Kitabı oxu: «Алиса и Любовь»

Инсбрук – Ереван

…Посвящаю всем, у кого есть Сердце,

а значит – Бог и Любовь… в нем.

Мир. Свет. Бог. Всем и во всем

Часть 1
От друга к другу

…Мать моя – Мария, Ты помнишь Луч Света, когда он коснулся Губ твоих и в отражении Зеркала Твоей Души – Христос ожил, в чреве твоем… Как Дитя, молитвами заглушивший Рокот зла над Невежеством, и в Облике Твоем, зачал я Дитя, подобный Лику Своему… Да Будет Так – я произнес и в лампаде Твоей засиял Свет от Искры моей. И Молебном уст Моих – сложена Песня Сия…

* * *

… Я родился в городе, в больнице, крикнул что-то и подумал: наверное что-то со мной произошло. Наверное Свет поразил меня, ведь до этого я был как у Христа за пазухой… Потом, когда выписали из больницы, у мамы не оказалось молока… Соседка кормила грудью. Худенькая женщина из молокан-староверов русских… В детстве часто пугали, что будет конец света, но я не верил, было смешно, как может быть конец… всему прекрасному, звездам, планетам… всем детям. Наверное, все-таки, что-нибудь да останется. Очень много читал и по этой причине стал прогуливать из школы. Однажды мне приснился сон, но это было так давно, что я не помню уже: это было на самом деле, явью или сном? … Детвора из соседних домов рассказывала мне, что, когда я вырасту, то попаду в Лабиринт, игру какую-то… и если не размотаю Клубок, то случится что-то страшное. Потом, лет в девятнадцать, опять загвоздка, я не помню сейчас, в сорок, это было на самом деле или сон. У друга одноклассника, Роберта, какие-то люди незнакомые объясняют про какую-то игру. Я с ним сыграл вроде в карты и проиграл. Потом они спросили: – Есть ли любовь настоящая? Я ответил, – есть, иначе не стоит жить. Потом спросили, не соглашусь ли я сыграть в кино и доказать, что любовь есть – через двадцать лет, живя в свое удовольствие. А если не докажу – то умереть за нее. Но впрочем, если только напишу книгу про любовь – “Библия Любви” и отдам им, то выиграю спор. Я вроде бы согласился, но на следующий день сказал Сереге, своему другу, что это идиотизм. Любовь – хоть умирай, хоть нет – она существует, независимо от этого… и вскоре я забыл об этом споре.

… Самое странное, что в сорок лет я действительно неожиданно попал в этот эксперимент или кино, если хотите, и жертвовал жизнью ради любви, отгадывая абстрактные выходы из тупика, в которые меня завлекали, и самое странное и сейчас, что, когда закончил книгу, пока не знаю конца этой истории, чем-то напоминающую сказку “Алиса в Стране Чудес”, своей абстракцией, но, надеюсь, что она все-таки закончится благополучно.

* * *

… История эта произошла на самом деле со мной, а может не со мной… В городе, который Есть, Был и Будет. Но где он? Может затерялся во времени, которого так всегда не хватало мне, но, в то же время, от скуки я не знал, куда его деть? … Но так или иначе, это произошло, и может кончиться когда-нибудь.

… Впрочем, как и все в нашем мире, появляется, оставляет след и уходит. Лишь память ворошит листву прошлого, стараясь отыскать истину, которая, быть может, в будущем…

* * *

Мы с Мариетой ехали на нашей машине домой. На Новый Год все водители пьяны, и я тоже выпил, но стараюсь ехать осторожно. Но на перекрестке в зеркале я заметил быстро движущуюся машину сзади… Я хотел свернуть уже, но заметил и спереди другую машину. “Надо пропустить, успею…”,– подумал я и положил руку Мариете на руку. Удар сзади раздался так резко, что если бы не подголовники, то…

* * *

… Раздался стук в дверь. Мариета, моя жена, пошла открывать. Вошли двое – мужчина и женщина. Мужчина в сером пальто, а женщина – светловолосая, по-видимому иностранка. Они представились. Тигран – армянин. И Анна Мария – из Австрии.

– Мы собираем народные пословицы и ищем таланты.

Я заметил, – А я как раз стихи пишу. Они попросили почитать. Я почитал и показал им книгу “Ты и Я”. В основном о любви. Они переглянулись. – Правда, еще не напечатали, – добавил я. – Может поможете…? Мне почему-то казалось, что они чего-то не договаривают.

