Kitabı oxu: «Смертельная миссия в Хайларе»

Şrift:

Художник Макс Олин

Дизайн обложки Д.В. Грушин

* * *

Предисловие

Книга члена Союза писателей России Беломестновой Галины Алексеевны – захватывающий роман, в котором в реальной исторической обстановке наряду с руководителями страны, полководцами, руководителями органов государственной безопасности, командирами полков и батальонов 36-й армии, действуют вымышленные литературные герои.

«Если мы забудем свою историю, то нам напомнят о ней», – написала в своем очерке «Забытая война. Забайкальский фронт» Галина Алексеевна в 2014 году. С той поры она собрала, изучила и переработала сотни архивных документов, энциклопедических данных, диссертаций, научных работ, произведений и рассказов очевидцев событий сороковых годов прошлого драматического столетия и заключительного этапа Второй мировой войны – разгрома милитаристской Японии в августе 1945 года. В книге две части. Первая часть – художественное произведение, вторая часть – хроника исторических событий и данные из биографий.

В своем новом романе автор показала конфликт между Японией и Россией, длившийся сорок лет, конец которому положила Маньчжурская стратегическая наступательная операция, на долгие годы установившая прочный мир на Дальнем Востоке. По оригинальности замысла и мастерству исполнения эта операция была одной из выдающихся во всей мировой военной истории. Последнее время бытует мнение, что операция в Маньчжурии была для Красной армии легкой прогулкой. С другой стороны, говорят, что решающую роль сыграло применение Соединенными Штатами ядерного оружия.

Автор последовательно показывает, что против Советского Союза стояла хорошо обученная и мотивированная японская армия, и только военное искусство полководцев, накопленное советскими Вооруженными силами во время Великой Отечественной войны, не дало развязать на Дальнем Востоке еще одну большую войну. Что вступление Советского Союза в войну с Японией на стороне союзников – Англии и США, лишившее японцев фактических средств продолжения борьбы, сыграло куда более решающую роль, чем применение Соединенными Штатами ядерного оружия. На ядерную бомбу американцев у Японии был достаточно адекватный ответ.

В своем романе Галина Алексеевна показала грандиозную по масштабу битву, длившуюся двадцать пять дней. Конечно, потери в той войне не сравнишь с потерями во время Великой Отечественной войны с фашистской Германией, но победа должна оцениваться не только числом погибших, но и числом спасенных. В книге показывается объективная картина, чем грозило населению Советского Союза, Китая, Монголии, США затягивание войны с Японией. Даже зверства фашистов меркнут перед изуверством нелюдей «Отряда 731».

Галина Алексеевна предвосхитила торжество вируса. Книга начата была в 2019 году, еще до разгула Ковида-19. Роман рассказывает, как стремительное наступление Красной армии в августе 1945 года и разгром милитаристской Японии спасли мир от страшной бактериологической катастрофы, которую готовили японские военные преступники в облике ученых-бактериологов.

Преступную эстафету японских бактериологов приняли и продолжили власти США, которые спасли их от справедливого возмездия и с их помощью создали свое бактериологическое оружие. В 1950 году во время войны в Корее американцы применяли это запрещенное оружие.

В ходе специальной военной операции на Украине, начатой 24 февраля 2022 года, получены документы, подтверждающие, что в украинских биолабораториях, в непосредственной близости от территории России осуществлялась разработка компонентов биологического оружия.

Начальник войск радиационной, химической и биологической защиты Вооруженных сил России, кандидат военных наук, Герой Труда Российской Федерации генерал-лейтенант Кирилов Игорь Анатольевич недавно рассказал журналистам, что США расширяли свою военно-биологическую программу на территории Украины. Так, обнаружилось свидетельство продолжения биологических проектов, направленных на изучение возбудителей сибирской язвы и африканской чумы свиней, изучение насекомых как переносчиков опасных инфекций. Было установлено, что располагавшаяся в Харькове биолаборатория передала за рубеж 140 контейнеров с эктопаразитами летучих мышей – блохами и клещами.

