Kitabı oxu: «Анталион», səhifə 3

Я пытаюсь как можно тише зайти в комнату, чтобы не разбудить, Ника, но он и не спал.

– Лив? – тихий голос брата заставляет меня вздрогнуть.

– Лив, как ты? Я тебя жду.

Ник застает меня врасплох:

– Почему ты ещё не спишь?

– Ну… Лив, ты, правда, пойдёшь на службу?

– Ник, нам некуда вернуться, у нас нет дома, только руины. Мы не можем жить здесь, но и позволить тебя отдать в приют я не могу!

– Лив, здесь все ненавидят военных. Все идут работать на завод после школы.

Я вижу в полумраке его огромные распахнутые глаза, которые с жалостью смотрят на меня.

– Ник, я тоже их не люблю, но завод это не самое лучшее решение. Я не смогу работая там заработать нам на жилье. Я хочу, чтобы у тебя всё было – и крыша над головой, и нормальная еда.

– Я переживаю за тебя, – совсем тихо произносит брат.

Для меня это становится таким же шоком, как и руины нашего дома. Я всегда была уверена, что он не любит меня, воспринимает как злобную няньку, которая раздражается на своего подопечного.

– Почему? – резко выпаливаю я. – Почему ты переживаешь обо мне?

– Потому что теперь всё свалилось на твои плечи. И я тоже.

– Ник, нет, не говори так. Мы семья и я буду заботиться о тебе до тех пор, пока ты сам не станешь самостоятельным и не пойдешь на работу.

Вдруг мои слова кажутся мне неискренними.

– Ник, – прерывая паузу, говорю я, – признаю, я была не готова к такому. К такому невозможно подготовиться, ни к смерти мамы, ни к руинам вместо дома, ни к младшему брату о котором заботишься как о собственном ребёнке, а тебе всего семь. Я злилась, но тогда не понимала что мама нужнее тебе, чем мне. А теперь я обязана о тебе позаботиться любой ценой, ради этого я готова на всё.

В полумраке тесной комнаты, сколько бы я не напрягала глаза, вглядываясь в то место, где лежал Ник, я так и не смогла понять, что же он почувствовал, услышав мои слова. Вместо искренних и тёплых слов поддержки, та правда, которую я ему сказала, прозвучала очень грубо, но слова уже произнесены. Всё что мне хочется сейчас это найти подход к брату, наладить с ним связь, утешить и понять его, а не отталкивать. Нужно извиниться за сказанное, но он опережает мои мысли:

– Я знаю, Лив, тебе было тогда тяжелее чем мне сейчас. Ты потеряла папу, а потом в доме появился чужой мужчина, потом исчез и появился я. Тебе было меньше чем мне сейчас, а мамы никогда не было рядом. Но я помню рядом с собой больше тебя, чем нашу маму. Ты во всех моих воспоминаниях. Я никогда не злился на тебя, я тебя очень люблю, Лив.

Когда я сказала что невозможно быть готовым к появлению брата, я ожидала, что плакать будет Ник, что эта фраза его ранит, но теперь плачу я.

– Лив, ну не надо.

Рука Ника робко поглаживает меня по голове, от чего начинаю плакать еще сильнее.

– Лив, – растянуто и робко зовет Ник, – Лив, не плачь.

– Прости меня за всё.

На большее меня не хватило. Стараясь сдержать всхлипы, я сжимаю зубы и продолжаю плакать. Я никак не в силах совладать со слезами, которые текут ручьями по моим щекам.

Поспать так и не получилось. Утром, от бессонной ночи, начала болеть голова. Выпив на завтрак бокал коричневой жижи, которую местные называют кофе, мы отправляемся в новую школу. Волнение и страх всё больше разрастаются с каждой минутой. Не столько за себя, сколько за брата. Спустившись в лифте на первый этаж мы всё так же пробираемся через мусор на полу. Ник спотыкается об очередной мешок с мусором, оставленный кем-то около двери. Полумрак коридора не даёт разглядеть, куда именно наступаешь.

