Kitabı oxu: «Запретная связь»

Şrift:

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

1

В кабинете было накурено. Табачный дым голубоватыми слоями висел между столами инспекторов уголовного розыска, вздрагивал при открытии дверей, постепенно двигался в сторону окна и неспешно выплывал на улицу, в теплый августовский день.

– Вы меня отравить вздумали? – воскликнул, войдя в кабинет, Иван Абрамов. – Сколько раз говорил: проветрите перед моим приходом помещение. Дышать же нечем!

Как атомный ледокол, крушащий неокрепший прибрежный лед, Иван рассек слои дыма, распахнул окно. Свежий воздух ворвался в кабинет, и вместе с ним влетел первый осенний ярко-желтый березовый листочек. Если бы Абрамов был философом, то он бы увидел в этом листочке послание матери-природы о бренности существования всего живого на земле, о неминуемой старости, которая отодвинет все сегодняшние проблемы на второй план. Иван учебник философии в руках не держал и в рассуждения на абстрактные темы никогда не пускался. Увидев лист, он подумал, что с ним делать: выбросить в окно или отправить в урну для бумаг? Решение принять не успел. На столе зазвонил телефон.

– Уголовный розыск! – за всех сразу представился Абрамов.

– Иван, ты вернулся? – обрадованно спросил дежурный по Машиностроительному РОВД. – Отлично! Ты-то мне и нужен. Собирайся, поедешь на зародыша.

– Чего? – взревел Абрамов. – Какого черта я на него должен выезжать? Кто сегодня дежурит от уголовного розыска? Прохоров? Вот пусть он и едет!

– Ты мне здесь права не качай! Понял? – повысил голос дежурный. – Здесь тебе не Кировский райотдел. У нас закон простой: я велел, а ты поехал. Какое сегодня число, помнишь? Сегодня на заводе «Химпром» аванс выдают. Как смена закончится, так в районе бардак наступит, а ты мне предлагаешь оперативную группу на какого-то зародыша отправлять? Девичья роща – твой участок, тебе и ехать.

Абрамов с ненавистью бросил трубку на рычаг, глухо выругался.

– Что, Ваня, не хочешь с новым зародышем познакомиться? – ехидно спросил сосед по кабинету Ярослав Филин. – Надо, друг мой, надо! Зародыша одного оставлять нельзя – толпа соберется, пересуды пойдут.

– Да пошел ты! – огрызнулся Абрамов, забрал со стола дежурную папку и спустился вниз.

Иван работал в Машиностроительном отделе милиции всего второй месяц, и за этот короткий срок он уже успел съездить на зародыша – только начинающего формироваться человечка, принудительно покинувшего лоно матери задолго до окончания срока беременности.

– Лучше бы я на пять убийств съездил! – сказал после работы Иван жене. – Ничего более отвратительного я в своей жизни не видел. Меня от вида этого зародыша вырвало прямо на месте происшествия.

Зародыш словно услышал Абрамова и стал мстить – сниться по ночам. В кошмарных снах он скалил зубы, пытался укусить Абрамова за палец, ползал по его телу. Через неделю кошмары прошли, – и на тебе, судьба подготовила новое испытание в том же месте с тем же составом участников.

– Запоминай! – совершенно спокойным голосом сказал Абрамову дежурный. – Зародыша нашли местные пацаны. На их крики прибежала работница с «Химволокна». Увидела зародыша, вернулась в общежитие, с вахты вызвала милицию. Я направил для проверки наряд патрульно-постовой службы. Сигнал подтвердился. Сейчас около зародыша собралась толпа любопытствующих. Место происшествия охраняет наряд милиции. Участковый уже на месте, берет объяснения с живущих в общежитии. До Девичьей рощи я дам тебе дежурный автомобиль. Машина тебя ждать не будет, мне она сегодня самому нужна. С транспортом в обратном направлении сориентируешься на месте. Позвонишь с вахты, и я пошлю за тобой или экипаж вневедомственной охраны, или автомобиль ГАИ. На дежурку не рассчитывай. Я не могу оставить без транспорта опергруппу. Обстановка в районе сегодня вечером будет сложная. На заводе «Химпром» возводят новый корпус. На стройке посменно работают шесть комсомольско-молодежных бригад. Песню «Каховка, Каховка, родная винтовка» знаешь? Так вот, те времена прошли. У нынешних комсомольцев-добровольцев не ратные подвиги на уме, а только водка, бабы и еще раз бабы. Прикинь: шесть бригад молодых мужиков получат аванс. Что они будут делать, куда пойдут? Дай бог, чтобы сегодня массовой драки не произошло, как в прошлом месяце. Так что, Ваня, забирай беби-бокс и дуй в Девичью рощу!

