Kitabı oxu: «Имматериализм. Объекты и социальная теория»

Şrift:

Graham Harman

Immaterialism: Objects and Social Theory

Часть I. Имматериализм

1. Объекты и акторы

Это книга об объектах и их значении для социальной теории. Поскольку данная издательская серия предполагает небольшие книги, я был вынужден опустить значительную часть материала, которую некоторые читатели сочтут наиболее важной. Я не касаюсь идей таких важных теоретиков, как Мишель Фуко и Никлас Луман, а разделы о Рое Баскаре и Мануэле Деланда (наиболее интересных для меня мыслителях) в ходе финального редактирования пришлось полностью удалить. В итоге первая часть книги посвящена акторно-сетевой теории (АСТ), которую я считаю самым важным философским методом со времен рождения феноменологии на рубеже XIX и XX веков, и новому материализму – школе современного мышления, к которой часто ошибочно относят и мою собственную философию – объектно-ориентированную онтологию (ООО).

Послужной список АСТ в работе с объектами решительно разнороден. В некотором смысле она уже включает объекты в социальную теорию настолько полно, насколько это возможно. АСТ предлагает плоскую онтологию, в которой реально все, что угодно, если оно действует. Это предельно широкий критерий, придающий одинаковый исходный вес сверхзвуковым самолетам, пальмам, асфальту, Бэтмену, квадратным кругам, зубной фее, Наполеону III, аль-Фараби, Хиллари Клинтон, городу Одесса, Ривенделлу, придуманному Толкином, атому меди, отрубленной конечности, смешанному стаду зебр и антилоп гну, несуществующим Летним Олимпийским играм 2016 года в Чикаго и созвездию Скорпиона, коль скоро все они одинаково являются объектами или, скорее, акторами. ООО едва ли смогла бы быть более инклюзивной, чем АСТ, и в некоторых отношениях она даже уступает ей. Однако в другом смысле АСТ совершенно упускает объекты, не признавая за вещами никакой скрытой глубины и сводя их исключительно к их действиям. В конце концов, вы, или я, или машина – не просто то, что мы делаем прямо сейчас, поскольку мы легко могли бы действовать по-другому или попросту пребывать в бездействии, не становясь при этом абсолютно другими сущностями. Вместо замены объектов описаниями того, что они делают (вариант АСТ), или того, из чего они сделаны (вариант традиционного материализма), ООО использует термин «объект» для обозначения любой сущности, которую нельзя парафразировать в терминах ее компонентов или действий.

Поиск объектно-ориентированной социальной теории обусловлен интересами объектно-ориентированной философии (Harman 2010a, 93–104). Первый постулат этой философии состоит в том, что все объекты в равной степени являются объектами, но не все одинаково реальны: надо различать автономию реальных объектов и зависимость чувственных объектов от любой встречающей их сущности (Harman 2011; Харман 2015). Этим ООО отличается от близких ей теорий, наделяющих одинаковой реальностью, но не одинаковой силой все, что действует или что-то значит в мире. Хорошие примеры таких теорий – философские позиции Бруно Латура (Latour 1988; Латур 2015) и позднее Леви Брайанта (Bryant 2011). Не составит труда назвать и социальных теоретиков, применяющих онтологическую сеть так же широко, как Латур: сразу вспоминается конкурент Дюркгейма Габриель Тард (Tarde 2012; Тард 2016). Но если ООО относится к объектам одинаково, независимо от их размеров, и рассматривает каждый в качестве избытка, превышающего свои отношения, качества и действия, то Тард наделяет привилегией мельчайший «монадический» уровень сущностей, а Латур сопротивляется тому, чтобы наделять объекты большей реальностью, чем их эффекты (Harman 2012a; Harman 2009).

В конечном счете хорошая теория должна проводить различия между разными видами того, что существует. Однако она должна заработать эти различия, а не провозить их заранее контрабандой, как это часто бывает в априорном нововременном расколе между человеческими существами и всем остальным (Latour 1993; Латур 2006a). Это и есть ответ на вопрос, почему желателен объектно-ориентированный подход: хорошая философская теория начинается с того, что не исключает ничего. Что же до социальных теорий, претендующих на то, чтобы полностью обойтись без философии, то они с завидным постоянством подсовывают посредственные философии, прикрытые алиби нейтральной эмпирической полевой работы.

