Kitabı oxu: «Маленький лорд Фаунтлерой»

Frensis Eliza Börnet

Şrift:

Frances Hodgson Burnett

Little Lord Fauntleroy. 1886

Перевод с английского Елены Таборовской

Вступительная статья Ольги Пановой

Художник Ольга Ионайтис

* * *

Книга на все времена

«Маленький лорд Фаунтлерой» – книга, которую, прочитав в детстве, любят всю жизнь. Её читают и перечитывают потом детям и внукам. История «маленького лорда» Седрика Эрроля стоит в одном ряду с «Винни-Пухом», «Алисой в Стране чудес», «Снежной королевой», а её автор по праву причисляется к когорте великих классиков детской литературы.

Фрэнсис Элиза Ходжсон Бёрнетт родилась 24 ноября 1849 года в Манчестере. Её отец, владелец магазина мебели, умер, когда Фрэнсис было всего четыре года. Мать, оставшись одна, пыталась управлять семейным делом и растить пятерых детей. Но магазин приносил одни убытки, и миссис Ходжсон в конце концов пришлось продать его и уехать в Америку, где давно обосновался её брат, хозяин бакалейного магазина. Скорее всего, именно своего американского дядюшку Ф. Бёрнетт изобразила под именем бакалейщика мистера Гоббса, друга маленького лорда Фаунтлероя.

Фрэнсис было шестнадцать лет, когда семья поселилась в Ноксвилле, штат Теннесси. Жизнь была нелёгкой: приходилось на всём экономить, но в доме всегда царили любовь и взаимопонимание. После смерти матери двадцатилетняя Фрэнсис стала главой семьи. Писательством она решила заняться в надежде на хорошее вознаграждение, чтобы помочь родным выбраться из нужды. Её рассказы охотно публиковали журналы для семейного чтения.

Вскоре Фрэнсис вышла замуж за своего соседа доктора Свана Бёрнетта. У них родились двое сыновей – Лайонел и Вивиан. Но отношения с мужем постепенно разладились, и Фрэнсис всю свою любовь отдала детям. Она сумела стать лучшим другом для своих мальчиков. Старший сын Лайонел в пятнадцать лет заболел туберкулёзом, от которого его так и не смогли вылечить. Потеря сына отразилась на всём творчестве Фрэнсис, тема болезни ребёнка затрагивается во многих её произведениях. Младший сын писательницы стал прототипом маленького лорда Фаунтлероя. Как и у Вивиана, у Седрика чудесные золотистые локоны, сияющие карие глаза, а главное – доброе сердце и открытый доверчивый нрав.

Своё лучшее произведение – повесть об американском мальчике, который оказался английским лордом, наследником аристократического титула и огромного состояния, – Фрэнсис Бёрнетт написала в 1886 году, уже будучи хорошо известной в литературных кругах. И взрослых, и маленьких читателей в этой книге привлекает, помимо интересного сюжета, исходящее от её страниц удивительное ощущение света и теплоты, вера в великую силу добра, преображающую людей.

История мальчика, его самоотверженной мамы и его дедушки, надменного английского графа, – это история о том, что новая жизнь может начаться для человека в любом возрасте. Она начинается для Седрика, который ребёнком должен покинуть мать, переехать из Америки в Англию, неизвестную для него страну, чтобы узнать о своих предках и объединить обе ветви своей семьи, разделённые не только Атлантикой, но и враждебностью, старыми обидами, непониманием.

Новая жизнь начинается благодаря Седрику для очерствевшего старика-аристократа. То, что происходит с душой графа Доринкорта, – чудо, которое можно сравнить с неожиданным цветением давно засохшего старого дерева. Новая жизнь начинается и для матери Седрика миссис Эрроль, пожертвовавшей всем ради сына, ради его будущего – и это, как ни странно, оказывается для неё спасением от горя и одиночества: расставшись с сыном, она не только не теряет его, но ещё и приобретает уважение и дружбу своего сурового родственника-аристократа.

По мере того как герои преодолевают предрассудки, прощают старые обиды и учатся отзывчивости и состраданию, всё остальное – разница в возрасте, убеждения, происхождение, материальное положение – становится второстепенным и не может разлучить родных и друзей. Трудная дорога к любви, к другим людям – путь, которым идут герои книги, как и каждый из нас на протяжении всей жизни, от раннего детства и до глубокой старости.

