– Что, во имя всего живого, это такое? – спросил я, ловя себя на том, что мой голос дрожит от охватившего меня страха. – Что это за паук? Что это за мерзость такая? И вообще – что он делает на твоем дереве? –возмущенно спросил я, поворачиваясь к Эллою. Но судя по выражению крайнего изумления на его лице, я понял, что это сюрприз и для него.
– Это паук – сомнений нет, – выдал паренек сквозь скривившиеся от отвращения губы. – Лохматое, восьмилапое существо, плетущую паутину, просто не может быть никем другим, как пауком.
Умно. Просто невероятно как умно.
– Но почему он такой огромный? – с сомнением выдал я.
– А я почем знаю? – вопросом на вопрос ответил парень. – Видимо в этом лесу водятся подобные твари, хоть я о них, честно говоря, и не слышал. Я три года ходил к этому каштану, и даже не видел следов паутины. Интересно, что ему тут надо? – задумчиво спросил белобрысый.
Хороший вопрос.
– Пойди и спроси, – мрачно пошутил я. Решив, что пятьдесят шагов между нами являются залогом безопасности, я с шумом плюхнулся на зеленую траву. Рядом уселся и собиратель.
– Нет, ну надо же такому случиться! – гневно возопил я, обращаясь к мохнатой твари. – Ну что ты тут забыла, собака восьмилапая? И ведь сидела до сих пор в какой-то забытой богами норе, никого не трогала, никому не мешала. Так нет же – надо было тебе именно этой весной вылезти, прийти именно на этот холм, забраться именно на это дерево и сплести себе какое-то непонятно что. – Я погрозил монстру кулаком, но тот не отреагировал – видимо, не видел. ну и пес с ним
– Итак – дерево мы нашли – мрачно подытожил я. – Что нам осталось?
– Подойти к дуплу, засунуть в него руку и вынуть оттуда грибы, – коротко бросил парень.
Дупло, да?
– Нужное нам дупло вон там, так? – Я указал на аккуратный круглый черный провал невысоко над землей.
– Угу.
Ствол дерева не был облеплен паутиной. Но вполне хватало того, что, подойдя к нему, ты как бы оказывался под полупрозрачным сводом паучьей шапки-кокона. А кокон – это территория паука. И он явно не против побаловаться мясом. Об этом говорят и тушки птиц, тот тут то там развешенные по краям полу видимой паутины. Запасливый, гад. Хищный, быстрый, зоркий, и кто знает еще какой. К такому приближаться мне точно не хотелось.
– Вот же ж мерзкая тварь. – Я снова погрозил ему кулаком. – И с чего вдруг богам понадобилось тебя создавать? – Я поднял вопрошающий взгляд на небо. – Мелкие пауки – это еще понятно: они живут, и никому не мешают. И ты живешь, и их в упор не видишь. Но такие… Что, волков, медведей и шакалов вам показалось мало? – бросил я богам. – Давайте-ка и пауки еще будут размером с младого теленка. Ага, и пусть живут они на деревьях. И пусть падают они на головы людям, как спелые яблоки по осени. А чего – людям такое понравиться. Вот же зараза. Тьфу.
Выплеснув свое негодование, я уперся взглядом мохнатого коричневого монстра и стал думать, что же нам делать дальше.
– Если ты хочешь, то мы можем просто уйти, – подал идею белобрысый.
Просто уйти? Ха-ха. Просто уйти это можно. Но если вспомнить то, через что я сегодня прошел…
– Уйти? – скривился я. – Ни за что. Для меня, лентяя, это путешествие было сродни героическому подвигу. А ты предлагаешь вернуться назад, когда до цели рукой подать? Нет-нет-нет – я не желаю терять заслуженную и такую выстраданную награду. Особенно, из-за какого-то паука-переростка.
Я думал, что после моих слов Эллой расстроится. Но не тут-то было.
– То есть ты предлагаешь драться? – При этих словах в глазах пацаненка вспыхнул огонь борьбы. Вот же боевой!
– Тпру, тпру, моя юная скаковая лошадка. – Я выпростал вперед руки в шуточном намерении прервать его вспыхнувший боевой запал. – Нет, я не предлагаю сражаться. Я предлагаю не возвращаться, пока мы не придумаем, как нам все-таки получить желаемое.
– Получить… без боя? – недоверчиво поинтересовался он. Моя идея явно ему не понравилась.
