Kitabı oxu: «Зеркала и отражения»

Şrift:

Серия «Исторический детектив»

Глава 1

1

В конце февраля 1894 года начальника сыскной полиции Вощинина истребовал на аудиенцию петербургский градоначальник генерал-лейтенант фон Валь. В вызове не было ничего странного: мало ли какой вопрос возник у главы города – ведь именно ему поручено соблюдение спокойствия и искоренение преступности. Но что-то засосало под ложечкой у Платона Сергеевича – какое-то нехорошее предчувствие, когда знаешь, что за тобой нет никаких провинностей, но всё-таки чувствуешь себя замешанным в чём-то предосудительном.

В обычае начальника сыскной полиции было самолично, по понедельникам, докладывать о наиболее важных происшествиях, случившихся за неделю; в остальные дни он предоставлял отчеты к полуденному часу. И вот вызван во вторник личным адъютантом генерал-лейтенанта, капитаном Славским…

Платон Сергеевич, высокий господин с сединою на висках, только тяжело вздохнул и провёл пальцем по бритой щеке.

– Я готов.

Ничего хорошего от такого вызова начальник сыскной полиции не ожидал. Скривился в первую минуту, словно выпил целый стакан лимонного соку. И сразу же поинтересовался целью столь спешного «приглашения».

Капитан пожал плечами, с хитринкой улыбнулся и произнёс:

– Не имею чести знать.

Вощинин растерянно посмотрел на рабочий стол, не зная, какие бумаги на всякий случай (вдруг понадобятся!) прихватить. Потом тяжело вздохнул и последовал за адъютантом.

Генерал-лейтенант фон Валь стоял у окна, заложив руки за спину, и смотрел на Александровский сад. Деревья с голыми ветвями выглядели сиротливо и карикатурно на фоне белого снега. Фонтан скрыт до тёплых дней.

Виктор Вильгельмович пальцами потеребил бакенбард, нахмурил брови, словно сердился на кого-то. Но пенять было не на кого, как только на себя самого. Вызвался у министра послать чиновников сыскного отделения для дознания об исчезновении людей в Тихвине. А там, как известно, место паломничества. Столько народу каждый год бывает, а здесь такое.

– Сам виноват, – прошептал он самому себе.

Мысли прервал стук в дверь.

– Виктор Вильгельмович, – адъютант приблизился, словно зверь на охоте: ни скрипа сапог, ни шороха мундира. Голос тихий, вкрадчивый. – Господин Вощинин прибыл.

Фон Валь резко обернулся.

– Зовите.

Платон Сергеевич, в ожидании адъютанта, украдкой перекрестился.

– Привела нелёгкая. – Лицо передёрнулось, но тут же вернулась вымученная улыбка.

– Господин генерал вас ждёт. – Капитан отступил на шаг в сторону, пропуская начальника сыскной полиции, и закрыл за Вощининым резную дверь.

Виктор Вильгельмович приветливо улыбнулся.

У Платона Сергеевича перехватило дух, и он осипшим голосом произнёс:

– Здравия желаю, ваше превосходительство.

– Платон Сергеевич, избавьте меня от официальности. – Улыбка на широком лице фон Валя стала шире, так что зашевелились густые усы и бакенбарды, словно жили отдельной от хозяина жизнью.

– Дорогой вы мой, как ваше здоровье? Как здоровье супруги? – тараторил Виктор Вильгельмович, скрывая некоторую неловкость в многословии. И, не дождавшись ответа, предложил: – Вы садитесь, – указал рукой на массивный стул и сам опустился в кресло по другую сторону стола.

– Благодарю, – опять у Вощинина дрогнул голос. Уж больно ласковым казался сегодня господин генерал. Как бы не принесла такая милость больших неприятностей!

– Я вас позвал… – генерал поднялся с кресла, Вощинин вскочил вслед за ним. Виктор Вильгельмович поморщился, но помахал рукой – мол, сидите, дорогой начальник сыскной полиции, сидите, не надо показывать служебного рвения, ещё успеется, – по очень важному делу.

Фон Валь оперся костяшками пальцев на столешницу.