И.А. Кириллов напомнил, что подобные исследования проводились в 1940-х годах японским «Отрядом 731» в рамках работы по созданию компонентов биологического оружия. Впоследствии многие из занятых в них специалистов скрылись в США, спасаясь от преследования за совершенные ими военные преступления.

Одной из задач США и их союзников является создание биоагентов, способных избирательно поражать различные этнические группы населения, в том числе русских и украинцев.

В марте 2022 года стало известно о заявлении в комитете по иностранным делам сената США заместителя госсекретаря США по политическим делам Виктории Нуланд о том, что на Украине имеются биологические исследовательские объекты. Так что тема, раскрываемая Г.А. Беломестновой, имеет самое актуальное значение.

Книга представляет интересную приключенческую историю, основанную на реальных событиях. Не стоит пересказывать содержание романа, который открывает новые страницы нашей забайкальской истории и делает достоянием имена замечательных людей. Роман увлекательный и современный.

Почетный член Академии военных наук Российской Федерации, член Союза журналистов России Алексей Соловьев

Солдатам и офицерам, воевавшим в августе – сентябре 1945 года в войне Советского Союза с Японией, ПОСВЯЩАЕТСЯ

От автора

Выражаю глубокую признательность Соловьеву Алексею Владимировичу, забайкальскому историку и краеведу, почетному члену Академии военных наук Российской Федерации, члену Союза журналистов России, полковнику КГБ – ФСБ, который был научным консультантом при написании этой книги. Скажу больше, герои очерков Алексея Владимировича из книги «Тревожные будни Забайкальской контрразведки» оживают в моем романе. Так как книга художественная, в ней есть собирательный образ контрразведчиков, действующих накануне и во время войны Советского Союза и Японии в августе – сентябре 1945 года. Место действия – Забайкалье и Маньчжурия. За три года совместной работы Алексей Владимирович помог мне достичь исторической достоверности даже в мелких деталях, помог найти описание событий, которых нет ни в одном архивном документе, и я бесконечно благодарна ему за эту помощь.

Часть 1
Операция «Беркут»

В июле 1939 года народному комиссару внутренних дел Берии доложили: японским разведчикам, работающим дипломатами в посольстве Японии в Москве, стало известно, что под «крышей» закрытого института Наркомздрава функционирует исследовательский институт НКВД. В донесении сообщалось, что японцы выполняют подготовку к вербовке научного сотрудника этого института Анастасии Викторовны Черных. Они изучают ее семью, материальное положение, склонность к обогащению, привычки, увлечения, слабые места. Лаврентий Павлович вызвал начальника 5-го отдела Главного Управления государственной безопасности Фитина, ознакомил его с материалами и предложил:

– Павел Михайлович, давай поможем японцам завербовать Черных. Она им нужна как вирусолог. Японцы готовятся к бактериологической войне, а нам надо знать, чем интересуется их разведка. Анастасия Викторовна – человек проверенный, несмотря на молодость, хороший теоретик и практик, владеет несколькими языками. Поручи опытному сотруднику заручиться ее согласием, совместно наметить пути внедрения, а потом товарищи из ШОН^[1] пусть позанимаются с ней. Спешить не будем, но японцев следует опередить и довести до них необходимую информацию и дезинформацию о Черных. План мероприятий по ее внедрению доложите мне в понедельник. – Он сделал пометку на настольном перекидном календаре.

Глава 1
Август 1940 года

Блеснув стеклами окон в лучах закатного солнца, на бетонку вырулила черная эмка, подъехала к трапу самолета. С места возле водителя вышел мужчина, открыл заднюю дверцу и помог выйти молодой женщине. Ветер, игравший на взлетно-посадочной полосе случайным клочком бумажки, налетел на них, закружил, подхватив подол платья спутницы.

– Ой! – смущенно заулыбавшись, воскликнула она, пытаясь удержать скользящий шелк.