– Расскажите мне про себя, – попросила женщина. Переводчик перевел. – А что вас интересует? – Все… … – Женат, двое детей у нас с Мариетой… Был еще раз женат, но развелся… Сын у меня старший, Володя… Но для чего это вам? Мне кажется вы чего-то не договариваете. – Вы правы, – заметила женщина. – Как вы думаете, кто мы по профессии? – Психологи, – почему-то сразу ответил я. – И у вас какое-то предложение ко мне, наверное… – Ну чтож, если вы такой догадливый, мы хотели бы, чтобы вы участвовали в одном эксперименте… Это очень важно для космонавтики. С помощью нового прибора вас будут испытывать, внедряясь под гипнозом в вашу память… подсознания. А вы должны сначала рассказать абсолютную правду о себе… вплоть до самых интимных моментов. Потом мы попытаемся увидеть ваше предполагаемое будущее. Вы пробьете время и все расскажете нам, а мы под гипнозом сотрем все с вашей памяти… А вы через семь лет “сыграете” по своему же рассказу, и если все совпадет по времени, то пробивка была правдой, и параллельные времена существуют.

– Но почему через семь лет?

– Это цикл, связанный с астронавтикой и пробивка наиболее благоприятная для связи времен.

– Да, как раз через семь лет мне исполнится сорок. А сейчас… возраст Христа… Но, все-таки, почему вы из Австрии приехали в Армению?

– Это… вы должны вычислить сами. Ваша жена также не должна помнить о нашем приходе, и после вашего согласия, я надеюсь…, она забудет все. Это необходимое условие. В вашу жизнь мы вмешиваться не быдем. И только к 2000 году вы сами пробьете свой гипноз. Эксперимент – моральная пытка – узнать о возможностях и пределе подсознания человека, но мы заплатим миллион доларров. В игре, в 1999 году мы придумаем психологический лабиринт и создадим препятствия, но и подсказки также. А вы должны будете из него выбираться сами. Но это через семь лет. Вы подумайте и ответьте нам завтра…

… Конечно, какой дурак откажется от миллиона долларов, подумал я засыпая…

* * *

… Несколько дней я рассказывал им про себя, вплоть до самых интимных историй. Потом с ними пришел еще мужчина, гипнотизер.

– Представь, что ты в двухтысячном году и говори с самим собой вслух…

… Тело было словно ватное. Я говорил с кем-то, наверное с самим собой. Почему-то плакал, говорил им, что мама умрет в 1998 году, когда я буду в Чехии с сыном Давидом. Умолял их не пускать меня в эксперимент… в Инсбург. – “Где этот Инсбург?”. Говорил им про какие-то улицы в нем. Сказал номер какой-то Клары…, рассказал про Гетрию в Венгрию и Алика с Чаренцавана. А потом… словно ватный засыпал, ничего не помня. И снова я погружаюсь в гипноз, а рука вводит слова Гарика, из 2000 года…

– … Я вспоминаю, а значит я жив, жив, несмотря ни на что, и этот бред кончится когда-нибудь. Я вспоминаю: много лет тому назад я проходил под гипнозом эти все тесты. Почему вы обижали меня? Били как скотину, хлестая кнутом, пока кровь не выступала оз под кожи. Может надо было не там перейти дорогу, и трамвай разрезал бы мое тело и вдоль и поперек, и получился бы крест, которого вы все так ждали? Для чего эта игра, и что дает она, кроме неоправданной жестокости? Ради чего мучили меня, в прошлом, настоящем и будущем?! Голоса, когда вы уйдете от меня навсегда, и будет ли этот день? В 1993 году мне сказали, что ради космонавтики я должен пройти все испытания, и я так же, как и он, дописал Алису ровно 31 декабря 1999 года. И снова, в другом измерении, в прошлом, пришли к Гарику, чтобы попал в эксперимент. И они говорят со мной через него. – Но где же те двое, из моего времени? Все эти годы прятались и не приходили ко мне и даже не пришли сейчас, поговприть со своим прошлым. – Вы трусы или мошенники? Крали нашу информацию не ради того, чтобы улучшить жизнь, а ради того, чтобы прославиться. Вы обманули нас в трех экземплярах. Сначала в 2000 году Гарика и меня в 1993 году, а теперь и его, который говорит моими губами и пишет моей рукой… Тысяча раз проклинал вас в игре и проклинаю теперь, если об этом эксперименте не узнает каждый…, иначе вы устроили геноцид в моем сознании, только ради себя…

