Kitabı oxu: «Конвой»
Предисловие
Конвой! Как много в этом слове…
В 90-е годы эту функцию от внутренних войск передали Минюсту.
Все меньше и меньше остается тех воинов-ВВшников, кто помнит это необыкновенное время. Именно им хочется посвятить данные воспоминания. Многие увидят в них что-то из своей службы, вспомнят былое.
Уверен, что абсолютное большинство людей при слове «конвой» могут представить хмурые лица охранников с ружьём и их «подопечных» – зэков, ЗК, осуждЁнных, осУжденных, кому как нравится.
Но это не совсем так. Конвой – это широкое понятие. Конвой – это жизнь, это состояние души, это тяжелая служба с бессонными ночами и опасностями, это армейское братство. Это незабываемые факты, в которых всегда находилось место оптимизму и юмору.
Мало, кто знает, что конвойные подразделения в основном находились вдали от шума городского. Чаще всего это были небольшие богом забытые поселки, где население делилось на несколько категорий – сидел, сидит, будет сидеть, сотрудники зоны и военнослужащие внутренних войск. Именно в таких поселениях и родилась поговорка: «Раньше жил напротив зоны, теперь – напротив дома!»
Военный городок – это чаще всего старая пошарпанная казарма и небольшая территория, на которой удивительным образом помещались плац, котельная, свинарник, учебные городки, гараж…
И, не смотря на это, каждый, кто служил в конвое, может совершенно искренне сказать: «Конвойник –это звучит гордо!»
Интересен факт, что вся дальнейшая служба, в каких бы подразделениях, частях и соединениях бы она не проходила, делила офицеров ипрапорщиков на две категории «конвойник» или «неконвойник»! К последним конвойники относились с неприязнью и с недоверием.
Моя служба продолжалась более тридцати лет. Все было – многие годы в «горячих точках» в составе оперативных частей, и охрана важных государственных объектов, и милицейские (специальные моторизованные) воинские части, даже педагогическая деятельность в военном училище, но конвой…
Шокирующий конвойный дебют
Моя служба в конвое имела все шансы не заладиться с самого начала. И к этому выводу располагали все события первых дней офицерской службы.
Итак, все по порядку. В теплое августовское утро в начале 80-х я прибыл в один из областных центров. В глазах местных граждан новую офицерскую форму с золотыми погонами несколько портила моя сильно хромающая нога в сапоге по причине потертости. Этот факт не замедлил «оценить» командир полка, который с прямотой человека «кавказской национальности» (к которой он и относился) спросил: «А Вы откуда и зачем такой красивый к нам припрыгали? Служить, наверное, также будете попрыгунчиком!» На мой очень убедительный и аргументированный ответ «Никак нет», – он, не сильно уважительно теребя мою, как мне казалось, гордость – «красный» диплом – сказал: «Знаю я Вас отличников, сплошные проблемы. Не будет никакого толку. Однозначно». Внутренне восстав, я решил промолчать, потому что как это опровергнуть я не знал, да и уже немного опасался.
В этот день моя дальнейшая судьба оставалась в тумане, т.к. нам было предписано явиться на следующий день утром по причине прибытия нового начальника политотдела, который и должен был распределить новоявленных замполитов по подразделениям.
Прибыв в гостиницу и расположившись в номере с видом на красивый памятник, я ненадолго прилег, чтобы проанализировать первую встречу с человеком, от которого на годы будет зависеть моя судьба. Желудок требовал не мыслей, а еды! Поэтому вечером решил спуститься в ресторан чисто перекусить и ни-ни. У входа в сие питейное заведение я встретил остановившихся здесь же несколько выпускников наших ввшных училищ, в том числе и однокашников. Пока мы здоровались и знакомились, подъехал еще один лейтенант, у которого за спиной уже был день службы в должности взводного. Он с гордым видом опытного вояки громко произнес: «Чего боимся, салабоны! Заходим, не стесняемся».