Платон Сергеевич обратился в слух, приготовясь к речи градоначальника.

– Сегодня утром состоялось совещание у господина Дурново, – фон Валь говорил о министре внутренних дел, действительном тайном советнике, – где присутствовали господин Плеве, Николай Иванович, Николай Николаевич…

Генерал назвал товарища министра тайного советника Плеве, директора департамента полиции генерал-лейтенанта Петрова, вице-директора Сабурова.

По названным лицам, да и по времени совещания можно было судить, что решались важные вопросы, если не сказать первостатейные. Но… судя по хорошему настроению градоначальника, утреннее заседание прошло в довольно мирной обстановке.

Вощинин с пониманием закивал.

– Вопросы решались… впрочем, это не столь важно, – перебил сам себя фон Валь, – но есть некоторое обстоятельство, которым обеспокоен государь. И теперь вопиющий случай стал предметом внимания. – Виктор Вильгельмович неожиданно сменил тему и застал врасплох собеседника. – Вы, господин Вощинин, бывали в Тихвине?

– Увы, не доводилось, – только и сумел выдавить из себя полицейский чиновник.

– Значит, вам выпала возможность посетить те места. Сможете поклониться иконе Божьей Матери.

Лицо Платона Сергеевича вытянулось. Не хотелось покидать столицу в такое время. Зима, морозы, снега намело, скорее всего, по пояс, промелькнуло в голове. Да и есть незавершённые дела не только по службе, но и жене обещал. А тут…

– Благодарю за доверие.

Градоначальник засмеялся, но тут же оборвал себя, словно отрезал масла тёплым ножом. Снова опустился в кресло.

– Вот, посмотрите, – протянул он несколько листов.

Вощинин сперва не смог прочитать ни строчки – буквы сливались. Потёр пальцами переносицу.

– Прошу прощения, – оправдываясь, произнёс Платон Сергеевич, – что-то сегодня… – не стал продолжать, потёр пальцами виски.

– Понимаю, – кивнул с сочувствием градоначальник. – Вы можете взять бумаги с собой, чтобы подробнее ознакомиться. Только не затягивайте, ибо государь будет интересоваться этим делом, – Виктор Вильгельмович указал пальцем на зажатые в руке собеседника бумаги, – ежедневно, так что происшествия необходимо расследовать как можно скорее.

Хотя самочувствие не очень-то и беспокоило Вощинина, но это «происшествия» резануло слух, словно неосторожное движение при бритье острым лезвием.

Не «происшествие», а именно «происшествия».

Обстоятельство не слишком обрадовало начальника сыскной полиции, и он сразу же начал перебирать в памяти фамилии сотрудников, раздумывая, кого из них взять с собою.

Градоначальник уловил нотки упаднического настроения Вощинина, пожевал ус. Виктор Вильгельмович сейчас только ощутил мимолётный укол совести – ведь это он на совещании у министра вызвался помочь новгородскому губернатору. Тайного советника Мосолова знал с тех времён, когда тот занимал должность высшего должностного лица в Вологодской губернии. Почему вызвался помочь, ответить не мог даже самому себе.

– Платон Сергеевич, вы направьте в Тихвин самых опытных чиновников, которые способны в кратчайшие сроки разыскать преступников и принести покой в губернский город.

– Да, – Вощинин не скрывал приподнятого последними словами градоначальника настроения, – непременно.

– Ваш помощник…

– Господин Шереметевский, – начальник сыскной полиции проявил бестактность, перебив собеседника, но сам того не заметил, – видимо, самый даровитый из чиновников. Я бы сказал, прирождённый талант по розыску преступников. Он блестяще умеет плести сеть, в которой непременно оказывается разбойник.

– Вы так его хвалите, что… – намёк был произнесён, и фон Валь, хитро улыбнувшись, не стал продолжать. Поднялся, показывая тем самым, что аудиенция окончена.

Платон Сергеевич вскочил.