… Мариета положила часы на кровать. – Мы с вами договорались об этом еще в 1992 году, но я не помню, что это значит… на часах остановились стрелки…

Стрелки – без десяти трех. Пришла дочка соседки Лили, ей в этот день исполнилось двадцать лет, а матери не оказалось дома, но это уже было, было!!! В 1993 году, когда Гарик из 2000 года рассказывал мне это. На Новый Год мы с семьей поехали к тестю. По дороге голос Гарика спрашивает: – Который год? – Сегодня 2 января 2000 года, вот номера машин, видишь 66 и АА? – Да вижу. – Таких не было в 1993 году. Вот мы у тестя, видишь? – Вижу… боже, как он постарел… А… это Томочка?! – Да, а это Давид. – Как они повзрослели. – А Марета… Видишь, как она похудела?! – Вижу. – Не соглашайся на эксперимент, а то мама умрет, когда будешь в Чехии, не езжай… ни какие деньги не стоят этого. Хотя и мне также говорили, но все я забыл потом. – Ведь и мне говорили, что в парламенте Армении убьют восьмерых, что Ельцин уйдет в оставку ровно 31 декабря 1999 года. Что война в Чечне продолжается. Но они ничего не изменили, а значит не изменят и сейчас, в твоем времени. Но я прошу вас, измените свое время, иначе жизнь превращается в абсурд. Для чего предсказания, если не менять жизнь к лучшему? Очнитесь! Вы не улучшаете жизнь астрологией и наукой, а уничтожаете, пока есть войны и горы оружия, Вы, кто отдает приказы, ответственны за все, что происходит.

… И предсказал я будущее и предскажу еще. Земля будет жить, если кончатся войны – еще 500000 лет, потом расколется на части, вместе с плохими людьми, а хорошие переселятся на другие планеты, что возможно уже сейчас, если бы не производилось оружие против себя и себе подобных. Границы между государствами должны исчезнуть по мере отказа от оружия, и Земля будет для вас Эдемовым Садом, и верил я в это как Бог и верую в это сейчас. Гарик … Что страшного произошло? Да ничего, наверное… кто-то указал им ко мне дорогу. – Кто он? – Я думаю астролог. Почему я так думаю? Потому что из Австрии пришли ко мне в Армению. В чем причина? Когда узнаю, напишу про это.

Я думаю Астролог вычислил Рыбку, предсказанную Нострадамусом… Сначала астролог. Потом прислал двоих… А потом я вошел в эксперимент, изменив свою судьбу, и мама умерла… Они искусственно изменили мою судьбу с помощью гипноза, и пробивка его прошла успешно, в максимально приближенных условиях жизни к реальности, и по мере того, как я проходил все эти тесты, то вспоминал, что все это уже было, когда я давал согласие… на этот эксперимент, но я не знал лишь одного: как мне будет все это время больно. Только Бог помогал сдерживать струны ненависти, ради любви ко всему земному и внеземному, в детских счастливых объятиях, и пусть они окончат эксперимент над тобой раньше, чем запланировали, но, в любом случае, мне их жаль, Жизнь прекрасна и божественна… А богема ждет нас… Мона ждет в нас, в сердце твоем и моем, во всех наших деяниях, во имя Любви…

… Когда дописал “Алису и Любовь”, в сознании возникли стрелки, как в компьютере, они уставились в грудь, кто ты? – И кто те, в голове ответил, – Я Бог ЕСМЬ – Есть Свет Миру, а мягкий знак перевернуть – Р – Рыба, предсказанная Нострадамусом. Человек с рыбьей головой, ушедший в пруд, в самого себя, чтобы не было третьей мировой войны и зла – оружия, боеприпасов, невежества и фанатизма.

– Кто ты? – Я человек в человеческом теле – Гарик Гальян в 2000 году.

– Но как ты говоришь, от имени Бога?

– Хочу и говорю, и все, что я говорю, правда.

– Чем ты докажешь, что в тебе Бог.