Беби-боксом в РОВД называли плотный полиэтиленовый пакет из-под импортного измерительного прибора. Принес его участковый, обслуживающий территорию машиностроительного завода «Красный октябрь».

– Держи! – сказал он дежурному. – Теперь будет в чем зародышей в отдел доставлять.

Название «беби-бокс» появилось спонтанно. Оно состояло из двух частей. Беби с английского переводилось как «малышка», а бокс – как «ящик». Правильнее предмет для транспортировки зародышей следовало бы назвать беби-пакет или беби-мешок, но как по-английски будет пакет или мешок, в отделе никто не знал, а слово «бокс» многие помнили со школьных времен. Беби-бокс был ценной вещью. После того как в нем доставляли зародыша в отдел судебно-медицинских экспертиз, пакет всегда возвращался на место, в дежурную часть. Там его мыли, сушили и готовили к новому использованию. Беби-бокс был вместительным пакетом. В него могла бы войти булка хлеба, и свободной пленки осталось бы еще на один оборот вокруг поклажи. Естественно, с хлебом в отделе никто не экспериментировал, но по объему беби-бокса можно было догадаться, что в него поместится, а что нет. С места происшествия до отдела беби-бокс доставляли кто как: кто в просторном портфеле, а кто-то просто нес в руках.

Водителем дежурного «уазика» в этот день был Степанов, молодой человек, всего год назад вернувшийся из армии. Как и все водители, инспекторов уголовного розыска он звал по отчеству независимо от возраста собеседника. Абрамов был единственным исключением. Его водитель звал по имени, чтобы подчеркнуть, что тридцатишестилетний Иван Абрамов – новичок в отделе, а он, Степанов, уже год крутит баранку. Ивану было безразлично, как к нему обращается безусый юнец: поначалу не до того было, а потом привык.

– Время и место появления зародышей вычислить невозможно, – авторитетно заявил Степанов, выруливая на дорогу. – Иной раз за месяц ни одного, а иногда бабы как с цепи сорвутся и каждую неделю по зародышу подкидывают.

– Сколько их всего за год поднимают? – спросил Абрамов.

– Тут вот какое дело: поднимают зародышей только с апреля и до первого снега. Тех, что выбрасывают зимой, мыши под снегом съедают. К весне от них даже косточек не остается. Ну, пацаны помогают! Сейчас еще каникулы, они по роще носятся и зародышей находят. Как в школу пойдут, так им не до развлечений станет.

Около Девичьей рощи Степанов остановился.

– Тебе туда! – указал он в глубь березового массива. – Иди прямо по тропинке. Увидишь толпу на полянке – это и есть место происшествия. О, вот еще что! У меня авоська в салоне завалялась. Возьми, всё не в руках беби-бокс нести.

Абрамов искренне поблагодарил водителя. Всю дорогу он мучительно думал, как понесет зародыша, и вот оно, решение проблемы – сетчатая сумка-авоська, с которой хозяйки ходят по магазинам.

«Надо бы эту авоську не выбрасывать, а в кабинете оставить», – подумал Абрамов и пошел по извилистой, хорошо утоптанной тропинке в глубь рощи.