– Самых опытных, – градоначальник прищурил глаза. – Я надеюсь, что вы, ознакомившись с документами, – он указал рукой на бумаги, которые держал Вощинин, – командируете в Тихвин самых опытных и… даровитых. Но прежде чем ехать на место происшествий, вашим сотрудникам надлежит навестить губернатора Мосолова в Новгороде, ибо это он обратил внимание на столь возмутительное событие.

2

Возвращаясь с Гороховой на Офицерскую улицу, где в здании Казанской части располагалось сыскное отделение, Платон Сергеевич несколько раз пытался начать читать документы. Но не смог: во-первых, экипаж нещадно трясло по мостовой, а во-вторых, слова казались какими-то шевелящимися гусеницами. Уже в кабинете Вощинин сел за стол, некоторое время не шевелился и даже закрыл глаза. Попытался посетовать на градоначальника за столь внезапный вызов, но не вышло. Перед закрытыми глазами представал Виктор Вильгельмович, грозил пальцем и приговаривал: «Самых опытных и… даровитых! Вас там быть не должно».

Почему «не должно», Платон Сергеевич не понимал – ведь он назначен на должность самим государем!

Потом всё-таки взял себя в руки и начал читать:

«М. В. Д. Новгородского губернатора по канцелярии

февраля 19 дня 1894 года

№ 1276

Совершенно секретно

Его Высокопревосходительству

Господину Дурново».

Вощинин положил бумаги на стол перед собою. Всё равно буквы разъезжались, словно ноги коровы, загнанной на лёд. Помассировал переносицу, но облегчения это не принесло. Пришла новая мысль, и Платон Сергеевич вызвал полицейского, нёсшего службу в отделении, чтобы тот нашёл господина Шереметевского.

В ожидании его прихода начальник сыскной полиции столицы откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Ко всем прочим неприятностям ему вдруг показалось, что горячая игла вонзилась в макушку и начала продвигаться вглубь.

– Платон Сергеевич, вызывали? – послышался знакомый голос исполняющего должность помощника. Вощинин не заметил, как задремал. Тут же встрепенулся и указал рукой на стул:

– Садитесь, Леонид Алексеевич. – Платон Сергеевич поморщился, чувствуя новый горячий укол в макушку.

Шереметевский росту был среднего, хотя казался намного ниже из-за того, что имел плечи циркового атлета. С гладко выбритого лица взирали на собеседника умные проницательные глаза. Леонид Алексеевич сел на стул и, закинув ногу на ногу, приготовился слушать начальника.

– Вот, – Вощинин пододвинул в сторону помощника несколько листов бумаги – как успел заметить Шереметевский, от новгородского губернатора.

– Можно? – указал глазами.

– Читайте, Леонид Алексеевич, читайте.

«Довожу до Вашего сведения, что в городе Тихвине сложилась крайне тревожная обстановка, которая требует немедленного вмешательства. К сожалению, собственными силами решить задачу не представляется возможным из-за отсутствия в губернии специалистов, то есть чиновников, занимающихся дознанием преступлений. Ибо таких вопиющих происшествий в губернии никогда не случалось.

И дело не в самом происшествии, а в том, какое общественное мнение может возникнуть в связи с трагической ситуацией. Поэтому прошу Вашего указания цензорам на пресечение попытки осветить события, происшедшие в Тихвине, в свете, не слишком выгодном нашему правительству».

Шереметевский поднял взгляд, но Платон Сергеевич замахал рукой – мол, читайте дальше. Леонид Сергеевич покачал головой: слишком много воды в донесении. Но последующий текст вызвал неподдельный интерес, и исполняющий должность помощника начальника сыскной полиции перечитал его дважды.

«Июля 23 дня прошлого года в шестом часу утра у стен Тихвинского Богородичного Успенского монастыря найден труп девицы, предположительно двадцати – двадцати пяти лет. Согласно протоколу вскрытия убийство произошло накануне вечером или поздней ночью, девица была задушена. Произведённым следствием личность убитой установить не удалось.

Августа 16 дня найден женский труп к юго-востоку от того же монастыря в кустарнике. Возраст жертвы двадцать – тридцать лет. Личность установить не удалось.