В ресторане было много народу, поэтому сесть всем вместе не удалось. Мы с «опытным» расположились за столиком с семейной парой. Сначала они тихонько говорили о своем, а мы о своем. Уже после пары тостов наш неподготовленный к спиртному в стенах военного училища организм потребовал знакомства с соседями по столику с целью воспитания у них чувства патриотизма, любви к армии и готовности в любой момент встать на защиту нашей необъятной Родины. Для начала мы познакомились с мужчиной, предварительно выяснив, не косил ли он от армии. Узнав, что не косил, возгордились за него и предложили высокопарный тост, который мы выпили вдвоем, так наши соседи по столику были с дороги, устали и просто ужинали, ограничиваясь из напитков чаем. Пока они доедали, успели услышать от нас истории опытных конвойников, а мы от них – пожелания успешной службы. На том и расстались. Чувство ответственности за завтрашний день остановило нас от продолжения банкета, и я прибыл в свой гостиничный номер отдыхать к священной для правоверных членов партии и комсомола программе «Время». Убедившись в продолжающихся успехах в строительстве социализма и непрекращающихся происках проклятых империалистов, я быстро заснул в полной готовности дать врагам отпор в любой момент.
Утром я прибыл к кабинету начальника политотдела. Вскоре подошли еще трое, и майор-кадровик пригласил нас всех в кабинет. Я бодро строевым шагом вошел, приложил руку к головному убору и собрался установленным уставом образом представиться старшему начальнику. У окна в майорских погонах стоял вчерашний сосед по столику в ресторане. Речь у меня отказала, рука не опускалась, ноги не двигались. Сзади меня настойчиво пытался подвинуть «бывалый», шепча: «Сдох, что ли?». Немного придя в сознание, но без восстановления речи и опускания руки, я молча сделал шаг вправо. Мой товарищ также бодро вошел и повторил все мои действия, связанные с утратой некоторых функций организма. Нам было предложено присесть, а остальным подождать. Не знаю, что думал в этот момент собрат по несчастью, но я отчетливо вспомнил тему политзанятий, которую проводил на войсковой стажировке с «дембелями»: «Служба закончится. Что дальше?» Я был абсолютно уверен, что эта тема – мое ближайшее будущее.
Начальник политотдела больше часа беседовал с нами, не подавая даже намека на вчерашнее оригинальное знакомство. Мы терялись в догадках. Забегая вперед, скажу, что причина оказалась проста. Но о ней удалось узнать только через много лет. Оказывается, не мы первые попали в подобную ситуацию. И начПО в лейтенантские годы оказался не исключением. Да и наши патриотические лозунги (тосты) в ресторане и преданность Родине, погонам и конвою сыграли немаловажную роль.
В общем, повезло.
На строгий режим
Меня распределили замполитом отдельно дислоцированной роты по охране колонии строгого режима. Подразделение находилось в поселке в нескольких десятках километров от штаба полка. Представлять меня вез лично начальник политотдела. Перед убытием я был вызван к комполка на инструктаж, где ожидал услышать самое главное о предстоящей работе. Так оно и получилось. Не успев зайти к нему в кабинет, я услышал это главное: «Слушай, лейтенант! Рота развалена! Все твои предшественники на этом посту были сняты с должности. Последнего изгонят сегодня. В поселке на танцы не ходить. Водку не пить. «Макли» (поделки осужденных: ручки из оргстекла, выкидные расчески и т.д.) в зоне не брать, а то тебя спалят. Все, свободен».
Вдохновленный добрым напутствием полководца, я сел в уазик к начальнику политотдела, и машина повезла меня в неизвестность. «Макли» и водка меня не беспокоили, а вот снятые все предшественники и запрет на танцы в поселковом клубе глубоко запали в душу.
По пути я осматривал окрестности. Сердце наливалось гордостью. Справа протянулось известное промышленное предприятие, следом за ним усадьба великого русского писателя, далее райцентр, на заводах которого родился известный на весь Союз метод социалистического соревнования. Я был счастлив тем, что мне повезло попасть служить в оазис социализма, притронуться к истории страны, победам в труде. Да и населенный пункт, в котором мне предстояло прожить и прослужить ближайшие годы, носил название, не позволяющее усомниться в победе мирового коммунизма.
Последний десяток километров пути значительно уменьшил мое эстетическое наслаждение. Заброшенные шахты, покосившиеся дома, разбитые дороги, народ, не испытывающий оптимизма…
Зато въезд в поселок сразу порадовал. Прямо – зона, справа – местный клуб и рота, слева – почта и магазин. Что еще надо конвойному офицеру для нормальной службы? Несколько нетрезвых средь белого дня граждан пейзажа не портили, а лишь добавляли колорита.