– Здесь всегда ветрено. – Взяв деликатно под локоть, он отвел ее за самолет. – Ну вот, наконец вы оттаяли, Настя, – сказал, любуясь ее зарумянившимся, слегка скуластым лицом с полными яркими губами и безукоризненной линией бровей над чуть раскосыми черными глазами. – Чем вы так были встревожены в машине?

– Думала о встрече с японцами. Все никак не могу определиться, как себя с ними вести.

– Запомните. Вы летите в Харбин, чтобы помочь сотруднице нашего Генконсульства, у которой японские врачи обнаружили опасную инфекцию, – внушительно глядя ей в глаза, произнес спутник. – А главная ваша задача – выяснить: не было ли это утечкой какого-либо вируса из японского научно-биологического центра, который они построили в Пинфань. Объяснять серьезность ситуации, я думаю, вам не нужно?

– Нет.

– Тогда улыбнитесь и расслабьтесь. Вы были хорошей ученицей в ШОН и, если на вас выйдет их контрразведка, вы справитесь.

– Постараюсь, Павел Анатольевич. Дорога до Харбина дальняя, собраться с духом успею, – мягко положив ему ладонь на руку, заверила Настя.

– Ну, вот и хорошо. Однако что-то наш ученый задерживается, – озадаченно взглянул на часы спутник.

– У Чумакова есть такая слабость, опаздывать минут на пять. Во время учебы в институте мы к этому привыкли. А вот и он подъехал. – Она кивнула на появившуюся на посадочной полосе машину.

Чумаков был, как обычно, с объемистым кожаным портфелем в руке, напоминавшим саквояж, в дорогом костюме и надвинутой на глаза шляпе. Осмотревшись, он торопливо направился к ним.

– Добрый день! – поприветствовал всех.

– Знакомьтесь – Павел Анатольевич Судоплатов^[2], сотрудник научно-исследовательского института при Наркомздраве, в котором я сейчас работаю, – представила спутника Анастасия.

– Чумаков Михаил Петрович^[3], – ученый поставил портфель на бетонку и подал для пожатия левую руку. Не выпуская ладони, спросил: – Павел Анатольевич, я японским не владею, а переводчика что-то не вижу?

– Переводчиком буду я, – опередила Настя с ответом Судоплатова.

– Я думал, вы летите в нашей группе как вирусолог? – Брови Чумакова вопросительно приподнялись.

– Буду совмещать и то, и другое. В Наркомздраве решили, что моего знания японского и китайского языков для общения будет достаточно.

– Очень рад поработать с вами, Анастасия Викторовна. Очень рад. Вы еще студенткой подавали большие надежды.

От похвалы щеки девушки полыхнули смуглым румянцем.

– Ну что вы так засмущались, товарищ Черных? Ваша дипломная работа «Циркуляция и генетическое разнообразие вирусов в природе», научным руководителем которой я имел честь быть, наделала столько шума в научных кругах, что о ней до сих пор вспоминают, – дружески подбодрил он бывшую студентку.

К группе провожающих подошел служащий аэропорта, что-то негромко сказал Судоплатову, тот кивнул в ответ и вмешался в беседу:

– Друзья, вам пора. Перелет у вас длинный, еще успеете все обсудить.

* * *

В самолете они прошли по синим ковровым дорожкам между продольными рядами мягких кресел в середину салона. Заняли места напротив друг друга. Настя прильнула к иллюминатору, пытаясь рассмотреть за стеклом Москву, но земля спряталась за белым туманом облаков.

– Первый раз летите? – заметив ее любопытство, спросил Чумаков.

– Нет. В апреле тридцать шестого года я летала с нашей делегацией на научную конференцию в Нанкин.

– Про эту делегацию мне рассказывал Семашко. Но, постойте, вы же тогда были студенткой третьего курса? – непонимающе глянул на нее Николай Петрович.

– Меня пригласили в Китай в качестве переводчика. Китайский – мой второй родной язык, моя мама – китаянка, а я родилась в Харбине.