– Бог не нуждается в доказательстве…

… Возник образ дьяволицы, с поросячьим лицом женщины. – Ты знаешь кто я?!! – Ты сама присмотрись… Я тот, кто создал тебя. Смотри в мои глаза. Она испуганно отвела глаза. Из глаз ее покатились слезы. Возникли драконы, похожие на динозавров. – Мы боги войны… – А я тот, кто дал вам право называться ими. Откройте свои пасти. Они раскрыли… Я сломал им зубы. – Войны не надо больше. И их розовые язычки лизали мою шею. – Вы служите теперь разоружению, и если надо карать тех, кто допустил войну, пусть они во всех временах рождаются девочками, с добрыми сердцами.

… Возникла каменная стена в образе. – Если ты Бог, что это? – Я разломал угол. – Вот краеугольный камень преткновения. Я оставлю его себе – Свет Солнца, сердце Галактики осветил лик ваш. Больше не будет Земля злой, она будет доброй…

– А выше, можешь показать?

Возникла Игла. Я проткнул ею Небосвод, открылся Космос, с мириадами звезд. – А дальше? – Я проткнул Космос. – Видите, Боги творят новые Галактики. – Я проткнул и живая Мадонна светит, улыбаясь с Неба. В синем небе возникла Золотая музыкальная Труба…

… А вот вам и Рай, видите, прекрасные и дивные плоды, и Ева, обнаженная среди них, и Адам грустный. Они ждут вас, когда вы отвернетесь от оружия в сторону Любви – это и есть Рай. На этом мои видения пусть закончатся…

* * *

… Однажды утром я проснулся, голова ватная, какие-то обрывки сна… – Мариета, – говорю, – странный сон приснился мне, девушка по имени Звездочка, Австрия. Все это – ерунда какая-то, идиотский сон…

* * *

… Лошадь и мул повернули назад. Санчо Панса был грустен. Ветряная мельница скрипела, но не вращалась. Ее скрип услышал пастух и подкинул хвороста в костер. Искорки засверкали в темном небе, и пастух взглянул на Луну: – Почему я одинок, – подумал он, и корова замычала в ответ. – Видно пришло время телиться, – подумал он.

… А парень на сцене из-под гипноза очнулся сам и помнил только одно – ему надо на могилу своей матери…

Ереван, январь, 2000 г.

Часть 2
Ты и я

… Рельсы начинались из ниоткуда и шли в никуда. Туман блестел капельками на шпалах, в черной мазутной накипи, в серых холодных облаках, в очертаниях непреступных гор и в мокрой листве, которую продирая, я пробирался…

Я опустился на колени перед рельсами, взглянул вверх и вниз, потом налево, где не было конца и направо, где также его нет и горько усмехнувшись, положил подбородок на мокрую шпалу, а шея моя прижалась к холодному металлу рельс… И, словно услышав меня и сжалившись над моими страданиями, вдалеке засвистел поезд, мчавшийся с бешенной скоростью. Я закрыл глаза и прошептал: “Только Мариета… я люблю тебя… я… и…”

… Я подошел сзади, поднял эту голову за волосы без боли и сожаления и даже не чувствуя страха… Кровь капала с обрубленной шеи на шпалы, и когда я повернул ее к себе… я увидел… свое лицо… А в кожаной куртке вместо документов лежал желтый высохший цветок.

* * *

В один из солнечных дней мы стояли на остановке, я, Сергей и Арут, и болтали о жизни. Пора было расставаться. – Ты куда, Арут? – На работу, в оперу. – Ты куда, Серег? – С Асмик надо встретиться. – Подъехал семнадцатый автобус. – Ну пока, ребята. Из автобуса уже выходили люди, когда я увидел тебя. Не знаю, что больше поразило меня, твои стройные ноги, твоя юбка, чуть выше колен, фигура, кучерявые волосы с рыжеватым блеском, или твое лицо? Не знаю, что притянуло меня больше, но я за тобой вслед быстро вошел в автобус. По-моему ты заметила меня рядом, и я спросил что-то, а ты ответила.

– А как вас звать? – Меня Мариета. – А меня Гарик. – А вы где работаете? – В ЦСУ, на Комитасе, старшим инженером. – А мы там недалеко, в вычислительном центре ЭВМ обслуживаем. – Мы разговорились. – Можно я вас провожу? – Можно. – Я еду к сестре, она живет в Чарбахе… Я сошел вместе с ней. Минуты две говорили. – А можно с вами встретиться, как нибудь… или позвонить? – Оставьте свой телефон и мой рабочий возьмите.

