Kitabı oxu: «Остановить Демона», səhifə 13

4. Освобождение Бокала

Улицы города погружались в безлунную ночь, зажглись редкие фонари, в квартирах домов засветились окна. Люди пришли с работы, привели детей из детских садов, школьники сели читать заданные на лето книги. Взрослые после ужина обменялись новостями, расположились вокруг телевизора смотреть криминальную хронику дня – радоваться ещё одному спокойному дню, прожитому вместе и благополучно завершившемуся.

Жёлтые «жигули» Яшина остановились на парковке у бара в Колпино и погасили фары. Открылись задние двери, в салоне вспыхнул тусклый огонёк. Неторопливо вылезли Васильев и Бокалов, встали перед машиной, нетерпеливо ожидая, поглядывали на Кормилина. Тот будто не собирался выходить – его задержал Яшин. Когда друзья вышли, Игорь обернулся и тихо зашептал:

– Бокал звонил домой водителю-инкассатору. Мать сказала, что он при смерти в больнице, просила денег на похороны, сообщила, что на сына было нападение, а потом ещё грузовик наехал. В больницу поздно привезли. Кормилин усмехнулся:

– Может, Бокалов снова шутит? – посмотрел на Александра через лобовое стекло. Яшин покрутил головой:

– Нет, не думаю! Кормилин деланно посочувствовал:

– Что поделать. Жаль парня, но сам понимаешь, у инкассаторов работа опасная! Дай денег на похороны, пусть передаст, но не больше. Мотор не глуши, мы быстро. Яшин кивнул, и Кормилин тотчас вылез из машины, захлопнул дверь.

В баре дым стоял коромыслом от любителей покурить. Играла музыка, несколько человек танцевали, другие за столиками распивали спиртное, спорили. Перебравшие с алкоголем пытались ссориться с приятелями и соседями, «наезжали» на официантов.

В помещение незаметно зашли Бокалов, Кормилин и Васильев. Они огляделись по сторонам – обстановка не вызывала подозрений. Никто не обратил на них внимания. Бокалов направился в дальний привилегированный угол у окна. Там за шторкой помещался отдельный столик с уютным угловым кожаным диванчиком, слышалась громкая мужская речь и хохот. Стол был уставлен закусками и спиртным, на краю возвышался чёрный чемоданчик сотового телефона «моторола».

Вокруг расположились четыре культуриста в спортивных костюмах, у двоих на шее висели толстые золотые цепи с крестами. Они бурно дискутировали, поигрывая мышцами, хвастались:

– …а я ему базарю – ты что, рамсы попутал, чёрт, порожняк гонишь…

– Ха-ха, а он?

– Знать ничего не знаю, башлять не буду, начал плакать, вот пусть менты разбираются. Ну, тогда я ему в клюв заточил пару раз…

– Ну, Кукуня, ты даёшь… Открылась штора, появился Бокалов, за ним Кормилин и Васильев. Беседа резко прекратилась. Все четверо качков посмотрели на гостей. Увидев знакомое лицо Александра, начали улыбаться, ехидничать:

– О, Бокал пришёл – долг принёс? Выкладывай!

– А это кто с тобой?

– Что за комсомольцы в галстуках?

– Деньги принесли под крышу встать? Кормилин кивнул, с деланным интересом спросил:

– Мы не местные, хотим знать – кому платить? Парень в центре вальяжно откинулся на спинку диванчика.

– Мы пацаны солидные – от Андрея Маленького. Кормилин кивнул:

– А… хорошо, а чем подтвердите? Парень повернулся к соседу:

– Илья Муромец, подтверди! Тот полез в карман куртки, а затем достал руку и показал солидный кулак с надетым на пальцы кастетом, усмехнулся:

– А вот этим! Пойдёт? – угрожающе засмеялся с деланной хрипотцой. Кормилин ухмыльнулся:

– Можешь ему позвонить? Муромец недоумевал:

– Кому?

– Андрею Маленькому. Илья вытаращил глаза от наглости гостя:

– Ты чо, мужик, рамсы попутал? Как я ему позвоню? Кормилин кивнул на «моторолу»:

– Вон телефон. Номер знаешь?

– Чего это я буду ему названивать – от дел отрывать? А ты кто такой? Кормилин сменил тон на поучительный:

– Старшему надо докладывать о поступлениях денег в общак.