О. Ю. Панова, доктор филологических наук

Глава I. Удивительная неожиданность

Седрик решительно ничего не знал об этом, знал он только, что отец его был англичанин; но он умер, когда Седрик был совсем маленьким, и потому он помнил о нём не очень много; он помнил только, что папа был высокого роста, что у него были голубые глаза и длинные усы и что было необыкновенно весело путешествовать по комнатам, сидя у него на плече. После смерти папы Седрик убедился, что лучше не говорить с мамой о нём. Во время его болезни Седрика увезли из дому, а когда Седрик возвратился, всё уже было кончено и его мама, которая тоже была очень больна, только что перешла с постели в своё кресло у окна. Она была бледна и худа, ямочки с её милого лица исчезли, глаза смотрели печально, а платье на ней было совсем чёрное.

– Милочка, – спросил Седрик (папа всегда так называл её, и мальчик стал подражать ему), – милочка, папе лучше?

Он почувствовал, как задрожали её руки, и, подняв свою кудрявую головку, взглянул ей в лицо. Она, видимо, едва удерживалась от того, чтобы не разрыдаться.

– Милочка, – повторил он, – скажи, ведь ему теперь хорошо?

Но тут его любящее маленькое сердечко подсказало ему, что лучше всего обвить обеими руками её шею, прижаться мягкой щёчкой к её щеке и целовать её много-много раз; он так и сделал, а она опустила голову на его плечо и горько заплакала, крепко прижимая его к себе.

– Да, ему хорошо, – рыдала она, – ему совсем хорошо, но у нас с тобой никого больше не осталось.

Хотя Седрик был совсем ещё маленький мальчик, но он понял, что его высокий, красивый, молодой папа никогда уже больше не вернётся, что он умер, как умирают другие люди; и всё же он никак не мог уяснить себе, отчего это случилось. Так как мама всегда плакала, когда он заговаривал о папе, то он решил про себя, что лучше не упоминать о нём слишком часто. Вскоре мальчик убедился, что не следует также давать ей сидеть подолгу безмолвно и неподвижно, глядя в огонь или в окно.

У него и у мамы было мало знакомых, и жили они совсем одиноко, хотя Седрик не замечал этого, пока не сделался старше и не узнал причины, почему у них не бывало гостей. Тогда ему рассказали, что мама его была бедной сироткой, у которой никого не было на свете, когда папа женился на ней. Она была очень хорошенькая и жила компаньонкой у богатой старой дамы, которая дурно обращалась с ней. Однажды капитан Седрик Эрроль, придя к этой даме в гости, увидел, как молодая девушка подымалась по лестнице со слезами на глазах, и она показалась ему такой прелестной, невинной и печальной, что с той минуты он не мог позабыть её. Вскоре они познакомились, крепко полюбили друг друга и, наконец, повенчались; но брак этот вызвал неудовольствие окружающих их людей. Всех больше сердился отец капитана, который жил в Англии и был очень богатый и знатный господин, известный своим дурным характером. К тому же он от всей души ненавидел Америку и американцев. Кроме капитана, у него было ещё двое сыновей. По закону старший из них должен был унаследовать фамильный титул и все обширные имения отца. В случае смерти старшего наследником делался следующий сын, так что для капитана Седрика было мало шансов превратиться когда-нибудь в богатого и знатного человека, хотя он и был членом такой знатной семьи.

Но случилось так, что природа наделила младшего из братьев прекрасными качествами, которыми не обладали старшие. У него было красивое лицо, грациозная фигура, мужественная и благородная осанка, ясная улыбка и звучный голос; он был храбр и великодушен и притом обладал добрейшим сердцем, что в особенности привлекало к нему всех знавших его людей. Не таковы были его братья. Ещё мальчиками в Итоне ¹ они не были любимы товарищами; позже в университете они мало занимались наукой, даром тратили время и деньги и не сумели приобрести себе истинных друзей. Они постоянно огорчали своего отца, старого графа, и оскорбляли его самолюбие. Его наследник не делал чести своему имени, продолжая оставаться эгоистичным, расточительным и недалёким человеком, лишённым мужества и благородства. Очень уж было обидно старому графу, что только третий сын, которому предстояло получить лишь весьма скромное состояние, обладал всеми качествами, необходимыми для поддержания престижа их высокого общественного положения. Иногда он почти ненавидел молодого человека за то, что он был наделён теми данными, которые как будто были вытеснены у его наследника громким титулом и богатыми поместьями; но в глубине своего гордого, упрямого старого сердца он всё же не мог не любить младшего сына. Во время одной из своих вспышек гнева он послал его путешествовать по Америке, желая удалить на время, чтобы не раздражаться постоянным сравнением его с братьями, которые как раз в эту пору причиняли ему много забот своим беспутным поведением.

