Kitabı oxu: «Воспоминания старого шамана. Путь волка», səhifə 4

Глава 2. Шаман Милхай

Обряд годового капания

Давным-давно в одной сибирской деревушке жил Шаман по имени Милхай. Возраст его с виду никак не определялся. Легкий прищур в глазах и выдающиеся, скуластые черты лица придавали ему суровости. Житейская мудрость и веселый характер отражались убеленными сединой висками и мелкими морщинами в уголках глаз. У него было загорелое на ярком солнце, смуглое, обветренное лицо, худощавое, жилистое телосложение. Но, несмотря на годы, Шаман сохранил живой огонек в глазах. Во взгляде чувствовался сильный Дух, а внутренняя сила и крепкие руки позволяли делать любую тяжелую физическую работу.

Шамана в деревне уважали и даже побаивались. Мало кто из мужиков попробовал бы «померяться взглядами» или пристально посмотреть в глаза Милхаю. А уж тем более поспорить с ним, рискуя попасть под его горячую руку. Они приходили только по доброму поводу, по-соседски, за советом или по большой надобности. Бывало, Шаман их сам призывал.

Одевался Милхай скромно, ходил в старой удобной одежде. Супруга Милхая, Янжима, следила за его внешним видом. Аккуратно наглаженная одежда, чистота и порядок в доме отличали ее как хорошую хозяйку еще с самых молодых лет. Она любила Милхая и где-то даже по-матерински заботилась о нем.

Деревня была по местным меркам средней – как по размеру, так и по своей численности. Она растянулась вдоль дороги, на удалении от окружного центра, в стороне от основного тракта. В одном ее конце располагалась ферма с мастерскими, с водокачкой и котельной, в той же стороне была большая школа с детским садом. Медпункт и почта с магазином находились в другом конце.

Население в основном состояло из бурят и некоторых других народностей. Соседи знались друг с другом и здоровались при встрече. Пожилые люди и старики ходили в гости, пересказывали очередную деревенскую новость: кто где побывал, к кому родственники из города приехали, женился кто-то или помер, – обо всем этом вести быстро разносились.

Изба Милхая, хоть и не новая, но теплая, добротная, располагалась возле леса, на самой окраине деревни. Резные ставни и высокие ворота примечались еще издалека. Забор дощатый прикрывал все происходящее внутри. Во дворе стояли стайка, дровяник, навес для сена и хозяйского инструмента, летняя кухня и баня. Еще одна калитка поменьше вела прямо в огород.

Рядом с домом был гараж. Там на массивных полках «жили» бензопила, лампа паяльная и трансформатор. Столярный строгальный станок – Милхаевская беда и выручка – располагался вдоль стены, не далеко от мотоцикла. «Урал – трудяга», пусть уже не новый, однако все такой же мощный и надежный, «жил» в том же гараже.

Когда люди приходили на обряд, во дворе разводился костер, выносились скамейки, стол и стулья. Одни из приглашенных стояли в это время, а другие сидели, как и положено. Гости, приехавшие на ежегодное капание, были главными лицами. Управлял всем этим действом Шаман, являясь проводником между миром нашим – миром людей – и миром духов.

Редкие события могли всколыхнуть деревенский уклад. Жизнь была обычная, такая же, как и у других. Люди трудились, рожали и воспитывали детей, пока те сами не становились взрослыми и не обзаводились собственными семьями. Старики учили сыновей, а те учили внуков. Так продолжалось долго, из поколения в поколение.

Давно, когда Милхай еще трудился по профессии и не был шаманом, внезапно стали уходить его братья и сестры, дяди и тети, близкие и дальние родственники. По стечению обстоятельств, происходящих в родове, он неожиданно для себя стал самым старшим. Наступил его черед. Милхаю не приходилось особо выбирать. Шаманские корни были по отцу и по матери. Нужно было принимать решение. Но Милхай сопротивлялся, не хотел ответственности, переживал за себя и за родных. А потом он сильно заболел, как будто «на ровном месте». Поначалу пытался сам лечиться, по больницам ходил, по врачам, однако тщетно.