«Валюта" из зоны
Макли – так назывались зэковские поделки. Это своего рода народное зоновское творчество. Наиболее популярными из них были выкидные ножи и расчески, ручки из оргстекла, открывалки для стеклянных бутылок, охотничьи и перочинные ножи и т.д. Макли могли быть и высокохудожественным творчеством: картины, гобелены, чеканки, а также красиво выгравированные или расписанные предметы основного производства исправительно-трудовой колонии. Среди них были кастрюли, сковородки, самовары, рабочий инструмент и даже лопаты с тяпками.
Макли выполняли на зоне и за ее пределами роль валюты. На них можно было купить чай, продукты, рабочую одежду и даже определенные льготы. Если знали, что ты работаешь в зоне или охраняешь ее, то и в различных организациях за «макли» можно было добыть что угодно: доски, металл, асфальт, краску, цемент, стекло, бензин и даже дефицитные большие портреты Членов Политбюро. Но и, естественно, оценка любой проверки и комиссии в немалой степени зависела от «даров зоны» проверяющим.
Если офицеры и прапорщики имели возможность найти поделки в ходе обыска или взять у зэков в обмен на какие-то послабления, то солдат мог их добыть только через неслужебные связи с осужденными. Эти связи они, не имея доступ непосредственно на зону, могли осуществлять только через вышки, где несли службу. Как правило, это выражалось бросанием в зону денег, маленьких пузырьков одеколона, которые воины перед заступлением в караул прятали в сапоги или трусы. В ответ прилетали «макли». Солдаты прятали трофеи в укромных местах на территории военного городка. Наличие поделок в первую очередь свидетельствовало о преступных контактах военнослужащих с зэками. Поэтому главной задачей было найти места хранения маклей и перекрыть возможности их приобретения.
В один из первых дней я и занялся этим поиском. Начал с чердака казармы. Пол этого чердака был почему-то засыпан землей(?!). Поиск относительно быстро принес результаты. Воины, не утруждая себя фантазией, просто прятали все в эту землю, запоминая примерно место. Я набрал целый мешок и доложил начальнику штаба полка. Он несколько раз меня переспросил, уточняя размер мешка. Потом подполковник, все-таки поверив, что мешок из-под картошки, сказал: «Не выпускай мешок из виду! Я скоро буду!» Не прошло и часа, как уазик с начальником штаба был в моей роте. Я поразился, как же он за такое малое время проехал значительное расстояние. Забрав мешок, он сказал: «Давай разбирайся, переверни все и сразу докладывай мне, больше никому! Я скоро приеду на расследование». Прошло пара недель, но ни подполковника, ни расследования». Я ему звоню и прямо спрашиваю: «Товарищ подполковник! Вы скоро приедете расследовать?» Он спрашивает: «Расследовать что?» Я: «По поводу мешка с маклями». Он: «Какой мешок? Какие макли?». Я спросил разрешения повесить трубку. Только спустя какое-то время я понял свою ошибку. Из-за моей неопытности рота лишилась стольких возможностей для приобретения материалов на ремонт и оформление казармы и военного городка. Ушел целый мешок «валюты». Можно сказать, я пережил дефолт.
Хотя главное было положительным: за короткий срок были перекрыты все пути для неслужебных связей солдат с зэками.
Для этого во время командировки в столицу нашей Родины я приобрел подзорную трубу, с которой не расставался. Все воины знали, что в любой момент они на контроле. Но однажды меня за этим занятием застал проверяющий из Москвы. Он сказал, что я бездельник, негодяй и трубой заменил всю работу. После еще нескольких сотен нелестных и громких слов с «оценкой» моего труда подзорная труба прекратила свой путь борьбы с преступностью, а мне был обещан «славный» боевой путь моих предшественников- «карьеристов».
Конвой против американского империализма
Как-то по радиостанции пришло распоряжение провести митинг, посвященный заявлению генерального секретаря ЦК КПСС, где он осуждал какие-то происки американского империализма. Я, как неопытный политработник, принял это распоряжение, как очень важное и ответственное. На тот момент мне было еще неведомо, что большинство распоряжений формальны, и об их выполнении можно доложить простой отпиской, не утруждая себя выполнением. В крайнем случае, можно было что-нибудь изобразить в Ленинской комнате. Но это было позже.
А сейчас я начал готовиться очень серьезно. На массовый поток было запущено производство транспарантов с обличающими лозунгами, большими портретами Членов Политбюро и призывами типа: «Ответим на заявление Ю.В. Андропова бдительностью, высокой боевой готовностью, честность, неподкупностью…» В общем, всем, чем мы можем навредить проклятым империалистам.