Одним из пацанов, нашедших зародыша в этот день, был ученик третьего класса Олег. Спустя четыре года его родители переехали в другой район областного центра, и Олег рассказывал новым друзьям:

– Я тогда жил в Новой колонии. Новая колония – это не бывшая зона, а поселок, в котором жили иностранные рабочие, съехавшиеся со всего света помогать советской власти с индустриализацией народного хозяйства. В начале 1930-х годов они разъехались по домам, а название у поселка осталось. С развлечениями у нас было негусто. Играли в войнушку на стройке, в прятки, в догоняшки, в палки-банки. Летом главным развлечением был поиск зародышей.

Олег объяснил друзьям, кто такой зародыш и как он выглядит. Пацаны были в шоке, а рассказчик, гордый произведенным эффектом, продолжил:

– Зародышей обычно находили недалеко от тропинок в березовой роще. Мы вставали цепью, человека по три с каждой стороны тропинки, и шли через всю рощу от общежитий к трамвайной остановке. Обычно ничего не находили, но иногда везло. Тот, кто первым увидел зародыша, орал дурным голосом: «А-а-а!» – и все сбегались к нему. Зародыш, он страшный, на него жутко смотреть, так что с собой малышню мы не брали. В рощу шли только проверенные пацаны и обязательно только те, кто умел быстро бегать и не боялся боли, не был плаксой. Посмотрев на зародыша, мы находили палочку и начинали его переворачивать. Тут в напряженной тишине кто-нибудь обязательно неожиданно вопил: «А-а-а!» – и все бросались врассыпную. Потом опять сходились, и тут обычно появлялись взрослые. Если к нам выходил мужик, то он ловил первого попавшегося под руку пацана и начинал ему выкручивать ухо: «Я тебе покажу, сукин сын, как зародышей искать!» В этот момент надо было резко присесть, вырваться из его рук и дать деру. Если повезет, то убежишь с немного опухшим и покрасневшим ухом, а если нет, то вернешься домой с ушами как у Чебурашки, и будешь изворачиваться, выдумывать, почему у тебя уши в пельмени превратились. Я как-то пришел с опухшим ухом, ни в чем не признался, но папаня мне все равно ремня дал, так как понял, что я где-то нашкодил и был наказан незнакомыми людьми за хулиганское поведение. Иногда мужики никого не ловили, а просто пинали со всей силы под зад пацана, который ближе стоял, и мы все с воплями убегали. Словом, всяко было! Если к зародышу выходила женщина, то она начинала нас стыдить, грозилась, что все родителям расскажет и в школу сообщит. Спрашивается, нас-то за что стыдить? Мы-то к зародышам отношения не имели. Потом приезжала милиция, но мы к этому времени уже были в своем дворе, пугали девчонок рассказами о том, что зародыш шевелился и мог укусить. Славное было время, есть что вспомнить!

2

Местом происшествия была полянка в паре метров от широкой тропы, ведущей через березовую рощу от женского общежития к трамвайной остановке. Человеческий плод лежал рядом с кустом шиповника. Вокруг него столпились случайные прохожие. Они вполголоса переговаривались, обсуждая версии, откуда здесь мог появиться недоношенный человеческий плод. Патрульный милиционер стоял в трех метрах от зародыша. Абрамова он видел в первый раз – раньше по службе они не сталкивались. Иван был в гражданской одежде, но документы ему предъявлять не пришлось.

– Я из отдела, – сказал он.

Милиционер кивнул: «Понял!»

Абрамов уверенно подошел к плоду. Зародыш лежал на прошлогодней листве. Размером он был с обычную дворовую крысу. Голова плода была большой, скрюченные ручки и ножки были прижаты к телу, глаза – закрыты. По тельцу зародыша ползала большая зеленая муха, от вида которой Ивана чуть не стошнило. Приказав себе отбросить в сторону эмоции и надвигающиеся спазмы живота, он начал осмотр места происшествия. Вначале Абрамов отвел в сторону двух женщин и сообщил, что они будут понятыми. Женщины стали отнекиваться, говорить, что им надо срочно идти на остановку, но Абрамов был непреклонен: «На работу сообщу, что вы отказались исполнять законные требования сотрудника милиции!» Угроза подействовала, и женщины остались на месте. Остальные зеваки поспешили покинуть место обнаружения плода, чтобы не быть записанными в свидетели. Абрамов достал бланк осмотра места происшествия, в правом верхнем углу сделал первую запись: «23 августа 1978 года. 16 часов 35 минут».