Несмотря на все усилия, он постепенно угасал: то температура повышалась и никак не проходила, то лихорадило его даже под теплым одеялом и в шерстяной одежде. Суставы ныли так, что и подняться было невозможно. Сердце выскакивало из груди, голова раскалывалась и желудок сводило. Пот холодный катился по его телу, слабость валила с ног. Внезапно пропадал аппетит, и Милхай ничего не ел по нескольку дней, пил только чистую воду. Даже от чая его выворачивало. Похудел совсем, стал как скелет ходячий: одни глаза, да кости, обтянутые кожей.

«В чем только душа его держится?» – говорили соседи. Разные были симптомы, одно лишь одинаково – не помогали ему ни лекарства, ни больницы. Облегчения кратковременные сменялись длительными приступами, которые становились все сильнее и сильнее.

Потом, однажды, он начал видеть тени. Сперва не поверил своим глазам: «То ли на самом деле все происходит, то ли померещилось». Когда не спал по ночам, с температурой мучился, кто-то заходил в хату и там оставался. На следующее утро Милхай спрашивал у Янжимы, слыхала ли она чего? На что получал отрицательный ответ. Двери закрывались на массивный засов, да и собака бы залаяла, если бы чужого почувствовала.

Шло время, но состояние Милхая ухудшалось. Янжима вызывала скорую. Приезжали доктора, кололи какие-то лекарства, давали направления в больницу, и все повторялось снова. В больнице он начал видеть мертвых. Сам не задержался там надолго. Не в силах больше противостоять, Милхай поник духом и ослабел. Медики от безнадеги отправили его домой. Милхай по-прежнему не спал, все так же слышал, как кто-то входит в дом и остается. В моменты просветления он начал подумывать, не сходит ли с ума. Однако позже осознал, что все еще при памяти и в состоянии рассуждать здраво.

После попыток излечиться и убежать от собственной судьбы, Милхай смирился с неизбежным. Родные, тем не менее, рук не опускали. Янжима продолжила искать любые средства, которые бы помогли ее мужу. Она обегала всю округу, договаривалась с больницей, разных докторов водила, но ничего не помогало.

Однажды в доме появились старики – старейшины большого рода. Они приехали издалека, с самого дальнего поселка, что на берегу «большого моря». Прознали про Милхая и про его болезнь от других шаманов. Пообщались с Янжимой, а после Милхая стали убеждать: «По поводу близких твоих, ушедших, ты сам понимаешь – тебе много не нужно объяснять. В Роду теперь ты самый старший. Нет человека в родове с тех пор, как Шаман ушел. Некому грехи отмаливать и предков поминать. Подумай: кто-то ведь должен выполнять эту работу. Если не ты, то кто? Глянь, сколько молодежи за тобой идет, ты о себе не думаешь, тогда о них хотя бы подумай. Им ведь жить еще да жить. Не примешь ответственность на себя – сам пропадешь, и молодые за тобой сгинут. Решайся, а мы тебе поможем: позовем кого необходимо, организуем что положено».

Вот так «шаманская» болезнь и все иные обстоятельства определили судьбу Милхая. Старейшины нашли проводника и провели обряд посвящения. Предки Родовые приняли Шамана. А после посвящения Милхай стал сам проводить обряды. Так он выздоравливал. Возвращал постепенно утраченное в жизни.

Шло время. Поначалу Милхай пытался совмещать дела. Однако жизнь не позволяла возвращаться к его прежнему укладу. На старую работу он пойти не смог – Силы не позволили. Тогда Шаман оставил прежнюю профессию и посвятил себя предназначению.

Как самый старший в своем роду, он выполнял обязанность советника и роль третейского судьи в различных спорах и конфликтах. Бывали у Милхая люди с дальних мест и самых глухих улусов. О нем узнали далеко за пределами родных краев. Потянулись родственники и земляки из крупных городов. Приезжие останавливались в деревне, кто где – кто у знакомых, кто у родных. Если никого уже не оставалось, тогда приглашали старейшин из Родовой деревни. Те вспоминали предков и всю историю на несколько поколений назад.

