Kitabı oxu: «Кубыш-Неуклюж», səhifə 3
– Не только ваше, но и моё, поскольку Варламов – я. А вы кто такая?
Света решила не отвечать. Сбежав по ступенькам вниз, она пересекла плац, вышла за ворота и, перейдя проезжую часть, направилась к своему двору той самой дорожкой через пустырь, около которой был найден ночью Малыш.
Глава четвёртая
Благодаря Маринке, которая в семь утра опять вышла с Боней, весть об убийстве бедного Малыша стремительно облетела двор, а затем – квартал. И поднялся шум невообразимый. Если не первую, то вторую скрипку в этой симфонии сыграл Эдик. Так звали азербайджанца, который торговал фруктами во дворе, напротив Серёжкиного подъезда. Свою, с позволения сказать, торговую точку Эдик располагал прямо у дорожки к метро, так что покупателей было хоть отбавляй, особенно вечерами. Эдика знали все жители района – от инвалидов и совсем немощных стариков, которым он приносил овощи и фрукты домой, до главы управы, начальника ОВД и двух прокуроров. Всех вышеперечисленных граждан он обеспечивал витаминами безвозмездно, точнее сказать – бесплатно, поскольку даже беспомощные сулили ему громадную помощь в виде молитв за него Аллаху, хоть были все православные. Ещё Эдик дружил с дворовыми кошками и собаками, так что смерть Малыша его потрясла. Он о ней рассказывал каждому, кто в то утро что-нибудь у него покупал на пути к метро, а также и тем, кто просто здоровался. Они все звонили своим родным, оставшимся дома. Те, в свою очередь, выходили повозмущаться, послушать, что говорят по этому поводу. Таким образом Света, идя из школы, застала около Эдика очень многих своих соседей по этажу, дому и двору. Они громко проклинали ночных убийц, ругали полицию за бездействие. Не ругались только собаки и кошки, которых также пришло немало. Среди них был и личный питомец Эдика, глухой кот по имени Микки. Он беспокойно всматривался во всех. У Эдика, вообще, хватало помощников, но тем утром работали только двое – зеленоглазая молдаванка Яна, которой едва исполнилось восемнадцать лет, и Олег. Точнее, работала одна девушка, а Олег и Эдик делились с публикой вариантами предстоящей расправы над живодёрами. Тётя Маша и тётя Оля плакали – одна молча, другая с бранью. Серёжка вместе с Жоффреем также крутились около Эдика. Иногда бульдог начинал вдруг гавкать на торгаша. Тогда тот давал ему виноград или грушу, и лай сменялся довольным хрюканьем.
– Я шайтанов этих достану, слово даю! – рассыпался Эдик грозными обещаниями, следя, как девушка взвешивает бананы и абрикосы на электронных весах. – Двести человек сюда приведу, они будут их выслеживать днём и ночью! За что убивать собак? Кому от них плохо? Никакой зверь от скуки не убивает. Эти садисты хуже зверей, хуже крыс! Говорю – шайтаны!
– Вот уж спасибо, – как всегда вовремя подвернулась Зойка из тридцать первой квартиры первого корпуса. – Ещё только двухсот твоих земляков нам здесь не хватало! Сами не разберёмся – где нам, убогим! Уж лучше заткнулся бы!
Ноздри Эдика шевельнулись от безразличия. Разгорелся средней величины скандал. За азербайджанца выступили три четверти всей толпы, а за Зойку – двое. Прочие воздержались. Серёжка тоже что-то кричал. Подойдя к нему, Света оттащила его с бульдогом от ящиков с ананасами и хурмой, к которым последний рвался, скребя когтями по льду.
– Привет, это Света. Ну что, ты в клинику ездил с ним?
– Нет, ещё не ездил, не с кем было поехать. Олег попозже освободится и, может быть, отвезёт. Он, правда, бухой, но клиника близко.
– А где она?
– На соседней улице. Остановок пять на автобусе.
– А она хорошая? Точно?
– Очень хорошая. Когда он отравился четыре года назад, его там откачивали.
– Поехали. Я сегодня, вроде, не занята.
Они зашагали к автобусной остановке. Жоффрей хромал, шаркая ботиночком по асфальту. Серёжка взял его на руки. Ждать автобуса пришлось долго.
– Кубыш, – вдруг щёлкнула Света пальцами, наблюдая за своим маленьким подопечным, который уселся на тротуар, низко опустив ушастую голову. – Самый настоящий Кубыш! Кубыш-Неуклюж. Где ты его взял?