Во время первого выезда Абрамова место обнаружения зародыша осмотр проводил инспектор ОУР Прохоров, опытный сотрудник примерно тридцати трех лет. Не привлекая внимания зевак, он объяснил Ивану особенности проведения следственных действий в роще.

– При обнаружении трупа на местности необходимо «привязать» его местонахождение к постоянным, хорошо заметным ориентирам. В жилом массиве это дома, трансформаторные будки, детские качели. На трассе – дорожные знаки и указатели. Здесь, в роще, ориентиров нет. Все деревья одинаковы, измерять расстояние до дороги или общежития никакой рулетки не хватит. Мы решили, что если зародыша находят в центре рощи, то будем указывать, что от него до женского общежития триста метров, а до трамвайной остановки – четыреста пятьдесят. Зародыш – находка специфическая. Точное место его обнаружения никто проверять не будет, так как он на фиг никому не нужен. Он не труп. Он – никто и ничто. В юридическом плане он – часть женщины, от которой она добровольно избавилась.

Начав описывать позу зародыша, Абрамов почувствовал, что за его действиями наблюдают, но не женщины-понятые и не милиционер, а еще кто-то. Он искоса, не отрываясь от протокола, посмотрел налево и увидел, что не все любопытные разошлись. Около дерева с вырезанным на коре неприличным словом осталась стройная девушка лет двадцати пяти, одетая в короткую юбку и водолазку.

«Пусть смотрит!» – решил инспектор и продолжил работу.

Описание места происшествия уложилось на половине листа, так как описывать, собственно говоря, было нечего. По идее, Абрамов должен был измерить линейкой длину плода, но это было выше его сил. От одной мысли, что ему придется прикоснуться к зародышу со сморщенным личиком, Арбамову становилось дурно.

Заполнив бланк осмотра, Абрамов повернулся в сторону незнакомки, встретился с ней взглядом. Девушка смутилась и ушла. Понятые, не читая, поставили под протоколом подписи и поспешили на остановку. Патрульный милиционер покинул место происшествия еще раньше. На полянке остался один Абрамов. Ему предстояло сделать самое трудное – поместить зародыша в беби-бокс. Иван осмотрелся. За его действиями никто не наблюдал, так что он мог не соблюдать неизвестно кем придуманные правила поведения на месте происшествия и действовать так, как считал нужным. Он положил пакет на землю рядом с зародышем, приподнял верхний край пленки и веточкой затолкал зародыша внутрь. Дело было сделано! Иван обернул холодное тельце зародыша пленкой, поместил сверток в авоську и пошел в общежитие, именуемое в народе Девичьим домиком. По пути ему вспомнилось, как по потемневшей коже зародыша ползала муха, и Ивана тут же стошнило. Единственное, что он успел сделать, когда почувствовал, как спазмами сводит верх живота, так это отвернуться от тропинки и извергнуть содержимое желудка в траву, а не посреди дороги.

– Какой у вас, товарищ милиционер, желудок слабый! – с нескрываемой иронией сказала девушка у него за спиной. – Я думала, что вы все сделаны из стали, а оказывается, что нет.

Абрамов сорвал лопух, вытер брызги с ботинок. Достал носовой платок, отер губы и только тогда повернулся к девушке. Конечно же, это была та самая незнакомка, которая с нескрываемым интересом наблюдала за его действиями во время осмотра места происшествия.

– Документы при себе есть? – спросил он.

– Нет, конечно! – удивилась странному вопросу незнакомка. – Какие документы, зачем? Вы меня в чем-то подозреваете?

– Как вас зовут, где живете и где работаете?