* * *

Анастасия навряд ли знала, сколько событий предшествовало ее поездке в тридцать шестом году и в каких верхах решался вопрос, отправлять ли студентку с такой солидной делегацией в Китай.

Народный комиссар иностранных дел СССР Литвинов доложил 20 апреля 1936 года Сталину, что Президент Китайской республики Чан Кайши обратился к советскому послу в Нанкине с просьбой оказать помощь в ликвидации вспышек чумы в некоторых провинциях страны.

Сталин ненавидел Чан Кайши за предательство китайских коммунистов в двадцать седьмом году^[4], но как дальновидный руководитель он видел в Китае единственного союзника в возможной войне с Японией, которая не скрывала своих агрессивных устремлений. Он поручил наркому здравоохранения РСФСР Каминскому подобрать в течение суток небольшую группу ученых для выезда в столицу Китая. Руководителем делегации назначили Зильбера, который недавно успешно организовал подавление вспышки чумы в Нагорном Карабахе. Одновременно Сталин приказал наркому Комиссариата внутренних дел Ягоде проверить всех ее участников.

Двадцать первого апреля Каминский, Ягода и Зильбер вошли в просторный кабинет в Кремле. Когда все устроились за длинным столом для заседаний, Хозяин обратился к Зильберу:

– Вы готовы возглавить делегацию, Лев Александрович?

– Готов, товарищ Сталин, – ответил тот, подавая ему листок бумаги.

Иосиф Виссарионович внимательно прочитал список делегатов. Десять ученых-микробиологов не вызвали нареканий, лишь одна кандидатура его не устроила:

– Почему в список включена переводчицей студентка третьего курса медицинского института? Неужели в нашей стране не нашлось более подходящего человека?

– Анастасия Викторовна Черных – восходящее светило советской науки, но выбор на нее пал еще и потому, что мать Черных – китаянка, советская гражданка, живет и работает в Москве, а дед-профессор возглавляет кафедру восточной медицины в Нанкинском университете. Он имеет высокий авторитет в китайских медицинских кругах, – ответил Зильбер.

– Что скажешь, нарком? – Иосиф Виссарионович посмотрел на Ягоду.

– Товарищ Сталин, я поддерживаю эту кандидатуру. Между ней и дедом ведется устойчивая переписка. Дед боготворит внучку, а мать Анастасии – единственная его дочь. Вам известно недоверие китайцев к иностранцам и их скрытность. Возможно, нам потребуется помощь нанкинского профессора, чтобы рассеять их сомнения. Поездка товарища Зильбера будет сложной. Читинский оперативный сектор НКВД, опираясь на харбинскую резидентуру, сообщает, что вспышки чумы в Китае могут быть японской бактериологической диверсией.

– Где отец студентки?

– Ее отец, Виктор Викторович Черных, работал начальником Службы пути Китайской восточной железной дороги. В июле двадцать девятого года он был застрелен. Мы подозреваем, что это дело японских рук, но пока не имеем подтверждения. Черных был хорошо известен органам ОГПУ в Харбине и характеризовался положительно.

– Он не родственник Василию из Наркомата пути?

– Родной брат.

Сталин взял обкуренную трубку, набил, не торопясь, табаком и, пыхнув несколько раз, прикурил. Прищурив от табачного дыма желтые в крапинку глаза, сказал:

– Я знаком с Василием по подпольной работе еще с тысяча девятьсот пятого года. Когда будете готовы к поездке? – спросил, возвращая документ Зильберу.

– Можем вылететь завтра, – ответил тот.

– Завтра исполняется шестьдесят шесть лет со дня рождения Ильича. Будем проводить торжественное собрание. Полетите двадцать третьего. Делегатам пока объявите, что они летят в Нанкин на научную конференцию. Задачу по борьбе с чумой поставите в Китае. Всем участникам смените документы – зададим работу японской разведке, пусть поищут. Товарищ Каминский, свяжитесь с Ворошиловым и договоритесь о повышенной готовности военных противочумных отрядов Забайкальского военного округа в Чите и Монголии. Полет делегации обеспечит товарищ Ягода. Желаю успеха!