Когда речь заходит о новизне объектно-ориентированного подхода, на первый взгляд может показаться, что обсуждение объектов в социальной теории – это хорошо известная магистральная тема. В исследованиях науки как дисциплине – а не только в АСТ, – кажется, сделали все возможное, чтобы встроить нечеловеческие элементы в свою картину общества. Карин Кнорр-Цетина (Knorr Cetina 1997; Кнорр-Цетина 2002) может многое сказать об объектах, хотя ее прежде всего интересуют «объекты знания», и в целом ее объекты сопровождаются и опекаются людьми, не существуют вне связи с человеком. Обратите внимание на фрагмент из аннотации к весьма полезной антологии «Объекты и материалы» издательства Routledge:

В гуманитарных и социальных науках признается, что размышления о социальном не могут обойтись без внимания к практике, объектно-опосредованным отношениям, нечеловеческой агентности и аффективным измерениям человеческой социальности (Harvey et al. 2013).

Этот пассаж – вполне в русле нынешних тенденций, так как приписывает объектам две и только две функции: (а) объекты «опосредуют отношения», причем имеются в виду отношения между людьми; (б) у объектов есть «агентность» в том смысле, что они важны, когда вовлечены в какую-то деятельность. Таковы две внешне про-объектные интуиции, завещанные АСТ и связанными с ней школами. Их высокая цель состояла в том, чтобы освободить нас от старой традиции, рассматривавшей общество как автономную реальность, в которой вся деятельность осуществлялась людьми, а объекты были пассивными вместилищами для человеческих ментальных или социальных категорий.

Однако современные теории продвинулись недостаточно далеко в разработке этих двух ключевых пунктов, как бы замечательны они ни были по сравнению с тем, что им предшествовало. Утверждать, что объекты опосредуют отношения, значит выдвигать важный тезис, что, в отличие от стай животных, человеческое общество в значительной мере приобретает устойчивость благодаря таким нечеловеческим объектам, как кирпичные стены, колючая проволока, обручальные кольца, чины, титулы, монеты, одежда, татуировки, медальоны и дипломы (Latour 1996; Латур 2006б). При этом упускают из виду, что подавляющее большинство отношений во вселенной не предполагает существования человеческих существ, невразумительных обитателей небольшой планеты, вращающейся вокруг рядового солнца, одной из ста миллиардов звезд на краю ничем не примечательной галактики среди ста миллиардов других галактик. Забывая, что объекты взаимодействуют друг с другом, даже когда человека нет, мы самонадеянно претендуем на колонизацию человеком половины космоса, и уже неважно, как громко мы хвастаемся преодолением субъект-объектного разделения. По-настоящему про-объектная теория должна учитывать отношения между объектами, в которые непосредственно не включены люди. Это, в свою очередь, подводит ко все еще спорному тезису об агентности объектов. Когда мы превозносим объекты за их агентность или решительно отказываем им в таковой, мы упускаем вопрос о том, что такое объект, когда он не действует. Относиться к объектам исключительно как к акторам – значит забывать, что вещи действуют, потому что существуют, а не существуют, потому что действуют. Объекты – это спящие гиганты, берегущие свои силы и не проявляющие их все сразу.

Поскольку нельзя рассчитывать на глубокое знакомство всех читателей этой книги с ООО, мне необходимо будет повторить некоторые тезисы, уже знакомые читателям моих предыдущих книг. Затем я добавлю новые ходы, которые удивят даже самых умудренных опытом ветеранов ООО.

2. Опасности двойного срыва

Есть только два основных вида знания о вещах: можно объяснять, из чего вещи сделаны, или объяснять, что они делают. Неизбежная цена такого знания – подмена самой вещи ее вольной парафразой. Независимо от того, говорим ли мы о стихотворении, корпорации, протоне или почтовом ящике, что-то меняется, когда мы пытаемся заменить объект отчетом о его компонентах или воздействиях. Литературным критикам это давно известно (Brooks 1947). В технических терминах попытка парафразировать объекты всегда сводится к их подрыву (undermining), надрыву (overmining) или двойному срыву (duomining) (Harman 2013).

