Kitabı oxu: «Подмена», səhifə 6

Глава 15

Звук, сверлящий мозг. Бум-бум-бум. Снова зудение, вытягивающее сознание из блаженного покоя, до краев наполненного умиротворяющими красками и запахами, тихим шепотом чего-то, в чем жизнь так насыщена и неоспорима. Через силу разлепила глаза, чтобы тут же скривиться. Шторы не закрыты, а за окном, оказывается, давно один из ярких осенних дней, и комната полна ослепительного солнечного света, который в нынешнем состоянии причинял не меньший дискомфорт, чем перемежающиеся звуки дверного звонка и стука. Припомнив в подробностях все вчерашние события, я предположила, что причина всей суеты – сосед, пообещавший врачам со «Скорой» присмотреть за мной. Глазка у меня нет, но есть цепочка, и я накинула ее перед тем как открыть замок. К черту, береженую Бог бережет!

За дверью милого, но навязчивого соседа не обнаружилось, но зато была пара незнакомых мужиков, один из них в полицейской форме. Я моргнула, уставившись в удостоверение, которое одетый в штатское сунул к самой щели в двери, и медленно начала улавливать смысл слов, что он произносил.

– Коломина? Анна Коломина? – слишком громко проговорил он.

– Да, – просипела я, поморщившись, и стала разглядывать этого шумного типа с явно кавказскими корнями, пока он прятал документ в нагрудный карман.

– Следователь Амиранов. Вам придется проехать с нами! – еще громче и с нажимом произнес он с легким акцентом.

– Послушайте, я дала вчера уже все пояснения и прямо сейчас не в форме для общения с полицией, – попыталась избавиться от них я. Вот так и знала, что ничего кроме головной боли не дождусь. – Давайте вы вручите мне повестку, или как у вас там, а я приду в себя и явлюсь.

– Гражданка Коломина, а может, вы не будете учить меня, как следует производить следственные действия! – В тоне молодого мужчины нет и грамма тепла. Мне обидно. Разве не я тут жертва?

– Послушайте, вы что, слепой? Посмотрите на меня! – разразилась я. – Похоже на то, что я сейчас в состоянии сейчас куда-то с кем-то проезжать? У меня постельный режим вообще-то!

– Вот уж простите, но не вижу с первого взгляда внешних признаков, способных этому помешать! – язвительно ответил Амиранов, пройдясь глазами по мне сверху до низу. – Но если вы хотите препятствовать работе следствия, то я могу вызвать ОМОН, и они вынесут вашу дверь и закуют вас в наручники, но вы все равно окажетесь на допросе уже сегодня.

Нет, ну это уже ни в какие ворота не лезет! Он ненормальный, что ли?

– Какого хрена вы несете! – возмутилась я и открыла дверь полностью. – Вы, простите, идиот или правда проблемы со зрением? Я здесь пострадавшая! С каких таких пор с жертвами общаются при помощи ОМОНа?

– Оскорбление лица при исполнении выйдет вам боком. И если уж вам интересно, то я вижу, что вы вполне в порядке, гражданка Коломина, а вот про господина Комарова, чей обезображенный труп был найден сегодня ранним утром, того же не скажешь!

– Что-о-о? – совершенно опешила я, теряя голос. – Что значит – труп?

– У этого слова только одно значение, насколько мне помнится, – съехидничал полицейский.

– Вы думаете, что я… Да вы в своем уме? Это я жертва нападения, я! И что бы там с этим козлом после ни случилось, я сожалеть не собираюсь, уж точно я тут ни при чем!

– На вашем месте я тщательней выбирал бы слова, гражданка Коломина. Каждое из них может быть истолковано отнюдь не в вашу пользу.

– Да к черту тщательность! Эта сволочь домогалась меня, оскорблял, угрожал и даже напал вчера! И после этого я должна быть той, кто должен слова выбирать? – Следователь, на секунду замешкавшись, осмотрел меня еще раз, но потом почему-то нахмурился.

– Не собираюсь с вами препираться, гражданка Коломина! Вы едете к нам в управление прямо сейчас. Вопрос лишь в том, желаете ли это сделать в пижаме или все же предпочтете приличнее одеться? – в его голосе уже откровенная угроза и нет и намека на сочувствие ко мне.