Выйдя на улицу, мы несколько секунд щуримся от яркого солнечного света. Идти до школы недолго, но сама дорога проходит мимо старых расселенных бараков, чьи выломанные и выжженные окна, и просевшие крыши нагоняют страх. Петляя, дорога проходит между старыми строениями, с очень дурной славой, мимо которых, каждый день проходят подростки и дети. Впереди идущая тройка девчонок, заприметив нас, начинает поочередно оборачиваться.

– Что-то мне подсказывает, что я окажусь с ними в одном классе.

Ник ничего не ответив мне, лишь взглянул на их спины, и мы продолжили идти дальше молча.

Мрачные бараки закончились и на смену им начались снова высотки. Не так давно этот район был новым, люди съезжались сюда влекомые рекламой в поисках лучшей жизни, высоких зарплат и нового жилья. Уловка государства сработала: желающих оказалось так много, что квартир не хватало. Для тех, кому не хватило жилья – были построены бараки. Качество которых, показало себя сразу в первые дожди – крыши протекали, система вентиляции не работала, в комнатах в первый месяц появилась плесень и грибок, люди начали страдать от кашля. Постройка новых квартир задерживалась. Пришли первые морозы, на которые эти дома, видимо, не были рассчитаны. У поселенцев лопнуло терпение, и тогда случилась первая забастовка, которую успешно подавили. Но просьбы народа всё же были услышаны – через год ещё две высотки были достроены и люди расселены по новым квартирам. О сносе бараков никто не позаботился, со временем они стали пристанищем для тех, кто хотел обойти алкогольный запрет.

– Жутко будет ходить здесь одному без тебя. – Тихо шепчет Ник.

– Понимаю тебя. Я ходила в садик совсем одна, и мне тоже было страшно.

– Ты ходила в садик одна? – округляя глаза, переспрашивает Ник.

– Ага, родителям было некогда, и меня отправляли идти туда одну.

– Но до него далеко!

– Да, тогда мне эта дорога казалась бесконечной. Я помню, как заблудилась в первый раз. Расплакалась посреди дороги от страха и обиды.

– И что потом? – глаза Ника становятся еще больше.

– Потом ко мне подошел какой-то мальчик, он был меня старше – уже школьник. Спросил, почему я плачу и, не знаю как, он понял через мой плач, что мне нужно в садик, взял меня за руку отвел туда. Было очень страшно, – невольно улыбаюсь этому смутному воспоминанию, – незнакомый и такой взрослый по сравнению со мной мальчишка ведёт меня куда-то. Сейчас меня это пугает, но тогда мне стало спокойно рядом с ним, он довёл меня до дверей, помахал и ушёл.

– Ты его больше никогда не видела?

– Видела. Каждый день он шёл позади меня до садика, а потом сворачивал назад в сторону школы.

Я смеюсь над братом, который ко всему открыл рот. Смеясь, легонько прикрываю его.

– Кто он такой? Как его звали? – Ник тараторит с круглыми глазами уже от любопытства.

– Он же, наверное, в школу опаздывал!

– Не знаю, кто он, и как его звали.

– Как же так? Ты не спросила?

– Я стеснялась с ним разговаривать. Он казался мне таким взрослым тогда. Со временем я привыкла, что каждое утро я не одна иду, а потом он куда-то пропал.

– А сколько тебе было?

– Почти четыре года. Наверное, тот день единственное отчетливое воспоминание из моего детства.

Ник ошарашено смотрит на меня:

– Четыре года? Тебя отпустили идти одну?

– Мама тогда сказала, что не хочет тратить свое время на то, что ребёнок уже должен уметь делать сам.

Не дав Нику ничего на это сказать, я перебиваю его:

– А вот и школа.

Перед нами предстает тёмно-серое здание огромных размеров. Были дни, когда все классы были заполнены, а сейчас половина школы закрыта. Главе так удобнее – не нужно тратить деньги на ремонт, поэтому западная часть здания в ужасном состоянии – протекающая крыша сделала свое дело лучше, чем само время. Широкая лестница, ведущая в массивные двери школы уже начала зарастать сорняками. Мы проходим в просторный холл здания и подставляем наши коммуникаторы под сканер, ожидая пока наши данные загрузятся. В глубине души хочется, чтобы ничего не загрузилось, ни одного файла, и мы ушли, но грубый голос регистратора, рушит мою хрупкую надежду:

– Проходите.

