Kitabı oxu: «Игра в античность», səhifə 2

Глава 4
Прощание с Меотидой

– Мама, где коробочка моя? – крикнул смуглый юноша с жесткой щеткой непокорных волос. – Слышишь, мам?

– Какая коробочка? – в комнату вошла женщина в фартуке и с разливочной ложкой в руке.

– С пряжкой античной, – взмахнул руками юноша, раздраженный непонятливостью матери. – Как будто у меня много всяких коробок.

– Не знаю я, у отца спроси, – вздохнула женщина.

Она явно не разделяла озабоченность сына по поводу античной пряжки.

– Отец только вечером со смены вернется, а я вещи собираю, мне ехать завтра, ты же знаешь, – затараторил юноша.

– Не пропадет твоя пряжка, – отмахнулась от сына женщина. – Куда ей деться? Чего она тебе вообще так срочно понадобилась?

– Я ее с собой в Ленинград хочу взять, – неохотно пробурчал юноша.

– А нужно ли? – как будто даже немного испугалась женщина. – Даня, ты же еще только поступать едешь. Вдруг провалишься?

– Не провалюсь, – гневно блеснул глазами юноша, явно оскорбленный материнским неверием в его силы.

– Пусть так, – согласилась с сыном женщина. – Но все равно: общежитие, экзаменационная суета. Все незнакомое, все новое. Возьмешь да и потеряешь где-нибудь. Или украдет кто. Вещь-то древняя.

– Мама, неужели ты можешь подумать, что я потеряю пряжку, которую носил когда-то на своем плаще сам бог красноречия Гермес? – взвыл от материнского непонимания юноша.

– Так уж и Гермес, – хмыкнула мать.

– Так уж и он! – передразнил ее юноша. – Ты, как и отец, ни во что не веришь. Даже деда с бабкой я искал, а не он.

– Не нашел ведь, – вздохнула женщина. – Не судьба, значит.

– Не нашел, – вздохнул юноша. – Как в воду канули.

– У отца надо спросить, – вернувшись к прежней теме разговора, произнесла женщина.

– Что спросить? – не понял юноша.

– Можно ли тебе пряжку эту в Ленинград с собой брать. Все-таки семейная реликвия, – как-то не очень уверенно, опасаясь, очевидно, нового всплеска сыновнего гнева, пояснила женщина.

– А! – протянул юноша. – Да, конечно, спроси. Вместе спросим. Да только ты же сама знаешь, что он разрешит. Потому что ему все равно. Он даже имя себе возвращать не стал. Так и остался Николаем.

– Его приемные родители… – начала было женщина.

– И что? – оборвал ее сын. – Я что, деда с бабкой не люблю, что ли? Дед с бабкой у меня золотые. Слов нет. Но только и о прошлом надо помнить. Греки мы или нет?

– Греки, – вздохнула женщина. – Кто бы спорил. Назвали же мы тебя Данаем. Тоже было непросто. Нас с отцом потом в райком комсомола вызывали. Спрашивали: что мы имели этим в виду.

– Знаю, рассказывала ты, – фыркнул юноша. – Конечно, греки и Меотида – две вещи несовместные! Откуда нам здесь взяться?

– Что ты меня-то спрашиваешь, сын? – возмутилась женщина. – Такие времена были. А до этого еще страшнее. Тут тебе не твои грифоны с горгонами – тут товарищи похлеще заправляли. Не всегда можно было даже упоминать, что ты грек. Брата моего, когда в армию забирали, русским записали. Не рыпайся, сказали, и молчи. Нет, сказали, в Мариуполе никаких греков. Есть один советский народ.

– И это знаю, мама, – пробурчал юноша. – Но должно же что-то остаться в нас? Мы же… – тут юноша осекся, а спустя мгновение, раздраженно вскинув голову, бросил матери: – Нельзя же быть просто литейщиком, как отец!

– А что здесь плохого? – пожала плечами женщина. – Зарплата на заводе неплохая. Шел бы и ты в наш металлургический институт. По стопам отца, а? Чего тебя несет на этот филологический. Да еще в Ленинград?

– Не знаю, – растерянно пробормотал юноша, как будто слова матери застали его врасплох, впрочем, он тут же продолжил уже более уверенно: – Это я насчет Ленинграда. Хочется почему-то именно туда. В университет. А насчет литейщика, то это точно не мое. Ты же знаешь, мне с детства снились мои греческие боги и герои древности. Как отец мне в пять лет эту пряжку показал, так я и заболел этим.

– Так и живи здесь, в Мариуполе, – развела руками мать. – Возле Меотиды своей любимой. Чего тебе ехать бог знает куда? Дед с бабкой вон прожили десять лет на Крайнем Севере. Снег да мрак. Слышал ты их рассказы.

– Ленинград – это тебе не Заполярье, – огрызнулся юноша. – Не хочу я быть литейщиком.

– Оставайся, – пробормотала мать. – Аттестат у тебя дай бог каждому. На любую специальность здесь пройдешь. Не обязательно на литейщика учиться.

– Ага, на сварщика тогда? Велика разница! – хмыкнул юноша.

Роясь в ящиках письменного стола, он все-таки обнаружил то, что так долго искал.

– Вот же она! – юноша достал из коробочки золотую пряжку и радостно протянул ее матери. – Смотри, мам, пряжка Гермеса!

– Да видела я, – отмахнулась мать, но добавила, невольно завороженная дивной работой древних мастеров: – Красивая.

– Пряжка крылатого вестника богов, – пробормотал юноша. – Знаешь, мам, мне в детстве часто казалось, что еще чуть-чуть – и я полечу. Многие, говорят, во сне летают. А мне наяву мерещилось. Как остановлюсь возле обрыва или просто на морском берегу, так и кажется – оттолкнусь сейчас от земли и взлечу, побегу по воздуху все быстрее и выше. Как славный бог Гермес…

Глава 5
Таинственный поход в лес

Серенький бледный субботний заполярный рассвет давно сдал вахту розовощекому и заполошному, как подросток, мартовскому дню. А тот, быстро пресытившись играми на свежем морозном воздухе, охотно уступил бразды правления сиреневому томному закату. Солнце спряталось за горизонт. И только один его лучик решил остаться еще на мгновение, чтобы как следует разглядеть засыпанные снегом дворы, дома в белых шапках все того же снега, машины, осторожно пробирающиеся по тоннелям улиц, людей, праздно гуляющих в этот весенний вечер или спешащих куда-то по своим делам.

Один из них, будь луч более внимательным, наверняка должен был привлечь его внимание. Это был полный, с пухлыми, розовыми, точно у младенца, щеками пожилой мужчина в пальто и каракулевой шапке пирожком, из-под которой выбивались седые всклокоченные пряди кудрявых волос. За плечами у него был рюкзак, который никак не вязался ни с потертым кашемировым пальто, ни с той самой шапкой, ни даже с самим возрастом этого человека. К рюкзаку приторочен был старый солдатский котелок, почерневший от застарелой и несмываемой, как южный загар, копоти. Причем направлялся пожилой мужчина прямиком в сторону леса.

Поздновато для пикников! Вот что должно было насторожить более внимательный луч, заставить его пристальнее присмотреться к необычному прохожему. Ведь то, что может считаться обыденным мартовским утром, мартовским же вечером должно вызывать массу вопросов. К сожалению, их просто некому было задать. Луч, скользнув мельком по странному путешественнику, отвернулся от него, отвлеченный огромным грузовиком, который намертво застрял в глубоком снегу при выезде со двора на улицу и перегородил дорогу всем другим машинам…

Сопки начинались прямо за домом. Осторожно, с запасом обойдя застрявший в разъезженной колее грузовик, отчего ему пришлось по самые колени залезть в нетоптаный снег, профессор Кукушкин, а незнакомцем с котелком был именно он, выбрался на улицу. Оглядевшись по сторонам, он поспешно пересек ее и по тропе, проложенной собачниками – в этом не приходилось сомневаться, ибо следы их четвероногих питомцев были повсюду, – отправился в близлежащий лесок.

– Он заслужил, – бормотал пожилой профессор, то ли обращаясь к самому себе, то ли оттачивая аргументы для будущего оппонента, – заслужил. Я так им всем и скажу. Как ни крути, а надо все рассказать. Иначе нельзя. Время пришло. Я в этом уверен. И никто меня не убедит в обратном.

Бормоча все это, Кукушкин по плавно идущей в горку тропе все больше углублялся в лес.

– Собаку, что ли, потерял, отец? – окликнул его притормозивший недалеко от него лыжник.

– Подвальный кот тебе отец, – огрызнулся шепотом Кукушкин, а в полный голос крикнул: – Почему собаку?

– Так а чего здесь ходить-то без лыж да без собаки? – искренне удивился лыжник, который, очевидно, рад был возможности сделать привал.

– Может, гуляю я? – хмыкнул Кукушкин на ходу.

– А котелок тебе, отец, зачем? – поинтересовался лыжник, разглядев амуницию профессора.

– Собака от меня на лыжах ушла, – огрызнулся Кукушкин. – Как поймаю, так сразу в котел ее. И сварю. Исключительно в назидание остальной псарне. Понятно?

– Шутник, – буркнул лыжник, потеряв интерес к явно не склонному к разговорам незнакомцу.

А Кукушкин продолжил свой путь в лес…

Глава 6
Неожиданный посетитель

В ближайшее воскресенье, предусмотрительно разузнав накануне у секретаря кафедры адрес квартиры, которую институт снял для Даная, и прихватив бутылку дорогого коньяка, профессор Кукушкин отправился к временному пристанищу своего коллеги. И уже спустя каких-нибудь пятнадцать минут – благо, жил неподалеку – он стоял перед обитой дерматином дверью.

Ему долго не открывали. Но Кукушкин настойчиво продолжал вдавливать в коробочку кнопку звонка. Наконец за дверью послышались шаги, и на пороге появился явно заспанный Данай, очевидно, разбуженный профессорским трезвоном.

– День добрый, Данай Эвклидович, – только и смог выдавить Кукушкин, добавив затем не без некоторого ехидства: – Никак не думал застать вас спящим в такое время.

– А что тут еще делать в выходные? – не очень приветливо пробурчал все еще сонный питерский гость.

– И то верно, – почему-то радостно, как будто ждал именно такого ответа, воскликнул Кукушкин. – Я как раз по этому поводу и пришел.

– Да, проходите, коллега, окажите любезность, – вспомнив о правилах хорошего тона, пробормотал Данай, сторонясь и тем самым предлагая Кукушкину зайти.

– С большим удовольствием, именно так, – затараторил Кукушкин, двинувшись внутрь неуютно, как-то казенно обставленной квартиры.

– Павел Борисович? – явно приободрившись при виде коньяка, который пожилой профессор, когда раздевался, поставил на стоящий в прихожей стул, произнес его столичный коллега.

– Он самый, – с готовность подхватил Кукушкин, восприняв вопросительный тон Даная, как намек на то, что тот не уверен, правильно ли запомнил его имя и отчество, – он самый.

– Да, конечно, я помню, – как-то по-детски смутился Данай. – Я хотел сказать, что лучше, наверное, на кухне расположиться. В комнате бардак у меня, каюсь.

– Разумеется, – закивал Кукушкин и тут же уточнил: – Я не о бардаке, а о кухне. Кухня – то, что надо.

С этими словами он извлек из кармана уже водруженного на вешалку пальто огромный, как глаз сказочного дракона, лимон.

– Проходите, – жестом показал ему путь на кухню Данай. – А я, если позволите, пойду и приведу себя со сна в порядок.

С этими словами хозяин квартиры отправился умываться. Кукушкин же с уверенностью старого холостяка прошел на кухню. К тому моменту, когда Данай вышел из ванной, закончив утренний ритуал, на сковороде уже жарилась яичница, разбрасывая вокруг себя трескучие капельки масла. А на столе, в окружении лимона, нарезанного ломтиками и посыпанного сахаром и отыскавшимся в шкафу молотым кофе, стояла бутылка коньяка.

– Ух ты! – изумился подобной домовитости своего гостя Данай.

– Даже не смейте говорить, что не будете пить коньяк, – нахмурив густые брови, замахал на него руками Кукушкин.

Данай сел за стол, явно довольный тем, что Кукушкин полностью взял бразды кухонного правления в свои большие красные руки, и только изредка, ловя на себе вопросительный взгляд профессора, подсказывал:

– Тарелки вон там. Да, на верхней полке буфета… Соль? А вы что же, яичницу не посолили? Соль здесь, в шкафчике…

– Да, не посолил, – развел руками Кукушкин, – не хотел вам мешать бриться. А сам не нашел. Ничего, так посолим, готовую. Вот уж нашли из чего проблему делать. Открывайте-ка лучше коньячок, доставайте рюмки, стопки. Что там у вас есть?

Данай с готовностью вскочил на ноги и заметался по кухне в поисках подходящей посуды.

– Как вам наш город? – спросил Кукушкин, пока Данай, вскрыв бутылку, разливал коньяк по разномастным рюмкам, которые он не без труда добыл из какого-то шкафчика.

– У меня здесь дед с бабкой после войны лет десять прожили, рассказывали. Дед кадровый военный был, – пробормотал Данай.

– А сами не бывали ранее? – поинтересовался Кукушкин.

– Нет, как-то не доводилось, – хмыкнул Данай и поспешно, опасаясь обидеть в Кукушкине краеведа, дежурно добавил: – Город у вас замечательный. И люди тоже.

– Город как город, – пожал плечами Кукушкин. – Вы не бойтесь, я, знаете ли, не патриот малой родины. Сам с юга. Хотя живу здесь давно. Очень даже. Ну, давайте, Данай Эвклидович, за знакомство!

Коньяк оказался хорош. Разойдясь по профессорским телам приятным теплом, он настроил обитателей кухни на неспешный и обстоятельный разговор.

– Я, Данай Эвклидович, полюбопытствовать хочу, – начал Кукушкин.

– Просто Данай, коллега, – похлопал его по руке собеседник. – Не люблю я все эти отчества. Студентам, конечно, положено. Субординация и всякое такое. Чтобы держать необходимую дистанцию. Но в дружеском общении, я вас умоляю!

– Спасибо, коллега, – в знак благодарности кивнул Данаю Кукушкин. – И все же вернусь к своему любопытству. Грешен, знаете ли.

– Любопытство, как известно, не порок, – хмыкнул Данай.

– Может, и так, – улыбнулся Кукушкин и после небольшой паузы продолжил: – Подозреваю, что просьба моя вам уже и самому понятна. Уж больно много разговоров ходит на кафедре о вашей семейной реликвии. Не покажете старику?

– Пряжку-то? – фыркнул Данай. – Чего ж не показать. Я и сам на нее каждый раз смотрю с удовольствием. Одну минуточку, Павел Борисович.

Данай сбегал в комнату и принес драгоценность. Он положил ее на стол прямо перед Кукушкиным. И прекрасные юноши и девушки, точно только того и ждали, вновь пустились плясать в бесконечном хороводе по ее золотой поверхности.

– Красотища! – восхищенно протянул Кукушкин, разглядывая древнегреческую реликвию.

– Отец в детстве мне рассказывал, – пробормотал Данай за его плечом, – что давным-давно наш предок привез ее из Эллады. Когда отправился далеко на север, на самый край Ойкумены, в Тавриду. А отцу об этом рассказала мать. Его приемная мать, я имею в виду. А та узнала это от его настоящей матери, моей бабки, когда та оставила его ей на попечение перед депортацией в войну. Бабка дала ей тогда эту пряжку. Она якобы с плаща не кого-нибудь, а самого…

– Да, да, я знаю, – пробормотал Кукушкин, – славного бога Гермеса.

– Почему Гермес не подарил нашей семье свои крылатые сандалии? Представляете, как здорово было бы добираться в них на работу в часы пик? – хмыкнул Данай, но тут же опять посерьезнел: – Гермес вроде бы за какие-то заслуги дал пряжку моему предку по отцовской линии. Такая вот семейная легенда. Эх, если бы не война! Если бы мои родные дед с бабкой были живы. Я расспросил бы их обо всем подробнее. Хотя, впрочем, может быть, они больше ничего и сами не знали…

– Бог Гермес, – задумчиво произнес раскрасневшийся от коньяка Кукушкин. – Знаете, Данай, когда я смотрю на эту вещь, я начинаю верить в эту легенду. Честное слово, так и хочется сказать, что пряжка отлита в волшебной кузнице Гефеста.

– Кто ж теперь это знает? – развел руками Данай.

– Да, разве что сами боги, – пробормотал Кукушкин.

– Смешно сказать, но только вчера я думал о них, – оживился Данай. – О том, что происходит с богами, когда умирает их паства. Куда они деваются?

– Так и подмывает сказать: одному богу известно, – усмехнулся старый профессор. – А, может быть, они и не деваются никуда? А просто ждут своего часа? Когда кто-нибудь призовет их вновь. Как знать.

– И как же их призвать? – неожиданно перевел разговор в чисто практическое русло Данай. – Как призывали богов древние греки? Хотя…

– Чего их было призывать? – подхватил его мысль Кукушкин. – От них и так продуху не было. Они бродили между людьми, как полицейские во время массовых мероприятий.

– Но то когда было, – задумчиво протянул Данечка.

– Не вчера, – согласился Кукушкин.

– Вот именно, – поддакнул Данай.

– Я к вам, Данюшка, собственно говоря, почему зашел, – сменил тему разговора Кукушкин, когда оба профессора выпили еще по рюмочке коньяка. – Нет, отчасти, понятное дело, из любопытства. Пряжку посмотреть. Тут уж каюсь. Отчасти – чтобы составить компанию. Город-то у нас, конечно, как вы сами изволили выразиться, замечательный, да только никого вы в нем не знаете. А следовательно, как я предположил, скучно вам здесь должно быть неимоверно. Вот и решил я вас немного взбодрить.

– Это точно, скучно, – подхватил Данай. – Спасибо вам, Павел Борисович, что составили компанию.

– И это еще не все, – замахал руками Кукушкин. – К главной причине своего визита я никак не приступлю. В следующую пятницу, насколько мне известно, у вас последняя лекция?

– Да, верно, – закивал Данай.

– А март у нас в Заполярье – месяц чудеснейший, – доверительно продолжил Кукушкин. – Вот я вам и предлагаю немного отдохнуть. Развеяться, так сказать.

– В смысле? – заинтересовался Данай.

– Да в самом прямом, – хихикнул Кукушкин. – Выехать на природу. В пятницу вы лекции закончите – и на два выходных денька мы вас приглашаем на дачу за город. Шашлыки организуем, прогулки в лесу. А уж в понедельник с утра отправитесь обратно в свой Питер. Компанию обещаю очень интеллигентную. Кроме меня – мой добрый друг Зиновий Харитонович. Тоже, кстати, профессор с обширнейшими знаниями Древней Греции. А еще дочка его. И мой племянник. Все люди античностью интересующиеся. Вы спросите, откуда такие кладези в столь глухих для столичного человека местах? Да только так уж сложилось. Что имеем, то имеем. Я это к тому, что наше общество нисколько вас не расстроит, а будет, что называется, на уровне. И вам, повторяю, не лишним будет развеяться немного после трудов…

– Да что вы меня убеждаете, Павел Борисович? Я согласен, согласен, – всплеснул руками Данай. – С удовольствием съезжу.

Глава 7
Начало игры

Неделя пролетела незаметно. Кукушкин предложил Данаю выехать на природу в пятницу. Чтобы, как он выразился, не терять драгоценный день.

– Я заеду за вами ровно в семь вечера, – сообщил он питерскому гостю. – И еще: вам удобнее будет сразу забрать с собой все вещи. Тогда в понедельник утром мы вас прямо с дачи отвезем в аэропорт.

– Хорошо, – согласился Данай, – к семи я буду готов.

Не совсем, по-видимому, полагаясь на пунктуальность своего коллеги, Кукушкин позвонил в знакомую ему по прошлому визиту дверь, когда на часах была уже четверть восьмого. Однако, как он и ожидал, в квартире царил полнейший хаос. На кровати, диване, стульях и даже журнальном столике были разбросаны вещи. Данай растерянно ходил вокруг стоящей посреди комнаты большой дорожной сумки, пытаясь сложить в ее разверстую пасть свой скарб.

– Вы собирайтесь, – успокоил его Кукушкин, – я подожду.

Минут через сорок уставший от сидения в коридоре Кукушкин и его окончательно вымотанный сборами коллега вышли из подъезда, возле которого их ждал огромных размеров джип.

– Ого! – подмигнул Кукушкину Данай. – Хорошо живет провинциальная профессура.

– Вы про джип? Это племянника, – хихикнул Кукушкин. – Гера у нас, как говорится, скор на ногу.

– Понятно, – протянул Данай, не зная, прямо ли ему сунуться со своей сумкой в салон или сначала отправить скарб в багажник.

Тут из машины выскочил молодой человек – очевидно, тот самый Кукушкинский племянник. Впрочем, прийти к подобному умозаключению можно было исключительно логическим путем. Ибо молодой человек нисколько не походил на пожилого грузного профессора. Он имел изящное, чтобы не сказать тщедушное, сложение, лицом был смугл не меньше самого Даная и крайне подвижен.

– Данай Эвклидович, – радостно произнес Гера, протягивая питерскому профессору руку и уже не отпуская ее, чтобы потащить его к багажнику джипа, – наслышан самого хорошего о вас. Искренне рад. Ставьте сумку сюда и помчимся.

Данай поместил свои пожитки в обширный, как пещера циклопа Полифема, багажник и открыл дверь джипа. Вопреки его ожиданиям заднее сидение оказалось абсолютно пустым.

– А где же остальные? – спросил Данай у примостившегося на переднем пассажирском сидении Кукушкина. – Подхватим по дороге?

– Вы о Зиновии Харитоновиче с дочкой? – ответил ему севший за руль Гера. – Они уже на даче. Вперед махнули. Чтобы к нашему приезду все приготовить: натопить как следует, стол накрыть.

– Ясно, – пробормотал Данай, которому было неудобно от царящей вокруг его персоны суеты.

Джип тем временем вырулил со двора, проскочил одним махом освещенные жилые кварталы и нырнул во тьму пригородного шоссе.

– Ехать около часа, – сообщил Данаю Кукушкинский племянник. – Дача у нас замечательная. Вам понравится.

– Конечно, уверен, – вновь пробормотал Данай. – Честное слово, мне даже неловко доставлять вам столько хлопот.

– Пустяки, – в один голос ответили Гера с Кукушкиным.

Затем в салоне наступила тишина. Данай стал смотреть в окно, за которым, как искры, выброшенные ветром из костра, проносились то и дело огоньки придорожных домиков.

Они добрались до цели своей поездки удивительно скоро. Дача действительно оказалась хороша. Большой двухэтажный дом стоял на самом берегу озера. Сейчас оно было заснежено и в свете автомобильных фар да нескольких ярких фонарей, расставленных по периметру внушительных размеров двора, походило на огромную тарелку с манной кашей.

– Великолепно, – не смог сдержать свой восторг Данай.

– А я вам говорил, – подхватил Гера. – Прекрасное место. Удивительное.

Не успели они выйти из машины, как дверь дома распахнулась, и на пороге показался высокий пожилой мужчина с гривой седых волос и окладистой бородой.

– Зиновий Харитонович, – завопил радостно Кукушкин, – привезли, доставили вам нашего гостя.

– Очень рад, – протянул Данаю крепкую руку Зиновий Харитонович. – Прошу в дом.

– Я сумку только заберу… – начал Данай.

– Гера вещи занесет, – жестом приглашая Даная войти внутрь, произнес седовласый.

– Вы не беспокойтесь, – откликнулся сзади Кукушкинский племянник.

Во внушительных размерах гостиной с настоящим, насколько мог понять Данай, камином его ждало еще одно знакомство.

– Моя дочь Анна, – сообщил Зиновий Харитонович, представляя вставшую навстречу вошедшим мужчинам высокую стройную девушку с роскошными пепельными волосами и необыкновенно голубыми глазами.

– Здравствуйте, – произнесла девушка, смерив Даная насмешливым взглядом, и добавила, обращаясь уже к отцу: – Я вижу, питерская профессура симпатичней провинциальной будет.

– Столица! – хмыкнул в ответ Зиновий Харитонович.

– Да бросьте вы, честное слово, – промямлил Данай, которого взгляд стройной молодой женщины вводил в неизвестную ему прежде робость.

– Вы уж простите мою дочь, – заметив растерянность своего гостя, похлопал его по плечу Зиновий Харитонович. – Провинциальная непосредственность. Но мы компенсируем радушием. Честное слово, от чистого сердца. Прошу к столу.

Вечер на даче был прекрасен. После роскошного ужина разожгли огонь в действительно оказавшемся настоящем камине, и все собрались возле него.

– Не знаю, как и благодарить, – простонал Данай, нежась в мягком кресле.

– А и не надо, – остановил его Кукушкин.

– Мы, правда, очень рады такому гостю, – добавил Зиновий Харитонович. – Наслышаны от Павла Борисовича о ваших замечательных лекциях.

– Он говорит, вы очень близко к сердцу принимаете литературу ваших предков? – поинтересовалась Аня.

– Наверное, пожалуй, – вновь смутился Данай. – А это плохо?

– Я не знаю, – пожала плечами девушка.

– Имеет полное право, – вступился за Даная Кукушкин. – С такими-то корнями!

– Да, хотите, я покажу вам нашу семейную реликвию? – предложил Данай.

– Конечно, будем рады, – загалдели все, включая Кукушкина, который уже видел Данаево сокровище.

Данай тут же сбегал наверх, в отведенную ему комнату, куда Гера доставил его дорожную сумку, и, достав из нее коробочку с пряжкой, вернулся в гостиную. И прекрасные юноши и девушки, взявшись за руки, вновь побежали в бесконечном хороводе под пристальными взглядами его новых знакомых.

– По преданиям, которые передаются в моей семье, – не без гордости сообщил им Данай, – это пряжка с плаща бога красноречия Гермеса. Мне так рассказывал отец. Впрочем, без особого пафоса. Сам он, если честно, не очень интересовался семейными корнями…

– Чего нельзя сказать о вас? – вновь смерила его своим пронзительным взглядом Аня.

– Да, пожалуй, – согласился Данай.

– Пряжка замечательная, – произнес Зиновий Харитонович, бросив при этом внимательный взгляд на племянника Кукушкина, – античная. В этом нет сомнений?

– Нет, – подтвердил Гера, бережно повертев пряжку в руке.

Его мнение в этом вопросе собравшиеся в комнате новые знакомые Даная явно признали авторитетным.

Наступила пауза. Данай хотел поведать Зиновию Харитоновичу, его дочери и Гере о своей семье, пропавших деде с бабкой, войне и приемной семье отца, но не без основания решил, что Кукушкин наверняка уже все им давно рассказал.

– Прекрасный вечер, – промямлил он вместо этого, чтобы хоть как-то поддержать беседу.

– А я знаю, как сделать его еще лучше, – неожиданно предложила Аня. – Предлагаю вам сыграть в игру.

– В игру? – переспросил Данай. – В какую?

– Мы все зовем ее игрой в античность, – пояснила Аня. – Чудеснейшая возможность скоротать время для людей, которые кое-что читали.

– Что-то вроде исторической реконструкции. Скорее даже не исторической, а этакой, знаете ли, филологической, – с готовностью подхватил Кукушкин.

– Подробнее, пожалуйста, – попросил явно заинтересованный Данай.

– Берем некую отправную точку в современности и пробуем найти ее след в толще времен, – пояснил Зиновий Харитонович. – К примеру, предки одного моего знакомого были кузнецами. Как было не проследить его родословную до самого Гефеста?

– Он тоже грек? – еще больше воодушевился Данай.

– Кто? Гефест? – хмыкнула Аня. – Он бог!

– Да не Гефест, – стушевался Данай, которого красивая и заносчивая девушка раз за разом вводила в ступор. – Простите, ради бога, мою косноязычность. Я имел в виду знакомого Зиновия Харитоновича.

– Ах, его! – снова хмыкнула Аня и беспечно добавила: – Наверное. Знаете, все мы отчасти греки. Если хорошо покопаться в родословных…

– Это точно, – хихикнул Кукушкин. – Кого возьмем на съедение на этот раз?

– Звучит по-людоедски, – улыбнулась Аня.

– Гостя, конечно, – предложил Зиновий Харитонович.

– Вы, надеюсь, не против? – поинтересовалась у Даная Аня, вновь окатив его своим насмешливым взглядом. – Как ни крути, а вы для нас человек новый. Чем, собственно говоря, и интересны. А ваша древняя пряжка дает очевидный повод для полета фантазии.

– Я… – замялся Данай под требовательным взглядом голубых глаз.

– Не бойтесь, в игре нет ничего страшного, – фыркнула Аня. – Мы попытаемся представить вам историю вашей семьи. Так, как мы ее увидим. А вам останется лишь оценить работу нашей фантазии. Вот все и развлечемся. Не в подкидного же дурака играть?

– Я согласен, – брякнул Данай и тут же снова смутился. – Не в смысле дурака, конечно. А в смысле реконструкции.

– Вот и славно, – фыркнула Аня. – Что ж, делаем ставки, господа. С какого времени начнем?

– С войны? – предложил Гера.

– Давайте раньше, у нас в запасе три прекрасных вечера, – воодушевился Кукушкин. – Готов представить крымский период.

– Да что ж вы все мельчите, коллеги, – покачал головой Зиновий Харитонович, словно карточный шулер, подначивающий денежного, но очень осторожного игрока сделать по-настоящему крупную ставку. – Эллинистические времена!

– Ерунда, – фыркнула Аня, презрительно взглянув на отца своими бездонными голубыми глазами, – детский лепет на лужайке. Мы в античность играем или в казаков-разбойников?

– Ваше предложение, Анна? – поддавшись общему азарту, поинтересовался Данай.

– Падение Трои, – после некоторой паузы, требуемой для предания сказанному необходимого веса, произнесла девушка.

– Что ж, глубже, наверное, никто копнуть не осмелится, – с видом побежденного развел руками Кукушкин. – Твоя взяла!

– Я, между прочим, имел в виду Троянскую войну, – обиженно вставил Гера.

– Поздно. Надо было выражаться яснее, – фыркнула Аня и, устремив взгляд на пляшущие в камине языки пламени, задумчиво добавила: – Я так и вижу Кассандру, которая, осознавая свое бессилие, мечется по дворцу Приама.

– Так начинай рассказ, не томи, – пробурчал Зиновий Харитонович.