Девушка представилась. Абрамов ей не поверил. Накопленный в уголовном розыске опыт подсказывал, что незнакомка лжет. Просто так врет, на всякий случай.

– Значит, документов с собой нет? – повторил он вопрос. – Что же, придется провести личный обыск.

– Вы не посмеете меня обшаривать, – растерялась девушка.

По решительному виду инспектора она поняла, что он не шутит и сейчас начнет ощупывать ее в поисках незаконных предметов и документов. Звать на помощь было бесполезно. На тропинке, ведущей к общежитию, они были одни, к тому же у милиционера – власть, что хочет, то и будет делать. Иван посмотрел в красивые серые глаза незнакомки и хмыкнул, довольный тем, что сбил с нее ехидную спесь.

– Я не гестаповец, под одеждой потными руками шарить не буду, – заверил он, – а вот сумочку проверю! Что там у нас лежит?

– Не надо, – попросила девушка, – я сама достану.

Незнакомка поискала в сумочке и протянула инспектору пропуск на завод «Химволокно».

– Так-то лучше! – похвалил Абрамов.

Он поставил авоську с зародышем на траву, взял документ и прочитал вслух таким тоном, словно с самого начала догадался, кто стоит перед ним:

– Анастасия Сергеевна Журавлева!

Девушка окончательно смутилась. Она не знала, как ей реагировать на поведение инспектора и что ее будет ждать дальше.

– Что же вы, Анастасия Сергеевна, наше знакомство начали со лжи? Я ведь мог вас доставить в РОВД для выяснения личности. Вы странно вели себя на месте происшествия. Вначале наблюдали за мной, потом пошли на остановку, а в итоге оказались у меня за спиной. Ребеночек в пакете, часом, не ваш?

– Какой ребеночек? – поразилась Журавлева. – Зародыш, что ли?

– Потрудитесь точно и ясно отвечать на мои вопросы, а не давать оценку состояния обнаруженного человеческого плода. Это ваш ребенок или нет?

Последние слова Абрамов произнес с угрозой в голосе, чтобы Журавлева поняла, что разговор на тропинке может закончиться предъявлением обвинения. Какого? Не важно! Как говорится, был бы человек, а статья найдется.

– Зародыш не мой, – твердо заявила Журавлева. – Если вы доставите меня к врачу, то он подтвердит, что беременности у меня еще не было.

– Если плод не ваш, то чей?

– Понятия не имею!

Абрамов посмотрел в глаза девушке, кивнул: «Верю!»

Журавлева была обычной девушкой: не красавицей, но и не дурнушкой. Ивану бросилось в глаза, что у нее небольшая грудь, узкие бедра, вытянутая талия. Русые волосы были собраны в хвост, на носу – конопушки. Фигурой новая знакомая больше походила на девочку-подростка, чем на девушку двадцати пяти лет.

– Что же, Настя, поговорим! Зачем ты наблюдала за мной?

– Мы уже перешли на «ты»? – удивилась Журавлева.

– Конечно! Какие могут быть условности здесь, посреди березовой рощи? На каком дереве висит объявление, что я обязан соблюдать приказ министра внутренних дел СССР «О вежливом и предупредительном обращении с гражданами»? Нет объявления? Тогда продолжим. Зачем ты наблюдала за мной?

– Мне было интересно посмотреть, что происходит, когда обнаруживают зародыша. Я не знала, что вы его с собой понесете, думала машина приедет.

– Ты в Девичьем домике живешь?

– Конечно, где же еще?

– Тогда пошли. Нам по пути. Судя по пропуску, ты работаешь в цехе кордовой нити уже пять лет? Училище окончила или сразу к станку встала?

– Сразу. Меня на месте обучили, как за обрывами нитей смотреть.

На выходе из рощи Журавлева спросила:

– Вы можете честно ответить на один вопрос? Что бы вы сделали с женщиной, которая избавилась от плода?

– Как человек, как отец двух детей, я бы свернул ей шею, чтобы она не лишала жизни будущего гражданина нашей страны. Как сотрудник милиции, я буду действовать по закону. – Абрамов остановился, посмотрел в глаза девушке. – Я всегда действую по закону, нравится мне это или нет.