Я просматриваю свое расписание в наручном проекторе – у нас с Ником разное количество учебных часов и совпадает только один перерыв.

– Ник, встретимся на третьем перерыве в обеденном корпусе, он как раз открывается в это время.

Ник послушно кивает головой и смотрит на меня с грустью:

– Удачи, Лив.

– И тебе, Ник. Всё будет хорошо, нужно потерпеть до перерыва и вновь увидимся.

Мы расходимся с Ником уже на втором этаже – он отправляется искать свою аудиторию, а я поднимаюсь на четвёртый этаж в поисках своей. Внутри школа оказывается ещё хуже, чем снаружи – из разбитых окон врываются сквозняки, облупившаяся краска и грязный пол создают впечатление, будто здание уже заброшено. Видимо, ремонт здесь делали в первый и последний раз, когда её построили. Хоть это проблема и моей предыдущей школы, внутри она все же была опрятнее. Найдя нужную аудиторию, толкаю деревянную дверь (не смотря на повсеместную модернизацию, школы и больницы в округах остались почти незатронутыми), дверь открывается со скрипом обнажая светлую аудиторию с облупившимися стенами и затертыми полами. Преподаватель, вяло взглянув на меня, кивает:

– Ты Томпсон?

– Да.

– Пройди на последний ряд, займи любое свободное место.

Он всё так же вяло взмахивает рукой в неопределенном направлении, я расцениваю это как сигнал того, что могу проходить.

В первом ряду я замечаю тех девчонок, что шли перед нами. Одна из них, с жёлтыми, как солома волосами, провожает меня заинтересованным взглядом, подперев рукой подбородок. Словно сонная кошка, осматривая меня с головы до ног, она всё шире открывала глаза от заинтересованности мной. Мысленно я прощаюсь с надеждой на спокойное окончание учебного года. Последний ряд аудитории практически пуст и я занимаю место у окна.

Вскоре лекция начинается, ставни на окнах опускаются, и включается проектор – один из немногих предметов, который не вяжется своим видом в данной обстановке. Проекция начинается как всегда с вида Анталиона – столицы нашего одноименного государства. После начинается показ главной военной академии столицы – бесконечные аллеи, огромные корпуса для тренировок, досуга, занятий и отдыха. Новейшая техника, оружие, здания и даже люди – всё это кажется художественным вымыслом. Разве может это всё сосуществовать в одном государстве вместе с тем, что находится за окном, рядом с которым я сижу?

Хвалебная часть про столицу заканчивается и начинается лекция про события шестидесятилетней давности. Тогда после долгих кровопролитий, наше государство воевало с соседними, пытаясь устроить там перевороты, силами местных военных. Самые прозорливые, примкнули к Анталиону первыми, но решили диктовать свои условия. Столице были крайне важны эти земли, для поставок вооружений для двух других округов. Территория была разорена: власть, что пыталась навязывать свои условия, и простые люди, что оказывали сопротивление столице – были уничтожены. Вскоре им был присвоен девятнадцатый номер. Так в составе нашего государства, сначала появился самый малонаселённый округ, а после присоединились ещё два округа – двадцатый и двадцать первый. Столица финансировала диверсантов и местных военных, что устранили действующую власть, тем самым не запачкав руки и формально оставаясь не причастными к переворотам в этих двух округах.

Преподаватель нудным голосом комментирует кадры с проектора, которые рассказывают о том, как мятежники из Анталиона, недовольные кровопролитием, устроенным в девятнадцатом округе, пытались свергнуть президента.

Столица, все средства и налоги вкладывала в финансирование разработок новейшего оружия, аналогов которого не было бы у других государств. Многие были недовольны таким раскладом. Даже те, кто жил в самой столице сытой жизнью, были не рады этому. Мятежники быстро поплатились за подобное кощунство.