– Именно так – без боя. – Я поднял вверх указательный палец и состроил мину, которую часто видел у своих учителей, когда они собирались сказать что-то очень и очень важно. – Поэтому я предлагаю посидеть и хорошенько подумать.
– План без боя? – еще раз повторил недовольный светловолосый храбрец.
– Все верно, – с кивком ответил я. – План без боя. И лучше – без малейшего риска.
С каждым моим новым словом выражение лица паренька становилось все серее и серее, все недовольнее и недовольнее, словно молодая грозовая туча.
– Добиться без боя? А разве же это не трусость?
Ну вот – случилось то, чего я боялся.
– Нет, – ухмыльнулся я, стараясь говорить четко и твердо. – Да, многие говорят, что трусость – это чрезмерная боязливость. Что трусливость – сродни малодушию. И что, кто трус, то завсегда проигрывает. Но! Для меня, именно для меня, боязливость стоит скорее ближе к осторожности, а бесстрашие же вообще граничит с глупостью.
– Это почему же? – Глаза паренька засветились нехорошим светом.
– Потому что осторожный сохраняет свою жизнь, я храбрый часто ее теряет, – заявил я со всей уверенностью.
– Но быть храбрым намного почетнее! – не согласился парень, и взглянул на меня таким суровым взглядом, что, будь я чуть податливее, то я бы тут же сдался.
Но я не кусочек масла – от такого не растаю!
– А быть осторожным – безопаснее, – ответил я ему безо всяких колебаний.
– Зато храбрец может спасти и жизни других людей! – веско отозвался белобрысый.
Можно поспорить, ой можно поспорить!
– Так ведь и осторожный человек может сохранять так свою жизнь, так и жизни близких ему людей! – без всякой заминки ответил я.
Ну что, Эллой, съел?
– Храбрый это защитник! – не желая уступать бросил в ответ Эллой.
Ах, вот ты как!
– Защищать людей можно по-разному, – резонно заметил я. – Можно вести их в бой, а можно не дать в этот бой попасть. Особенно, если итог этого боя довольно сомнительный, – эффектно добавил я.
– Зато храбрых все любят: и родители, и семья, и друзья!
Ой какой упрямый. Но вряд ли упрямее меня.
– А осторожные дольше живут, чтобы радовать и родителей, и друзей и семью!
– Ты знаешь хоть одного героя, который бы не был храбрым? Знаешь, нет? – вопросил Эллой, в голосе которого я впервые стал слышать нотки злости. О как – мы теперь будем говорить о героях?
Вот так напарник. Снаружи маленький и худенький, а внутри злобный и агрессивный, словно дикий волчонок. Если дело дойдет до драки, он сожмет свои челюсти так, что мало не покажется никому. И откуда в нем столько желания битвы? Ладно бы я. Я – маг. У меня есть кое-какие заклинания, и по идее я, а не он, должен жаждать брани и крови. Но нет – я больше ценю свою жизнь, чем свою жажду крови. А он нет. Храбрым он должен быть, понимаешь ли.
Я мог бы привести еще много доказательств своей правоты, потому как считал, что быть храбрым это не самое лучшее человеческое качество. Для меня, Эльдара, человека и темного мага, желание прослыть храбрецом означало желать заслужить от кого-то некоего рода признательность. Некоторое… одобрение. А когда ты живешь один, и только для себя, когда вся деревня тебя чурается, боится и ненавидит, искать чьего-то одобрения это по меньшей мере глупость.
К несчастью, Эллой, выросший в любви, ласке и в заботе, вряд ли меня поймет. Поэтому я решил ничего ему не доказывать, а пойти совершенно другим путем.
– Эллой, давай я кое-что спрошу у тебя. Мечник, стоящий на боле брани, должен храбро бросаться в бой?
– Конечно. Ведь его храбрость поможет ему победить своих врагов, – без колебаний ответил он.
Допустим.
– Хорошо. Но нужно ли лучнику, прикрывающему война, так же храбро бросаться в бой, бросаться на врага?
– Он тоже должен быть храбрым, – уверенно начал он.
– Быть храбрым – да. Но бросаться на врага?
Эллой призадумался.
– Он точно должен быть храбрым, – решительно повторил он.
Согласен.
– Он должен быть храбрым. Я кивнул. – Но в чем его храбрость? Храбрость – не отступить. Храбрость – не бояться врага. Храбрость – быть мужественным и решительным перед лицом опасности. Вот его храбрость. Но бросаться на врага, забыв прикрывать товарищей? Это ему не нужно?