Но через полгода он начал чувствовать себя одиноким и втайне стремился увидеться с сыном. Под влиянием этого чувства он написал капитану Седрику письмо, требуя его немедленного возвращения домой. Письмо это разошлось с письмом капитана, в котором тот сообщал отцу о своей любви к хорошенькой американке и о намерении жениться на ней. По получении этого известия старый граф безумно рассердился; как ни скверен был его характер, никогда ещё гнев его не достигал таких размеров, как при получении этого письма, и его слуга, бывший в комнате, невольно подумал, что с его сиятельством, вероятно, случился удар. В продолжение целого часа он бегал, как тигр в клетке, но наконец мало-помалу успокоился, сел за стол и написал сыну письмо с приказанием никогда не приближаться к его дому и никогда не писать ни ему, ни братьям. Он писал, что капитан может жить где хочет и как хочет, что он отрезан от семьи навсегда и, конечно, не может уже более рассчитывать на какую-либо поддержку со стороны отца.

Капитан весьма опечалился; он очень любил Англию и был сильно привязан к родному дому; он любил даже своего сурового старого отца и жалел его, видя его огорчения; но он также знал, что с этой минуты не может уже ожидать от него никакой помощи или поддержки. Сначала он не знал, что ему делать: его не приучили к труду, он был лишён практического опыта, зато у него было много мужества, но потом он поспешил продать свою должность² в английской армии; после долгих хлопот он нашёл себе место в Нью-Йорке и женился. Перемена в сравнении с его прежней жизнью в Англии была очень ощутительной, но он был молод и счастлив и надеялся, что упорный труд поможет ему создать себе хорошее будущее. Он приобрёл маленький домик на одной из отдалённых улиц города, там родился его маленький сын, и вся жизнь казалась ему такой хорошей, весёлой, радостной, хотя и скромной, что он ни на минуту не раскаивался в том, что женился на хорошенькой компаньонке богатой старухи единственно из-за того, что она была прелестна и что они нежно любили друг друга.

Жена его действительно была очаровательна, а их сынишка одинаково напоминал отца и мать. Хотя он родился в очень скромной обстановке, но казалось, что в целом мире не было такого счастливого ребёнка, как он. Во-первых, он всегда был здоров и никогда не причинял никому беспокойства, во-вторых, у него был такой милый характер и такой весёлый нрав, что он всем доставлял одно только удовольствие, и, в-третьих, он был необыкновенно хорош собой. В противоположность другим детям он явился на свет с целой шапкой мягких, тонких, золотистых вьющихся волос, которые к шести месяцам превратились в прелестные длинные локоны. У него были большие карие глаза с длинными ресницами и миловидное личико; спинка и ножки его были так крепки, что девяти месяцев от роду он уже научился ходить; при этом он отличался таким редким для ребёнка поведением, что все с наслаждением возились с ним. Казалось, он всех считал своими друзьями, и, если кто-нибудь из прохожих подходил к нему, когда его катали в маленькой колясочке на улице, он обыкновенно устремлял на незнакомца серьёзный взгляд, а потом очаровательно улыбался. Неудивительно после этого, что все жившие по соседству с его родителями любили и баловали его, не исключая даже мелочного торговца, слывшего за самого угрюмого человека в мире.

Когда он вырос настолько, что мог гулять с няней, таща за собою маленькую тележку, в белом костюмчике и большой белой шляпе, надвинутой на золотистые кудри, он был так красив, так здоров и так румян, что привлекал к себе всеобщее внимание, и няня не раз, возвращаясь домой, рассказывала матери длинные истории о том, как многие дамы останавливали свои экипажи, чтобы поглядеть на него и поговорить с ним. Больше всего очаровывала в нём именно радостная, смелая, оригинальная манера знакомиться с людьми. Это, вероятно, объяснялось тем, что у него был необыкновенно доверчивый характер и доброе сердечко, которое сочувствовало всем и хотело, чтобы все стали такими же довольными и счастливыми, как он сам. Это сделало его очень чутким по отношению к другим людям. Нет никакого сомнения, что подобное свойство характера развилось в нём под влиянием того, что он постоянно находился в обществе своих родителей – любящих, спокойных, деликатных и воспитанных людей. Он всегда слышал одни только ласковые и вежливые слова; все его любили, нежили и ласкали, и он под влиянием такого обращения невольно привык также быть добрым и мягким. Он слышал, что папа всегда называл маму самыми ласковыми именами и постоянно относился к ней с нежной заботливостью, а потому и он научился во всём следовать его примеру.