Мы понравились друг другу. Еще не было ничего, но было предчувствие любви. Почему мы встретились? Не знаю… Почему влюбились? Потому что… Ты и я – два одиноких сердца, брели, каждый со своей судьбою, со своей бедой, и ничего нас не могло остановить, только остановка, на которой встретились Ты и я.

* * *

… Все началось, а может и не начиналось с этой дурацкой идеи об Азиле – статусе беженца, которую кто-то внушил мне, а может и не внушал? Несколько лет назад, а может раньше, в Ереване, аможет в дороге… Как я не смотрю назад, глаза мои скользят в детство, а спина повернута в будущее – кто ты, обокравший мою жизнь, и на сколько лет? Дьявол, Бог или человек? Где твой контракт, от которого и не пахнет деньгами, а только разорением моей семьи? Ты подлым способом, из-за спины, все время толкаешь меня, как марионетку, исполнять эту идиотскую роль, от шпиона до Христа и дьявола в одном лице, спекулирую на моих чувствах к моему родному сыну, к жене, ко всем близким, кого я любил. Ради чего? Ради дурацкого фильма? Ради контракта, который я быть может подписал, а вы под гипнозом стерли, с моей памяти? Ради бесчеловечной игры? Во имя чего, и что я должен доказать? Кому? Себе, жене, родственникам, детям, кому? Это идиотизм, если игра была честной, я бы играл в нее, а так – я играть отказываюсь…

* * *

… А помнишь, как мы встретились с тобою, Мариета? Пошли в театр, где я подрабатывал машинистом сцены. Я сел с тобой специально, в зале, чтобы знакомые артисты со сцены увидели б тебя со мной. Они мне подмигнули, ты им тоже понравилась. Что-то с деньгами не в порядке, не беда, ты выручила, я знал, что отработаю их потом для тебя, моя будущая жена. Вообще, чтоб я делал без тебя, а ты без меня, ужас. Столько лет терпеть меня – это надо быть сильной женщиной, со слабым сердцем или наоборот, слабой женщиной со здоровым сердцем. Но теперь ты меня не проведешь. Ты знаешь я про что … А может и не знаешь.

… Идиотский спектакль, когда он кончится? Чтобы увидется с тобою, поболтать. Ты так молчаливо говоришь со мной иногда, что хочется иногда всыпать, за все хорошее, чтобы потом снова помириться с тобой, любовь моя, жена моя. У нас было все: и плохое, и хорошее, но хорошего было все-таки больше, надеюсь, намного больше… Ведь ты и я – это судьба. Будничность – потрясающая штука. Столько ходишь, ищешь чего-то, а оно оказывается рядом с тобою – счастье твое и любовь. Оглянись, приостанови ее, тебе не кажется, что она пройдет мимо?! Жена будущая или любимая… И то и другое – прекрасно. Помнишь, как я завлекал тебя в сети любви? … Как в первый раз ты постеснялась и не сошла со мной на остановке ко мне домой и поехала к сестре, наверное? Потом я тебя завлек все-таки и поцеловал в губы. Что усмехаешься, не так все было? Спальня тебе понравилась наша, а не я – спальня нашей любви. Там зарождалась Томочка – наша дочь будущая, потом Давид, сынок мой, ты поправишься, станешь сильным мужчиной. Как Ален Делон – красивый. Но он пил … бурбон, в то время, как я рисовал тебя, Давид. Это была красивая картина у благодарный труд, надеюсь. А Томочка, в кого пошла характером, веселая и лопочет не умолкая? В меня? Нет, я был молчаливым мальчиком… В тетю Свету, сестру мою, наверное…

* * *

… С мамой поговорил: хочу жениться, девушку нашел, окончила университет, работает, любим друг друга, это главное. Приглашу Мариету к нам, познакомитесь, а там решим. А отец был в разводе в то время. Ты маме понравилась, я знаю. Мама мне сказала: – Смотри, она скромная, хорошая, а ты такой непутевый. И бабушке понравилась. Она сказала: – Я вам не советчица, сами решайте. – Что решать: денег у меня нет на свадьбу, а у отца просить не буду. Придется поговорить с Мариетой начистоту. Если любит – поймет, перейдет к нам жить и так. А там Бог поможет, заработаю. Поговорил, ты все поняла правильно…