Звонить не будешь, денег не получишь, и Бокала отпусти!

Илья возмущённо обернулся к соседу:

– Слыхал, Кукуня, нас учить будут!

Тот приподнялся из-за стола, сделал страшное лицо, прошипел:

– Прямо щас отпущу, – демонстративно медленно вынул нож. Раздался щелчок – длинное блестящее лезвие выскочило из ручки, сверкнуло над столом.

Илья демонстративно поправил кастет на руке, потёр ладонью металл, показушно залюбовался его блеском в свете лампы.

Кормилин поправил штору, закрыв щель в зал, обратился к Васильеву:

– Дай-ка мне твой ствол!

Дмитрий недоумевал:

– У тебя же свой есть!

Парни за столом замерли в недоумении, молча слушали диалог, переводили взгляд с Кормилина на Васильева. Ранее они слыхали что-то подобное, но это всегда был обыкновенный трёп. В головах даже появилось ощущение некоего любопытства от разыгрываемого гостями спектакля. Уж это дело они знали, разводить бизнесменов умели. Улыбнулись, ожидая, – чем дело закончится?

Кормилин протянул руку:

– Идея одна в голову пришла!

Васильев вынул пистолет с глушителем и передал шефу. Тот взял оружие, приставил к голове Кукуни и выстрелил.

В левом виске парня появилась обожжённая рана от пули, из неё потекла струйка крови. Позади на стене повис сероватый с красными прожилками сгусток, медленно стал сползать вниз, растекался кривыми дорожками. Парень выронил нож на стол, сам упал на сиденье, откинул голову на спинку дивана.

Оставшиеся трое его друзей автоматически привстали, подняли руки вверх и снова сели, отодвигаясь в стороны от трупа. Любопытство ушло, лица наполнились отчаянием, в глазах застыл смертельный ужас.

– О! – весело произнёс Васильев, – внезапность, сила и не оглядываться!

Кормилин с хищной улыбкой кивнул ему, наставил пистолет в голову Илье:

– Теперь твоя очередь, бугай. Звонить будешь?

Муромец начал дрожать, вжал голову в плечи, испуганно поднял вверх зрачки – смотрел на глушитель, заикаясь, тараторил:

– Ка-как я п-позвоню? Этот т-телефон вообще н-не работает, носим просто так. Мы в-вообще Андрея Маленького не знаем, и он нас не знает. Митяй пож-ж-жаловался, что его Бак-кал к-кинул, вот мы его и пасём теперь…

– Отпасли… паспорта на стол! – Кормилин убрал ствол ото лба Ильи, вынул магазин из пистолета, повернулся к Бокалову: – Перепиши их данные и прописку! Культуристы вынули из поясных сумочек паспорта, положили на стол, снова подняли руки вверх. Александр взял документы, сравнил с лицами качков. Задержал взгляд на Илье, усмехнулся:

– Точно написано Илья Муромцев, как былинный герой! Не оправдываешь ты своё имя, с дерьмом связался! – сунул паспорта в карман, буркнул: – Буду я ещё переписывать, скажут, что потеряли, восстановят, а нам ещё пригодятся! Кормилин оглянулся на Бокалова, одобрительно кивнул:

– И то верно! Васильев посматривал через штору в зал, сообщил Кормилину:

– Всё спокойно. Сергей, не торопясь, опустошил магазин пистолета к себе в карман. Передёрнул затвор, уронив патрон на стол. Достал платок, тщательно протёр пистолет и пустой магазин. Затем по очереди вложил оба предмета в левую ладонь убитого, сжал, оставляя отпечатки. Аккуратно вставил магазин в пистолет, взвёл раму – та встала на затворную задержку. Кинул оружие на стол, инструктируя качков:

– Скажете ментовке, что кореш ваш трепался, будто на Андрея Маленького работал, с пестиком баловался, забыл, что там один патрон остался, к голове приставил, вот так и случилось? Всё ясно? Не скажете, я вас быстрее найду, чем уголовное дело возбудят! – тщательно вытер платком руки и забрал оставшийся на столе патрон, положил с платком в карман. Культуристы испуганно кивали, соглашаясь, бубнили:

– Всё ясно!

– Да!