На обряд приходили соседи: мужчины и женщины старше тридцати. Варился зеленый чай с молоком, готовился обед: бухлер из баранины с лапшой (мясной суп, бульон). Из домашней сметаны, серой муки и манки готовился традиционный саламат. Гости привозили молоко, печенье, чай, конфеты. По случаю использовали тарасун (кисломолочный алкогольный напиток), а позже его заменили на водку. Обряды проводили под открытым небом, во дворе, с костром. По окончании обряда полагалось благодарить Шамана за его работу.

Городские родственники

Антон и Лена, молодые родственники, приехали в деревню из города.

– Ну, наконец-то мы и выбрались, дядя Милхай, – уважительно поприветствовал Антон. – Хорошо у вас в деревне, спокойно, никто никуда не спешит. У нас в городе все по-другому: бежим, торопимся, работа, семья. Дети – за ними тоже надо присмотреть. Сколько собираемся, все никак времени не находим.

– Понимаешь, Антон, в нашей жизни говорить – это одно, а делать – совсем другое. Ты в бурятской семье родился, родом-то из наших, шаманских мест. Приезжай в деревню, поклонись предкам, на святых местах по дороге покапай, сигаретку, спичку, монетку положи.

– Да, да, дядя Милхай, – смутился Антон.

– Обратись к Богу и к Духам предков обратись, ну и на обряде покапай.

– Дядя Милхай, я все хотел спросить: ты как за молодыми поспеваешь, всю работу делаешь по хозяйству и никогда не болеешь? Гладко у тебя все получается. Секрет, может, какой есть? – переключил Антон разговор.

– Да нет у меня секретов никаких. Здоровье-то – его смолоду нужно беречь, следить и поддерживать. Питаться вовремя: тело ведь наше часы свои имеет природные. Каждый орган в свое время запускается. Поэтому нам нужно к организму привыкнуть, а не пытаться делать наоборот. Болезней от того и много, что кушаем мы не вовремя, не правильно, на ходу.

– Ну да. Утром я вообще ничего не ем. В обед – бутерброды да перекусы. А вот на ужин: с маслом, с салом да с «горилкой». Поздно, бывает, даже за полночь иногда, – подтвердил слова Милхая Антон.

– Вот видишь, откуда тут здоровью взяться?

– Да, знаю я грешок за собой – люблю поесть! Как себе в удовольствии отказать? – улыбнулся Антон. – Вот ты скажи мне, дядя Милхай, что правильно, по-твоему, кушать, продуктами какими питаться?

– А с пищей мудрить не надо. Чем с детства тебя мама кормила, то и есть твое здоровье. А так – овощи с огорода, которые по сезону поспевают. Зелень добавь обязательно. Зимой квашенную капусту, огурцы соленые, помидоры. Грибы замаринуй – они хорошо с картошкой идут и с блинами. Молоко, творог, сметана – все свое, деревенское! Начинай свой день с завтрака: плотно завтракай, чтобы до обеда хватило энергии. Кашу овсяную не забывай.

– Да кто ее забудет!

– На обед жиденького похлебай, чтобы организм заработал: суп с мясом и с лапшой хорошо пойдет! Яйца куриные можно сварить или пожарить. По праздникам саламат обязательно, – глянул Милхай на жену. – Ну, а на ужин —как придется: картошка, пирожки с лучком и с капустой или, может, другая выпечка. Главное, чтобы не поздно было – часов в шесть, в семь. И наедаться не стоит, просто чтобы голод утолить.

– А чего пить для здоровья?

– Так чай, конечно, с молоком. Кому как, а мне зеленый больше нравится. Травы можно туда добавлять. Богородскую, к примеру, – от многих болезней помогает. Мята хорошо бодрит. Я по лету листья Иван-чая заготавливаю, а потом завариваю. Варенье к чаю для здоровья хорошо! Ты, кстати, баньку уважаешь? Париться не забывай!

– Банька – это да! И про питание мне понятно, – прервал Антон. – А выпить, если после работы, чуток? Святое ж дело, капель пятьдесят накапать, чтобы стресс снять. И «бабушку» вечером уважить, – он глянул на жену.

– Чего ты там сказал, ну-ка повтори? – Лена не не поняла, о чем он говорит.

– Трудится она: стирает, прибирается, покушать мне готовит. За ребятишками ухаживает. Приду я усталый с работы, Лена харч нальет, «горилку» на стол поставит. Поговорим за жизнь, дела обсудим, хорошо так на душе делается, – тепло! Только вот замечать я стал: без чарки вечерней нервы не выдерживают, да по-супружески не всегда получается, – тяга пропадает.

– Так ты вот о чем, хоть бы старших постеснялся, при дяде Милхае такое говорить, – залилась краской Лена.

– Чего тут стесняться-то, жизненные вещи говорю. У дяди Милхая у самого дети, как мы с тобой, еще и внуки, – успокоил супругу Антон. – Побаиваюсь я, дядя Милхай, остановиться не смогу. Как выпью, так жизнь хороша, и все прекрасно. А если нет, так тошно делается. Монотонность достает: пашешь каждый день без отдыха, конца и края не видать. Как жить-то дальше? – Антон присел на стул возле телевизора.

– Что до пьянки касается, – так не выход это, в бутылку залазить. От проблем ведь не убежишь. Тут другой подход нужен, постепенный. Для начала, нужно перестать других винить – свою судьбу взять в собственные руки. Дух укреплять, стержень свой природный. Двигаться побольше и на месте не сидеть. Да дело найти по душе.

– А как с болезнями быть?

– По поводу болезней я так скажу: когда ты расслабленный, спокойный, к тебе никакая хворь не прилипнет. Но, если напряжение внутреннее есть, переживание, тогда тело перегружается, устает быстро. Организм на стрессе работает, силы у него истощаются. Вот тут болячки и одолевают.

В дом вошел Степан, – сын Милхая.

– Батя, все готово: костер развели и люди, кого позвали, тоже подошли. Если что нужно, то мы с Колей в гараже.

– Хорошо, тогда идем! Милхай с Антоном и Леной взяли молоко, заваренный чай и водку, и пошли во двор. Там уже собрались старейшины. Пока оставшийся народ подходил, они общались промеж собой, разговаривали, обсуждали новости последние.

– Лето нонче жаркое! – судачили соседи.

– Ага, дождика бы надо!

– Давно пора, а то земля потрескалась, огород на корню сохнет.

– Чего вам дождик дался? – спросил один из них. – Поливайте огород, ничего и не засохнет.

– Огород-то я полью, а как трава покосная? Дождя не будет – трава сама не вырастет. Чего косить-то будем, зимой скотину, чем кормить?

– Леса еще сухие стоят. Пожар ни дай боже! Тайга загорит если, – не остановишь ее ничем, – тогда всем мало не покажется.

– Та не переживайте вы, – подхватила разговор старенькая бабушка. – Милхай пошаманит, будет вам дождь. Огороды ваши польет, и траву покосную, и лес.

– А ты почем все знаешь, старая?

– Да знаю я. Сколько живу, всегда после обряда дождь. Это такое благословение за молитвы наши, за почитание предков. Но только если правильно все сделать…

Тут появился Милхай с молодыми родственниками. Старики успокоились и перестали судачить. Уважали они Милхая и, несмотря на то, что он был моложе, совет с ним держали и сами у него советовались.

Антон и Лена поздоровались со всеми и прошли вслед за Шаманом. Во дворе, в самом центре горел костер, а позади стояли стулья и скамейки.

– На голову есть что надеть? – бросил вопросительно Милхай.

Лена достала платок, заранее приготовленный, и повязала на голову.

– Нету, забыл, – отрицательно мотнул Антон.

Шаман поднялся на веранду и через мгновение вернулся, подавая ему кепку.

– Ты голову не забывай в следующий раз, – заметил Милхай рассеянному родственнику. – Как к убору головному относишься, так и люди к тебе относятся. Если шапка твоя в ногах валяется, так и сам ты валяться будешь, и люди тебя не будут уважать.

– Зачем мне это надо? – попытался возражать Антон.

– А ты слушай! – поправила его старая бурятка. – По нашей земле, поди, ходишь. Раз приехал сюда, так делай то, что тебе говорят. Антон сразу замолчал, надвинул кепку на голову и пошел за супругой.

– Вещи детей! – подсказал Шаман. – В руки их возьми. Лена вытащила две летние панамки: одну сына, а вторую дочери.

– Катя, сбегай в дом, посуду принеси, – позвала внучку Янжима.

– Баба, а что нужно?

– Там на столе на кухне, я все приготовила. Только не торопись, два-три раза лучше сходи, чтобы не разбить, – уточнила бабушка.

– Хорошо, сейчас. – Катя поднялась на крыльцо и вошла в дом.

– Ногами проводите над огнем, – Милхай показал как нужно сделать, и прошел вперед. Антон и Лена повторили за Шаманом.

– Здесь садитесь, – указал на место Милхай. Антон и Лена сели к костру спиной, лицом к выходу.

Милхай встал перед гостями в сторону ворот, налил водку в рюмку и начал молиться. Он обращался с благодарностью к Создателю, к пантеону Богов, к Духу огня, к первым предкам бурятского народа, к родовым: ко всем дедушкам и бабушкам.

Антон, хотя и был бурятом по крови, но к своему стыду языка не знал. Лишь некоторые фразы когда-то сохранились в его памяти. Лена же присутствовала на обрядах и запомнила последовательность, она общалась со старшими женщинами Рода. Именно они передавали мелкие нюансы и особенности: что нужно делать, как готовить, и по какому поводу.

Все родственные связи и истории хранились в самом надежном месте: в головах у местных бабушек и дедушек.

Милхай произносил молитву, упоминая Родовое место, имена Антона, Лены и их детей. Закончив, он выплескивал водку в сторону ворот. После все повторялось заново.

Катя вынесла посуду и продукты, расставила их на столе, а сама вернулась в дом.

Степан с мальчишками. Урок механики

Степан ковырялся в гараже со старым отцовским мотоциклом. Хороший повод показать его для Коли:

«Мужик в доме растет, – обязан в технике разбираться».

Зеленый Милхаевский «Урал», с коляской, стоял посередине помещения, бензобак у него был откручен и снят.

Степан перелил остатки бензина в другую емкость, а бак промыл водой.

– Папа, а зачем ты туда воды налил? – спросил Коля.

– Сейчас мы его будем чистить. А водой промыл – от бензина, чтобы он не бабахнул. Знаешь, какие пары опасные: если рванет, то никуда не спрячешься – и окна вылетят, и двери с петель по срывает. Так что вот.… Пропарить бы его сначала, а после почистить.

– А что потом?

– А потом карбюратор будем разбирать.

– Папа, что такое карбюратор, зачем он нужен? – смутился Коля. Он слез с табурета и подошел к отцу.

– Карбюратор – это деталь такая, служит она, чтобы бензин смешивать с воздухом и рабочим газом. Потом вся эта смесь подается в цилиндры, – указывал Степан. – В цилиндрах смесь загорается и толкает поршень, а он уже вращает коленвал и передает усилие на трансмиссию… – Степан увлекся объяснениями, позабыв, что сын его еще маленький и многого не понимает.

– Чего-то я не понял, папа, – в подтверждение отозвался Коля. – Почему «калёный вал»? – он шмыгнул носом и утерся грязной рукой.

– «Коленвал» правильно надо говорить, – поправил отец. – Похож он сильно на колено. Так коленвал этот передает вращение в коробку передач, а оттуда цепью на колеса, и мотоцикл едет, – опять увлекся объяснением Степан.

– Папа, я не понял ничего, – озадаченный Коля почесал лоб своей маленькой ладошкой. На его лице – под носом и на лбу красовались темные следы отработанного масла.

– Ладно, видишь вот эту штуку? – указал отец на зеленую емкость. – Это бензобак, отсюда топливо в карбюратор попадает, а дальше в двигатель. – Вот они. Бензин сгорает в двигателе, и дальше… – задумался Степан, а потом махнул рукой: – Ну, в общем, дальше колеса крутятся и мотоцикл едет. – Он не нашел ничего лучшего, как сократить объяснения, чтобы не запутать сына. – Теперь понятно? – с сомнением посмотрел.

– Понятно! – Коля просиял. Он был смышленым, и любил все переделать на свой лад.

– Тогда давай, повтори, что я тебе сказал! – напрягся отец, объясняя сыну.

– Ну, ты сказал… и я понял… – растерялся Коля.

– Чего?

– Мы в эту дырку бензина наливаем, а мотоцикл его кушает. Силы у него появляются, и он от этого едет!

– Да нет же…, на самом деле.… Ну, в общем.… Да, примерно, так оно и есть, – махнул рукой Степан. – «Пусть лучше так всё понимает, чем совсем никак».

Коля залез на табурет. На коленях его штанов были аккуратно пришиты заплатки. Любил он все исследовать, залазить везде, проверять. Каждый вечер он приходил домой чумазый и растрепанный. Одни глаза да зубы белые, да детская улыбка на лице.

Оюна понимала, – ругаться не имеет смысла. Хотя, порой, нервы у нее не выдерживали, и Коле попадало по первое число:

– Ты чего там делал? Весь измазался, всю одежу замарал… – строгим голосом спрашивала мама. – Хоть бы немножко меня пожалел, каждый день такие ворохи стираю.

Одежда у Коли не однажды зашивалась. В основном разрывались локти, коленки и рукава. А пуговицы, – так вовсе служили расходным материалом: ежедневно в детских играх и «уличных боях» сын отрывал по одной, две, а иногда по три. Как-то дошло дело до того, что все пуговицы он оторвал разом, некоторые даже «с корнем». На их месте зияли разлохмаченные дырки.

Куртка Колина была не новая, не единожды перешитая, еще и перелицованная, из плотной ткани, выгоревшая на солнце. От времени она разъехалась по швам и изрядно растрепалась. Давно уже просилась на покой, – в утиль. Когда-то, в своей далекой молодости еще сам дед ее носил. Потом на Степана перешили. Ну а после, по наследству, к Коле перешла.

Теперь же, когда все пуговицы закончились, а поездок никуда не намечалось, мама сделала реставрацию раритетной семейной вещи. На место пуговиц она пришила светлые веревочки. Отпорола цветную бахрому от старых портьерных штор и обрамила ею рукава у куртки и гачены у брюк. Теперь у Коли появилась обнова – на модных завязках. В такой можно и до осени доходить.

«Все равно сын подрастет к школе, и надо будет новые вещи покупать».

В обновленной куртке Коля стал походить на главного героя из фильма про индейцев. Не хватало только перьев в голову, для полноты картины. Деревенские ребята окружили Колю и начали рассматривать. Кто-то уважительно назвал его «индейцем». Вот так и проходило счастливое детство: в родительской любви и в дедовых обносках… Новых вещей у Коли не было почти.

«Зачем тратиться, если старое можно перешить!» – говорил Милхай, а Оюна его поддерживала. – «Пацан растет у нас – не девочка. В моих вещах доходит да в папкиных».

Оюна же так говорила про своего маленького сына:

«Дед носил – не сносил, отец носил – не сносил, а на мне все как на огне горит!» – Уж больно шустрый был малый.

Степан с Колей так увлеклись разговором и не заметили, как из-под полога от входной двери высунулась чернявая голова. – Это был Колин друг – Дима.

– Здрасьте, дядя Степа! – громко поздоровался он.

Степан аж вздрогнул от неожиданности, а Коля чуть не упал с табурета.

– Ну ты даешь, Димон! Предупреждай хоть, когда идешь, а то так заикой можно – остаться. – Коля схватился за сердце, да не с той стороны, – с правой. – Ты как шпион подкрадываешься!

– Привет, Дима, как дела? – поздоровался Степан.

– Нормально, дядя Степа. Хотел, вот, Колю на улицу позвать.

– Ну, проходи, раз уже пришел. А мы тут мотоцикл разобрали. Садись вон на кресло, – продолжил Степан. Он отставил бензобак в сторону. – Завтра с дядей Андреем свозим в кочегарку, пропарим, а потом уже почистим.

– Дядя Степа, а зачем бензобак чистить, он же у вас не грязный. «Ур-ал», – с натугой прочитал Дима стертую от времени надпись.

– Понимаешь, бензобак работает, когда он чистый изнутри. – Степан смахнул металлическую стружку с верстака и продолжил рассказывать. – Если в нем грязь появилась, она может в карбюратор попасть и жиклеры забить.

– А что тогда будет? – вежливо спросил Дима, не понимая, о чем идет разговор.

– Тогда бензин в мотор не потечет, мотоцикл заглохнет и не поедет.

– Ка… карбюратор, правильно? Это что такое? – с удивлением спросил Дима.

– Вон та железка, видишь, на моторе стоит, – показал Коля со знанием дела. – Двигатель у мотоцикла бензин кушает с маслом и нас везет.

– Масло? Да ты шутишь, что ли? Это из той бутылки? – Дима показал на стеклянную посудину, заполненную золотистой жидкостью. – Мы его в сковородку льем, когда картошку жарим, оно еще семечками пахнет.

– Димон, ты чё? Сам-то подумай! Зачем тебе голова на плечах, шапку на ней носить, что ли? Масло в картошку – подсолнечное, – оно из подсолнуха делается. А в мотор минеральное масло заливается.

– Так если минеральное, значит, оно из минералов? – Дима попытался включить свою мальчишескую логику. – Минералы, они же твердые, а масло жидкое. – Он учил природоведение и точно об этом знал.

– Из каких таких твердых минералов, – садовая твоя голова? Ты сперва подумай, а потом уже говори! – Коля начал входить в раж.

– Из нефти оно производится, на большом заводе, – вмешался в разговор Степан. – Нефть из скважин добывают, из-под земли, потом по трубопроводу перекачивают на завод. И уже на заводе из нее получают разные продукты. А бутылка действительно из-под масла подсолнечного. Вон даже этикетка сохранилась.

– Дядя Степа, а скажите, какие продукты получаются из нефти? – начал ерзать Дима на стареньком кресле.

– Какие?.. – Ну, вот бензин, например, разных сортов. Дизельное топливо в трактор, мазут нам на котельную, чтобы школу обогревать с детсадом, битум вязкий, гудроном еще называется, его в асфальт добавляют, чтоб на дороги укладывать.

– А мы гудрон жевали с Колей! – похвастался Дима. – Он как сера, только горький.

– Да? Правда, что ли?

– Ага, – переглянулись пацаны, не зная, какая реакция последует.

– Ладно, не буду вас ругать. Было дело, я и сам его жевал, когда маленький был, – улыбнулся Степан, вспоминая свое детство. – Только не надо так больше делать.

– Дядя Степа, а что еще из нефти делают?

– Еще из нефти химию делают промышленную и бытовую: полимеры, пластмассы, препараты разные медицинские, духи, парфюмерию.

– И даже духи?! – удивился Дима.

– Это как можно? А зачем тогда шаманы нужны, если духи из нефти получаются? – он слышал от родителей, что Колин дед с Духами общается.

– Да нет же, – ответил ему Степан. За разговорами с ребятами он увлекся и позабыл про мотоцикл. – Из нефти делают духи, которые твоя мама покупает в магазине, чтобы на одежду брызгать и хорошо пахнуть. Духи, одеколоны, дезодоранты и другую парфюмерию.

– Интересно, это как? Из какой-то нефти и так всего много! Я по телевизору видел, как ее добывают. Она как черное жидкое масло, воняет еще, наверное. А духи с одеколоном – чистые и пахнут хорошо! – удивился Дима. – Вы, дядя Степа, так рассказываете, как будто сами там работали.

– Мой папа и не только про это знает, – гордо заявил Коля.

– У нас везде родственники есть. Один из них приезжает на обряд, из другого города. Он на комбинате работает, где нефть перерабатывают. От него-то я и узнал все, – Степану нравилось рассказывать мальчишкам. – Все на сегодня. Поздно уже, – завтра доделаем, – Степан поднялся, обтер руки ветошью, собрал инструмент и вышел во двор. Коля с Димой последовали за ним.