Я зависла от обиды и негодования, но четко по его взгляду поняла, что если стану спорить и скандалить, то сделаю хуже только себе.

– Оставайтесь снаружи! – ткнула пальцем в следователя и направилась в комнату.

– Да ради бога! – равнодушно согласился полицейский. – Ровно до тех пор пока не получу ордера на обыск!

Я в совершенном раздрае и жутко зла. Влетела в комнату, хлопнув дверью и тут же зависла, увидев свое отражение в здоровенном зеркале шкафа-купе. Разбитые губы, синяки на челюсти и, наверное, под глазами, распухший нос… вот что я по идее должна была там обнаружить. Но ничего подобного нет! Просто моя бледная со сна неумытая физиономия с распахнутыми в изумлении глазами. Провела рукой по лицу и даже нажала на переносицу и подбородок. Но ничего! Ни гематом, ни боли, ни счесанной кожи. Отодрала пластырь и посмотрела на пальцы, на которых вчера ключи оставили глубокие царапины, и увидела только ровную чистую кожу.

– Что за черт? – пробормотала испуганно и шокированно и резкими движениями сдернула пижаму. Повертелась перед зеркалом, выворачивая шею и выискивая хоть один темный след или ссадину, но безуспешно.

– Гражданка Коломина, прошу поторопиться! – прокричал мне следователь, напоминая, что отсутствие травм сейчас не главная моя проблема.

Трясущимися руками я натягиваю первое, что попалось под руки, и выхожу к полицейским, все еще ошарашенная своим необычайным исцелением.

– Послушайте, я не знаю, как это объяснить… но у меня вчера точно были травмы… а сейчас их нет. Совсем. Может, мне сначала к доктору надо, а потом к вам? – рассеянно промямлила я, снова глядя на себя в то самое зеркало в прихожей.

– Если вам нужен доктор, то у нас есть свои! – жестко ответил Амиранов. – В том числе и те, кто может отличить мнимое заболевание или повреждение от реального, поэтому не стоит сейчас на мне пробовать эти штучки с неадекватностью. Наши психиатры вас на раз раскусят – так и знайте.

– Психиатры? – Я была поражена до такой степени, что в какой-то момент подумала, что, может, он не так уж и не прав. Какое логическое объяснение для исчезновения всех следов нападения?

Я настолько озадачена, что мне было совсем плевать, что мои соседи опять стояли на лестничной клетке и смотрели на меня теперь не столько сочувственно, сколько настороженно. Еще больше холодно-любопытных взглядов снаружи, когда меня сажали на заднее сидение полицейской машины, как самую настоящую преступницу. Как после вчерашнего это может происходить со мной?

– У вас есть адвокат? – через плечо спросил следователь.

– А? Есть на фирме, в которой работаю, – пробормотала я, пытаясь вспомнить, занимается ли штатный юрист уголовными делами.

– Тогда вам лучше связаться с ним. Думаю, он вам очень понадобится, – он слегка усмехнулся, и от этого у меня как глыба льда бухнулась с размаху в желудок, да там и осталась.

Я набрала номер, что бы услышать гудки.

– Радин слушает, – наконец ответили мне.

– Петр Андреевич, это Коломина, мне нужна ваша профессиональная помощь. Прямо сейчас, – приглушенно пролепетала я.

– Э-э-эм, в чем она, собственно, должна выражаться? – оживился мужчина.

– Меня задержала полиция, и наверняка нужно ваше присутствие, чтобы как-то выяснить это недоразумение. – При последнем слове следователь насмешливо фыркнул.

– Вот как! А в чем вас обвиняют, Анна?

– Кажется, в убийстве, – едва смогла произнести я.

– Не кажется, а в убийстве с особой жестокостью и цинизмом! – сказал Амиранов нарочито громко, так чтобы на том конце услышали.

– Та-а-ак! – протянул Радин. – Ни с кем не говорите, пока я не приеду! Вы меня поняли, Анна?

– Да, я поняла, – ответила ему, пытаясь себе представить, кто и что настолько ужасного мог сотворить с пресловутым Комаровым, чтобы мне предъявляли подобные обвинения. Мое воображение отказывалось работать в этом направлении. Но вскоре это стало и не нужно. Потому что как только мы оказалась в кабинете следователя, он выложил на стол несколько больших цветных фотографий с места происшествия. И я, лишь взглянув на них, буквально упала на четвереньки – настолько мощный рвотный спазм свел не только мой желудок, но и все тело.

Глава 16

Двое громил, одетых лишь в свободные штаны из грубой сероватой ткани, подтащили визжащего и огрызающегося немолодого мужчину к облезлой, покрытой непристойными граффити стене заброшенного дома, предназначенного под снос. От вещей несчастного остались практически одни пыльные лохмотья, сваливающиеся с него, и повсюду в прорехах были видны раны и ссадины. Несмотря на отчаянные попытки вырваться и удары ногами, здоровяки с бесстрастными лицами подняли его, чесанув спиной по щербатой поверхности и зафиксировав так, чтобы их жертва едва касалась пола, и замерли, удерживая каждый свою руку. Грязное, заваленное разным хламом помещение освещалось только двумя странными круглыми светильниками, непонятно как парящими чуть выше голов прямо в воздухе. Внутри каждого как будто переливалось всеми оттенками от красно-оранжевого до золотисто-желтого пойманное в замкнутую сферу пламя. От этого все происходящее было покрыто пугающими отблесками, а дальняя часть комнаты и углы тонули в густых тенях. Еще двое не менее громадных мужчин наблюдали бесстрастно за их действиями. Как и нападавшие, они были раздеты по пояс и босы. Захваченный продолжал ожесточенное сопротивление, и, несмотря на его хилое сложение, тем, кто его удерживал, явно приходилось нелегко. Их внушительные мускулы бугрились и подрагивали в отчетливом напряжении, а на покрытой причудливой вязью татуировок коже выступил обильный пот. Но и они, и остальные молча терпели вопли, оскорбления и даже удары, которыми их щедро осыпала жертва, и только пристально смотрели в совершенно темный угол комнаты, будто чего-то ожидая. Но вот из мрака стремительно появился еще один человек. Мужчина еще более впечатляющего сложения, чем остальные и, в отличие от первых, он был полностью одет. Строгий костюм хоть и сидел на нем идеально, что выдавало сшитую на заказ вещь, смотрелся на этом пришельце совершенно неуместно. Как, впрочем, и его ослепительно-белая рубашка в таком месте и этой ситуации. Без всяких остановок он выудил непонятно откуда два кинжала с серебряными, инкрустированными черным агатом рукоятками и воткнул каждый в центр ладоней удерживаемого. Лезвия с пугающим скрежетом вошли в старый кирпич, будто он был мягким маслом, буквально пригвождая цель к стене. Последовала серия еще более истошных воплей и проклятий, но, не обращая на это внимания, вновь прибывший дал знак полуобнаженным подручным отойти. Сам же он, словно забыв о вопящем, практически распятом человеке, стал спокойно прохаживаться по комнате, брезгливо отпихивая носками дорогих туфель разнообразный хлам со своего пути. Через время вопли стихли, превратившись в невнятное грубое бормотание, и стало очевидно, что, несмотря на возможную жуткую боль и естественную в подобной ситуации панику, пострадавший неотрывно и цепко следит за движениями пригвоздившего его мужчины, и глубоко посаженные, прищуренные глаза хоть и полны ненависти, но абсолютно ясны, не подернуты пеленой страдания. Еще какое-то время ситуация в комнате никак не менялась. Четверо раздетых по пояс громил неподвижно стояли у противоположной стены, устрашающий пришелец расхаживал туда-сюда не торопясь, а обездвиженный таким жутким образом мужчина продолжал жалобно всхлипывать и бормотать, неотрывно при этом следя за обстановкой.

– Не понимаю, что вам нужно, – скулил он, но теперь в голосе ощущалась фальшь. – Кто вы такие-е-е? Что я вам сделал? Что я сделал?

– Хочешь продолжать всю ночь, оряк? – наконец равнодушно произнес мрачный пришелец, не прекращая монотонные передвижения по комнате.

Мужчина у стены дернулся, глухо ударяясь головой, обмер и замолк. Потом выпрямился, становясь как будто выше ростом, подтягиваясь на пронзенных ладонях, будто и не ощущал в них боли. При этом все тело и лицо неуловимо потекло, меняясь на глазах. И если и раньше пострадавший не выглядел привлекательным человеком, то теперь и подавно. Фигура оплыла, превращаясь в совсем бесформенную, а кожа на лице посерела и буквально обвисла, покрываясь сотнями морщин.

– Не оряк! – каркнул он заносчиво и совсем другим тембром голоса. – Мяцкай!

– Думаешь, мне не наплевать, червяк? – Мужчина продолжил свои хождения и даже не смотрел на собеседника. – Все, что сейчас важно, это как ты посмел посягнуть на то, что я обозначил как принадлежащее мне? И не пытайся солгать, что не почувствовал на человеке моей метки!

– Почувствовал, асраи, еще как почувствовал! Да только ты, видно, позабыл, что здесь, за Завесой, другие законы! Тебе не принадлежит и метра земли, по которой она ходила, а значит, не твоя по умолчанию или потому, что на нее упал твой взгляд! Мир Младших – зона свободной охоты, и тут действует только право первенства! А я первым пометил ту аппетитную сучку как свою добычу! Так что посягнул как раз тут ты, асраи! – Наглая усмешка, больше похожая на отвратительный оскал, окончательно наложила маску уродства на лицо недавнего страдальца. Он дернулся, пытаясь вырвать ножи из стен, но потерпел неудачу, и лишь кровь потоком полилась вниз по рукам.

– Даже если бы я и правда был асраи, как мои воины, то и тогда такой жалкий паразит, как ты, не имел бы никакого права по обе стороны Завесы притязать на то, что я пожелаю присвоить! Там – по праву владетеля, здесь – по праву сильнейшего! Тебе следовало бежать что есть сил, когда ты почуял мою метку. Но я всегда подозревал, что низшие недодемоны вроде вас, оряков, даже тупее животных. Только и способны, что бездумно жрать да спариваться, и слишком безмозглы даже для того, чтобы иметь инстинкт самосохранения.

– Я мяцкай! Я настоящий демон, а не его жалкое подобие, как оряки! – задергался и заплевался словами в ответ прикованный. – И такой же охотник, как и вы! Я выбрал идеальную жертву, она моя по праву первенства! Моя, а не твоя! Я не откажусь от своего, и мне плевать, что и кто ты за Завесой!

– Ты смеешь сравнивать себя с нами и называть себя охотником? Ты паразит, у которого нет даже своего тела, хотя бы смертного, живущий, подсасываясь к слабовольным, никчемным, изгадившим свое существование людишкам, и превращающий их в кучку гнили! – Голос мужчины зазвучал гневно и мощно, заполняя все вокруг исходящей от него дикой силой, и, казалось, даже стены от этого застонали, вибрируя.

– Зато, в отличие от тебя, я могу с легкостью менять тела, а не вынужден вечность носить на себе уродливые шрамы своих поражений и ошибок! – не испугался его ярости называющий себя демоном. – Наверняка другие асраи с тобой и трапезу не разделят. Побрезгуют твоей кривой рожей, да и в твою постель очереди нет, а то не бросился бы на мое, как голодная собака на сахарную кость! Что, в мире Младших так мало других женщин? Отвали от той, которую хочу я!

– Ничтожество, ты хоть знаешь, с кем говоришь! – не выдержал один из молчаливо до этого стоящих у стены, но собеседник демона остановил его резким жестом, и тот согнулся, бормоча: – Прости, деспот!

– Деспот? Что это за титул такой?! – презрительно выкрикнул прикованный.

– Зачем это говорить тому, кто никогда и не был за Завесой? – равнодушно отозвался деспот. – У такого никогда не достало бы сил или смелости пересечь ее и попробовать жить в Закатном государстве или хоть на его дальних границах. Вот он и питается тут всякими отбросами и дерьмом. И жил бы дальше, ползая в человеческом мусоре, червь, если бы не посмел поднять голову и возжелать того, что родилось не для такого ничтожества!

– Да кому сдалось ваше проклятое Закатное государство! Я здесь сыт и доволен, и мне не нужно бороться за пищу и территорию с каждой безумной тварью, которыми там все кишит! А от этой суки не отступлюсь! Я был первым! А ты сходи к местным шлюхам, асраи, они, когда увидят деньги, перестанут замечать твои уродливые шрамы.

– Мои шрамы, ничтожный оряк, не порок или недостаток, а свидетельства моих прежних побед и предупреждение каждому, рискующему бросить новый вызов, что я, в отличие от большинства моих соплеменников, воин, готовый побеждать любой ценой и драться так жестоко и кроваво, как только потребуется. Да, я дикарь, оскорбляющий их чувство прекрасного, но тот дикарь, с которым не могут не считаться! Хотя тебе этого знать не обязательно. Ты недостоин потраченного дыхания на разговор с тобой. Я пришел просто казнить тебя за нанесенное мне оскорбление и не буду тратить время понапрасну.

– Я мяцкай! – в бешенстве взревел пригвожденный и рванулся вперед, скалясь и плюясь. – Да что ты можешь мне сделать? Пытай сколько угодно и калечь эту никчемную оболочку, можешь убить, я просто сменю ее на более новую и приду за моей выбранной жертвой снова! А еще я стану охотиться на тебя, асраи, потому что с этой стороны Завесы как раз ты жалкий червяк со смертным телом, и я постараюсь сделать многое, чтобы ты это сполна прочувствовал!

– Ты не слушал меня, паразит, – усмехнувшись, ответил мрачный пришелец. – Я всегда добиваюсь победы во всем, за что бы ни взялся, и чего бы это ни стоило. И я не асраи, я дини-ши!

– И о чем мне это должно сказать? – мгновенно насторожился мяцкай.

– О том, что я всегда иду до конца!

Деспот сделал знак остальным, и они поднесли нечто, укрытое поблескивающим покрывалом, которое при ближайшем рассмотрении было круглым латным полотном, скорее всего, серебряным. Огромный мужчина сделал такой долгий глубокий вдох, что рубашка затрещала на его грудной клетке, и сунул внутрь этого странного свертка правую руку. Что-то громко лязгнуло, и он содрогнулся всем телом. Послышалось неприятное потрескивание, и ему вторило болезненное шипение мужчины. Он мотнул головой, и остальные почти шарахнулись от него, сдергивая с руки металлическое плетение и обнажая взглядам некое подобие массивного кастета или железной перчатки без пальцев, накрывающего теперь почти всю тыльную часть руки деспота. Странный предмет был сплошь покрыт выпуклыми знаками и медленно менял цвет с черного на красный, одновременно распространяя вокруг жар и запах паленого мяса.

– Что это такое? – Голос мяцкая тут же опять сорвался на истерический визг, и он забился еще сильнее, чем раньше, но, похоже, ему больше никто ничего объяснять не собирался.

– Ты ведь знаешь, что у моего народа нет способности прощать обиды и миловать врагов. А еще мы физически не выносим, когда кто-то посягает на то, что считаем своим. Отобрать у нас что-то можно, только убив. Никто из тех, кто нанес мне оскорбление, не выжил, жалкое подобие демона. Никто из тех, кто посягнул на мое, словом или возложением рук, не выжил. И никто из них не смог бы сказать, что смерть спустилась к ним на мягких крыльях.

Странный кастет совершенно раскалился, и комнату наполнил шипящий звук и тошнотворный запах горящей заживо плоти.

– Приговариваю тебя к истинной смерти! – прорычал деспот сквозь сплошной истошный вопль демона и впечатал пылающий металл прямо ему в лоб. – Ты навеки прикован к этому телу, впаян в его кости. Приговариваю чувствовать все, что мог бы чувствовать тот, кто был в нем рожден. Твои последние часы будут очень насыщенными!