– Понятно. Васильев наклонился и сорвал с двоих золотые цепи, усмехнулся:

– Они вам ни к чему! Вон, какие булки раздули – работать идите на завод, придурки! – протянул руку: – Кастет и ножик мне отдай! Это детям не игрушки! Илья снял кастет с руки, взял со стола нож и передал, как велели. Его приятели продолжали испуганно держать руки вверх. Кормилин посмотрел в зал, скомандовал:

– Пошли! – приоткрыл штору и выпустил приятелей. Напомнил культуристам: – Сидеть полчаса, потом расскажете администратору и вызовете ментов! Те в ответ кивнули, медленно с опаской опустили руки. Сергей вышел, поправил за собой штору. Оказавшись на улице, он огляделся по сторонам, достал платок, вытер руки. Посмотрел на свои ботинки – они оказались чистыми, кинул платок в урну. Васильев и Бокалов залезли к Яшину в машину. Подошёл Кормилин, сел на переднее сиденье, обернулся в салон:

– Вот и всё, Бокал, – теперь ты с нами! Александр радостно кивнул, но в глазах таилась настороженность. За время расправы он не произнёс ни слова, его никто не спрашивал, и теперь он не знал, что его ждёт. Культуристы хоть и давали иногда оплеухи, но за дело, и убивать точно не собирались. Кто эти друзья Яшина, для которых человеческая жизнь ничего не стоит? Достаточно было показать молодым олухам пистолет с глушителем – вряд ли бы они артачились, отпустили бы и так, денег дали. Теперь он получился соучастником убийства, а парня нет. Пусть он лоботряс, но у него же мама есть, которая его рожала, растила и ждёт, наверно. Александр вспомнил о своей матери, её спектакли с переодеванием, лечение шампанским, горько вздохнул – и всё же он её очень любит…

По дороге Васильев недовольно спросил:

– Сергей Егорыч, пистолет-то зачем оставили? Оружия и так не хватает, вон, только у вас один теперь остался! Кормилин не оглядываясь, с ухмылкой пояснил:

– Пусть ментовка поработает, инкассаторов в Кингисеппе на Андрея Маленького запишут. Надо помочь им дело раскрыть… А оружие… не бойся, найдём – его теперь везде как грязи, были бы деньги! Правильно я говорю, Яшин?

– Правильно! – поддакнул тот, продолжая вести машину.

5. Отравитель

В кабинете отдела уголовного розыска Тосно Заботкин допрашивал плешивого, скрюченного старикашку в неопрятной одежде и очках с толстыми линзами. Сидел напротив него через стол, заполняя протокол, держал в руках паспорт задержанного, выписывал сведения. Соседний стол был завален разнообразными коробочками и баночками, тёмными и прозрачными склянками с надписями на латыни.

Отложив паспорт, Заботкин встал со своего места и подошёл к столу с вещдоками, спросил:

– Пётр Иванович, и в какой из бутылочек таллий? Старик сдвинул рукой очки на носу, чуть приподнялся сам, посмотрел на соседний стол, затем сел, отвернулся, глухо отрывисто сообщил:

– Почти во всех. Заботкин сделал удивлённое лицо:

– Что значит – во всех?

– Ну, больше половины. Разные фракции, соединения с тяжёлыми металлами. Оставшиеся – мои лекарства, – объяснял нервозно, под конец повысил голос, – вы видите, в каком я состоянии? Мне сорок пять лет, никто меньше семидесяти не даёт. Волосы вылезли, почти ослеп, детей нет, жена ушла… Он закрыл лицо ладонями, поставил локти на стол. Заботкин согласно кивнул, сел на место:

– Успокойтесь, Пётр Иванович, расскажите, где вы взяли этот яд? Мужчина сардонически усмехнулся, точно прилежный ученик положил руки на стол, раздражённо пробормотал:

– Не родил же! – немного успокоился: – Завод «Светлана», знаете такой? Молодым специалистом пришёл на него… ушёл старым…

– И давно стали заготавливать?

– Давно, просто знал, что это яд, брал на всякий случай. Что было на работе, то и домой носил. Время такое было – все несли. Кто что мог. Вот пригодилось… Заботкин протянул руку и взял с соседнего стола одну из колбочек, поднёс к лицу, пытаясь прочитать название:

– И когда впервые его использовали?