Объект подрывают, если объясняют его в терминах составляющих его частей – через нисходящую редукцию. Западная наука родилась благодаря подрыву, когда досократовские мыслители Древней Греции попытались найти первоначало, которое объяснило бы образование вещей. Состоят ли все существующие вещи из воды, воздуха, огня, атомов, числа, бесформенной массы или чего-то еще? Подрыв так и остался преобладающим методом в физике, но вовсе не в социальной теории, которая не работает в парадигме элементарных частиц. Неожиданный контрпример – Тард, основывающий свою социологию на мельчайших монадических субстанциях, которые формируют более крупные сущности, только группируясь под началом одной господствующей монады, а не соединяясь в более крупный составной объект per se (Harman 2012a). Кроме того, именно о подрыве идет речь, когда авторы подчеркивают зависимость людей от фоновых условий, как, например, в важной антологии нового материализма под редакцией Дианы Кул и Саманты Фрост:

Наш опыт от момента к моменту зависит от мириад микроорганизмов и разнообразных высших видов, от наших собственных смутно понимаемых телесных и клеточных реакций и от безжалостных космических событий, от материальных артефактов и всего природного, наполняющего нашу среду (Coole and Frost 2010, 1).

Проблема стратегии подрыва в том, что она не может объяснить относительную независимость объектов от составляющих их частей или историй, то есть объяснить явление, более известное как эмерджентность. Объект не эквивалентен точному положению своих атомов, поскольку в каких-то пределах эти атомы можно заменить, удалить или сместить, не изменяя объект как целое. Не идентичен объект и воздействиям, оказываемым на него средой, поскольку некоторые из них остаются безрезультатными, тогда как другие оказывают решающее влияние. Рим, Афины и Стамбул остаются теми же городами, какими были в древности, несмотря на полную смену населения и радикальное изменение культуры и инфраструктуры. Объект больше, чем его компоненты, и потому его нельзя успешно парафразировать, прибегнув к нисходящей редукции.

Но более опасна для гуманитарных и социальных наук противоположная стратегия, надрыв. В этой стратегии объект является уже не чем-то поверхностным по отношению к его элементарным, мельчайшим частям, а бесполезно глубокой или туманной гипотезой по сравнению с его доступными восприятию качествами или эффектами, воздействиями. В эмпиризме XVIII века утверждалось, что объект – это не более чем пучок качеств; современные мыслители, напротив, утверждают, что объект – это не более чем его отношения или регистрируемые действия. Самым впечатляющим мыслителем надрыва сейчас является, конечно, Латур. Он выдвигает смелый тезис о том, что «невозможно определить актора иначе, чем через его действия, и нет иного способа определить действие, кроме как спросить, каких других акторов оно изменило, трансформировало, потревожило или создало» (Latour 1999b, 122). Проблема надрыва в том, что он запрещает объектам иметь излишек реальности вдобавок к тому, что они что-то изменяют, трансформируют, тревожат или создают. В этом отношении АСТ невольно повторяет аргумент древних мегарцев о том, что можно быть строителем дома, только если строишь дом прямо сейчас, – аргумент, отвергнутый Аристотелем в «Метафизике» (Aristotle 1999, Book Theta, Chapter 6; Аристотель 1975, Книга 9, Глава 3). Дело в том, что если бы объекты были не более чем своим текущим проявлением в мире, то впоследствии они не смогли бы ничего делать иначе. Никакая «петля обратной связи» не сможет снять необходимость того, чтобы вещи превышали свои отношения, поскольку объект не может принять обратную связь или ответить на нее, если не обладает восприимчивостью, а это требует, чтобы он был чем-то большим, чем то, что он делает сейчас. Если раньше мы увидели, что объект больше своих компонентов, то теперь видим, что он меньше его текущих действий. Автор по имени Харман, одетый в черный свитер и печатающий сейчас эти слова в библиотеке Университета Флориды, слишком конкретен, чтобы быть Харманом, который покинет Флориду в следующее воскресенье, а свитер он может снять, когда захочет.

Pulsuz fraqment bitdi.