Каждый год этой войне придается всё больше смысла и значения. Факт этого события преувеличивается, а празднования из года в год в этот день становятся всё пышнее. Но только в самой столице. В округах отмечался лишь один праздник – день присоединения округа к Анталиону. Празднование в столице можно было посмотреть по телевизору или прийти на главную площадь, чтобы посмотреть на праздник благодаря проекции. Всё это было сделано, чтобы вызвать патриотизм у населения, заставить их восхищаться величием собственного государства.

Сенат закатывал праздники, прикрываясь президентом. Выбирая его из года в год, они дали, таким образом, самим себе все полномочия для повышения налогов и увеличение финансирования армии. Следом последовала реформа по усложнению школьной программы и дальнейшего обучения после школы, чтобы население не думало ни о чём кроме своих насущных проблем – как заработать себе на еду и жильё. И как спастись от нового вируса, слухи, о котором, разрастались как грибы, пугали и будоражили воображение некоторых до сумасшествия.

Мама говорила, что болезнь протекает как тяжёлая форма воспаления легких – высокая температура, человек не мог дышать. Чаще всего болезнь заканчивалась летальным исходом, но если человек выздоравливал, то в худшем случае на лице и теле оставались некрасивые тёмно-фиолетовые пятна, и, ни о каком сумасшествии и речи быть не может. Но всегда найдутся фанатики, которые будут готовы растерзать человека, который смог выздороветь. По началу, всех переболевших травили и избивали, веря в то, что они безумны и могут наброситься в любой момент.

В последний год эпидемии разработанная вакцина спасла многие жизни, но это было в столице, в округ они поступили для военных. Для всех остальных был дефицит. Когда я пошла в школу, вакцина стала доступнее и для простых людей. Из-за эпидемии появились коммуникаторы, были отменены бумажные деньги, и был введен запрет на транспортное сообщение между округами, что стало на руку столице. Так контролировать людей стало ещё легче.

Как не странно, но всё это работало – многие поверили, что президент не знает об их проблемах, всё дело в сенаторах, которые скрывают правду от него. Что ж, президент, от которого так легко скрыть правду не должен им быть – истина понятная и ребёнку, но видимо истина сложнее, чем я думаю. За этими раздумьями меня застал врасплох чей-то звонкий голос:

– Привет!

Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь на звук голоса: на меня, улыбаясь, смотрит девушка с жёлтыми волосами. Её ясные голубые глаза, без тени стеснения осматривали моё лицо. Тёмные ресницы и брови, контрастировали с цветом её волос. Облокотившись на мою парту, она кокетливо поправляет волосы, нагло рассматривая меня. Видимо, она здесь главная красотка.

– Привет.

Отвечаю я, удивляясь тому, как она встала возле моей парты. И без того вверх натянутая юбка, задиралась до неприличия.

– О чём задумалась? – её вопросы, как и манеры не отличаются тактичностью.

– Лекция такая скучная, что в сон потянуло.

Я вру, даже не моргнув глазом. То, что о своих политических взглядах и размышлениях лучше стоит молчать, я усвоила с детства. Не смотря на жестокие меры правительства и военных по отношению к обычным людям, среди них находились те, кто поддерживал и оправдывал действия государства. Такие "патриоты" находились даже в заводских районах, где забастовки и протесты со временем стали будничным делом. Хотя лекция и, правда, скучная.

– Хах, это точно. Этот нар по-любому на чём-то тяжёлом сидит, – она начинает глупо хихикать, всё сильнее выгибая спину.

Понятия не имея, о чём она говорит, отвечаю:

– Меня зовут Оливия, – не нахожу ничего более умного для того, чтобы перевести тему, – но можно просто Лив.

– Я Рита. А это Стеф и Тамира.

Только теперь я замечаю двух девушек стоящих на две ступени ниже Риты. Она даже не стала разъяснять кто из них кто.

– Я Стефани.

Тихо и сдержанно представляется кареглазая брюнетка с короткой стрижкой, стоящая ближе к Рите. Её пухлые губы подведены тёмной помадой, цвет которой подчёркивает медный оттенок её кожи.

– А я Тамира, – тряхнув длинными тёмными волосами, взирает на меня высокая и широкоплечая девушка, – очень приятно познакомиться.