– Катька притащила его из леса семь лет назад. Нет, не семь, а восемь!
– Из леса? Катька? Какая Катька?
Серёжка начал рассказывать. Как назло, подошёл автобус. Он был битком, и пришлось стоять. Путь занял десять минут.
– Это не похоже на новообразование, – заявила девушка в униформе с синим крестом на спине, водрузив Жоффрея на стол и сняв с него башмачок, а затем повязку. – Но цитологию я возьму, чтоб вы успокоились.
– Вчера меньше она была, – возразила Света, глядя на вздутие. – И, по-моему, он немножечко похудел. Чуть-чуть.
– Посмотрим на цитологию.
Подошла медсестра с пинцетом и шприцем. Жоффрея пришлось держать, так как процедура была болезненной. Он пищал и пытался вырваться. Наложив новую повязку, ветеринар взяла у Серёжки полторы тысячи и заполнила бланк квитанции. Отдавая её, сказала, что результат придёт из лаборатории через двое суток.
– Мне нужно будет подъехать? – спросил Серёжка.
– Необязательно, позвоним. А впрочем, вы правы – лечение ведь потребуется, каким бы ни был ответ.
– Я понял. Как вас зовут?
– Ирина.
Обратно шли и ехали молча. Света курила. Её лицо было мрачным. Эдик стоял уже без толпы, без Яны, которая вечерами делала курсовую работу, и без Олега. Но шуму было не меньше, так как на ящиках с виноградом сидели дети, вернувшиеся из школы. Их было человек семь. Увидев Жоффрея, они к нему подбежали и начали с ним играть. Серёжка спустил его с поводка. Жоффрей схватил палочку, которую ему протянули, и его стали на ней вертеть, удерживая её за оба конца вдвоём.
– Вот это больной, – улыбнулся Эдик, внимательно поглядев на Свету. – Я говорю, притворяется! Вы его водили к врачу?
Света промолчала.
– Да, – ответил Серёжка. – А это моя соседка, Света.
– Я знаю, – произнёс Эдик, который, если ему поверить, всё всегда знал. – Красивая девушка! Просто чудо. Что сказал доктор?
– Он взял анализ на онкологию.
– Не дай бог! С ума он, что ли, сошёл? Какая тут онкология? Толстый, сильный! Слышишь – рычит громче, чем медведь!
Палка разломилась. Бульдог порядочно отлетел, но мигом вскочил и бросился к детям, чтоб отобрать у них половину палки. Те её стали кидать друг другу, чтобы он злился. Он начал бегать и лаять.
– Кто из них учится вон в той школе? – спросила Света у Эдика, указав рукой за автостоянку.
– Да почти все. А что ты хотела?
– Кое о чём спросить. Кто из них толковее?
– Надя! – закричал Эдик, чтоб быть услышанным сквозь отчаянный лай. От шумной компании отделилась девочка лет двенадцати. Подбежала. Света узнала свою соседку по этажу. Они с ней здоровались накануне. Девочка была очень симпатичная, хоть слегка перекормленная.
– Привет, – сказала ей Света. – Ты меня помнишь?
– Да, вы вчера заехали в шестьдесят четвёртую, – пропищала Надя и в тот же миг доказала свою толковость, дёрнув из ящика с полкило винограда. – Эдик, я возьму, ладно?
Эдик кивнул.
– Бери. Но только не подавись и поделись с братьями.
– Они сами себе возьмут. Так что вы хотели?
– Кое о чём спросить, – ответила Света. – Ты не проводишь меня домой?
– Провожу, мне тоже уже пора. Эй, Димка, Андрюшка! Я ухожу!
Ответом был только лай. Жоффрей добивался огрызка палки с таким усердием, будто это был жезл патриарха всея Руси. Идя с маленькой соседкой к подъезду, Света спросила её, знает ли она Варламова.
– А, Кирюху? Да кто же его не знает! Вы про того, который в одиннадцатом «Б»? Или про кого-то другого?
– Я про блондина с чуть кривым носом.
– Да, это он, Кирюха Варламов. Он ведь боксёр, разрядник. Поэтому нос кривой. Вся школа гордится им. У него отец – депутат. А что вас конкретно интересует?
Этот вопрос привёл Свету в замешательство.
– Как бы тебе сказать… Он что, ненавидит Немову и Крапивину?