* * *

– Как же так получилось, Анастасия Викторовна, что ваша мама оказалась в Москве? – расположившись удобно в кресле, продолжил расспросы Чумаков.

– Это долго рассказывать, Михаил Петрович.

– Так и дорога у нас неблизкая, будет чем занять время, – с улыбкой возразил он.

– Все началось в тысяча девятьсот тринадцатом году, когда папа окончил Петербургский институт путей сообщения. В то время Транссиб и Китайская восточная железная дорога считались великими стройками, и он решил поехать туда.

– Я был на Дальнем Востоке три года назад с экспедицией Зильбера. Из-за нелепой случайности заболел клещевым энцефалитом, частично потерял слух, но главное – вот, – Чумаков кивнул на неподвижную правую руку, – чуть не стал инвалидом в двадцать восемь лет.

– Наслышана о вашей истории, главное, что вы живы.

– Вы правы, Анастасия Викторовна, главное, что жив и голова работает.

– Можно просто Настя, Михаил Петрович. Вы же мой учитель. И как вам в Хабаровске?

– Красивая, богатейшая земля, но до сих пор не освоена. Вы знаете, что мост через Амур, соединивший западную и восточную ветки Транссиба, был построен только в октябре шестнадцатого года?

– Папа говорил мне об этом…

– Извините, что прервал ваш рассказ о нем.

– Папа жил и работал в Харбине. Однажды он простудился и обратился в частную городскую клинику, которая принадлежала маминому отцу – дедушке Реншу. Там он и познакомился с мамой и сразу влюбился. Она была моложе него на пять лет. В китайских семьях приветствуются такие союзы, когда муж уже самостоятельный, старше жены и может обеспечить семью. Поэтому ее родители охотно дали согласие на их брак.

– И как же вам жилось в Маньчжурии?

– Харбин, конечно, не такой, как Москва, но тоже большой город, с учебными заведениями, театрами, концертными залами. Я до восьми лет занималась дома, а потом сдала экзамены в женскую гимназию Оксаковской. Нас обучали замечательные учителя. Я до сих пор вспоминаю с любовью спектакли, что мы ставили. А какие сказочные новогодние елки устраивали в Железнодорожном собрании КВЖД!

– И вас не смущало, что Харбин – центр белой эмиграции, вражески настроенной к Советскому Союзу? – Широкие густые брови собеседника с любопытством приподнялись.

– Я же тогда была совсем ребенком, о политике вовсе не думала. – Настя с досадой отвернулась к иллюминатору.

– Не обижайтесь! Несу всякую чепуху. – Чумаков просительно тронул ее за локоть. – Если честно, я боюсь летать на самолете. Вот свою вакцину от энцефалита не побоялся себе уколоть первым, потому что сам создал, а самолетам не доверяю.

– Я тоже боюсь летать. Муж мне на дорогу коньяк дал. Сказал, что помогает от боязни высоты, – с улыбкой призналась она.

– Так чего же вы его спрятали? Доставайте свой коньяк, а я пошел за стаканами. – Чумаков оживленно вскочил с кресла и направился к кабине летчиков.

Настя вынула из сумки бутылку и бумажный пакет с еще теплыми пирожками.

– Запах вашей стряпни заставит пилотов бросить рули и присоединиться к нам, – поводя с восхищением носом, вернувшись на свое место, пошутил Чумаков.

– Вам с мясом или с капустой? – Настя придвинула ему пакет.

– И с капустой, и с мясом. Весь день был в такой суете и сборах, что поужинать даже не успел. – Он взял румяный пирожок, надкусил и зажмурил от удовольствия глаза.

Когда пакет опустел, Чумаков вытер пальцы предложенной Настей бумажной салфеткой и напомнил:

– Вы не досказали мне свою историю.