* * *

… Где я только не работал… В восемнадцать лет устроился с отцом работать в “Спецавтоматике”, обслуживать противопожарную сигнализацию на предприятиях. Но до этого познакомился с Натэлой. Однажды с другом Робертом пошли гулять к поющим фонтанам на площади Ленина, в Ереване, где собиралась молодежь, вечерами поглазеть, да и познакомиться друг с другом. Напротив Главпочтамта мы прогуливались полукругом, от фонтана к нему и, заслышав русскую речь, подошли к двум девушкам. Познакомились. Одна мне понравилась, кучерявая, с миловидным лицом, в очках и майке, в джинсах, звали – Натэлой, а подругу ее – Таня. Они оставили свой телефон, и мы договорились встретиться напротив, в парке тысяча фонтанчиков, вернее – 2750, как и Еревану, про что ученые узнали, прочитав на камне надпись. Мы встретились. Натэла любила рассказывать про себя и вообще – говорить. Она живет с мамой и братом, папа у нее в Испании. Она была там недавно и приехала назад… у отца не понравилось. А Испания понравилась. Я обнял ее за плечи. Она весело предупреждала: – Мы только друзьями будем, хорошо?… – Хорошо, Натэла. – А завтра встретимся? – А куда пойдем? – Ну хотя бы в парк, возле набережной. – Хорошо. От Натэлы было хорошо на душе. И Роберт с Таней должны были встретиться … Мы с Натэлой прошли через тоннель, соединяющий проспект с парком и, гуляя, пошли по набережной. Под деревом постелили ее джемпер и мою куртку и сели на них. Целовались. Я гладил рукой ее маленькие груди и ласкал между ног … сквозь джинсы. Ей это нравилось. – Но не здесь, дурачок, потом, потом, – шептала она, ероша мои волосы… – Я хочу тебя… я люблю тебя … Губы наши сплетались, языки ласкали друг друга. Уже темнело. – Поздно, пойдем, – шептала она…

… Я сажал ее на колени на скамейках, которые попадались по дороге домой, а она возбужденно уговаривала, – пойдем. Какой ты … горячий… – Она наслаждалась этим, я тоже… – Нас увидят, завтра … завтра… – ласково шептала она, сквозь прерывистое дыхание, и мы с трудом оторвались друг от друга. Я проводил ее. Договорились встретиться завтра, возле Политехнического, где она училась на заочном.

* * *

Возле фонтанчика, где договорились, ее не было. А зашел в сквер, отодвинул ветки кустарника и увидел ее. На скамейке напротив сидела Натэла, а ее обнимал за плечи и шептал что-то на ухо – другой. Глаза ее встретились с моими, и я повернувшись, ушел. Злой зашел к Роберту, выпили пива. – Дерьмо она собачье, – выругался я и пошел домой. – Дура… дура, – твердил я себе, – дрянь, шлюха… – ругал я Натэлу. Разочарование? Ненависть? Не знаю, но было очень больно. Быть может от того, что потерял и любимую и друга … также. Бывают родственные души, мне казалось, она была такой, Натэла. Телефонный звонок. Поднял трубку. – Это я, Натэла… Гарик, ты извини, если можешь, меня… Но этот парень … в с ним встречалась раньше, до тебя… Наверное я сделала тебе очень больно… – Да, и не звони больше, Натэла, – и я бросил трубку. Я в душе рыдал, было обидно и горько, и тяжело разговаривать, об этом, с кем-либо…