– Это – не нужно, – немного подумав, уверенно ответил Эллой.
Разумный ответ. Вот и славно.
– Правильно. Потому что, чем дольше будет жить лучник, тем больше пользы он принесет своим братьям-солдатам. Вот и я, как тот самый лучник. Я осторожничаю. И, как он, я не лезу в бой без нужды. Я не хочу рисковать своей шкурой, если не буду уверен, что этот риск оправдан. У меня только одна жизнь, и я не хочу терять ее из-за какого-то пустяка. Более того – я не только не буду рисковать сам, а и не позволю понапрасну рисковать другому. Не потому, что я такой заботливый или что-то в этом духе, а потому что… Потому что я не люблю бессмысленный риск. Ни где и ни у кого. Теперь понимаешь?
– Теперь… понимаю, – ответил напарник и густо покраснел.
Дошло наконец. Прекрасно. Значит, он еще не совсем испорчен.
***
– Итак, каков наш враг? – спросил я и сам же ответил. – Хищник, и хищник немаленький.
– Согласен, – насупился Эллой.
– Что еще? – Я принялся рассматривать бегающее по паутине создание. – Челюсти у этой твари словно созданы, чтобы измельчать добычу в фарш.
– Угу, – подтвердил Эллой, так же запрокинув голову.
– Его передние лапы почти что клешни. Идеально, чтобы ловить и зажимать добычу.
– М-да, – согласился со мной напарник.
– Остальные лапы – это ходули. Значит убегать от него бесполезно – он все-равно догонит.
– М-м-м, – промычал вместо ответа Эллой.
– Поэтому нахрапом от него не избавиться. Тут нужен план получше.
С этим никто не спорил.
– Жаль, что у нас нет кремня, – посетовал малец. – Был бы, мы бы развели костер, наделали факелов, и подожги эту треклятую паутину.
– Не знаю, не знаю. Вряд ли паутина горит. Да и как ты огонь добросишь – кокон ведь высоко. – Я обернулся и еще раз взглянул на дерево, словно покрытое полупрозрачной шапкой.
– Мы можем его палками закидать. Или камнями, – снова предложил мне Эллой.
– А попадем? Паук сидит высоко.
– Ну и что? В лесу палок много – снаряды бесконечные. Не попадем в него – так паутину ему загадим.
– А смысл?
– Ну…
Больше идей от него не поступало. Молчал и я. А что предложить-то? Заклинания у меня слабые. Да и слишком далеко эта цель для магии.
Я встал, чтобы немного пройтись по лесу. И, о чудо – я хотел просто размять свои ноги, а вернулся с готовым планом.
– У меня есть идея, – твердо заявил я скучающему Эллою.
– Какая? – встрепенулся паренек.
– Тебе она не очень понравится, – угрюмо ухмыльнулся я, и, подняв с земли ветку, тут же принялся ее обрисовывать.
Парень все понял с первого раза.
– Должно сработать, – неуверенно согласился он. – Только скажи – почему приманкой должен быть именно я?
Я развел руками – а что, сам не понял, что ли?
– Во-первых, ты меньше меня, а потому паук на тебя скорее соблазниться. Во-вторых, из нас двоих ты – самый быстрый. Ну а в-третьих, и это главное – если ты получишь рану, то я сумею довести тебя до дома. А вот если раненым буду я… – Я снова обреченно развел руками.
– А еще для тебя в нашем плане нет никакого риска. Так ведь? – Парень бросил на меня мрачный взгляд.
Да. это так. Я это я, и я об этом уже предупреждал.
– Хорошо, – с видимой неохотой согласился парень. Я его понимал – дело предстояло весьма непростое, и о Эллоя требовалась вся его хваленая храбрость. И – не только она.
– Осталось только найти подходящее дерево.
– Я уже присмотрел. Пойдем.
Я повел его за собой, в небольшой молодой лесок.
– Гляди. – Я указал ему на молодую елку – высокую, прямую, и с малым количеством веток.
– Ствол прямой, веток мало, не особо толстая, но и не тонкая. Годится, – уверенно ответил напарник.
– Отлично. Ну что, ломаем?
– Ломаем!
Слегка подпилив ее ножом, мы повисли на стволе, и принялись раскачиваться. Немного поупрямившись ель, в конце концов, вынуждена была поддаться.