– Да, конечно. А кто их любит-то? Они злыдни. Впрочем, Кирюха их ненавидит сильнее всех. Знаете, за что? Он раньше встречался с Ленкой Шкилёвой. Они ведь все в одном классе учатся! А потом Крапивина завлекла его к себе в гости и там у них что-то было. Немова это дело сфоткала. Она пряталась под столом. И эти две твари знаете, чего сделали? Показали фотки Ленке Шкилёвой. Она, конечно, Варламова послала. Он чуть не повесился, потому что сильно её любил. И до сих пор любит, хотя она с другим парнем уже встречается.
– Всё понятно, – пробормотала Света. Приблизившись с ней к подъезду, Надя набрала код и открыла дверь. На втором пролёте они столкнулись с пожилой дамой в длинном пуховике. Встретившись с ней взглядом, Света невольно остановилась. Именно такое лицо, подумалось ей, было у булгаковской Аннушки, погубившей бедного Берлиоза. Но девочка поздоровалась со своей соседкой очень тепло, назвав её тётей Люсей.
– Здравствуй, Наденька, здравствуй, – отозвалась старушенция, оцарапав Свету серыми сыщицкими глазами. – Эдик стоит? Нет ли у него яблочек на выброс? Мне для компота сгодились бы.
– У него, по-моему, всё на выброс, когда вы к нему подходите, – усмехнулась Надя. Аннушка на этом не успокоилась.
– До Малыша добрались? – спросила она, остановив Надю, рвавшуюся вперёд. – Я его терпеть не могла! Он воришка был. Как сорока. Увидит яркое – и хватает! Очки у меня украл, когда я их уронила, сидя на лавочке. Еле-еле я догнала его, аж вся выдохлась!
– Надо вам купить другую метлу, – дала совет Надя.
– Чего? Какую метлу?
Но Надя без объяснения устремилась дальше, Света – за ней. Им вслед было крикнуто, что они – мерзавки и сволочи. На втором этаже две сволочи, торопливо звеня ключами, отперли двери своих квартир, затем пожелали друг другу всего хорошего и избавили лестничную площадку от своего мерзкого присутствия.
Полуголая Рита на кухне жарила баклажаны с сосисками. Остро пахло чесночным соусом. Дело шло к завершению. Поглядев на лицо подруги, Света сообразила, что это было первым её занятием после трудного пробуждения. Сев за стол, Света поинтересовалась у Риты, куда она сегодня намылилась.
– Есть одно небольшое дело, – зевая, сказала Рита. Погасив газ, она переставила сковородку на стол, взяла нож и вилку, села и стала есть. Света неотрывно глядела на её правую ногу, закинутую на левую. Ноги Риты ей весьма нравились.
– Ты откуда? – осведомилась Рита с плотно набитым ртом.
– Я в школе была.
– И что?
Света рассказала о всей своей беготне довольно подробно. Упомянула она и о разговоре с Наденькой, каковой разговор состоялся десять минут назад. Рита молча слушала, эротично качая голой ногой и звякая вилкой о сковородку.
– Так это, значит, Жоффрей там гавкает? – указала она засаленным ножиком на окно, когда школьная уборщица замолчала.
– Конечно, он! Да что они его мучают, дураки? Он уже охрип!
Как раз в ту минуту Жоффрей умолк, поскольку Серёжка взял его на руки – то есть, на одну руку, и потащил к подъезду, стуча своей белой тростью по тротуару. Бульдог тяжело дышал. Лязгнула подъездная дверь, и шаги Серёжки стали звучать по лестнице.
– Бедный парень, – вздохнула Рита, накалывая на вилочку баклажан. – И бедный Жоффрей! И бедный Малыш. Так ты, Светка, думаешь, этот самый Варламов и убивает собак?
– Вполне вероятно, – сказала Света, вставая из-за стола, чтобы сделать кофе. – Он ведь не может убить Крапивину с Немовой, так решил отравить им жизнь! Он в школе – король, а у короля должны быть гвардейцы.
– Ты имеешь в виду, их целая банда?
– Я допускаю возможность этого.
– Ну и дура! Бандой здесь и не пахнет. По крайней мере, в последнем случае. Потрошить собаку – это маньячество. А маньяки не ходят бандами.
– Вот про это рассказывать мне не надо, – вспылила Света, гремя посудой. – Ты что, забыла, кто мой отец?
– Да как я могла забыть? Ты мне двести раз говорила, что он – конь с яйцами.
– Я не ум имела в виду!
Рита испугалась. Вилка с наколотым на неё последним куском баклажана остановилась на полпути. Чёрные глаза заморгали.
– Вот это да! Что же ты имела в виду?
– Работоспособность. Он хорошо работает. У него награды и привилегии. Очень скоро он займёт пост заместителя генерального прокурора!
– И будет конь без яиц, – задрала нос Рита. – Но не волнуйся. Ты уже, кажется, родилась.
– Тебе это только кажется?
– Да. Ты слишком прекрасна, чтобы быть правдой.
Доев последний кусочек, Рита вскочила и побежала в ванную умываться. Затем она пошла краситься. Света села пить кофе. Она была очень зла на Риту из-за того, что та вдруг взяла и разрушила её версию. Прислушиваясь, как Рита ходит по комнате босиком в поисках теней и помады, она зачем-то считала её шаги. Потом вдруг не выдержала и крикнула:
– А в себя саму-то ты веришь?
– Нет. Я слишком подвижна, чтобы быть истиной. Если даже меня зароют на километр, всадив мне в грудь осиновый кол, я всё равно выскочу и уйду! Это невозможно, но это так.
– Ритка, это круто! И очень весело. Напиши об этом стихотворение.
– Вот коза! Все мои стихи – именно об этом.
– Ты отовсюду сможешь уйти?
– Откуда угодно, если там будут слишком кислые яблоки. То, что может Высоцкий, могу и я.
Минут через двадцать Рита опять явилась на кухню, чтоб выпить кофе. На ней была мини-юбка, колготки и красный клубный пиджак поверх декольтированной рубашки.
– Ты, сука, взяла у меня тональник, – сказала Света, внимательно поглядев на её лицо. Рита покивала, как будто речь шла о чём-то вроде погоды.
– Едешь со мной? – спросила она, сделав два глотка.
– Сначала скажи, куда.
– К коню без яиц.
– Зачем мы ему нужны?
– Ну, типа, эскорт.
– Ночной клуб?
– Кабак. А дальше – не знаю.
– Я хочу спать, – поморщилась Света. – Езжай одна. Ты вернёшься поздно?
– Не думаю.
Рита вскоре пошла надевать ботинки, а Света – спать. Через три минуты подруга к ней заглянула. Света уже лежала под одеялом. Окно было приоткрыто. Слышался голос Эдика, предлагавшего мандарины с праздничной скидкой. На вопрос кокетливой женщины, что за праздник такой сегодня, предприниматель ответил, что день его с ней знакомства. Щурясь на солнце, уже занявшее западную часть небосклона, Рита опять спросила:
– Ты едешь?
– Я уже сплю, – прошипела Света, открыв один левый глаз. – Ты что, тварь, не видишь?
– Вижу. Слушай, а почему тебе показалось, что ты Наташу где-то встречала?
– Наташу?
– Да.
– Пошла вон отсюда!
– Как скажешь, – пожала плечами Рита. Её вихрастая голова исчезла, и дверь захлопнулась. Потом грохнула и наружная дверь квартиры. За ней – подъездная. Со двора донеслись быстрые шаги. Раньше, чем они успели затихнуть, Света уснула.
Глава пятая
Серёжка не смог набрать код подъезда. Жоффрей, висевший на его правой руке, стиснутые пальцы которой сжимали трость, дышал ещё тяжелее, чем днём, после развлекухи с ребятами. По Москве опять гулял ветер – более сильный, чем накануне. И на его упругой спине сидела наездница. Все её уже заждались, кроме льда и снега. Это была весна.
Поняв, что порядок цифр начисто забыт, Серёжка достал из кармана магнитный ключ. Взбежав на второй этаж, он забарабанил в дверь шестьдесят четвёртой квартиры. Не зазвонил, а забарабанил. Потом уже зазвонил. Прошло несколько минут, прежде чем за дверью спросили, не доверяя глазку:
– Это ты, Серёжка?
– Я, я! Открой!
– Ты что, сумасшедший? Два часа ночи!
– Знаю!
Света открыла. У неё не было оснований считать Серёжку маньяком, поэтому его страшный голос не напугал её, а весьма заинтересовал. На ней, как и прошлой ночью, было только бельё. Серёжка это почувствовал, потому что задел её вытянутой рукой, стремительно делая шаг вперёд. Но он не придал этому значения. Торопливо поставив бульдога на пол, он снял с него поводок и прислонил трость к стене. Трость сразу упала. Никто не стал её поднимать.
– Что произошло-то? – спросила Света, заперев дверь и пристально оглядев незваного гостя. – Ого! Ты белый, как простыня! И Жоффрей психует. За вами черти, что ли, гнались?
– Проводи на кухню.
Жоффрей остался около входной двери. Не прекращая пыхтеть, он улёгся на пол. У него совершенно не было сил. Усадив Серёжку на кухне, Света поставила перед псом мисочку с водой. Он попил.
– Что произошло? – повторила свой вопрос Света, садясь за стол напротив Серёжки. Тот помолчал и ответил:
– Жоффрей опять его видел.
– Кого? – спокойно спросила Света, хоть и ответ заранее знала, и не было у неё ни капли спокойствия.
– Потрошителя. Того самого, кто убил Малыша. Жоффрей так залаял второй раз в жизни! На том же месте залаял, глядя туда же. Короче, всё повторилось.
– Всё? Там опять был труп?
– Трупа не было.
– Ты уверен?
– Да. Минут через пять подошла Маринка со своим Боней, и они всё там обшарили. Трупа не было.
– Хорошо, – произнесла Света, взяв сигарету и зажигалку. Серёжка вдруг уставился на неё своими невидящими глазами.
– Что хорошо?
– То, что никого не убили.
– Скоро убьют.
– Откуда ты знаешь?
– Жоффрей его не забыл, – как-то очень звонко сказал Серёжка, ударив ладонью по столу. – Не забыл, и вряд ли забудет! Он реагирует на него, как на сатану! Он просто захлёбывается лаем! Дураку ясно, что эта сволочь уже решила убить Жоффрея, так как Жоффрей – единственная живая душа, которая знает, кто убивает собак!
– Да как он его убьёт? Жоффрей ведь всегда под твоим присмотром!
Сказав так, Света рассеянно закурила. Потом прибавила:
– Извини. И долго он лаял?
– Да, очень долго. Из окон даже ругаться начали. А Маринка как раз потому и вышла, что он её разбудил. Носки даже не надела.
– И никого не увидела?
– Никого.
Света поднялась приготовить кофе. Спать ей уже не хотелось. Ей просто нужно было хоть чем-нибудь заниматься, чтобы не обострять обстановку бессмысленным обсуждением или напряжённым молчанием. Зажигая газ, она вспомнила, что ей есть о чём рассказать Серёжке. И рассказала она ему о Немовой и Крапивиной с их проделками. Ветер яростно дребезжал оконным стеклом. Мерцающая, белёсая темнота прилипла к последнему, как чудовищная наклейка – такой она казалось безжизненной.
– Нет, конечно, это не он, – заявил Серёжка, когда его собеседница пила кофе.
– Ты про Варламова?
– Да. Его здесь все знают. У них в семье постоянно были собаки. Он к ним нормально относится.
– Твою мать! Чужая душа – потёмки! А этот самый Варламов испытал стресс, который мог сломать ему психику. Он ведь очень любит эту Шкилёву!
– Чужая душа – потёмки? – переспросил Серёжка, прислушиваясь, как дышит Жоффрей. – Есть одна проблема. Души там никакой не было.
– В смысле, не было? – удивилась Света. – Что ты имеешь в виду?
– Что это не человек.
Голос у Серёжки был тихим, и говорил он без интонации. Но у Светы пошли по спине мурашки.
– Не человек? Ты о ком?
– О том, кто был там, около дорожки. Жоффрей не сходит с ума при виде людей.
Ветер застонал особенно громко. И Свете вдруг показалось, что стёкла лопнули – так ей стало нехорошо. Но странно, холода не было. Она быстро допила кофе.
– Ты бредишь. Он на его глазах зарезал собаку! Как не сходить с ума?
– Нет, не на его глазах, – возразил Серёжка. – Мы вышли на пустырь позже. Убить большого, сильного пса без всякого шума трудно. А я вообще ничего не слышал, хоть у меня очень тонкий слух. Жоффрей не мог видеть, как убивали собаку. Но Жоффрей видел убийцу. И он каким-то образом понял, что это – точно убийца. Или же он увидел некое весьма странное существо.
Это возражение было высказано таким деревянным тоном, что Свете стало всё ясно. Конечно, он перенервничал! Надо тему менять. Его правый глаз немножко косил. И ей это нравилось. И она не могла понять, почему. Сколько ему лет? Двадцать восемь? Тридцать? Чуть больше? Спрашивать напрямик не очень хотелось. Света решила поступить хитро.
– Серёжка!
– Что?
– А если мой возраст сложить, например, с возрастом Жоффрея, ты будешь старше нас? Или младше?
– Но точный возраст Жоффрея никто не знает, – сказал Серёжка так мягко и доверительно, будто тоже прочёл на прошлой неделе повесть Стругацких, герой которой стеснялся прямо спросить у женоподобной особи, кто она по половой принадлежности, и придумывал разные идиотские способы это выяснить. – Катька его нашла восемь лет назад, и он был тогда совсем молодой. Должно быть, ему лет девять. Максимум – десять.
– А сколько лет самой Катьке?
– Около тридцати.
– Да что значит около? Её тоже, что ли, нашли в Измайловском парке?
В комнате зазвонил мобильник. Света, вскочив, бросилась к нему. Ей звонила Рита.
– Я уже сплю, – очень убедительно простонала Света, боясь, что та её подпряжёт куда-нибудь ехать. – Чего тебе?
– Я хочу уйти, – был ответ. Он прозвучал странно. Голос у Риты был монотонным, но не спокойным. Она говорила с улицы. Но не шла. Стояла на месте.
– Ну и хоти! – разозлилась Света. – Что ты пила, кроме алкоголя? Где ты находишься?
– Там, откуда я не могу никуда уйти.
– Ты что, идиотка?
Рита взволновано засопела.
– Ты помнишь, я тебе говорила днём, что могу уйти откуда угодно? Так вот – сейчас я нахожусь там, откуда уйти немыслимо. Если можешь, выведи меня! Выведи!
– Это ты меня сейчас выведешь! – заорала Света, усевшись на диван так, что тот затрещал. – Ты что там, нанюхалась? Или вмазалась?
– Я трезва.
Ледяной змеёй стало заползать в сознание Светы чувство, что это правда. Чистая правда. Света поёжилась.
– Где ты, Ритка? Скажи название места!
– Двор, – ответила Ритка.
– Двор? Какой двор?
– Под нашими окнами.
– Я спускаюсь.
Быстро натянув джинсы и кофточку, Света вышла из комнаты и увидела, что Серёжка уже в прихожей и надевает на пса ошейник.
– Я сейчас выйду во двор, – сообщила Света. – Ритку встречать. С ней что-то не так. Пошли вместе.
– Нет уж, – сказал Серёжка, – спасибо.
Света обулась, надела курточку, и все вышли. Пока Жоффрей и Серёжка возились с дверью своей квартиры, Света сбежала вниз. Упругий апрельский ветер был так силён, что она, выскочив навстречу ему, ссутулилась и саму себя обняла за локти. Было пятнадцать минут четвёртого. Предрассветность с запахом прошлогодней соломы, который ветер нагнал с оттаявших подмосковных полей, хранила безмолвие. Лишь одни деревья поскрипывали. Дворовые фонари, тянущие свет к карнизам домов, к низко проплывающим облакам, казались усталыми и печальными. Пройдя между сталинской четырёхэтажкой и бойлерной, Света сразу увидела тонкую человеческую фигуру. Она стояла среди деревьев, между пятиэтажным домом и асфальтированной дорожкой, ведущей на школьный двор. Это была Рита. Света перебежала пустырь и, подойдя к ней, взяла её за руку.
– Всё, пошли.
Рита заморгала. В её глазах было куда больше бледной тоски измученных фонарей, чем собственной жизни.
– Я не могу уйти, – сказала она чуть слышно. – Это не я!
– Если ты не можешь, сука, уйти – значит, улетишь! – посулила Света. Отпустив Риту, она её обошла и дала пинка. Это помогло. Рита устремилась вперёд, часто спотыкаясь. Порой она замедляла шаг, и Света подталкивала её ударами кулака.
Оказавшись дома, Рита опять сказала про невозможность уйти. Света помогла ей раздеться. Сняв с неё обувь, она заставила её выпить сто пятьдесят грамм виски. Рита закашлялась. Но её глаза оживились. Пристально оглядевшись по сторонам, она изъявила желание принять ванну.
– Нет, это лишнее, – запротестовала Света. – Я не намерена выволакивать из воды и пены голую идиотку, когда её посетит отличная мысль, что она опять не может уйти!
– Это не отличная мысль, – возразила Рита очень серьёзным тоном. – Страшнее этого во Вселенной ничего нет!
Заткнув ванну пробкой, она пустила тёплую воду и начала стягивать колготки. Света, тем временем, осмотрела карманы её пальто. Один из них был набит валютой – долларами и евро. В другом лежали двадцать тысяч рублей четырьмя купюрами. Свете стало очень досадно, что не поехала она с Ритой, а завалилась спать. Так досадно, что двести долларов перекочевали в её карман. А какого чёрта эта паскуда не объяснила толком, что дело стоящее? Зачем, спрашивается, пускала туман, крутила вокруг да около, наводила тень на плетень? Сама виновата. Полностью успокоив совесть бокалом виски, Света пошла взглянуть, что делает Рита. Рита курила, сидя по грудь в воде. Глаза её были немножко ещё испуганными.
– Как ты съездила? – поинтересовалась Света. – Нормально?
– Плохо.
Света присела на бортик ванны.
– Так уж и плохо?
– Сама всё видела, – безразлично пожала плечами Рита. – Не доставай меня!
– Кого только сегодня я не достала! – вздохнула Света. – Один примчался – ой, помоги! Другая звонит – ой, выручи! А потом выясняется, что обоих я достаю.
– Кто к тебе примчался?
– Серёжка! Жоффрей, по его словам, опять сильно лаял, глядя туда, где стояла ты. Но тебя там не было. Там был тот, кто убил собаку. Серёжка в этом уверен.
Сделав затяжку, Рита вручила окурок Свете. Та его унесла, а потом вернулась и вновь уселась на бортик.
– Значит, я не могла уйти от него, – задумчиво проронила Рита, выдернув пробку. – Кто он такой? Ты можешь хотя бы предположить?
– Риточка, там не было никого! Ты была одна!
У Риты дёрнулся рот.
– Я не убиваю собак! Я лучше убью себя, чем собаку.
– Никто с тобой и не спорит. Жоффрей ведь лаял не на тебя. Ты пришла потом. И ты там была одна.
– Откуда ты знаешь?
Света сочла этот вопрос странным, а Рита – важным. Она заткнула отверстие в ванне пяткой, чтоб лучше слышать ответ.
– Я своим глазам доверяю, – сказала Света. – Стоя на остановке, я вижу номер трамвая уже тогда, когда стоящие рядом ещё не видят и самого трамвая!
– А ты при этом сам трамвай видишь? – спросила Рита, вновь открыв слив.
– А как можно видеть номер, если не видишь трамвай?
– Да элементарно. Надо смотреть на вывеску остановки.
Света зевнула. Виски стремительно штурмовало её сознание.
– Идиотка, – пробормотала она, – ты шла от метро по другой дорожке! Зачем свернула на эту?
– Мне захотелось взглянуть на место убийства.
– И что ты там обнаружила?
– Очень многое.
– Например?
– Отстань, – с кроткими глазами взмолилась Рита. – Очень прошу! Отстань!
Но Света не унималась. Ей не терпелось перейти к главному. А для этого было необходимо как-нибудь вывести из себя эту оглушённую курицу. Как иначе?
– Я всё забыла! – трагически заплескалась Рита, напоминая попавшую на крючок рыбёшку. – Как только я очутилась там, на меня напал дикий ужас! Моё сознание раскололось! Я ощутила себя безвольным предметом – куклой, лишённой имени, возраста, интеллекта, моральных качеств!
– Это не ужас, Марго, – перебила Света. – Это прозрение. Впрочем, одно другого не исключает.
Вода убулькала. Голая и бледная Рита, сидя на дне опустевшей ванны, жалобно прижималась грудью к коленкам. Её подруга, не получив ответ на свой осторожный выпад, свирепо спрыгнула на пол.
– Гнида! Из-за тебя я бросила университет! А ты меня прокатила?
– И то, и другое – наглая ложь, – пожала плечами Рита. Такая аргументация не могла погасить конфликт. Внимательно выслушав возражения, от которых треснул слой краски на потолке, Рита дотянулась до душа, взяла его и пустила Свете в лицо мощную струю ледяной воды. Света убежала и легла спать. Ей всё опостылело. Рита долго ещё сидела в ванне, клюя своим длинным носом. Ей было лень вылезать. Когда она всё же переместилась в постель, за окнами было уже светло, и город шумел. Ей приснился тот, от кого она не могла уйти. Во сне это сделать было ещё труднее.