– Все случилось в июле двадцать девятого года ^[5]. Папа приехал домой рано утром. Они с мамой надолго закрылись в комнате. После их разговора она вышла заплаканная и велела мне одевать брата Васеньку, а сама начала собирать вещи и документы. Папа отвез нас в дом к дедушке Реншу и наказал не выходить на улицу. Из разговоров взрослых я поняла, что китайские полицейские ворвались в советское консульство в Харбине, везде проводят обыски у советских служащих, грабят квартиры, арестовывают и отвозят их в тюрьмы. Мама все время плакала, переживала за папу. В дом приходили какие-то люди, рассказывали, что погромы не утихают, что больше двух тысяч наших граждан сидят в концентрационных лагерях в Харбине, Хайларе и Цицикаре, что содержат их там в ужасных условиях. Железная дорога не работала, но отец появлялся домой очень редко.

Настя слабо улыбнулась дрожащими губами и, еле сдерживая слезы, продолжила:

– Двадцатого июля была суббота, день с утра выдался солнечным, жарким, окна в доме были нараспашку, мама услышала, как у ворот остановился автомобиль отца, и кинулась его встречать. Мы тоже поспешили за ней и вдруг услышали громкий хлопок. Папа лежал на ступенях крыльца. А на груди расплывалось алое пятно крови… – Не в силах продолжать, она отвернулась к иллюминатору, порылась в сумочке, достала платочек и вытерла глаза.

Ее попутчик деликатно молчал.

– В китайских и русских газетах Харбина обвиняли в его убийстве «красных боевиков», но убийцу так и не нашли, – совсем тихо выговорила Настя.

– Простите меня, что заставил вспомнить о вашем горе. – Чумаков сочувственно пожал ее ладонь с тонкими пальцами.

– Ничего, боль почти утихла. А тогда было страшно. Мама после похорон папы слегла. Дедушка и бабушка много времени проводили в клинике, ведь им приходилось содержать еще и нашу семью. Так закончилось мое беззаботное харбинское детство.

Они замолчали, вслушиваясь в мерный гул мотора.

Чумаков сходил к летчикам, взял у них клетчатые шерстяные пледы для себя и спутницы, предложил отдохнуть. Слушая, как вздыхает и пытается устроиться в кресле спутница, спросил, чтобы отвлечь ее от непрошеных мыслей:

– Как же вы оказались в Москве?

Кутаясь в плед, Настя тихо заговорила, вспоминая те далекие тяжелые дни:

– Гимназию пришлось оставить, надо было ухаживать за больной мамой и маленьким Васей. Потом дедушке Реншу посулили должность преподавателя в столичном университете. В Китае это очень престижно, и они с бабушкой начали готовиться к отъезду в Нанкин. Они предложили нам жить в их доме, но мама боялась оставаться с маленькими детьми одна, без мужской поддержки. Тогда дедушка написал письмо в Москву, папиному старшему брату. Василий Викторович приехал в Харбин сразу после Нового года и помог нам с переездом в Советский Союз. Первое время мы жили в его семье. Бабушка и дедушка дали маме очень хорошее образование. Она прекрасно говорит и пишет на русском, японском и китайском языках, хорошо знает историю, естествознание. Друзья дяди посодействовали ей в устройстве на работу в Московский педагогический институт. Преподаватели китайского и японского языков были очень востребованы, и нам выделили небольшую квартиру. Вася пошел в садик, а я стала учиться в седьмом классе, вступила в комсомол, потом поступила в 1-й Московский государственный медицинский институт. Вот так я и стала москвичкой.