* * *

… И кто внушил эту идиотскую идею об Азуле? Не знаю. Мы были с женой в гостях у ее сестры Жанеты. Мой свояк, Манук, стал рассказывать, что его двоюродный брат продал квартиру и уехал с семьей в Германию. Как там хорошо живется и можно остаться жить навсегда. У нас сын болен эпилепсией с 1993 года, и лечить все равно надо, но как лечить и где, мы не знали. Хотелось за границей, где врачи лучше. Может это и было причиной, что последовало дальше? Не знаю, не уверен, все может быть. … Первая информация. Можно как беженцу за границей лечить ребенка бесплатно. Одни говорят, что надо говорить на Азиле – о болезни, другие – не надо, или не имеет значения. Представляют беженцам жилье и питание или пособие. Со временем можно получить гражданство этой страны. Но почему-то многих возвращают. Причины надо узнать. Действительно, жизнь в Армении очень тяжелая. Денег с трудом хватает на еду, при том, что занимаюсь коммерцией. Инфляция пожирает все. Кинозал превратили в вещевой рынок, где я торгую, сняв столик. Заводы закрывают, людей выбрасывают на улицу. Все, кто может, пытаются торговать. Остальные уезжают, спасая свои жизни. Правильно и делают. Я тоже спасаюсь, но выбраться из замкнутого круга не могу вот уже несколько лет. Меня преследуют неудачи, даже при всем моем умении выживать, не спасти родителей, не спасти детей – а я не хочу обкрадывать их будущее… Да, год 1996, я продал квартиру, хоть это было очень трудно: я проторчал несколько воскресений и суббот около стадиона, где на тротуаре собирались тысячи человек, продающих дома и квартиры. Тогда были перебои с водой и электричеством, давали по несколько часов в сутки. В Аэрации, где мы жили, в этом отношении было чуть лучше, хотя и окраина города. Квартира не продавалась почти полгода, но потом я попросил отца повесить объявление возле почты и магазина. Отец молчал. Мать говорила: – Продашь дом – без крыши останешься. Мой аргумент – лечить ребенка надо. Жена вроде была согласна, хотела выбраться из этого ада, где нету будущего, где устали от нищеты… Стали приходить по объявлению. Смотрели. Приходили, уходили … Потом, наконец, продали молодой семье – муж, жена и двое детей. В течение месяца продавали вещи, как и договорились, что уедем из своего дома сами, после распродажи…

* * *

… Это было в Москве, на Казанском вокзале. Возле касс заметил стоявшую с сумками девушку. Она была очень красива, лет восемнадцати, как и мне. Я подошел к ней, познакомились. Ее звали Татьяна … Татьяна Орлова из Запорожья. – Едем с дядей к нему в гости, на Север. – А ты оставайся в Москве, что там хорошего в провинции? – Не могу, уже билеты он покупает. – Билеты сдашь, пусть сам уезжает. Оставайся. – “Боже, до чего она красива”. Более красивого лица не встречал в жизни. Правильные черты, голубые глаза, блондинка, прекрасная фигура. Я влюбился сразу, это было какое-то неестественное чувство, когда ты знаешь, что она создана для тебя, которую, быть может, искал до этого, всю жизнь. А найдя, все равно расстанешься. Это твоя судьба, и вот она рядом. – Почему ты смотришь на меня? – спросила она. – Я влюбился, – ответил я легко, без смущения. Ее глаза весело смеялись в ответ. – Давай убежим от твоего дяди, погуляем по Москве. – Не могу. – Ну тогда попроси у него. – Вот он идет, подожди. – Она недолго говорила с дядей, потом подошла ко мне. – Все, я свободна, но только недолго, через пять часов поезд. – Мы побывали в Горьковском парке, сидели рядом. – Ты мне очень симпатична… – А ты мне… – Оставайся в Москве… – Не могу. – Поехали ко мне на квартиру, где я снимал комнату, на проспекте Мира… Мы лежали рядом, целовались. – Я еще девочка. – Почему? – Был парень, потом разбился на мотоцикле. И ты первый после него, кто мне понравился. – Если б ты осталась в Москве, я бы женился на тебе, самая красивая девушка, и мы были бы счастливы. Я бы не надоел тебе, а ты мне, и ты это поняла, наверное, потом. Но ты была мечта. А мечта изчезает, как иллюзия. Но ты была реальная мечта, и мы не могли остаться друг с другом, когда наши два сердца хотели этого… Ты и я – хотели этого, помнишь? – Да, говоришь ты, но не могу. Я должна ехать в какую-то глушь, в деревню, в Сибирь. – Зачем тебе ехать, жить чужой, с дядей? – Не знаю, – говорила ты, – не могу остаться, не могу. – Я буду писать тебе. – А я тебе. – Татьяна, голос юности и мечты, ты пленила мне сердце надеждой, прекрасной и верной любви.