– Крак. Крак-краг, – громко разнеслось по холму, и в лесу стало на одного будущего великана меньше.
– Кто первый? – спросил я Эллой, поднимая нож.
– Давай я.
Приняв инструмент, я, на правах первого работника, принялся отпиливать ветки у самой вершины ели – там, где они были тоньше. Эллой усмехнулся, но спорить со мной не стал.
Потом пришла очередь напарника обтачивать дерево, а через какое-то время я уже делал последние приготовления.
– Что скажешь? – спросил я. После наших стараний обычное лесное дерево превратилось в некоторое подобие неумеренно длинного копья с остро отточенным концом.
– Неопрятно, кривовато, но – сойдет, – не очень лестно отозвался о нашем творенье парень.
– Понесли. – Мы схватили ствол и понесли его в заранее выбранное место.
Устроившись как следует, я в последний раз напомнил о нашем плане.
– Итак, я остаюсь здесь, – я указал на выбранную мною позицию, – а ты идешь к дереву и заставляешь паука опуститься вниз и начать тебя преследовать.
Эллой кивнул.
– Затем ты пробегаешь сквозь эти кусты. – Я указал на кусты козьей ивы, за которыми мы и сидели. – Паук бежит за тобой, и натыкается на меня и на наше копье.
Он снова молча кивнул.
– И что в итоге? Ты спасен, враг обезврежен, и мы беспрепятственно добираемся до дупла. Все счастливы и довольны. Разве что кроме паука. Но его настроение никому не интересно, потому что он, хе-хе, паук.
Парень не спешил с ответом. И я его тоже не торопил.
– А эти кусты не далековато ли стоят от дерева? – позволил себе усомниться он. – До них далеко бежать. Вон кусты поближе.
– Есть и поближе, – согласился я. – Но они и пожиже будут, – пояснил я ему свой выбор. – Если паук меня через них увидит, то… К тому же, гляди. – Я обернулся и показал рукой назад, где из земли выпирала верхушка замшелого камня. – Здесь отличный упор для древка. С какой бы силой не наскочил на меня паук, это копье железно останется на месте и не уедет назад от удара. Это очень важно.
– Вижу, ты все обдумал тщательно.
Я слегка кивнул – есть такое дело.
– Но ты? Удержишь ли ты копье? Ведь паук налетит что есть силы, – спросил он меня с сомненьем.
Хороший вопрос. Очень хороший вопрос. Я посмотрел на свои руки, не державшие ничего, тяжелее книги. Должен удержать. Просто должен.
– Поверь – я справлюсь, – заверил я псевдо бодрым тоном. – Я приложу все силы.
– Ты же понимаешь – если не справишься, то паук окажется лицом к лицу с тобой, – ехидно напомнил он.
– А-то я не знаю, – скривился я.
Закончив с сомненьями, Эллой развернулся, и смело пошел к узурпированному тварью дереву.
***
Началось.
Эллой дошел до дерева, неся в руках большую охапку загодя собранного хвороста. Остановившись в относительно безопасном месте, шагав в двадцати от кроны, он бросил сучья на землю и принялся по одному кидать их в паутину, громко крича известные ему ругательства.
– Лови гадина!
– Получай. предатель!
– Что б ты скис!
– Что б ты протух!
Паук, привлеченный громкими возгласами, тут же остановился и принялся вглядываться в непонятного человека. Но чем больше он бездействовал, тем больше увеличивалось количество прилипшего сушняка, и тем грязнее, тяжелее и заметнее становилась его творение. Становилось понятно, что вскоре тварь решится на более враждебные действия.
Не сиделось спокойно и мне.
– Ну же, мерзкая тварь, давай, – тихо шептал я из своего укрытия. – Тебя ругают, на чем свет стоит. Тебе что, не обидно? Рушат твой дом, рушат то, что ты так долго создавал и строил. И кто ругает, кто рушит? Какой-то маленький невзрачный белобрысый котенок. А ну спустись и цапни его за гузно. Ну что стоишь? Давай же!
Паук колебался слишком долго – под весом прилипшего мусора часть паутины с треском лопнула и длинными лентами потянулась вниз. Это послужило сигналом – если до этого паучище еще сомневался, то теперь его нерешительность словно испарилась. Он злобно зашипел, подпрыгнул и перевернувшись вверх ногами, принялся быстро спускаться вниз, на спешно выделяемом из брюха канате.