Харбин

Русские архитекторы выбрали место под будущий город в треугольнике между трассой Китайско-Восточной железной дороги, рекой Сунгари и ее притоком Ашихэ. Планировка Нового города напоминала Санкт-Петербург, основные магистрали прокладывались в направлении, параллельном течению реки, они образовывали четкие прямоугольные кварталы с перпендикулярными им улицами. Вдоль булыжной мостовой стояли окруженные садами и палисадниками кирпичные или каменные дома, с центральным отоплением, водопроводом. На Большом проспекте располагался комплекс зданий Управления железной дороги. Мимо вокзала шел широкий Вокзальный проспект, он поднимался к самой высокой точке города, где стоял, окруженный круглой соборной площадью, Свято-Николаевский собор. Из-за темного цвета бревенчатых стен харбинцы называли его «шоколадным». Через железнодорожный виадук Новый город соединялся с микрорайоном Пристань, протянувшийся вдоль берега Сунгари. Здесь, на главной китайской улице, сосредоточилась вся торговая жизнь Харбина, находились склады, магазины, банки, среди них выделялись куполами и вычурными фасадами гостиница «Модерн», магазины солидных торговых домов Мацура, «Чурин и К°».

Рядом с благоустроенными районами города стремительно появлялись спутники-пригороды – Фудцзядян, Чинхе, Нахаловка. Это был другой Харбин, с грязными кривыми улочками, глинобитными домами, окна в которых были заклеены промасленной бумагой, с рядами грошовых лавчонок, возле которых полуголые купцы бесконечно играли в маджонг. Здесь, в дешевых харчевках, пропитанных запахом бобов и горелого масла, прямо у дверей наливали в немытые стаканы пиво. Шумный, преступный пригород был безразличен к человеческой беде. К ночи над дверями притонов загорались красные китайские фонари, приглашая усталых и нищих жителей окраин забыться в дыму опиумной отравы.

* * *

Самолет приземлился на аэродроме Харбина, расположенного на юго-восточной окраине, невдалеке от Старого города. Московских врачей встречал представитель советского Генерального консульства. Он усадил их в черный закрытый форд и повез в центр. Анастасия с жадностью вглядывалась в знакомые очертания прямых широких улиц. На Большом проспекте раскатывали по булыжной мостовой блестевшие лаком автомобили, бородатые извозчики в поддевках управляли конными экипажами. На Соборной площади священник в черной рясе степенно крестился на купола кафедрального Свято-Николаевского собора. Харбин утопал в зелени, мелькали вывески магазинов на русском и китайском языках. Стайки гимназисток сидели на высоких резных верандах кафе.

Московских гостей поселили в гостинице советского консульства на улице Яоцзин, дом № 22. Чумаков по приезде резко изменился – стал собранным, сосредоточенным, спустя два часа строго велел служащему подать машину, чтобы доставить их в больницу. В назначенное время все тот же «форд» отвез врачей на Новоторговую улицу. После продажи КВЖД^[6] Центральной больницей Северо-Маньчжурской железной дороги руководила японская администрация. В приемном покое инфекционного отделения их ждал пожилой японец. Склонив в почтительном поклоне голову, он представился:

– Сэтору Хосака, – и начал что-то оживленно объяснять.

– О чем он говорит? – спросил у Анастасии Чумаков.

– Нашу сотрудницу поместили в изолированный блок. Японские врачи затрудняются установить диагноз и опасаются, что у женщины заболевание, которое они называют «Сонго». Они сообщили об этом в мэрию города Харбина и предупредили правительство Маньчжурской империи в Чанчуне, – перевела она. – Также Сэтору сказал, что в больнице соблюдается карантин и нам нужно будет надеть защитные костюмы, а после осмотра больной пройти санитарную обработку.

Японец позвонил в колокольчик, в приемный покой вошла миловидная китаянка, которая выдала им хлопчатобумажные рубашки, штаны, тапочки, защитные очки, резиновые перчатки, большие маски, оставляющие открытыми только глаза, закрытый спереди халат, рукава которого завязывались на запястьях длинными тесемками.

Переодевшись, Чумаков и Черных прошли в бокс в сопровождении японского доктора. В маленькой комнате на кровати лежала укрытая одеялами женщина лет двадцати пяти. Было видно, что ее мучает сильный озноб. Сэтору сообщил, что у больной стойко держится температура, а жаропонижающие препараты почти не помогают. Михаил Петрович потребовал шпатель.