На вахте общежития Абрамова дожидался участковый, закончивший собирать объяснения.

– Шесть человек опросил, – похвалился он.

Абрамов ничего не ответил. Собранные коллегой объяснения информативной ценности не имели. Они были написаны только для прокурора района.

Прокурором Машиностроительного района в 1978 году был Эдуард Погосян, родившийся и выросший в Сибири. На родине предков, в Армении, он бывал только в отпуске. Погосян был перестраховщиком. Любимым его выражением было: «Больше бумаги – меньше вопросов!» По любому, даже незначительному, происшествию он велел собирать объяснения. Пока Абрамов работал на месте происшествия, участковый опросил первых попавшихся женщин, возвращавшихся с работы в общежитие. Объяснения были короткими: «Я, гражданка такая-то, по поводу обнаружения человеческого плода в роще ничего пояснить не могу. Кому мог принадлежать плод, не знаю». Сбор таких объяснений считался в РОВД работой бессмысленной, но требования прокурора сотрудники милиции игнорировать не могли, вот и опрашивали граждан на потеху всему свету.

– Кто нас назад повезет? – спросил Абрамов.

Участковый обреченно вздохнул и стал набирать номер телефона райотдела. Краем глаза Абрамов заметил, как около вахты появилась и исчезла молодая женщина в синей блузке. Иван прошел к лестничному пролету и крикнул:

– Свиридова! Спускайся, поговорить надо.

К вахте вышла женщина лет тридцати, курносая, скуластая, внешне неопрятная. Звали ее Марина Свиридова. Абрамов считал ее своим личным врагом. Он был уверен, что она была причастна к событиям, приведшим к гибели инспектора уголовного розыска Алексеева.

Свиридова была дерзкой женщиной с атрофированным чувством стыда. В первый раз, встретив Абрамова в коридоре общежития, она повернулась к нему спиной, задрала халат, обнажив неприкрытые ягодицы.

– Товарищ инспектор! Посмотрите, у меня тут прыщика нет?

Абрамов смутился, покраснел, но сумел взять себя в руки.

– Гражданка! – строго сказал он. – Прекратите безобразие, или я задержу вас!

– За что? – изобразила изумление Свиридова. – За то, что у меня прыщик на заднем месте вскочил? Разве за это можно арестовать?

– Гражданка! Вы ведете себя неподобающим образом в присутствии сотрудника милиции. Вы вышли в общественное место без нижнего белья!

– Здесь – женское общежитие, – дерзко парировала Свиридова. – Кого мне стесняться? Соседок по комнате?

Иван не стал ввязываться в бессмысленный спор и ушел на вахту. Поле боя осталось за Свиридовой. За несколько месяцев до этой встречи Свиридова проделала точно такой же номер с инспектором уголовного розыска Алексеевым. Встретив милиционера в коридоре, она не стала поворачиваться к нему спиной, а распахнула полы халата, под которым ничего не было.

– Товарищ инспектор, посмотрите, у меня вот тут, внизу живота, прыщик не вскочил?

Алексеев со скорбным видом осмотрел обнаженную снизу женщину и с сожалением сказал:

– Какие же у тебя кривые ноги! Мама в детстве не пеленала как надо?

Ноги у Свиридовой были обычные, без искривлений. На издевку инспектора она обиделась, обругала его охламоном и ушла к себе в комнату.

…Абрамов отвел Свиридову в дальний угол фойе.

– Ты что, прятаться от меня надумала? – спросил он. – Не твой ли ребеночек у меня в авоське?

Свиридова шарахнулась в сторону, но Абрамов успел задержать ее.

– Что, Марина, совесть нечиста? Не ты ли зародыша у тропинки подкинула?

– Ничего я про него не знаю, – зашипела Свиридова. – Незачем на меня чужие грехи вешать.

– Смотри, Марина! Дознаюсь, что ты к этим темным делам причастна, я тебя не пощажу.