Сентября 12 дня в месте, где найдена предыдущая жертва, обнаружено женское тело. Возраст тот же, личность, как и ранее, не установлена. Убита накануне удушением.

Сентября 25 дня новый труп: девица того же возраста, не опознана, найдена рядом с тем местом, где обнаружена девица 12 сентября».

Далее Шереметевский пробежал глазами по бумаге от новгородского губернатора, выхватывая из текста только даты.

«Октября 9 дня, ноября 21, декабря 22, января…»

Леонид Алексеевич нахмурил брови и посмотрел на начальника сыскной полиции.

– Как говорится, «Чудны дела твои, Господи!».

– Вы правильно подметили – чудны.

– Как я понимаю, предстоит командировка в Тихвин?

– Совершенно, верно.

Шереметевский продолжал держать листы в руке.

– Когда?

– Вам решать. – Платон Сергеевич пристально посмотрел на своего помощника.

– Сколько человек я могу взять с собою?

– Сколько вам необходимо.

– Хорошо. – Леонид Алексеевич поднялся.

– Градоначальник просил вас сперва посетить губернатора, а уж потом…

– Опять ненужные политесы, – не удержавшись, пробурчал Шереметевский.

– Мы с вами, Леонид Алексеич, на государственной службе, вот и приходится блюсти, как вы выразились, политесы. Вам же пойдёт это на пользу. Даже если господин Мосолов навяжет своего человека, легче будет найти общий язык с уездными властями. Вы же сами знаете, что иной раз они склонны замалчивать некоторые сведения, боясь, что те повредят им.

– Я понимаю, но суть в том, чтобы они не мешали дознанию.

– У вас уже есть мысли по поводу прочитанного?

– Дело кажется мне довольно странным, особенно в отношении жертв. Все в одном возрасте, не установлены имена и фамилии, все найдены недалеко от монастыря…

– Вы полагаете, что может быть замешан кто-то из братии? – Вощинин насторожился.

– Платон Сергеевич, – поморщился Шереметевский, – я бы не стал делать столь поспешные выводы. Не всегда первые впечатления правдивы. Вы же сами об этом знаете. Здесь другое приходит в голову. Тихвин – городок сам по себе невеликий, но вот паломников туда съезжается довольно большое количество. Нет возникло ли у кого из них злого умысла?

– Да, вы правы, но что-то всё равно связывает всех девиц с монастырём, – улыбнулся Вощинин. И неожиданно поинтересовался: – Кого вы намерены взять с собою?

– Скорее всего, Якова Яковлевича и, пожалуй, надзирателя Турского.

– Леонид Алексеевич, вы меня без ножа режете. – Хотя с минуту назад Платон Сергеевич и обещал отправить с исполняющим должность помощника всех, кого тот затребует, но тотчас же про данное слово позабыл – ведь Шереметевский забирал из отделения если не самых лучших, то самых головастых. – С кем я тут останусь?

– Платон Сергеевич, не прибедняйтесь. У нас в сыскной проходных людей нет, – подсластил Шереметевский горькую пилюлю неприкрытой лестью, – все как на подбор.

– Вот поэтому вы и берёте лучших. Ладно уж, ступайте, – отмахнулся начальник сыскной полиции.

Леонид Алексеевич справился, в котором часу отбывает поезд на Новгород. Потом предупредил дежурного чиновника, чтобы тот поставил в известность надзирателя сыскного отделения Турского о неожиданной командировке, и чтобы Турский прибыл на вокзал к восьми часам утра следующего дня.

3

Титулярный советник Коцинг даже не удивился, когда исполняющий должность помощника сыскной полиции самолично прибыл на набережную Английского канала, где находился кабинет чиновника для поручений.

– Доброго дня, – поприветствовал коллегу Леонид Алексеевич. – Надеюсь, срочных дел в производстве нет?

Коцинг вскинул брови в знак некоторого удивления и замешательства.

– Дел, как всегда, хватает, – ответил он, ожидая, чем изумит Шереметевский.

– Разрешите? – Леонид Алексеевич указал на стул.

– Пожалуйста.

Исполняющий должность протянул чиновнику для поручений папку с серыми тесёмками, в которую успел заранее переложить доклад новгородского губернатора.

Яков Яковлевич, беззвучно шевеля губами, медленно прочитал документ. Положил на стол, снова взял, но читать не стал.

– Удивительно, – только и произнёс он.

– Вы о чём? – поинтересовался Шереметевский.

– Я о самих преступлениях, – Коцинг смотрел на исполняющего должность помощника сощуренными глазами. – Удивительно, что девицы одного возраста. – Некая догадка появилась в его голове.

– Меня не изумит, если они и похожи друг на друга.

– Это в каком смысле?

– Допустим, все с длинными светлыми волосами, или тёмными. Суть не в этом, а в том, простите… – Яков Яковлевич прикусил нижнюю губу, потом, не зная, с чего начать, всё-таки продолжил:

– Складывается впечатление, что действовал один убийца. Не знаю, то ли хотел наказать девиц за распущенность, то ли это месть за отвергнутую любовь. Не знаю, как выразиться, но…

– То есть, по-вашему, кто-то осерчал, подобно лондонскому убийце, о котором несколько лет назад писали газеты…

– Да-да, – перебил собеседника Коцинг, – именно так.

– Вполне возможно, Яков Яковлевич, но, чтобы у нас… – Леонид Алексеевич пожал плечами и даже покачал головой. – Не очень-то верится. Обиженный свою невесту зарезал бы или задушил, как Дездемону, но, чтобы так лишить жизни десяток девиц… Это какую обиду надо иметь!

Шереметевский поднялся.

– Яков Яковлевич, завтра в восемь вам надлежит прибыть на Николаевский вокзал. Сперва предстоит навестить новгородского губернатора Мосолова, а уж потом выехать в Тихвин.

– Но это же потеря времени! – возмутился Коцинг.

– Таково распоряжение нашего с вами начальства.

– Вощинина?

– Берите, дорогой, выше.

– Неужели министра?

– Именно его, но за этим делом следит государь. Его Величество не заинтересован, чтобы вокруг монастыря, в котором хранится одна из чтимых икон, поднимался ненужный шум. Вы же представляете, чем грозит газетная шумиха.

Коцинг только кивнул.

До Новгорода добрались без особых проблем, тем более что Шереметевский настоял на покупке билетов в вагон первого класса. Всё-таки едут производить дознание по приказанию министра внутренних дел. Что скупиться?

На вокзале гостей из столицы поджидал Аполлинарий Андреевич Попов, занимающий должность старшего чиновника для поручений при губернаторе. Это был господин довольно высокого росту, а из-за своей природной худобы казался ещё выше, словно пожарная каланча.

Аполлинарий Андреевич окинул пристальным взглядом петербургских гостей, словно пытался проверить их на прочность. Надзиратель Гурский почувствовал себя неуютно – видимо, из-за незначительного чина и должности, хотя не только принимал участие во многих дознаниях, но и задерживал опасных преступников – и стрелявших в него, и пытавшихся воткнуть под ребро нож.

– Здравствуйте, господа, – неожиданно на губах чиновника для поручений при губернаторе появилась улыбка, и лицо сразу же преобразилось, стало добродушным и отчего-то счастливым.

– Здравствуйте, – ответил Шереметевский и вскинул брови, давая понять, что неплохо было бы чиновнику представиться.

– Простите, – тот щёлкнул каблуками и качнул головой, – чиновник для особых поручений при губернаторе титулярный советник Попов. – И тут же добавил: – Но можете меня величать Аполлинарием Андреевичем.

– Шереметевский Леонид Алексеевич, – улыбнулся петербургский гость, потом указал на стоящего рядом господина: – Яков Яковлевич Коцинг, а это господин Гурский Роман Сергеевич.

– Очень приятно, господа. Хотя повод не слишком подходящий, но поверьте, я рад поработать с вами. – Попов дал понять последней фразой, что именно он будет надзирать за петербургскими чиновниками. – Что ж мы стоим? Прошу за мною. Леонид Алексеич, можно вас так называть?

– Да ради бога.

– Леонид Алексеич, когда вы хотите выехать в Тихвин?

– Сразу же после аудиенции у господина Мосолова.

– Сразу? – Лицо чиновника помрачнело.

– Ну, не сразу, а после обеда. – Улыбка так и не сходила с лица Леонида Алексеевича.

До губернаторского дома доехали довольно быстро.

Попов заметил:

– У нас не столичные масштабы – город хоть и губернский, но не самый большой, поэтому всё у нас рядом. Два шага – и на месте, иной раз нет резону ехать в экипаже, – теперь чиновник сделал попытку пригладить неловкость, которую допустил некоторое время тому назад.

Канцелярия новгородского губернатора занимала двухэтажный дом постройки прошлого века в стиле новомодного тогда классицизма, но в начале века резиденция была перестроена и превратилась в заурядное серое здание с белыми окантовками вокруг окон и дверей.

Тайный советник Мосолов состоял в должности губернатора Новгородского края десять лет и чувствовал себя полновластным хозяином, который не один раз объездил доверенную ему губернию вдоль и поперёк. Александр Николаевич не уезжал, как некоторые руководители, каждый год на три-четыре месяца за границу, а занимался благоустройством края. О преступлениях в Тихвине ему доложили всего месяц назад – то ли опасались гнева, то ли попросту по извечной российской привычке «само как-нибудь образуется». Сердиться было поздно, поэтому Мосолов самолично посетил Тихвин, поговорил не только с местным предводителем Буткевичем, уездным исправником Тренёвым, судебным следователем Подгурским, но даже с протоиереем Тихвинского собора Болотовским. И всё без толку: одни отговорки, а следствие так ни на шаг и не продвинулось. Даже не смогли узнать имена и фамилии девиц. Вот тогда-то в губернатора словно зверь вселился – десять лет о таких преступлениях и слыхом не слыхивали, а тут каждый месяц, и не где-нибудь, а возле монастыря, где находится одна из семи самых почитаемых нерукотворных икон. И домолчались до такой степени, что дальше некуда. Только глаза прятали – мол, «недоразумение».

Ну да, десяток убийств – недоразумение!

Александр Николаевич сразу отписал министру и попросил помощи. И вот теперь решал, как приветствовать петербургских чиновников – идти навстречу или сидеть на своём месте, как государь, чтобы показать, кто в губернии хозяин и перед кем надо отчитываться о ходе следствия, – пока не открылась дверь, и старший чиновник для поручений не оповестил о приезде сыскных агентов.

Господин Мосолов поднялся из-за стола и пошёл навстречу Шереметевскому, о котором успел навести справки в столице.

– Здравствуйте, Леонид Алексеевич. – На лице губернатора появилась добродушная улыбка, и он протянул руку исполняющему должность помощника, потом кивнул остальным: – Здравствуйте, господа. Прошу, – и указал рукой на стулья, стоящие вдоль стола.

– Благодарю, – кивнул Шереметевский и скосил взгляд на слегка оробевших Коцинга и Турского.

Когда скрип стульев утих, первым нарушил молчание губернатор:

– Я понимаю, как неприятно, когда отрывают от служебных обязанностей…

Шереметевский хотел было что-то сказать, но Мосолов поднял руку, останавливая неначавшуюся речь.

– Знаю по себе, но, видите ли, господа, в Тихвине сложилась довольно щекотливая ситуация. Вы можете мне возразить, что в большом городе регулярно совершаются преступления. Здесь я с вами соглашусь, но в нашем конкретном случае не совсем так. К иконе Тихвинской Богоматери устремляются паломники почти со всех уголков России, так что обеспечение их безопасности – первейшая задача властей. Тем более что никто не должен чувствовать угрозы для жизни, а если так пойдёт дальше, то невозможно будет сдержать прессу, и тогда… Вы представляете, что может тогда произойти? – Александр Николаевич посмотрел в глаза Леониду Алексеевичу.

– Представляю, – ответил Шереметевский, и по его лицу пробежала тень обеспокоенности. – Слухи слишком перевирают истинное положение дел. Начнут говорить не о девицах, а о том, что в Тихвине появилась шайка, которая грабит и убивает всех подряд. Они оставят пятно не только на местных властях, но и… на высшем руководстве, которое не может навести порядок и справиться с бандитами в одном-единственном городе, а пятно ляжет на всю империю.

– Именно так, Леонид Алексеевич. – Новгородскому губернатору нравились люди, которые схватывали его мысль с полуслова, и к таким он начинал испытывать симпатию. – Поэтому я вас попрошу, господа, провести расследование в кратчайшие сроки и без разглашения лишних сведений людям, не имеющим отношения к вашим действиям.

– Простите, господин Мосолов…

– Называйте меня Александром Николаевичем, – губернатор бесстрастно посмотрел на петербургского чиновника.

– Александр Николаевич, вы требуете соблюдения секретности, но, простите… За наших агентов, – Шереметевский кивнул на Коцинга и Турского, – я отвечаю в полной мере, но увы, хотя Тихвин – небольшой уездный город, среди обывателей найдутся люди, стремящиеся поделиться с ближними или знакомыми своими знаниями. Здесь мы бессильны. Некоторые вещи невозможно утаить, здесь важна степень открытости сведений, а открытость эту, я надеюсь, мы сможем ограничить. По крайней мере, попытаемся.

– Вам виднее, – Мосолов всё-таки поморщился, но тут же добавил: – Я полагаюсь на ваш опыт. И попытайтесь. А теперь, господа, к более земному. Мне бы хотелось, – господин Мосолов выделил последние слова, – чтобы вы держали меня в курсе всего расследования. Сами понимаете, что мне надо докладывать не только министру, но и самому государю, – Александр Николаевич поднял указательный палец вверх. – Поэтому с вами в Тихвин отправится господин Попов. Смею надеяться, вы уже познакомились с ним? – Леонид Алексеевич кивнул. – Тогда позвольте мне пожелать вам удачного и скорейшего окончания дела. Засим не смею вас более задерживать, – добавил губернатор, показав тем самым, что аудиенция завершена.

4

Аполлинарий Андреевич держал перчатки в правой руке и хлопал ими по ладони левой.

– Вы, господа, не притомились после дороги?

– Нет, – категорически ответил Шереметевский, – не притомились, но вот отобедать было бы не лишним. – И пояснил: – Мы сегодня кроме пустого чаю ничем не трапезничали.

– Так за чем же дело? Тем более что до Тихвина придётся нам ехать на перекладных, сперва по железной дороге, а далее… – и махнул рукой.

Леонид Алексеевич покачал головой.

– Теряем время. А иным способом не добраться?

– Господин Шереметевский, простите, но мы живём не в Европе, а в грешной России, так что… – и чиновник развёл руками. – Тем паче что наш тихвинский Лекок с июля прошлого года следствие довершить не может. Даже личности девиц и те не соизволил установить, а вы об одном дне…

– Аполлинарий Андреич, не скажите, каждый день важен. Пока мы здесь, в Тихвине, возможно, новое преступление происходит.

– Вполне может происходить, но, как я понимаю, всё равно мы с вами не в состоянии его предотвратить?

– Верно, не в состоянии.

– Вот, господа, утренним поездом и отправимся в Тихвин.

– В котором часу?

– В седьмом, а к полудню будем на месте.

– Что ж, нам не приходится выбирать. Вы по должности знаете всех чинов в губернии? Так?

– Так, – старший чиновник смущённо улыбнулся.

– Тогда с вас, Аполлинарий Андреевич, рассказ о вашем тихвинском Лекоке.

– Хорошо. Только, господа, не обессудьте, что приглашаю вас не в ресторацию, а в простой трактир.

Уже позже, когда голод перестал тревожить и выпитая лишняя чарка способствовала не мрачности, а весёлости, Шереметевский напомнил губернаторскому чиновнику для поручений о «тихвинском Лекоке».

– Никакой он не Лекок, – попытался отмахнуться Попов, но так просто от вопроса исполняющего должность помощника было не уйти.

– Так что вы хотели о нём сказать?

Аполлинарий Андреевич скривился.

