошке, так никто и не научился играть. Занимались лепкой из пластилина, в этом отличалась мама. У неё получались зверушки очень похожими, с картинок лепили. Мы пытались её обскакать, но, увы, не получалось.

Собирала фантики от конфет, большей частью на улице. Все девчонки этим занимались. У каждой были свои секретики. Рыли ямки в земле, туда клали фантик, прикрывали его стёклышком и опять зарывали. В мирное время показывали друг другу, сравнивали, чей лучше и красивее. Потом разоряли их друг у друга. Чей секретик дольше не находили, та и победитель. Хвастались друг перед другом фантиками, у кого был самый редкий, та была на высоте, задавака (сейчас бы сказали, самая крутая), считали и пересчитывали, разглаживали и менялись, в коробочках хранили. Были у всех и скакалки, а ещё играли в классики.