– Уж и не помню, лет десять назад. Лицо Заботкина наполнилось ужасом, глаза расширились. Он вздрогнул от осознания количества загубленных жизней, колбочка выпала из рук. Он попытался её подхватить, но сумел сделать это только на столе, склянка едва не разбилась. Пётр Иванович опасливо отодвинулся, строго предупредил:

– Вы поосторожней, молодой человек, этот яд действует воздушно-капельным путём и через кожу! Заботкин отодвинул колбочку от себя:

– Сколько же людей вы за десять лет потравили?

– Не… не людей… крысы у бабки в сарае были, и у соседей выводил, с тестом яд мешал.

– А людей? – лицо Антона оставалось напряжённым. Пётр Иванович умолк точно подсчитывая. Поднял взгляд к потолку. Затем стал возмущённо бормотать:

– Людей… людей… а что мне эти люди хорошего сделали? Они думали обо мне? – лицо его наполнилось ненавистью. – Те же крысы, каждый о своём брюхе заботится, объедают друг друга, кусают, душат… – после короткой паузы угрюмо продолжил: – Как у Соколова стал квартиру продавать, так и занялся. Получил первый задаток, деньги-то дармовые, тут меня и осенило, решил попробовать. Получилось. Больше покупатель не приезжал и деньги не требовал вернуть. Так и понеслось…

– А что с людьми-то случалось, вы не знали? Пётр Иванович вздохнул:

– А Бог их знает. Догадывался… нам на заводе рассказывали на технике безопасности. Заботкин не сдержался, вспылил:

– Как же так, вы интеллигентный человек, институт закончили, аспирантуру, учёный! Да вы…ты же изверг! Садист! Синяя борода! Задержанный наклонил голову вперёд, показывая свою плешивую шевелюру. Затем схватил волосы в кулак, вытянул большую прядь и кинул на стол, возмутился:

– А этот ваш завод не изверг? Не синяя борода? А сколько нас он загубил? Сколько народу ушли, до пенсии не дожили? А у завода уважаемый директор был! Защитник рабочих – профсоюз! Партия коммунистическая, которая нас в коммунизм вела! А? Заботкин взял себя в руки, решил тему сменить, стал уточнять:

– Соколов-то знал, что вы людей травите?

– Я не говорил, но видел, что он догадывается. Деньги получал, из жилконторы мне формы носил. Сколько штук? И ни разу не спросил, куда я их деваю!

– Поили ядом где?

– У Володьки дома.

– Бутылку там оставляли? Профессор покрутил головой:

– Не, ему нельзя – выпьет, отравится. Куда я тогда клиентов водить буду. Забирал с собой. В буфете стоит у меня дома – армянский коньяк три звёздочки.

В коридоре громко хлопнула входная дверь. Раздался шум тяжёлых шагов и громовой голос Седельникова:

– У… ду-ше-гу-бы… подонки… урою ублюдков! Всех в камеру, лично сам расстреляю!..

Пётр Иванович прислушался, вжался в стул, плешивая голова ушла в плечи. На лице отразился страх, глазки забегали. Стал испуганно переводить взгляд с Заботкина на дверь и обратно. Руки задрожали, он убрал ладони со стола вниз, прижал ляжками.

Седельников в экипировке и берцах громко шагал по коридору отдела уголовного розыска и ругался:

– Это же надо додуматься? Людей как крыс. Всех по очереди. Концлагерь какой-то, гестапо, конвейер смерти… Рядом с ним семенил седовласый Мефодич, держал фуражку в руке, платком вытирал вспотевший лоб и бакенбарды. Снизу вверх опасливо глядел на Седельникова, громко шептал:

– Василий Иванович, всё должно быть по закону! Пожалуйста, Василий Иванович…

В то же время в соседнем кабинете Гордеев допрашивал Соколова по поводу отравления граждан, сидел, заполняя протокол. Оба замерли, прислушиваясь к шуму в коридоре и раскатам голоса Седельникова. Гордеев постучал шариковой ручкой по столу, привлекая внимание Владимира, повторно спросил:

– За что же ты, отставной козы барабанщик, деньги от агента по недвижимости получал? Соколов опасливо озираясь на дверь, пожал плечами:

– За просмотр квартиры и как бы залог… Ну да, мне казалось подозрительным, что покупатели больше не появляются, но я не думал, что он их травит!.. Давал-то мне копейки… Шаги в коридоре приблизились, распахнулась дверь кабинета. На пороге вырос огромный следователь прокуратуры в своей амуниции, закрывая телом почти весь проём. Левой рукой ухватился за косяк, под мышкой привычно болталась кобура с пистолетом. Из-за неё выглядывал растерянный майор с фуражкой и платком в руках. Седельников зашёл в кабинет и увидел Соколова:

– Это ты, сосунок – душегуб? Гордеев показушно вскочил по стойке смирно, отчеканил:

– Товарищ прокурор, будете допрашивать? Седельников наклонился, нависая над Владимиром, голос загремел угрозой:

– Чтобы я вас, убийц-отравителей, допрашивал? Да вы мне сами всё расскажете! Будете просить, умолять послушать!.. Соколов вжался в стул. Лицо побледнело от испуга, бескровные губы едва шевелились, жалобно пропищал:

– Можно мне… адвоката?

– Какого тебе адвоката, мерзавец, тебе палач нужен, столько душ загубили! Расстреляю при попытке к бегству, а потом дело сошью! Сами в камеру попроситесь! Да я по городу объявлю, что жителей здесь крысиным ядом травят, по телевизору вас покажу – местные на клочки разорвут! Пиши явку с повинной, гадёныш!.. Мефодич неслышно придвинулся к следователю сзади, умоляюще поднял ладони, успокаивая, касался пальчиками наклонённой богатырской спины Седельникова, в глазах пульсировал смертельный испуг, лепетал:

– Василий Иванович, всё должно быть по закону… Василий Иванович… Седельников взял со стола чистый лист бумаги, положил перед Соколовым, придвинул авторучку:

– Скажи майору спасибо! Пиши, пока есть возможность! – раскрыл ладонь, растопырив жадные мясистые пальцы точно капкан перед лицом задержанного, хотел схватить, сжать гадкую рыжую физиономию. С животной ненавистью в голосе выдохнул:

– Ух… я бы тебя, гад!.. Владимир опрометью подхватил ручку, замер, с опаской косясь на великана. Седельников покачал головой:

– Пиши… прокурору Ленинградской области от такого-то чистосердечное признание. Соколов начал писать, рука дрожала, буквы скакали – не получались. Неожиданно психанул – вскочил, задрожал телом, истерично взвизгнул:

– Я ни в чём не виноват, дайте мне адвоката! Седельников схватил его за горло одной рукой, наклонился к нему, зло зашипел:

– Ты слышал о дворце Амина в Афганистане? Слышал? Как его брали без единого выстрела? Так вот я этими руками двоих духов сжимал за шеи и держал, пока из них дух не выйдет! Поэтому их «духами» и прозвали, что мы их голыми руками, поганцев, душили! Майор умоляюще зашептал сбоку:

– Василий Иванович, не надо, прошу вас, лучше я сначала уйду, – отошёл к двери, приоткрыл её в коридор, обернулся с мольбой в глазах. Седельников отпустил горло Соколова, раскрыл перед его лицом свою огромную напряжённую ладонь:

– Вот этими вот руками!

Лицо Владимира наполнилось ужасом, он смотрел на глубокие линии, бугры и толстые как сардельки пальцы. Искривлённые губы парня дрожали. Седельников положил ладонь ему на плечо и усадил на место:

– Пиши, сынок, пиши всю правду. Нужен тебе адвокат? Соколов покрутил головой, выдохнул:

– Нет, не нужен… Гордеев тоже сел. Седельников обернулся к Николаю, спокойным голосом сообщил:

– Заполняй сразу протокол допроса по моему поручению, пиши – адвокат не нужен, пусть распишется…

В другом оперативном кабинете Антон Заботкин кивнул на дверь, обращаясь к сидящему напротив агенту по недвижимости:

– Ну что слышал? Пиши явку с повинной. Прокурор у нас вспыльчивый. Точно покажет по телевизору! Пётр Иванович с опаской глянул на дверь, бледное лицо ещё больше заострилось, убрал свисающие на глаза космы, заправил их за уши, предложил:

– Товарищ следователь, мне скрывать нечего, я уже вам всё рассказал. Давайте лист бумаги, буду сам писать… В этот момент распахнулась дверь, и на пороге появился Седельников, за ним точно пристяжной – майор с красным потным лицом, фуражкой и платком в руке. Заботкин подобострастно вскочил, принял стойку «смирно». Седельников сделал страшное лицо, глядя на задержанного:

– Ну а тебе тоже всё рассказать или слышал? В лице Петра Ивановича отразился ужас, пробормотал:

– Всё слышал, товарищ прокурор, адвокат мне не нужен, скрывать мне нечего, по телевизору не надо. Седельников кивнул Антону, спокойно попросил:

– Заботкин, выйди на минуточку, – сам тоже вышел в коридор. Оставили присматривать внутри Павла Мефодича. За дверью Василий зашептал:

– Слушай, Антон, ты же раньше вроде в агентурном отделе работал? Есть там у вас хороший барабан в камеру к Соколову? Этот старикан, похоже, раскололся, а молодой колеблется. Чую, он что-то знает. Может, и по нашему убийству что расскажет? Ты как? Заботкин кивнул:

– Сейчас узнаю, у меня в отделе друзья остались. Седельников протянул руку для прощания:

– Я на обоих в камеру по сотке выписал, всё у Разгуляева, и допуск тоже на вас оформил, так что можете заниматься этими отравителями. Материалы завтра передам в прокуратуру Тосно.

Устал, пойду в гостиницу, позвоню, как там моя Муся, отдохну, приходите.

Заботкин пожал ему руку, с завистью подумал, какой молодец следователь – о жене не забывает. А он уже почти неделю здесь, и всё некогда набрать номер телефона…

6. Кормилин ночует у Яшина в Кингисеппе

Небольшая двухкомнатная холостяцкая квартира Яшина в Кингисеппе хранила сумрачный покой. Блеклый уличный свет уходящей белой ночи едва заглядывал через проёмы между тяжёлых плотно задёрнутых штор.

В маленькой спальне на тахте под одеялом ворочался Яшин. Ему не спалось, столько всего навалилось за последнее время. Рядом на тумбочке лежали сигареты с зажигалкой. Он нащупал их в темноте, закурил, стал вспоминать. С началом перестройки совхоз развалился, работы не стало, хорошо от отца машина осталась, начал таксовать – все больше в Питере. По ночам спекулировал водкой, не брезговал мелкими грабежами своих пьяных пассажиров. Накопил денег, через некоторое время сумел поставить на вокзале в Питере два ларька, Васильев их крышевал, так и познакомились. Потом Димона подставили коллеги, хорошо не осудили. Сотрудники РУОП заставили платить с ларька половину прибыли, пришлось уйти. Опять спасла машина, но хватало только одному, о семье и не думал. Помнил, как мать утянула отца на дно, когда на заливе опрокинулась лодка. Он с удочкой сидел на берегу, всё видел. Может, поэтому жениться не собирался. Да, теперь с Кормилиным можно было успеть заработать, ну а потом перебраться в Эстонию, туда уже много знакомых сбежало. Главное – сильно не вляпаться. Яшин включил ночник, повернулся к открытой двери в гостиную, посмотрел – спит ли приятель? Тихо спросил:

– Серёга, ты не спишь? Через дверь, в смежной гостиной комнате на диване под шерстяным пледом дремал Кормилин. Отозвался:

– Нет, чего-то не спится.

– О чём думаешь?

– Так, обо всём.

– Ты в России-то давно?

– Пару лет в Москве кантовался. Хотел найти депутатов знакомых – сволочей, Толю Лукьянова искал, оружие приобрёл, чтобы убить подонка. Так его тогда за ГКЧП уже арестовали. Жаль, не расстреляли потом…

– А что дальше?

– Думал дело организовать, так всё оказалось поделено. Эти москвичи чужаков не уважают. Как только понимают, что я не местный, так сразу хотят обдурить. Трудно, когда никого за спиной нет. Город сумасшедший, все как на иголках. Яшин привстал на локтях, кивнул:

– Да, у нас спокойно, природа, тишина. Я узнал по поводу оружия. С нами девочка одна училась в параллельной группе из Ивангорода. У неё хорошие связи. Стволы через границу таскает, и даже кое-что посерьёзней.

– Это хорошо, надо будет съездить к ней, поговорить. Давай спать, а то так до утра своей болтовнёй дотянем. Спокойной ночи!

– Добрых снов, – отозвался Яшин, потянул руку к выключателю, погасил ночник.