Крик мяцкаи стал почти ультразвуком, и стоявшие позади полуобнаженные мужчины согнулись, зажимая уши и почти падая на колени. Не мешкая, деспот поставил вторую печать прямо в район диафрагмы демона. И тут же наступила тишина, и он перестал биться. Деспот же с грубым стоном стряхнул артефакт, который уже успел сжечь его кисть до костей. Метал звонко запрыгал по полу, постепенно остывая и угасая. Помощники ринулись к своему хозяину, но тот снова остановил их рваным движением здоровой руки. Сунув больную кисть в карман, он отвернулся и пошел к двери.

– Замыкающую печать верните на место! Вытащите из него воспоминания о каждой жертве и заставьте пережить их мучения, верните каждую каплю этому паразиту. А потом пусть он сдохнет. Не слишком торопитесь с последним!

Глава 17

Больше часа просидела в кабинете следователя, упорно глядя на свои руки, сложенные на коленях, и стараясь не поднимать глаза выше, чтобы случайно не наткнуться опять на ужас, изображенный на фото. Амиранов и не подумал их убрать и совершенно безразлично взирал на то, как меня скручивает в сухих спазмах после увиденного. Как только я смогла дышать, то заявила, что говорить не стану, пока не приедет адвокат, и он, равнодушно пожав плечами, уселся напротив.

– Зато я буду, гражданка Коломина, – «обрадовал» он меня.

Мужчина взял со стола какие-то документы и стал монотонно, без всяких эмоций, зачитывать список травм и увечий, зафиксированных на трупе. И все, что я могла делать, это запрещать ужасным картинам, порожденным его словами, обретать плотность и краски в моем разуме. Я сфокусировала взгляд в районе его переносицы и густых, широких бровей с первой проседью и контролировала свое дыхание, отгораживаясь и повторяя, что это все ко мне не имеет никакого отношения. Но вскоре поняла, что моя смехотворная защита не работает.

– Послушайте, вы всерьез считаете, что я могла бы сотворить с человеком такое? – не выдержала, нарушая свое же намерение молчать как рыба до приезда Радина. – Даже не говоря о том, что чисто физически, как мне справиться со здоровым мужиком, какой больной на голову нужно быть, чтобы вот так искромсать кого-то? И что он просто по доброте душевной позволил мне все это с собой делать?

Следователь откинулся на стуле и заулыбался так хищно и недобро, будто, просто открыв сейчас рот, я уже полностью признала свою вину.

– Я достаточно работаю в отделе убийств и знаю, что решает все степень испытываемой ненависти и достаточное желание причинить вред, – в манере всезнающего учителя произнес он, и я не смогла скрыть гримасы от этого его покровительственного тона. – Все остальное – частности, гражданка Коломина, которые люди легко преодолевают, добиваясь цели. И большая ошибка считать женщин неспособными на зверства или отвратительные поступки. Тут уж как раз наоборот. Женщины хитрее, изворотливее и гораздо изобретательней и начисто лишены сочувствия или жалости к тем, кого ненавидят по-настоящему, – продолжил он вещать мне как туповатой. – Сила мужчины ничего не значит, когда его завлекут обманом, опоят или вырубят. Тем более что в этом конкретном случае характер повреждений явно указывает на сильную личную неприязнь, причем с явным сексуальным подтекстом, учитывая, что жертва зверски оскоплена. К тому же я совсем не утверждаю, что вы действовали в одиночку.

– Знаете что? – разозлилась я. – А лично мне характер вашего поведения говорит, что вы либо терпеть не можете женщин в принципе, либо почему-то вам именно я не угодила!

– Зря вы все, гражданка Коломина, сводите к личностям, – ухмыльнулся он. – Это только подтверждает мое общее впечатление о вас.

– Да плевать мне! Какое у вас может быть обо мне впечатление, если вы меня знать не знаете! – почти выкрикнула, но тут же одернула себя. Стоп, Аня! У него же на роже самодовольной написано, что он получает прямо-таки удовольствие, доводя меня до трясучки! Это что, методы работы следствия, или мужик просто кайфует, наматывая чьи-то нервы на кулак?