Поэтому, когда он узнал, что папа не вернётся, и видел, как печальна мама, в его доброе сердечко понемногу прокралась мысль, что ему нужно постараться по возможности сделать её счастливой. Он был ещё совсем маленький ребёнок, но эта мысль овладевала им всякий раз, когда он взбирался к ней на колени и клал свою кудрявую головку на её плечо, когда приносил показывать ей свои игрушки и картинки, когда свёртывался клубочком около неё на диване. Он ещё недостаточно вырос, чтобы уметь делать что-нибудь другое, и потому делал, что мог, и действительно утешал её больше, чем предполагал.

– О Мэри, – как-то услышал он её разговор со служанкой, – я уверена, что он старается помочь мне! Он часто глядит на меня с такой любовью, таким вопрошающим взглядом, как будто жалеет меня, а потом начинает ласкать или показывать мне свои игрушки. Совсем как взрослый… Я думаю, что он знает…

Когда он подрос, у него появился ряд милых и оригинальных ухваток, которые очень нравились всем окружающим. Для матери он был таким близким другом, что она и не искала себе других. Они обыкновенно вместе гуляли, болтали и вместе играли. С самых ранних лет он выучился читать, а потом, лёжа по вечерам на ковре перед камином, читал вслух то сказки, то толстые книги, которые читают взрослые, а то и газеты.

И Мэри, сидя у себя в кухне, не раз слышала в эти часы, как миссис Эрроль от души хохотала над тем, что он говорил.

– Положительно нельзя удержаться от смеха, когда слушаешь его чудачества, – говорила она лавочнику. – В самый день выборов нового президента пришёл он ко мне на кухню, встал у печки таким красавчиком, руки засунул в кармашки, лицо сделал серьёзное-пресерьёзное, точно у судьи, и говорит: «Мэри, я очень интересуюсь выборами. Я республиканец, и милочка тоже. А вы, Мэри, тоже республиканка?» – «Нет, я демократка», – отвечаю. «Ах, Мэри, вы доведёте страну до гибели!..» И с тех пор не проходит дня, чтобы он не старался воздействовать на мои политические убеждения.

Мэри очень любила его и гордилась им; она служила в их доме со дня его рождения, а после смерти его отца исполняла все обязанности: была и кухаркой, и горничной, и няней; она гордилась его красотой, его маленьким крепким телом, его милыми манерами, но в особенности гордилась его вьющимися волосами, длинными локонами, обрамлявшими его лоб и ниспадавшими на плечи. Она готова была с утра до ночи помогать его матери, когда та шила ему костюмчики или убирала и чинила его вещи.

– Настоящий аристократ! – не раз восклицала она. – Ей-богу, хотела бы я видеть среди детей с Пятой авеню такого красавчика, как он. Все мужчины, женщины и даже дети засматриваются на него и на его бархатный костюмчик, сшитый из старого платья барыни. Он себе идёт, подняв головку, а кудри так и развеваются по ветру… Ну прямо молодой лорд!..

Седрик не догадывался, что он похож на молодого лорда, – он даже не знал значения этого слова. Лучшим его другом был лавочник с противоположного угла улицы, человек сердитый, но никогда не сердившийся на него. Звали его мистер Гоббс. Седрик любил и глубоко уважал его. Он считал его необыкновенно богатым и могущественным человеком – ведь сколько вкусных вещей лежало у него в лавке: сливы, винные ягоды, апельсины, разные бисквиты, к тому же у него были ещё лошадь и тележка. Положим, Седрик любил и молочницу, и булочника, и продавщицу яблок, но мистера Гоббса он любил всё-таки больше всех и находился с ним в таких дружеских отношениях, что приходил к нему каждый день, беседуя по целым часам о разных текущих вопросах дня. Удивительно, как долго они могли разговаривать – в особенности о Четвёртом июля ³, – просто без конца! Мистер Гоббс вообще весьма неодобрительно относился к «британцам» и, рассказывая о революции, передавал удивительные факты о безобразных поступках противников и о редкой храбрости героев революции. Когда же он принимался цитировать некоторые параграфы из Декларации независимости, Седрик обыкновенно приходил в сильнейшее возбуждение; глаза его горели, щёки пылали, а кудри превращались в целую шапку спутанных золотистых волос. С нетерпением доедал он обед по возвращении домой, спеша как можно скорее передать всё услышанное маме. Пожалуй, мистер Гоббс первый возбудил в нём интерес к политике. Он любил читать газеты, а потому Седрик узнал очень многое из того, что делалось в Вашингтоне. При этом мистер Гоббс обыкновенно высказывал своё мнение о том, хорошо или дурно относится президент к своим обязанностям. Однажды после новых выборов мистер Гоббс остался особенно доволен результатами баллотировки, и нам даже кажется, что, не будь его и Седрика, страна могла очутиться на краю гибели. Как-то раз мистер Гоббс взял с собою Седрика, чтобы показать ему процессию с факелами, и потом многие из участников её, нёсших факелы, долго помнили, как какой-то рослый человек стоял у фонарного столба и держал на плече хорошенького мальчугана, который громко кричал и весело размахивал своей шапочкой.