… Я был не прав, что не дождался тебя. Бог покарал меня за это, Бог. Ты была моя судьба … мое “Видение”, которое я посвятил тебе, Татьяна. Я знал это всегда, а потом не сделал выбора, так как уже было слишком поздно, и у меня была семья. А сейчас я проводил тебя к дяде. Перед отъездом мы целовались возле вокзала, сжимаясь в объятиях. Все исчезло… Все испарилось… Ты осталась мгновением счастья для меня, для человека, который нашел свой идеал и пожертвовал потом им…

* * *

… Каждый раз, проезжая в Ереван, чувствуешь, что ты на родной земле. Это необыкновенное чувство – что ты дома. Сколько б ты не скитался по свету, все равно дома лучше. Даже когда ты одинок, и в одиночестве есть свои плюсы: ты можешь почитать книгу, вспомнить о Москве, какие там необыкновенные девушки, какие были только в Москве, и больше нигде. Пока не встретился с тобой, любовь моя…

… Все кончается когда-нибудь, иначе жизнь была бы сказкой, и я постарею, может быть умру в одиночестве, без друзей и подруг. Мысль о смерти всегда меня убивала… Работа – для чего стоять по восемь часов в сутки, в смену? Ради зарплаты, раз в месяц, тащиться домой усталый, чтобы поесть, спать и снова на работу… Чтоб стать передовиком труда? Чушь собачья. Экономить на своем здоровье, чтоб раз в год отдохнуть и почувствовать себя человеком. Ложь для дураков. Обыденность нашей жизни убивает. Ученые тратят свой разум в микроскопах, телескопах… бухгалтеры корпят над бумагами, цифрами, нервничая, доказывая что-то друг другу. Военные вообще не нужны – горы оружия для уничтожения себе подобных. Вместо танков вырастили бы хлеба, чтобы накормить голодных. А люди жили бы ради наслаждения, общения и любви. И я рад, что меня коммисовали, и я не попал в армию.

* * *

… Растерзанное тело мое уже не дышит. Тысячи тонн груза раздавили его, превратили в лепешку об мокрый асфальт. – Давай, поднимай, – слышу голос, и меня за кручья, вонзившиеся в тело, поднимают. Мертвому телу не больно. И меня притягивают к баскетбольному щиту… Дырявая сетка щекочет мне ноздри, но мне нельзя смеяться, я мертв.

* * *

… Мы ехали с другом Сергеем, с Аэрации в центр города. Я сидел, прижавшись к окну. Проехали остановку “ШЮП”. Я повернулся к Сереге. Она стояла рядом. Русская. Светлые волосы. В синем в горошек блузке. – Сергей, уступи девушке место, – на русском сказал я. – Спасибо, – сказала она и села рядом. – А можно с вами познакомиться, – как-то сразу сказал я. – Валентина… а вас … Гариком звать? – Как вы догадались? – удивился я, но в ее лице были что-то знакомое. – Мы были соседями, помните … в бараках жили? – “Сколько лет прошло – вспомнила”. – А у вас сестра была, Оля, – вспомнил я. – Да, сейчас у нее двое детей. – А вы? – Я развелась… а здесь в “Точприборе” работаю секретаршей. Мы оставили номера телефонов, а я пригласил ее к Сергею, организовали вечеринку. Она была горячей. Через несколько дней она пригласила к себе. Мать ее работала про водником и была в отъезде. Быстро сдружились. – А почему ты разошлась с мужем? – Он бил меня, проигрывал все деньги в карты, вообщем, неудачный брак. Я работал в то время на коньячном, экспедитором, и мне надо было в рейс. – Приеду – позвоню, – сказал я.

Я позвонил, мы встретились, бродили по парку… – Ты меня любишь? – спрашивала она. – Люблю, а ты? – Люблю. – Поехали, хочешь с мамой познакомлю? Было уже поздно, часов девять, и я взял такси. Познакомила с Лизой, своей матерью, которая без умолку тараторила, вспоминая соседей и бараки. Поужинали. – Валя, – сказала, – оставайся у нас спать, уже поздно. Я остался. Утром, приехав домой, сказал, что у друга ночевал. Прошло недели три… Я что-то не звонил. Позвонила Валя. – Мне нужно поговорить с тобой. – Хорошо, давай встретимся. – Ты знаешь, я беременна от тебя, нужны деньги на аборт, мать убьет, если узнает. – Хорошо, я подумаю, – потом спросил ее. – Ты хочешь выйти замуж за меня? – Конечно. – Просто знаешь, у меня была подруга, Натэла, и вот вышло так… – и я рассказал ей. А Татьяна давно не писала, и я подумал, что она забыла меня. – Ты знаешь, – сказала Валя, – если ты даже будешь без ног, я буду любить тебя. Всегда…