« Хоть у кого-то есть манеры», – думаю я. Не дав мне даже ответить им тем же, Рита меня перебивает:

– Куда ты будешь поступать, Оливия? – хитро посматривая на меня, Рита садится на мою парту. Длинные волосы Риты, подметающие поверхность столешницы, навеивали воспоминания о тех старых куклах с жёлтыми волосами и неестественной улыбкой. Она как непосредственный ребёнок, не смущаясь, заваливает незнакомого человека личными вопросами, будто знакома с ним множество лет.

– Хотела на медицинский факультет поступить, но теперь не знаю.

Сейчас, мне не пришлось лгать.

– А мы с девочками будем поступать в военную академию, – улыбаясь, вставляет Рита, – да, Стеф?

Стефани делает недовольное лицо и отводит глаза в сторону, не реагируя на обращение к себе.

– Потом экзамен сдадим и станем офицерами, будем в элитном отряде служить. Форма мне пойдёт. Капитаном стану, – Рита мечтательно тянет последнюю фразу.

– Давай с нами, ты хорошенькая, а хорошеньким проще пробиваться по карьерной лестнице. Зачем тебе этот медфакультет? Скука! – Рита притворно зевает на этом слове.

Такое количество информации ставит меня в тупик. Местные, не стесняясь, вслух заявляют о том, что будут поступать в военную академию, и предлагают поступить с ними незнакомому человеку? Нет никакой ненависти к военным? Или меня так проверяют?

– Я не узнаю, скука там или нет – у меня не получится туда поступить – нужно будет сразу искать работу после экзаменов.

Мне не приходит в голову для ответа ничего кроме правды. Я не знаю, что именно от меня хотят услышать, поэтому решаю не выкладывать всё сразу, но и врать безрассудно.

– И куда же ты собралась идти работать? Не на завод ли? – Рита начинает громко смеяться, Тамира глядя на неё, издаёт неуверенный смешок.

– Брось, там работают одни неудачники, которые не смогли выбиться в люди. – Она откидывает волосы, свысока оглядывая аудиторию.

Я замечаю, как некоторые с раздражением на неё смотрят. Их можно понять – у многих все родные работают там.

– Лив, надо пользоваться шансами, которые тебе дала жизнь, – обводя указательным пальцем своё лицо, щебечет Рита, – времени у тебя мало для раздумий, так что решай, кем ты будешь в этой жизни.

Я не понимаю, про что она говорит. Какой шанс дала мне жизнь? Снаряд, попавший в наш дом – это и есть тот самый шанс? Чувствую, как начинаю злиться от её бестолковой болтовни.

– На самом деле здесь многие мечтают начать другую жизнь, хотя корчат из себя мятежников и бунтарей готовых идти против системы. Но это глупо. Разве работая на двух работах, ты идёшь против системы? Нет, конечно, это невозможно сделать. Так только становятся частью системы.

Она вновь отбрасывает волосы, и, самоуверенно улыбаясь, смотрит на меня сверху вниз.

– Давай к нам, что ты здесь одна сидишь.

Рита спрыгивает с парты, за которой я сижу, и хватает мой рюкзак.

– Но в первых рядах нет мест, – пытаюсь возразить я, вцепившись в свою тетрадь, и беспомощно глядя на то, как она бесцеремонно и ловко собирает мои вещи.

– Сейчас освободится, – улыбается она, – сядешь за мной. Идём.

Мы спускаемся по проходу, я иду вслед за Ритой, раздумывая о её словах. В чём-то она права – как можно идти против системы, если ты одна из шестерёнок этой системы у которой две, а то и более, работы? Тебе даже некогда раздумывать о том какую роль ты занимаешь в этой жизни, зарабатывая на еду и оплату жилья. Не военные – шестерёнки механизма, поддерживающие политический строй государства, а обычные люди, которым даже некогда задуматься о собственной судьбе.

«Неужели я приняла её точку зрения, послушав её несколько минут?»

Рита останавливается возле парты рыжеволосой девушки. Ее длинные волосы паклями падают на лицо землистого цвета, неумело замазанное дешевым кремом, в попытках скрыть фиолетовые пятна после болезни.