Как раз вскоре после этих самых выборов, когда Седрику было почти восемь лет, случилось одно необыкновенное событие, сразу изменившее всю его жизнь. Странно, что именно в тот день, когда это случилось, он говорил с мистером Гоббсом об Англии и английской королеве, причём мистер Гоббс весьма неодобрительно отзывался об аристократах, в особенности же о графах и маркизах. Был очень жаркий день, и Седрик, наигравшись в солдатики с другими мальчиками, отправился отдыхать в лавку, где нашёл мистера Гоббса за чтением «Лондонской иллюстрированной газеты», в которой было изображено какое-то придворное торжество.

– А, – воскликнул он, – вот они теперь чем занимаются! Только не долго им радоваться! Скоро наступит время, когда те, кого они теперь прижимают, поднимутся и взорвут их на воздух, всех этих графов и маркизов! Час приближается! Им не мешает подумать о нём!..

Седрик, как всегда, взобрался на стул, сдвинул свою шапочку на затылок и засунул руки в карманы.

– А вы много видели графов и маркизов, мистер Гоббс? – спросил он.

– Я? Нет! – с негодованием воскликнул мистер Гоббс. – Хотел бы я посмотреть, как бы они явились сюда! Ни одному из этих жадных тиранов я не позволил бы сесть на мой ящик.

Мистер Гоббс так гордился своим чувством презрения к аристократам, что невольно вызывающе посмотрел вокруг себя и строго наморщил лоб.

– А может быть, они не захотели бы быть графами, если б знали что-нибудь лучшее, – ответил Седрик, чувствуя какую-то смутную симпатию к этим людям, находящимся в таком неприятном положении.

– Ну вот ещё! – воскликнул мистер Гоббс. – Они похваляются своим положением. Это у них прирождённое! Скверная компания.

Как раз в самый разгар их разговора появилась Мэри. Седрик сперва подумал, что она пришла покупать сахар или что-нибудь в этом роде, но оказалось совсем другое. Она была бледна и точно взволнована чем-то.

– Пойдём, дорогой мой, мама ждёт, – сказала она.

Седрик соскочил со своего сиденья.

– Она, наверное, хочет пойти гулять со мною, Мэри? – спросил он. – Прощайте, мистер Гоббс, я скоро опять приду.

Он был удивлён, видя, что Мэри как-то странно смотрит на него и всё время качает головой.

– Что случилось? – спросил он. – Вам, вероятно, очень жарко?

– Нет, – ответила Мэри, – но у нас случилось кое-что особенное.

– У мамы от жары разболелась голова? – с беспокойством спросил мальчик.

Дело было совсем не в этом. У самого дома они увидели перед подъездом карету, а в гостиной в это время кто-то разговаривал с мамой. Мэри тотчас же повела Седрика наверх, надела на него его лучший костюмчик из светлой фланели, застегнула на нём красный пояс и тщательно расчесала его кудри.

– Всё графы да князья! Пропади они совсем! – ворчала она себе под нос.

Всё это было очень странно, но Седрик был уверен, что мама объяснит ему, в чём дело, и потому он предоставил Мэри ворчать, сколько ей угодно, не расспрашивая её ни о чём. Окончив свой туалет, он побежал в гостиную, где застал высокого, худого старого господина с резкими чертами лица, сидевшего в кресле. Недалеко от него стояла мама, взволнованная и бледная. Седрик сразу заметил слёзы на её глазах.

– О Седди! – с каким-то страхом и взволнованно воскликнула она и, подбежав к своему мальчику, крепко обняла и поцеловала его. – О Седди, мой милый!

Старый господин поднялся и внимательно поглядел на Седрика своими проницательными глазами. Он потёр костлявой рукой подбородок и, по-видимому, остался доволен осмотром.

– Итак, я вижу перед собою маленького лорда Фаунтлероя? – тихо спросил он.

1.И^́тон – город в Англии, известный частным колледжем для мальчиков, готовящихся в университет.

2.В Англии офицерский чин покупался и при выходе в отставку его можно было продать.

3.В этот день была принята Декларация независимости США.