Свиридова ничего не ответила и ушла на улицу.

Участковый сообщил, что транспорта в ближайшие пару часов не будет. Абрамов прикинул и решил, что до отдела проще доехать на общественном транспорте, чем дожидаться неизвестно чего. С зародышем в авоське он сел в трамвай и поехал в город.

«Интересно, как бы граждане отреагировали, если бы узнали, что у меня в свертке лежит? – подумал он. – Наверное, посторонились бы, чтобы к беби-боксу случайно не прикоснуться. Бедный человечек! Никому-то он не нужен, никому до него дела нет, кроме странной девушки по фамилии Журавлева. Проверить ее, что ли? Может, это ее плод? С другой стороны, кто мне даст время и возможность искать мать этого зародыша? Сегодня же вечером его увезут на экспертизу и после проведения исследований утилизируют».

В какой-то момент Ивану показалось, что зародыш пошевелился в пакете. Его пробил холодный пот. Осторожно, чтобы не привлекать внимания стоящих рядом пассажиров, он посмотрел на «беби-бокс». Все было в порядке. Зародыш не ожил и признаков жизни не подавал.

«Черт побери! – подумал Абрамов. – Если Девичья роща будет моим участком, то мне придется постоянно выезжать на место обнаружения зародышей. Не проще ли прикрыть эту лавочку? Ну и что, что никому до них нет дела? Я, как коммунист, могу настоять на проведении всестороннего расследования. Не сами же по себе зародыши лоно матери покидают! Кто-то помогает женщинам избавиться от нежелательной беременности. Если я найду этого человека, то спасу десятки жизней. Начальство такую инициативу не поприветствует, но в открытую препятствовать не будет. Завтра же найду время и начну розыск. Хорошо бы, если бы Свиридова оказалась причастна к зародышам! Тут-то бы она заплатила за Алексеева».

В дежурной части Абрамова встретили шуточками.

– Ваня! Ты, кроме зародыша, больше ничего не привез? Порнухи нет, а то мы бы в картишки перебросились.

– Закончилась порнография! – с усмешкой ответил Абрамов. – Как новую напечатают, так тут же привезу.

Шутки были связаны с первым посещением Абрамовым Девичьего домика. В тот день, пока он разговаривал с вахтершей, кто-то из девушек незаметно подсунул ему в папку с бланками протоколов колоду порнографических карт. Вернувшись в отдел, Иван стал доставать объяснение. Карты выпали, разлетелись по полу. Наряд дежурной части бросился собирать их, весело комментируя некоторые снимки. Скандала, на который рассчитывали обитатели Девичьего домика, не получилось. Замполит отдела отчитал Абрамова за невнимательность, карты изъял и спрятал в сейфе.

– Ты, Иван, в другой раз клювом не щелкай! – велел замполит. – В Девичьем домике надо держать ухо востро! Чуть зазеваешься – и беды не миновать! С Алексеевым вон как получилось!

– Со мной так не получится, – заверил Иван. – Я из другого теста сделан.

3

В пятницу утром Абрамов позвонил в областное бюро судебно-медицинских экспертиз, попросил к телефону дежурного патологоанатома.

– Вчера вам моего зародыша привезли, – начал он.

– Простите, не понял. Чьего зародыша привезли? Вашего?

– Зародыш, разумеется, не мой. Я не знаю, чей он. Вчера я изъял его с места происшествия и направил вам для исследования.

– Так понятнее. Что вы хотите? Чтобы мы побыстрее выслали вам заключение?

– Я хочу, – неожиданно жестким тоном заявил Абрамов, – чтобы этот зародыш хранился у вас до понедельника. В понедельник я привезу вам дополнительные вопросы для исследования.

Судебный медик мгновенно подхватил официальный тон.

– Товарищ Абрамов, – сказал он, – мне непонятны ваши требования. С каких это пор милиция вмешивается в регламент проведения исследований биологических объектов?

– В понедельник я привезу дополнительные вопросы и все объясню.