Всем офицерам и прапорщикам было приказано привести мужей, жен, тестей, тещ, свекров и свекровей, соседей, знакомых… Отговорки о рабочем дне не проходили. Серьезность момента требовала полной поселковой мобилизации.
В назначенный момент на территории военного городка собрались сотни людей. Поскольку городок когда-то и кем-то был спланирован «гениально» и на три четверти состоял из спортивного городка, то многие расположились, на брусьях, конях, козлах. Сооруженная зэками ночью деревянная трибуна была обтянута красной материей с важным призывом. На ней, кроме меня, собрался весь цвет поселка: директор клуба, заведующие магазином, столовой и почты, ветеран войны и «кум» с зоны. Были еще достойные люди, но трибуна могла рухнуть в любой момент. Не все из присутствующих были трезвы. К ним для контроля за поведениям были приставлены родственники из числа прапорщиков и сверхсрочников.
Митинг начался. Вначале выступали только назначенные и проинструктированные, но потом к неработающему микрофону народ просто повалил. В момент пика моей гордости за советский народ неожиданно в ворота въехала «Волга» с командиром полка. Его вид говорил, что такое он видел только по телевизору 1 мая и 7 ноября.
Закончив митинг единогласным принятием обращения к Ю.В. Андропову, я подошел к КП и услышал: «Ты что за бедлам здесь устроил?» Я ответил, что провел митинг в соответствии с его распоряжением. Он на меня посмотрел взглядом человека, который не мог такого написать подчиненным и потребовал письменных доказательств. Радиотелеграфист быстро принес книгу распоряжений. Ответ не замедлил себя ждать: «Подсунули политработнички». Садясь в машину, он пожал мне руку и сказал: «Ты делом занимайся, а не митингами».
Я расстроился, но вскоре раздался телефонный звонок начальника политотдела, который меня похвалил и передал благодарность командира полка. Труд не пропал даром.
Женитьба старшего конвойного начальника
Замполит батальона решил поступать в академию. И тут, о горе, выясняется, что холостому политработнику об этом даже не стоит мечтать. Более того, считалось, что неженатый инженер человеческих душ – это подозрительно. Невеста у него в соседнем областном центре давно была, даже в гости пару раз приезжала. Поэтому с этим проблем не возникло.
По столь значимому в жизни батальона событию комбат собрал срочное совещание. Быстро были определены дата, место, распределены обязанности офицеров. Свидетельница приезжала с невестой, а вот на кандидатуру свидетеля был объявлен кастинг.
В это время я проверял службу караула на зоне. По телефону дневальный взволнованным голосом на сильно ломаном русском сообщил, что меня срочно ищет комбат. Я подумал, что-то случилось и быстрее обычного преодолел восемьсот метров.
Сложность момента я ощутил по дымовой завесе в кабинете комбата, где, кроме него, с сосредоточенным видом находились замполит и начальник штаба. После некоторой паузы мне было сообщено о предстоящей свадьбе. Я высказал поздравление начальнику, но вновь воцарилось молчание. Я терялся в догадках. Слово вновь взял комбат. Начав с разъяснения важности события для батальона, жениха, советской страны, он перешел к главному и сообщил, что мне выпала историческая миссия быть свидетелем на этой свадьбе. Я попытался воспротивиться, мотивируя тем, что не может же свидетель обращаться к жениху по званию, а по другому устав не позволяет. На это мне было отвечено, что вопрос продуман, и на два дня будет для меня объявлена демократия. Аргумент оказался весомым. Я ответил: «Есть»,– и спросил разрешения выйти. Но не тут-то было. Следующий вопрос оказался не менее серьезным: «Костюм новый есть?». Я ответил, что есть, т.к. одевал его всего пару раз. На что комбат побагровел, и на повышенных тонах с использованием убедительных русских выражении, обильно сдобренных феней, продолжил: «Где два,…, там и три,…, и четыре… Вы что,…, в обносках … замполита… женить будете…? Вы,…, видать,…, не поняли значимости события…!» На завтра мне впервые за несколько месяцев было приказано убыть на выходной с выездом в областной центр на поиск нового костюма.
Послонявшись по нашим советским универсамам, я понял: «Миссия не выполнима». И на свой страх и риск побрел в комиссионку, где сражу же увидел недорогой приличный костюм и даже с этикетками.