– Эй, ты, собирай вещи.

– Рита… – пытаюсь вмешаться я.

– Нет, Лив, подожди. Эй, Траведи, вставай, говорю тебе.

Траведи сверлит взглядом Риту, но не возражает ей, и начинает собирать свои вещи, одаривая меня взглядом полным ненависти. Поднимаясь из-за парты, она что-то злобно говорит, на что Рита лишь закатывает глаза. Нужно будет извиниться перед этой девушкой на перерыве.

– Вот и всё, – Рита покровительственно кладет мой рюкзак, учебник и тетрадь на парту, – теперь мне будет приятно оборачиваться. Она вновь хохочет.

– А где преподаватель? – я смотрю на время в своем коммуникаторе.

– Уже как десять минут назад должно было начаться занятие.

– Хорошо если она вообще придёт, – улыбаясь, отвечает теперь уже мой сосед справа, – она очень занятая женщина.

Теперь начинают смеяться все, кто сидел рядом.

– Я Рик, кстати. – Улыбаясь, отвечает светловолосый парень с веснушками.

– А это, – махнув рукой в сторону своего соседа справа, – это Эмиль.

Эмиль поднимает, молча руку в знак приветствия.

– Я – Лив. Очень приятно.

Хотя теперь мне совсем неприятно, кажется, я ввязалась не в самую лучшую компанию. Мысленно я ругаю себя за то, что растерялась от действий Риты – нельзя было ей позволять трогать мои вещи и прогонять Траведи с её места.

Не успеваю сесть на свое новое место, как Рита уже поворачивается ко мне с новым вопросом:

– Лив, а мы тебя видели, когда шли в школу. Кто это с тобой был? Младший брат, да?

Теперь у меня и личного пространства не осталось.

– Да. Ник, ему десять.

– Вы ведь в центре жили? Почему переехали? Как тебе у нас? – она подпирает подбородок ладонью, глядя на меня снизу вверх.

Краем глаза замечаю, что мои новые знакомые с интересом наблюдают за мной, ожидая ответа.

– Не совсем в центре, а рядом…

– Рядом с тем элитным районом? – восторженно перебивает меня Рита.

– С ума сойти! Как оттуда вообще можно переехать?

– Нет, он в восточной части, на возвышении, а мы…

– О, я там как-то раз была! – она восторженно и громко расхваливает бывший элитный район, который ныне почти мало заселён.

На время я перестаю слушать хвалебную оду Риты.

– Обязательно куплю там дом, когда стану капитаном! – продолжает щебетать она, периодически глупо хихикая и стреляя глазами в сторону Рика.

– Вот еще чего, – он подает голос, – я буду капитаном.

– Нет, – в Рика летит тетрадь, – я буду лучше смотреться в форме! Капитан Рита Моррис звучит, а капитан Рик Нэрелл звучит как полный отстой! – она уворачивается от собственной тетради, которую бросил обратно в неё Рик.

– Что за фамилия вообще такая? – теперь Рита уворачивается ещё и от тетради Рика.

– Ты никогда не поступишь в академию. Ты даже попасть не можешь с такого близкого расстояния, а собрался в капитаны!

Рик вскакивает со своего места, но Рита оказывается проворнее: она дразнит Рика, уворачиваясь от него, и при этом остается на расстоянии вытянутой руки.

– Они всегда так себя ведут, – раздается тихий голос слева от меня, – Стефани – я успела забыть о ней.

Она устало наблюдает за ними:

– У них это что-то вроде разминки перед тренировкой. Рита говорит, что так развивает быстроту реакции.

«Звучит абсурдно», – думаю я.

В это время Рита и Рик сместились ближе к столу преподавателя. У Рика пока так и не получилось схватить её. Я начинаю с интересом наблюдать за их странной игрой, в которой Рик явно проигрывает.

– Так почему вы переехали? Проблемы с жильем? – я опять забыла о своей соседке.

– Нет. – Я молчу какое-то время, собираясь с силами, чтобы произнести это вслух.

– На наш район упали несколько снарядов. Один из них попал в наш дом, в то время когда мама была там. Она погибла.