– Исправником в Тихвине шестой год состоит Андрей Иванович Гречёв, человек, конечно, достойный, но к сыскному делу, увы, отношения не имеющий. Если, допустим, застанут преступника над трупом с ножом или с топором, то он целую историю вам расскажет, как это он в одиночку выслеживал злоумышленника. Здесь ждите таких подробностей, какие в голову не приходили господину Габориоту. Он и личности убитых девиц выяснить не мог по причине того, что не знал, с какой стороны к делу подойти. Вы и сами завтра его увидите.

– А помощник его?

– Михаил Васильевич Беляев – так тот только и ждёт, когда срок подойдёт, чтобы выйти в отставку. Каждого дела боится, чтобы, не дай бог, без пенсиона не остаться.

– Что, некого было командировать в город для ведения дознания?

– Некого, Леонид Алексеевич, некого, – повторил Аполлинарий Андреевич. – А судебный следователь Подгурский – так он стал исполняющим должность только с месяц тому назад, а до той поры место считалось вакантным. Никто не хотел взваливать на себя труд по поиску преступников. – Чиновник помахал рукой в воздухе, выписывая ею кренделя, и констатировал: – Уездное болото. Они бы всё похоронили под сукном, если бы не Руфим Иосифович Сеневич.

– А это что за птица?

– Городской врач. Между прочим, лучший в нашей губернии. Ну, по крайней мере, таковым его считают местные жители. Это он поднял шум вокруг убийств. Будь он попокладистей, так и списывали бы убиенных как погибших от несчастного случая либо наложивших на себя руки.

– Не питаете вы, Аполлинарий Андреевич, уважения к тихвинским властям, – засмеялся Шереметевский.

Попов, не принимая весёлого тона собеседника, со всей серьёзностью ответил:

– Не питаю.

Дальше исполняющий должность помощника начальника сыскной полиции столицы расспрашивать про тихвинские власти не стал. Просто спросил:

– А вы сами какой линии в следствии придерживаетесь?

Аполлинарий Андреевич зажал губами ус, словно пытался им закусить только что выпитую рюмку чёрносмородинной наливки, в которой больше было спиртного компонента, чем ягодного. Потом всё-таки набрался смелости.

– Я, конечно, не чета вам, сыскным агентам: вы, – окинул взглядом петербургских гостей, – провели не одно расследование, и опыта у вас в таких делах, видимо, столько, сколько у наших губернских полицейских вместе взятых не имеется. Но вот что показалось странным. Все мёртвые девицы найдены около Тихвинского мужского монастыря. Кажется, кто-то настойчиво хочет привлечь к нему особое внимание. Не знаю, с чем это связано, но складывается у меня такое впечатление. Тем более что там хранится такая реликвия…

– Кто-то из местных?

– Не знаю, – откровенно ответил Попов. – Но согласитесь, что это неспроста?

– Возможно. Ничего более существенного сказать не хотите?

– Я же сказал вам, что я не полицейский и никогда расследованиями не занимался. Конечно, было бы интересно, но увы, я даже не знаю, с какого узелка начинать.

– Но вы же размышляли о преступлениях? – то ли подсказывая, то ли направляя старшего чиновника для поручений, спросил Шереметевский.

– Ну да, – Аполлинарий Андреевич густо покраснел. – Господа, вы… вы… – Потом отёр рукой лицо. – Мне кажутся странными несколько обстоятельств: место убийств, выбранные жертвы… – Он нахмурился. – Пожалуй, это – больше всего.

– А вы говорите, что не склонны к дознанию, – засмеялся Коцинг, – а сами, любезный, уловили самую суть. Сами же упомянули: место. Место действительно примечательное. Я, конечно, там ни разу не был, но представляется мне, что монастырь расположен на берегу реки. Значит, с этой стороны к берегу могла подойти лодка, так?

– Так, – нетерпеливо бросил Шереметевский, – но вы, Яков Яковлевич, рано делаете выводы. Вот завтра увидим с вами места преступлений. Я надеюсь, ваш Лекок в состоянии будет указать не на карте, а на месте, где совершены убийства?