На следующий день я, упустив слово «комиссионка», с наигранно усталым видом, доложил высокому собранию о выполнении задачи, наглядно продемонстрировал покупку. Выбор был одобрен, а я удостоен похвалы.
Наступил день свадьбы. Две черные «Волги» начальника колонии и командира полка (накануне полученная из капремонта) с женихом и невестой, свидетелями, начали свое торжественное движение в сторону поселкового совета, который почему-то был один на два поселка. Процессию замыкал видавший виды «УАЗик» с комбатом, начальником штаба и прапорщиком – секретарем бюро ВЛКСМ батальона. На полпути безнадежно сломалась машина начальника колонии. Других вариантов не было и не могло быть. Пришлось уплотниться и жених с невестой воссоединились на заднем сиденье еще до церемонии бракосочетания.
Прибытие в поссовет ознаменовалось еще одной неожиданностью-отключением электричества. После короткого совещания офицеров комбат принял важное решение: будем женить замполита без Мендельсона. Не ждать же включения электричества, когда столы ломятся от еды и напитков.
Церемония прошла довольно быстро в полумраке, т.к. день был очень хмурый, а окна зала для бракосочетаний были завешаны закрепленными гвоздями к подоконникам плотными шторами.
Выйдя на улицу, жених при свете дня предложил продемонстрировать всем документы со штампами о регистрации брака, что знаменовало окончание холостяцкой жизни и рождение новой ячейки общества. Паспорт невесты, открытый на странице «Семейное положение» был встречен бурными аплодисментами. Наступила очередь жениха. Однако, его попытки найти в своем «Удостоверении личности офицера» хоть что-нибудь, чтобы говорило о состоявшемся радостном и важном событии в жизни, успехом не увенчались. Возникла молчаливая пауза. Во время которой я почувствовал некий внутренний дискомфорт и на всякий случай проверил свой документ. Я ведь его тоже сдавал как свидетель. Опасения подтвердились. У меня в удостоверении красовался штамп о бракосочетании с чужой невестой. Председатель поссовета быстро устранила недостатки. Жениху поставила вожделенный штамп, а мне отметку с круглой печатью о том, что «Брак признан недействительным». Это меня не порадовало. В те времена такая запись была равносильна брачному аферизму. Так за несколько минут у меня в почти девственном лейтенантском документе появилась уже третья запись с еще одной печатью: «Предыдущие отметки поставлены ошибочно».
На этом неприятности не закончились. Следующая нас поджидала совершенно неожиданно в усадьбе великого русского писателя, куда по традиции приезжали молодожены для возложения цветов на его могилу. На стоянке машин было одно свободное место с правого края возле разбираемого, вернее разбиваемого, одноэтажного ресторана, на месте которого планировалось возведение более современного питейного заведения. Разбитые куски стен экскаватор грузил на «самосвал». Когда мы уже подходили к стоянке, одна из глыб не удержалась в ковше экскаватора и упала на крышу «Волги» командира полка. Так мы остались с одним великовозрастным «УАЗиком». На помощь были призваны такси, и мы добрались до ресторана.
На восстановление машины комполка были брошены лучшие умы и руки «зоны». За двое суток, за вызодные, автомобиль был как новый.
Свадьба прошла в дальнейшем весело и без приключений.
На этом можно было бы и закончить, если бы не комбат. Утром в понедельник командир батальона возвращался в образ военноначальника. С тяжелым видом он снял гражданский костюм, остался в майке и длинных семейных трусах «в красных цветочках» и начал надевать военную форму, но почему-то наоборот: начал с фуражки, затем рубашку, галстук, китель. В том момент раздался звонок дневального по КПП с сообщением, что приехал зампотылу полка. Комбат, забыв про брюки, впрыгнул в ботинки, выскочил из казармы и подал команду «Смирно». Тыловик такого никогда не видел и, сосредоточив взгляд на трусах в «цветочках», подал команду «Вольно». К счастью, последствий этого не было, он только посмеялся и пообещал никому не рассказывать. К слову сказать, зампотылу приезжал по анонимной информации на расследование порчи «Волки», но следов повреждений не обнаружил.
Так закончилась эта необычная свадьба.
P.S. Жених и невеста давно отметили серебряную свадьбу, имеют взрослых детей, ожидают внуков.