– Ну почему же, – невозмутимо возразил Амиранов, – некий ваш портрет составил. Мы ведь тут не зря, как говорится, хлеб едим.

– С маслом? – не смогла я вовремя прикусить язык. Портретист недоделанный!

– Не переживайте за мой рацион, гражданка Коломина, он у меня сбалансированный! – недобро прищурил он на меня карие глаза.

Ну, еще бы не сбалансированный! Людские нервы жрешь, скотина!

– Я сегодня ночью в сводке читал рапорт как раз о нападении на вас. Еще подумал, бедная женщина, натерпелась, – в своей раздражающе-нудной манере продолжил следователь. – Когда нашли труп Комарова, однако, задумался. А пока мы искали вас и успели на работе побывать, и я послушал, как коллеги отзываются и о погибшем, и о вас, то составил полную картину.

– Искали? – недоуменно заморгала я. – Зачем меня искать, я все время в квартире у себя была!

– Да неужели? Вы на время смотрели? – Я глянула на экран телефона, который сжимала в потной руке. Ничего себе, 17:32! Почти весь день прошел. Если я здесь около часа, плюс минут сорок на сборы и дорогу… Куда девалось столько часов моей жизни?

– Что, такой крепкий сон, что не слышали, как к вам несколько раз звонил и стучался сосед, дважды заходил участковый, и проснулись только к моему приезду? Такая честь для меня! – ехидно прокомментировал мое выражение лица Амиранов.

– Хватит издеваться! Я действительно никого и ничего не слышала!

– Ладно, даже если в это поверить, то расскажите, как вчерашняя жертва жесточайшего нападения может сегодня выглядеть как вы. То есть абсолютно здоровой! Если честно, когда вы открыли дверь и я разглядел вас, то понял все окончательно.

Вот сейчас он выглядел почти торжествующим. Боже, какой же придурок!

– Не поделитесь посетившим откровением? – язвительно спросила я.

– С удовольствием, гражданка Коломина. Вы накануне добивались увольнения Комарова с вашего общего места работы. Причины, вами двигавшие, я пока опущу. Узнав же, что мужчина, к которому вы по некой причине испытывали столь сильную личную неприязнь, не уволен, а просто переведен в другой офис и даже не получил никаких взысканий, вы, госпожа Коломина, что называется, закусили. – Мысль о том, какая же все-таки лживая скотина мой директор, мелькнула, но исчезла. Не в нем сейчас моя проблема. – Я твердо уверен, что вы нашли сообщника и, дабы обеспечить себе алиби, вчера инсценировали попытку собственного изнасилования и даже искусно сымитировали нападение на себя.

– Я ничего не имитировала! Она едва не убил меня! – снова сорвалась я, но тут же приказала себе успокоиться. – У меня есть свидетели, и врачи со скорой зафиксировали мои травмы.

– Те самые, которых теперь почему-то нет? – скривился Амиранов, всем видом говоря: «Кого ты дуришь?»

– Я не знаю, почему так!

– А я знаю. Врачи прибыли на место намного раньше полиции, и вы просто вступили с ними в сговор. Думаете, вы первая такая умная? У нас на «Скорой» не настолько богатые ребята пашут, чтобы отказываться от лишней копейки. Но я заставлю их правду сказать, уж поверьте, – зловеще заверил меня он.

– Да ни с кем я не сговаривалась! Зачем? Мои соседи видели Комарова! – Что же за дурдом такой-то!

– Мы опросили соседей. На самом деле они слышали шум, видели вас на полу, в крови и беспорядок на лестничной клетке, но самого гипотетического агрессора никто не успел увидеть. А знаете почему? Потому что его не было! – Физиономия у Амиранова была такая, будто он прямо ожидал аплодисментов своей потрясающей дедукции сей же момент.

– По-вашему, я сама себя избила? – Чертов ты великий сыщик!

– Не избили, госпожа Коломина, а просто привели в беспорядок одежду, испачкались заранее приготовленной кровью, разбросали все и шумели, чтобы привлечь внимание соседей.

– Чушь какая-то! Знаете что? Вам детективные романы писать, господин Амиранов! У вас такое богатое воображение!

– Я себя неплохо и на своем месте чувствую.

– Ну и прекрасно! И вообще, разве вы имеете право меня допрашивать без адвоката?

– А никто тут допрос и не ведет, гражданка Коломина! – ухмыльнулся мужчина. – Мы беседуем, просто ведем диалог, а это законом не запрещено.

– То есть допрашивать вы меня сейчас не можете, но мозг выносить – пожалуйста?

– Можно и так сказать.

– Тогда, я отказываюсь с вами и дальше вести, как вы выразились, диалог, – заявила я, демонстративно садясь боком на неудобном стуле, чтобы больше даже не смотреть на Амиранова.

Ну и пусть это похоже на детскую выходку, нежели хоть на крошечную победу с моей стороны, мне сейчас на это плевать!

– Ваше право!

Больше ко мне лично Амиранов не обращался, а только вел с кем-то оживленный разговор по телефону, в смысл которого я не вслушивалась, потому как сам его голос уже слышать не хотелось. Но, несмотря на то что меня вроде оставили в покое, я ощущала растущее в помещении напряжение, и от него у меня даже мышцы спины сводило от боли. Я едва могла скрыть вздох облегчения, когда Радин наконец вошел в кабинет моего мучителя. Готова была вцепиться в полы его серого пиджака и умолять увести поскорее. Быстро поздоровавшись, адвокат вежливо, но настойчиво попросил Амиранова дать нам пять минут наедине.

– Я никого не убивала, – выпалила я, как только за следователем закрылась дверь.

– Анна, я здесь в качестве вашего адвоката, а значит, априори придерживаюсь версии вашей невиновности, – сухо кивнул адвокат. – Мне, во-первых, нужно, чтобы вы подписали некоторые документы, дабы узаконить то, что я представляю ваши права. А во-вторых, просто чтобы я знал, укажите сразу, с какой стороны мы можем ждать неприятностей?

То есть вопрос, убила ли я Комарова на самом деле, Радина вообще не занимал. Да и черт с ним! Я просто хочу, чтобы все это безумие прекратилось. Хочу уйти отсюда, никогда не видеть больше мерзкое лицо Амиранова. И вообще, я голодная как собака, устала, хочу в душ и опять в свою кровать. Просто лежать и слушать уютную привычную тишину собственной квартиры и знать, что никому ничего от меня не нужно.

– Если под неприятностями вы подразумеваете, может ли следствие раскопать что-то, то повторюсь еще раз: я не убивала Комарова, я никого не нанимала сделать это, я никому никогда не говорила, что хочу его смерти, и я даже, черт возьми, никогда не желала ему сдохнуть! Хотя он, безусловно, не был хорошим человеком, и здравствовать я ему тоже не желала!

– Хорошо, я вас понял, Анна! – деловито кивнул мужчина. – Подпишите и предоставьте дальше действовать мне.

– Вы ведь не позволите этому Амиранову посадить меня за то, что я не делала? – посмотрела на него с надеждой, скрывать которую даже не хотела.

– Анна, успокойтесь. Я сейчас еще изучу материалы, но не думаю, что у следствия есть даже основания для вашего временного задержания, – его уверенный и спокойный тон даже ошарашил меня.

– Как же! Амиранов мне угрожал, что если я не поеду с ними, то он вызовет ОМОН, и они меня силой потащат.

– Вот как? – В светло-голубых глазах адвоката мелькнуло почти хищное оживление. – А вот это уже интересно. Постановление он вам предъявлял?

– Он мне только удостоверение показал, – нахмурилась я, припоминая.

– Сукин сын, – усмехнулся Радин. – Ну, он у меня попляшет. Он просто надеялся на то, что ему удастся морально задавить вас, Анна, и вы, испугавшись, выдадите себя. А он раз – и молодец, раскрыл громкое убийство в течение нескольких часов.

– Я не могу выдать себя, если ни в чем не виновата! – посчитала я нужным ему напомнить.

– Вы не представляете, как легко сбить с толку, запутать и вынудить себя оговорить испуганного или выбитого из психологического равновесия человека. А потом разгрести это весьма трудно.