– Хорошо! – согласился эксперт. – Подождем до понедельника.

Эксперт положил трубку, поднялся на второй этаж, к начальнику отдела экспертиз трупов.

– Мне звонил инспектор Абрамов из Машиностроительного РОВД. Он требует, чтобы мы оставили вчерашнего зародыша на хранение. Я считаю, что если каждый инспектор будет указывать нам, что делать, то мы превратимся в филиал милиции и потеряем самостоятельность.

– Я понял! – сказал руководитель отдела и позвонил начальнику РОВД.

Абрамов тем временем пошел к начальнику следственного отдела Зубицкому Юрию Николаевичу. Иван не был хорошо знаком с ним, но был уверен, что Зубицкий найдет время и объяснит, почему обнаружение зародыша не считается выявленным преступлением. Начальник следствия выслушал инспектора, хмыкнул, закурил папиросу и спросил:

– С какого момента человек становится гражданином нашей страны?

– С момента получения паспорта, – не задумываясь, ответил Абрамов.

– То есть до получения паспорта ребенок не имеет никаких прав, и любой может его безнаказанно убить?

– Нет, конечно, не так. Ребенок становится гражданином с того момента, как на него будет выписано свидетельство о рождении… Черт, снова не то! Он же после выписки из роддома несколько дней без всяких документов живет.

– Не стоит путать гражданство и документы, подтверждающие гражданство. На ребенка, кстати, при выписке из роддома дают справку, на основании которой потом выписывают свидетельство о рождении. Но ты так и не ответил на вопрос – с какого момента новорожденный ребенок считается гражданином? Затрудняешься сказать? Я объясню. Как только младенец издаст свой первый крик, как только его легкие наполнятся воздухом, он становится человеком и гражданином. Если после первого вздоха он тут же умрет, то по статистике будет считаться умершим человеком. Если младенец умрет до того, как закричит, то он будет мертворожденным плодом. Появившись на свет, младенец своим криком оповещает окружающих, что он уже не внутриутробный плод, а человек. Зародыш отличается от новорожденного ребенка тем, что вне тела матери он существовать не может. Он – не человек, а плод, составная часть женщины, которая его вынашивает.

– Почему никто не расследует причины его преждевременного появления на свет?

– Кто этим будет заниматься? Вспомни, кого из должностных лиц ты видел на месте обнаружения зародыша? Никого. Скорая помощь не выезжает на место обнаружения зародышей, так как они мгновенно гибнут, покинув чрево матери. Скорая помощь ни мертвыми младенцами, ни трупами взрослых людей не занимается. Ее интересуют только живые лица. Патологоанатом и следователь прокуратуры не выезжают на место происшествия, потому что зародыш – это не человек, и его обнаружение не может иметь криминальный характер по определению. По инструкции МВД СССР на месте обнаружения зародыша должен работать участковый инспектор милиции. Наш прокурор-перестраховщик считает, что участковый не в состоянии грамотно оформить протокол обнаружения человеческого плода, и требует, чтобы этим занимался инспектор уголовного розыска. Послать прокурора куда подальше с его надуманными требованиями мы не можем, вот и приходится на место обнаружения зародышей выезжать сыщикам, а не участковым инспекторам.

– Есть же уголовная статья за незаконное производство аборта?

– Не путай божий дар с яичницей! Аборт – это участие постороннего лица в преждевременном прерывании беременности. Аборт – это хирургическая операция, а не преждевременный выкидыш. Государство установило монополию на оказание медицинских услуг и жестоко карает за ее нарушение. Любой человек, который займется врачеванием без согласия на то уполномоченных государственных органов, будет привлечен к уголовной ответственности. Государство разрешает проводить аборт только в специализированном медицинском учреждении и только лицам, имеющим специальные познания и навыки, то есть врачам. Аборт производится на ранних сроках беременности, а зародыш – это плод, которому примерно тринадцать-четырнадцать недель. Для того чтобы зародыш преждевременно покинул тело женщины, участие посторонних лиц не требуется.

Pulsuz fraqment bitdi.