Я снова делаю паузу.

– Теперь мы живем здесь у тёти.

– О, Лив. Мне так жаль. Прости. – Голос Стеф стал ещё тише.

– Все нормально.

Я усиленно пытаюсь что-то разглядеть в своей тетради, опуская голову всё ниже, лишь бы никто не увидел моего лица. Визг Риты заставляет меня поднять глаза. Их игра в догонялки закончилась победой Рика. Стискивая Риту в своих объятьях, Рик незаметно пытался зарыться лицом в её длинные волосы, а его руки тянулись к её груди. Как бы громко Рита не верещала – она так и не убрала руки Рика со своей груди, давая им вволю трогать себя. Теперь для меня становится слишком явно: эти двое уже давно вместе и не стесняются перед другими своих чувств.

– Рик, а ну отпусти! – верещит протяжно Рита, пытаясь освободиться от его объятий:

– Отпусти, говорю тебе!

В этот момент дверь открывается и в аудиторию входит низкого роста женщина в помятом костюме. Не замечая никого вокруг, быстрым шагом проходит к кафедре. Раскрасневшаяся парочка срывается на свои места. Рита подмигивает мне, садясь за свою парту, я никак не реагирую на неё. Преподаватель без приветствия и предисловий начинает писать уравнения, коротко комментируя свои действия. Я уже знаю эту тему, но все равно пишу лекцию. Опустив голову ниже, я прячу лицо: за волосами не видно моих глаз соседям по ряду.

Я оградилась от случившегося, воспринимала всё как зритель со стороны, а теперь, сказав об это вслух, мне становится больно. Мама мертва. Для боли аудитория набитая подростками не подходящее место.

Посматривая на экран коммуникатора, я считаю минуты, до начала большого перерыва. Наконец коммуникатор показывает желанное для меня время, и я начинаю складывать вещи. Первая убегаю из аудитории, чтобы никто не успел со мной заговорить – сейчас мне хочется этого меньше всего. Пробежав почти весь коридор, понимаю, что понятия не имею, где находится столовая в этой школе. Пристроившись за компанией из другого класса, спускаюсь за ними на второй этаж, петляя по коридору, оказываюсь в столовой. Огромное помещение, залитое солнечным светом, в котором словно рой гудят голоса детей. Долго ищу глазами Ника и нахожу его в окружении его новых одноклассников. Заметив меня, он отходит от них, помахав мне рукой. Если у него появятся друзья в этой школе, то мне будет спокойнее.

Получив обеды, мы стараемся найти место, где можно было бы поговорить наедине. Находим стол в самом дальнем углу и ускоряем шаг.

– Как у тебя первые занятия прошли? – на ходу спрашиваю я Ника.

– Всё хорошо. Все оказались довольно дружелюбными. А у тебя как первый день прошел?

От этого вопроса я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что из рядом нет никого из класса.

– А у меня слишком «дружелюбные» одноклассники.

Ник вопросительно поднимает на меня глаза, оторвавшись от сэндвича. От ворвавшихся младшеклассников в столовой воцаряется шум. Идея объединить старшие и младшие классы в одной школе – плохая, но когда количество школ на весь город сокращается до двух зданий – выбора не остается. Стараюсь говорить громче и одновременно оглядываюсь по сторонам – не подслушивает ли кто нас. Быстро, опустив все излишние подробности, рассказываю брату происшествие с Траведи и то, как Рита пригласила поступать с ними.

– Может тебе стоит попробовать поступить с ними? С кем-то легче подготовится, чем одной. Если ты еще не передумала на счет поступления. – После паузы добавляет он.

– Не знаю. Не уверена после случая с Траведи, что мне нужна их компания.

– Может у них были на то причины?

Задумчиво мотаю головой:

– Нет, я не спросила.

И правда, я даже не поинтересовалась ни у кого, в чём причина такой неприязни Риты к Траведи.

– Все равно это очень некрасивый поступок.

– Ты права, но если они готовятся поступать, то тебе лучше с ними подружиться. Экзамен нелегко сдать.

Я протягиваю Нику свой сэндвич.