– Водички, – облизнув сухие, с белым налетом губы, попросила больная.

Настя взяла с тумбочки стакан, приподняла ей голову и помогла напиться.

– Спасите меня! Моей дочери всего два годика. Как же она без меня? – лихорадочно натягивая до подбородка одеяло, умоляюще прошептала женщина.

– Ну-ну, голубушка, это что за настроение? Скажите: «А-а-а», – строго велел Чумаков.

Его голос подействовал успокаивающе. Она покорно открыла рот. Доктор посмотрел горло, оттянул веки, потом взял запястье и посчитал пульс. Осмотр продолжила Анастасия. Даже через резиновые перчатки она чувствовала, какой горячей была кожа у женщины.

Завершив осмотр, врачи как могли успокоили соотечественницу. Покинув бокс, они прошли обработку, переоделись и в сопровождении кастелянши прошли в ординаторскую. Сэтору подождал, когда русские устроятся за столом, и начал доклад:

– Со слов больной, приступ начался с сотрясающего озноба и нарастания температуры, – переводила его рассказ Анастасия. – Приглашенный ее родными врач направил больную в наше отделение. Женщина была бледной, жаловалась на холод и головные боли. Через два часа температура у нее повысилась до сорока градусов, на этих цифрах удерживалась более восьми часов и снизилась до нормального уровня только после обильного потоотделения.

Чумаков слушал перевод внимательно, периодически что-то записывая в блокнот. После того как японский доктор замолчал, он попросил:

– Настя, узнай-ка у него, делали ли больной анализ на малярийный плазмодий?

Она перевела вопрос.

– Делали, но плазмодий не обнаружили, – отрицательно покачал головой японец. – Отсутствует еще один характерный для малярии симптом. Госпожа, вы должны были заметить это при осмотре, – обратился он к Черных. – Идет четвертый день заболевания, а печень и селезенка не увеличены.

– Господин Сэтору, вы говорили, что подозреваете у женщины болезнь «Сонго». Как она проявляется? – поинтересовался Чумаков.

– Начало болезни такое же, как и у гриппа. Высокая температура, слабость, головная боль. Когда вирус начинает усиленно размножаться и появляются продукты его распада, возникает массивное кровотечение из-за повреждения стенок сосудов. Развивается тяжелое, порой необратимое поражение жизненно важных органов, – перевела Анастасия ответ Сэтору.

Задумчиво постукивая автоматической ручкой по подбородку, Чумаков выслушал японского врача и возразил:

– Я склоняюсь к тому, что у больной не «Сонго», а геморрагическая лихорадка с почечным синдромом. В пользу моего диагноза говорят точечные кровоизлияния на коже в зоне лица и шеи, в области склер и на слизистой рта. Пока нет лабораторных результатов, будем проводить лечение от геморрагической лихорадки.

* * *

Они задержались в инфекционном отделении до полудня. По дороге в гостиницу, разглядывая улицы города и прохожих, Чумаков неожиданно продекламировал:

Милый город, горд и строен,
Будет день такой,
Что не вспомнят, что построен
Русской ты рукой.
Пусть удел подобный горек,
Не опустим глаз:
Вспомяни, старик-историк,
Вспомяни о нас.
Ты забытое отыщешь,
Впишешь в скорбный лист,
Да на русское кладбище
Забежит турист.
Он возьмет с собой словарик
Надписи читать…
Так погаснет наш фонарик,
Утомясь мерцать!

– Вы знаете поэзию белого офицера Несмелова? – удивилась Настя.

– В двадцать девятом году, когда еще был студентом, мне попал в руки журнал «Сибирские огни». Эти стихи как-то в душу запали. Даже не представлял, что когда-то сюда попаду, – усмехнулся Михаил Петрович и неожиданно предложил: – А может, отобедаем в каком-нибудь ресторане?