– Я свой уже съел.

– Съешь и мой сэндвич. У меня сейчас нет аппетита.

Какое-то время Ник колеблется, смотря на мой «обед», но всё же забирает. Я беру себе оставшийся от моего обеда батончик, хотя знаю, что даже еще один сэндвич – это мало для Ника. Мне нужно поступить любой ценой и, пожалуй, ради этого можно перетерпеть любое общество. Но Траведи нужно обязательно отыскать и извиниться перед ней. Чувство вины за своё бездействие так и не отпустило меня.

Ник весело и воодушевленно рассказывает о своём новом классе и первый день в другой школе, что не обращает внимания на шум и суету вокруг нас. Во мне начинает теплиться надежда, что всё когда-нибудь наладится.

– Ну, я побежал, мне ещё аудиторию нужно найти.

Помахав мне рукой, он протискивается через толпу старшеклассников и исчезает в дверном проеме.

Я неохотно встаю из-за стола, как тут же меня сбивает с ног какая-то девушка. Подняв голову, вижу знакомую одежду и волосы.

– Эй, Траведи, подожди! – Я, отряхиваясь, пытаюсь ее догнать.

– Траведи! – Она все же оборачивается на мой голос.

– Я хотела извиниться перед тобой за то, что заняла твое место. Я не хотела…

– Да пошла ты!

Она бросает мне вслед ещё какое-то ругательство, но её речь тонет в шуме голосов.

В замешательстве я остаюсь стоять, мешая другим пройти. Меня то и дело задевают выходящие из столовой. Чья-то рука на моем плече заставляет меня вздрогнуть.

– Эй, Лив, ты чего здесь стоишь?

– Рик? – Оглядываясь, замечаю еще и Эмиля. – Не заметила вас.

За плечом Рика маячит Эмиль, обеспокоенно смотря на меня:

– Я увидел, как Траведи сбила тебя с ног. С тобой всё нормально?

– Я хотела перед ней извиниться. Но она разозлилась почему-то.

Рик сочувственно смотрит на меня.

– Слушай, – с паузой продолжает он, – не говори Рите, что разговаривала с Траведи, если не хочешь себе нажить врага. Между ними не очень отношения.

– Я бы сказал, что они ненавидят друг друга, – ухмыльнувшись, вставляет Эмиль.

– Да в чём дело? Объясните мне нормально.

– Длинная история.

– Если вкратце, – перебивает друга Рик, – то Траведи ненавидела Риту и натравливала против нее почти весь класс. После болезни Траведи все обернулось против неё же – от Траведи отвернулись почти все.

Мы медленно идём по коридору позволяя обгонять себя.

– Поэтому не говори Рите, что ты пыталась подружиться с её врагом.

– Во-первых, я не знала, что между ними происходило, во-вторых, это не было «попыткой подружиться».

– Ну, я тебя предупредил.

Рик спокойно отреагировал на мой раздражённый ответ и, прибавив шаг, они с Эмилем быстро теряются в заполненном людьми коридоре.

Если они думают, что я испугаюсь Риты, то ошибаются. Я не знала ничего об их конфликте и мои извинения не означают, что я решила подружиться с Траведи. С твёрдым решением поговорить теперь с Ритой, чтобы мне это не принесло, я ускоряю шаг в надежде встретить ее в аудитории, как вдруг, будто услышав мои мысли, в толпе вижу Риту, размахивающую рукой в надежде привлечь мое внимание.

– Лив! Я уже думала, что ты меня никогда не заметишь, – смеётся она.

– Рита, мне нужно с тобой поговорить наедине.

– Идём.

Рита ловко лавирует в толпе, не оглядываясь на меня, быстро добирается до лестницы и пропадает из моего поля зрения.

Протискиваясь сквозь неспешащих ровесников, я подбираю в своей голове слова. Я вызвалась поговорить с ней, а сама даже не представляю что сказать. Нужно скрасить то, что я хотела сказать напрямую, сделать так, чтобы это не сошло за грубость. Рита проходит выход на четвертый этаж и быстро поднимается выше по лестнице. Догоняю её, уже поднявшись на пятый этаж: