Kitabı oxu: «Американская история любви. Рискнуть всем ради возможности быть вместе»

Şrift:

MASTER SLAVE HUSBAND WIFE: An Epic Journey from Slavery to Freedom

* * *

Посвящается Джун, Киану, Оану и Нари

Увертюра

Революции 1848 года

В 1848 году Уильям и Эллен Крафт, рабы из Джорджии, пустились в долгий путь взаимного самоосвобождения и преодолели 8000 километров. Это история их любви, начавшаяся во время революции, которая не завершилась после войны за независимость и продолжается до сих пор.

Все началось в год глобальных демократических потрясений. Люди повсюду восставали против тирании, монархии и власти: на Сицилии, в Париже, Берлине, Вене, по всей Европе. Новости об этом быстро распространялись: по морям их несли стремительные клиперы, по суше – поезда. Чудесное изобретение – электромагнитный телеграф – преодолевало время и пространство. В Америке от Нью-Йорка до Нового Орлеана люди зажигали факелы, уверенные, что именно они дали толчок этим событиям.

Американцы смотрели на Европу, не чувствуя, как земля содрогается под их собственными ногами.

В 1848 году закончилась война с Мексикой, Соединенные Штаты приобрели 800 тыс. квадратных километров новых земель. На гигантской территории возникло более шести штатов, в том числе Калифорния, где в следующем году началась золотая лихорадка. Перст судьбы указывал на высокие цели: «охватить и овладеть всем континентом, дарованным нам провидением для осуществления великого эксперимента свободы и федерального самоуправления»¹.

Но в этом движении намечались трещины. Стремительно развивалась пандемия холеры. Новые иммигранты, прибывавшие в Америку из Ирландии, Германии, Китая и других далеких стран, имели иные представления о том, какой должна быть Америка. Двухпартийная политическая система рушилась, поскольку избиратели разошлись во мнениях относительно того, что питало национальное развитие, – рабства. Политики спорили о будущем рабовладения, правах рабов и рабовладельцев, о том, кто мог бы заселить новые обширные территории.

Тем временем люди, не обладавшие правами американских граждан, требовали того, чего были лишены.

В июле 1848 года на историческом собрании по правам женщин в Сенека-Фоллз, штат Нью-Йорк, приняли Декларацию чувств, где провозглашалось: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди, мужчины и женщины, созданы равными»². Возглавил движение Фредерик Дуглас. Он объединил революции в Европе и Америке и отверг пропасть между чаяниями и реалиями американцев. А спустя несколько лет 4 июля заявил: «Сегодня на земле нет нации, виновной в деяниях более шокирующих и кровавых, чем народ Соединенных Штатов»³.

И все же у Дугласа не угасала надежда. Перемены были близки: «Рука торговли сносит врата могучих городов. Разведка проникает в самые темные уголки земного шара, прокладывая себе дорогу по земле, морю и под водой. Ветер, пар и электричество – вот ее агенты. Океаны более не разделяют, но связывают народы воедино. Из Бостона в Лондон можно отправиться в отпускную экскурсию. Разрывы почти уничтожены»⁴.

* * *

Затерянные в пространстве и времени Уильям и Эллен Крафт из Мейкона, штат Джорджия, также вдохновлялись духом американской Декларации независимости⁵. Они знали эти слова, хотя читать им было запрещено. Каждый год текст торжественно озвучивали на ступенях того самого здания суда, где когда-то продали Уильяма.

Они помнили все: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью». О том же говорил в Библии апостол Павел: «От одной крови Он произвел весь род человеческий» (Деяния, 17:26). Эти слова для Уильяма и Эллен Крафт стали толчком к собственной революции.

На этом пути они не скрывались, не плыли и не бежали, ориентируясь по звездам. Подпольная железная дорога не помогла им сбежать с Юга⁶. Они двигались открыто, используя современные достижения технологий: пароходы, дилижансы и, главное, настоящую железную дорогу – рельсы, построенные порабощенными людьми. Они путешествовали как хозяин и раб, а фактически – как муж и жена.

Те же достижения сделали их знаменитостями, когда они ездили с лекциями, а затем бросили вызов безжалостному новому закону о беглых рабах, подтолкнувшему нацию к гражданской войне. В свое время Крафты превратились в символ новой американской революции. Один из самых известных ораторов того времени предрекал: «Будущие историки и поэты назовут их историю одной из самых впечатляющих в анналах нации, и миллионы людей будут с восхищением читать о них»⁷. Сегодня они заслуживают рассказа и памяти больше, чем когда бы то ни было. История их непроста. В ней нет четкой границы между Севером и Югом, черными и белыми – нет человека или места, виновного во всем. Их ситуация призывает к ответу Соединенные Штаты в целом, и у нее нет счастливой развязки.

Крафты прибыли в Вашингтон, округ Колумбия, когда порабощенные мужчины, женщины и дети в оковах шли мимо Капитолия, и конгрессменам достаточно было выглянуть в окно и увидеть их, однако многим хотелось отвести взгляд. Они жили в Бостоне в то время, когда не только рабовладельцы-южане, но и многие американцы из северных штатов могли вернуть их обратно в рабство.

И все же это был период, когда многие поддерживали их – тысячи мужчин и женщин разных цветов кожи, забыв о политических и иных различиях, пусть даже и на время, собрались у бостонского Фанейл-холла. Там прогремели слова Фредерика Дугласа: «Готовы ли вы защитить и спасти этих людей от повторного порабощения?!» Тысячи людей ответили: «Да!» Они были готовы поступить правильно, хотя для этого пришлось многим пожертвовать.

В этой книге рассказана история бунта Крафтов в сложные годы – с 1848-го по 1852-й, когда их путь драматически пересекся с путем нации. Хотя книга написана в свободной форме, это не роман. Все описания, цитаты и диалоги взяты из исторических источников, включая книгу Крафтов 1860 года «Тысяча миль к свободе». Помимо этого, использованы другие исторические материалы, список которых приведен в конце книги.

Их история заставляет нас задаться вопросами. Почему Крафты бежали именно в это время? Что подтолкнуло? Кто их поработил? Что помогло им сотворить невероятное чудо? А за ними встают другие, более серьезные дилеммы. Почему такая эпическая американская история настолько мало известна? Почему нашему народу так трудно вспоминать эту незабываемую историю?

Перед нами образ супружеской пары и нации: живая панорама, зеркало эпохи. И американская история любви – не сказка, а реальные отношения между мужчиной и женщиной, между ними и страной. Все началось ранним утром в конце декабря.

Мейкон

День 1, утро: Среда, 20 декабря 1848⁸

Коттедж⁹

В Мейконе, штат Джорджия, еще не встало солнце, и город спал. Ветра не было, ветви высоких, темных елей почти не шевелились. На Коттон-авеню было тихо. Огромные весы скрывались за закрытыми дверями склада. Но река Окмалджи тихо несла свои воды вдоль берегов, – а по восточному берегу шла пара рабов. В хижине, стоявшей в тени высокого белого особняка, им предстояло преобразиться. Несколько ночей они почти не спали, репетируя новые роли. Эллен сняла платье, впервые отказавшись от корсета. Ей нужно было преобразить фигуру иным образом – грудь следовало сделать плоской. Она надела белую рубашку, узкие брюки, длинный жилет и свободный плащ, прикрывшись элегантной накидкой. Вдыхая холодный зимний воздух, она быстро застегнула все пуговицы. Приближалось Рождество.

Эллен одевалась при мерцающем свете свечи в «своей» мастерской в коттедже. Двери заперли на ключ. Если их поймают, этой роскоши она лишится. Вокруг лежали инструменты: корзинки с иголками, булавками, нитками, ножницами, обрезками тканей. Мастерскую обставлял муж – именно он сделал всю деревянную мебель, в том числе и раскрытый сейчас комод.

Эллен надела мужские ботинки, тяжелые, на толстой подошве. Хотя она уже тренировалась, ощущение было странное – кожаные ботинки буквально тянули ноги к земле, каждый шаг требовал усилий. Эллен унаследовала худощавость отца, только не его рост. Даже для женщины она была маленькой.

За ней стоял Уильям, отбрасывая длинную тень, которая повторяла каждое его движение. Нужно было что-то сделать с только что отрезанными волосами женщины. Они собрали их и сложили в мешок. Оставлять нельзя – любой, кто вломится в мастерскую, догадается, что произошло.

Остались последние штрихи: черный шелковый галстук и повязки. Эллен подвязала подбородок и перевязала руку, подвесив на перевязь. Глаза закрыли очки с зелеными стеклами. На голове красовался высокий шелковый цилиндр – «двухэтажный», как называл его Уильям¹⁰. За всей этой маскировкой скрылись женственность, страхи и шрамы Эллен.

Она стояла посреди комнаты и в зеркале видела больного белого юношу из состоятельной семьи – «чрезвычайно респектабельного джентльмена», по выражению ее мужа. Уильям тоже был готов – обычные брюки и рубашка плюс небольшое дополнение: потертая касторовая шляпа. У него никогда не было такой красивой шляпы, – сейчас головной убор демонстрировал, что раб принадлежит богатому человеку.

На разработку плана бегства ушло несколько суток. Четыре дня назад Уильям и Эллен придумали его и поняли, что все может получиться. Четыре дня они складывали одежду в запертые ящики, шили, покупали необходимое, прокладывали маршрут. Четыре дня готовились к шагу, который должен был повлиять на всю их жизнь. Однако сейчас она сократилась до этих четырех дней.

Уильям задул свечу.

В полной темноте они опустились на колени и помолились.

Потом поднялись и замерли, затаив дыхание.

Не поджидает ли их кто-то за дверью? Не увидит ли? Коттедж стоял позади дома Коллинзов, очень близко. Хозяин и хозяйка сейчас, наверное, крепко спят в своей постели.

Молодые люди, держась за руки, осторожно двинулись вперед, стараясь не шуметь. Уильям отпер дверь, распахнул ее и выглянул наружу. Никого – только листва деревьев шелестела на появившемся ветру. Вокруг тишина – Уильям невольно подумал о смерти¹¹. И все же сделал жене знак выходить.

Испуганная Эллен расплакалась. Им не раз доводилось видеть, как людей выслеживали с ищейками, избивали, сжигали заживо¹². Они видели охоту и погони за беглыми рабами и прекрасно понимали, что их может ожидать та же участь. Держась за руки, супруги двинулись вперед.

Каждому предстояло начать путь в одиночку – по Мейкону они должны двигаться порознь. Уильям пойдет кратчайшим путем и спрячется в поезде¹³. Если его узнают, опасность будет грозить обоим. Дорога Эллен еще сложнее, поскольку длиннее. Участь ее окажется печальной, даже если просто поймают. Хуже, если мастер Коллинз обнаружит, что любимая горничная его жены осмелилась прикинуться джентльменом. Он был человеком методичным и считал, что наказание должно соответствовать преступлению. Каким должно быть воспитание в этом случае, оставалось догадываться. Уильям приготовился к самой страшной мести.

Если хозяйка иногда и заступалась за любимую рабыню (и свою единокровную сестру), в этом случае на подобное рассчитывать не приходилось. Вряд ли ей понравилось бы видеть Эллен в мужских брюках, к тому же в хозяйских. Раньше Эллен удавалось избегать продажи, но не в этот раз. Самое меньшее, что им грозило, – разлучение после жестокой порки… Если они вообще выживут…

Эллен смолкла, целиком сосредоточившись на молитве. Она твердо верила, что сможет одержать победу и преодолеет каждый сантиметр из предстоящих километров. Она твердо верила в божественное провидение, в силу большую, чем у любого земного хозяина, каким ей предстояло притвориться. Затем вздохнула и решительно двинулась вперед.

– Идем, Уильям…

Дверь снова распахнулась, и они покинули дом, ступая тихо, как лучи лунного света по воде. Уильям запер дверь, положил тяжелые железные ключи в карман. Вдвоем они прокрались через двор, вышли на улицу перед домом спящих рабовладельцев. Сжав руки друг друга, они расстались. При следующей встрече (а они надеялись, что она обязательно состоится) пара будет играть роли хозяина и раба, чтобы в будущем вновь стать мужем и женой.

Уильям

Он знал, что нужно торопиться¹⁴. Поезд на Саванну отходил около семи часов, и впереди у него еще три часа темноты. Однако Мейкон просыпался рано.

Уильям работал официантом в гостинице, по утрам – краснодеревщиком, и ему отлично известны утренние ритмы города: горячие завтраки в гостиницах подавали до рассвета, носильщики таскали тяжелые чемоданы к поезду на Атланту, который отправлялся еще раньше. По всему городу кочевали чемоданы и шляпные коробки, саквояжи и пассажиры. Оживал и рынок: торговцы на повозках устремлялись к городской ратуше. Дом Коллинзов стоял на Малберри-стрит, в более тихой части города¹⁵. Но и здесь следовало быть осторожным. Напротив жил Юджиниус Нисбет с женой и двенадцатью детьми: малыши могли проснуться в любой момент. Уильям же должен был остаться незамеченным.

От особняка до железной дороги около километра: примерно 450 метров по Малберри, еще 300 метров через мост на Пятой улице, а оттуда совсем близко до вокзала, расположенного в восточной части города. Однако из предстоящего пути первые сотни метров казались самыми длинными.

Уильяма все считали красивым – более 180 сантиметров ростом, широкоплечий¹⁶. Будучи на голову выше среднего мужчины, он выделялся в любой толпе. Надвинув на лоб шляпу, он прокрался мимо особняка. Потрепанные белые поля скрывали глубоко посаженные глаза, высокие скулы – и темную кожу, выдававшую в нем раба.

В Джорджии любой чернокожий юридически считался рабом, если не доказано обратное. Уильяма могли допросить в любую минуту, причем не только патруль, но и каждый белый, «умеренно наказав», если тот не ответит. Дать сдачи Уильям не мог. Если раб ударил белого (за исключением случаев, когда это делалось по приказу другого белого), его ожидала смертная казнь.

По этой и по иным причинам Уильяму нужно было иметь при себе пропуск. Путешествовать законным образом он мог лишь при наличии драгоценной бумажки, в которой прописывалось место назначения и время поездки. Если раба задерживали без пропуска, ему грозила «порка по обнаженной спине, но не более двадцати ударов»¹⁷.

Пропуск Уильяму выписал не официальный хозяин (уже третий, молодой человек по имени Айра Хэмилтон Тейлор, которого Уильям почти не видел), а работодатель, краснодеревщик, у которого тот работал с детства. Уильям договорился с хозяином и оплатил «привилегию» работать самостоятельно. У него был специальный знак опытного ремесленника. Стоимость договоренности была высока, кроме того, Уильям должен был оплачивать собственные расходы. Но это давало возможность зарабатывать и иметь определенную мобильность¹⁸.

Уильям попросил разрешения сопровождать жену за 19 километров от города для встречи с умирающим родственником. Краснодеревщик не обрадовался, поскольку работы в мастерской было предостаточно. Выписывая пропуск, он предупредил, что Уильям должен вернуться к Рождеству. Пришлось согласиться, хотя была надежда к Рождеству оказаться вместе с женой в свободном городе Филадельфия, а то и севернее. Когда их хватятся, они будут далеко. Крафты планировали три переезда: на поезде из Мейкона до Саванны, штат Джорджия, из Саванны пароходом до Чарльстона, Южная Каролина, а оттуда снова на пароходе в Филадельфию, штат Пенсильвания, и дальше.

Они надеялись добраться до Канады, где рабство отсутствовало. Корни на Севере были не только у хозяина Уильяма. Эллен принадлежала одному из самых предприимчивых граждан Мейкона, имевшего друзей и деловых партнеров по всему восточному побережью¹⁹. Поэтому лучше вообще покинуть страну. Но сначала предстояло выбраться из Мейкона.

Уильям был хорошо знаком с центром города: там он работал и ночевал. Лишь одну ночь в неделю имел право провести с Эллен²⁰. Иногда супруги виделись чаще, если удавалось ускользнуть, как в прошлые четыре ночи. Малберри выходила прямо на Пятую улицу, у моста. Однако тем утром Уильям выбрал другой маршрут, чтобы миновать знакомые места и площадь у здания суда.

Там держали окровавленных, закованных в цепи беглецов. Охотники за ними и их ищейки так терзали несчастных, что те с великим трудом добирались до здания тюрьмы, расположенного в юго-западной части города. Потом рабов приводили в суд, на ступеньки здания, куда одни приходили за правосудием, а других продавали. Публичные торги проводились в первый вторник каждого месяца. Объявления вывешивались на дверях суда и печатались в газетах: людьми торговали как мебелью, домами и скотом. Однажды здесь стоял и Уильям – с младшей сестрой. Теперь он поклялся, что живым в руки охотников за рабами не попадет ни за что²¹.

Мужчина быстро двигался в темноте, ориентируясь на свет моста на Пятой улице. На несколько километров вокруг это единственный мост через реку. Сразу за ней вдоль дороги, ведущей к столице штата Милледжвиллю, располагались гостиницы и магазины. Там находился и магазин Соломона Хамфри, «свободного Сола»²². Ему удалось купить свободу для себя и своих родных, и теперь он покупал и продавал хлопок. Говорили, в его магазине работают только белые, и белых он приглашал на ужин. Впрочем, говорили также, что он сам обслуживал гостей. Хамфри Уильяму не был заказан путь, но после бегства все надежды на возможность выкупить себя и Эллен и обрести определенную свободу в Мейконе окончательно рухнули.

Он благополучно перешел мост и стал осторожно пробираться мимо магазинов и гостиниц, – гость, страдающий бессонницей, мог заметить его в любую минуту. Уильям прошел мимо небольшой билетной кассы, складов, приблизился к пустому поезду и забрался в вагон для негров.

Первый этап преодолен успешно. Он перебрался на восточный берег реки – и это возвращение. Родители, память о которых он свято хранил, когда-то жили именно здесь. Дожидаясь Эллен, Уильям мог только молиться, чтобы не потерять ее, как когда-то потерял их.

Эллен

Ей предстояло провести в городе, где она жила с одиннадцати лет, около трех часов. Когда ее впервые оторвали от матери и вручили в качестве свадебного подарка единокровной сестре и хозяйке, Мейкон показался ей огромным и пугающим. Город был чуть старше самой Эллен. Он возник на древних землях Мускоджи, или Крик. (Отец Эллен владел множеством навыков – в том числе был землемером и помогал прокладывать улицы города²³.) Но Мейкон рос быстро и собирался расти еще быстрее – удобно расположенный на реке; деньги поступали с хлопковых плантаций, окружавших город²⁴.

Ко времени появления Эллен азартные игры и беззаконие, ранее царившие в городе, ушли в прошлое. Раскидистые деревья приглушали жару, дома стояли вдоль прямых улиц. Впрочем, скот, кабаны и другие звери частенько забегали прямо в город. Среди величественных новых домов на аккуратных улицах города выделялся особняк, построенный для молодой хозяйки Эллен. Трехэтажный, белоснежный, с шестью колоннами и широкими крыльями, расходящимися от портика, особняк выглядел достойным империи, – пусть впечатление и было обманчивым (кирпичный дом оштукатурили и покрасили в белый цвет для имитации мрамора).

Из этого дома и вышла Эллен, одетая как человек, который мог его унаследовать. Для таких людей Мейкон был настоящим раздольем. В городе имелись роскошные отели, где можно было снять комнату на день. Номера украшали чувственные картины в стиле Тициана и Корреджо. В ресторанах подавали оленину и устриц, доставляемых по железной дороге. Развлечься можно было в салунах и театре – любопытно, что в театр превратили местную церковь. Тут было все необходимое для богатого молодого человека, не ограниченного в расходах.

Вскоре должны были открыться магазины. Джентльмен с внешностью Эллен мог зайти побриться или помыть голову и причесаться в местном парикмахерском салоне. Все еще велись дебаты о достоинствах растительности на лице, но газета Georgia Telegraph недавно опубликовала письмо молодой леди, в котором та писала, что предпочитает чисто выбритых мужчин²⁵. За несколько лет моложавый, мальчишеский вид заметно утратил популярность, уступив место более солидным бородам в стиле отцов и дедов²⁶. К счастью для Эллен, до этого времени было далеко.

Однако из всех мест, где она могла бывать, лишь одно влекло сильнее всего – духом, не телом. Это дом, где рабами у человека, который некогда был и ее хозяином, оставались мать и отец²⁷.

* * *

Джеймс Смит – крупный высокий человек, с плотным телосложением и могучим басом²⁸. Как писал друг его сына Боба, «старый майор» являлся «богатым плантатором, имевшим… высокие представления о личной чести, но мог дать себе волю и отчаянно сквернословить, помешать чему могло лишь женское общество». Смита считали человеком вспыльчивым, хотя щедрым. В его особняке в Клинтоне, где он жил до переезда в Мейкон, частенько бывали гости. На тенистых площадях, где близкие могли наслаждаться прохладой, он «продавал урожай, а порой и негров, считал себя достойным гражданином и думал, что отлично разбирается в политике и охоте на лис». По воспоминаниям, «у него было много негров, к которым он был добр в собственном властном стиле»²⁹.

Смит славился не только голосом и сильным характером. В годы детства Эллен он был одним из самых влиятельных людей Клинтона – город являлся центром округа Джонс и славился гостеприимством и жизнерадостностью. Дамы приезжали за тканями для платьев, а особо верующие – в церкви. Плантации расширялись. Янки из Коннектикута Сэмюэль Гризуолд сделал целое состояние на хлопкоочистительных машинах. Это изобретение связано также с именем еще одного выходца из Новой Англии – Эли Уитни. Но не все деньги были чистыми. Печально известный работорговец Хоуп Халл Слэттер развернул бизнес в Балтиморе. Вывеска гласила: «Из Клинтона, Джорджия»³⁰. Добавлять ничего не требовалось – все прекрасно понимали, чем торгует этот человек.

Ярый республиканец Смит приехал в Клинтон юношей – вместе с 19-летней невестой. Денег и собственности от отца, ветерана революционных войн из Южной Каролины, он унаследовал немного. Но в нем был силен бунтарский пыл независимости. Человек, ставший отцом Эллен Крафт, обладал активным духом, богатым воображением, находчивостью и географическим чутьем. Он сам формировал свой мир. Смит участвовал в градостроительстве, торговал, был юристом и судьей, а также выборным чиновником. Поначалу земли было немного, с ним жили жена, ребенок и один раб. К середине века появились огромные поместья, дома и экипажи. Он стал крупным рабовладельцем: ему принадлежали 116 рабов, в том числе и мать Эллен³¹.

Девушка в раннем детстве слышала две истории об отце. Первая доказывала его огромное богатство. Когда маркиз Лафайетт (с накладными волосами он выглядел моложе своего лысого сына, Джорджа Вашингтона де Лафайетта) оказался в этой местности, Джеймс Смит присутствовал среди приглашенных на праздник³². Сидел он достаточно близко, чтобы Лафайетт заметил, как Смит упал в обморок, обнаружив, что вор вытащил у него из кармана пять тысяч долларов банкнотами.

Во второй раз известность пришла к Смиту, когда он на суде выступал защитником в сенсационном процессе о краже личности: некто притворился блудным сыном богатого человека и претендовал на наследование одного из крупнейших состояний в округе. Некоего Джесси Банкли (племянника печально известного работорговца Хоупа Халла Слэттера) называли «буйным, плохим парнем»³³. Его выгнали из колледжа, он украл лошадь, а позже в Новом Орлеане его объявили умершим. Спустя несколько лет Джеймс Смит получил письмо от молодого человека, в котором тот утверждал, что он и есть Банкли. Поводов для скептицизма у Смита оказалось предостаточно. Джесси был светловолосым и курносым, с карими глазами и поврежденным средним пальцем. Тот человек – темноволосый, с горбинкой на носу, с голубыми глазами и целыми пальцами. Когда ему дали ручку, он, вроде получивший приличное образование, с трудом написал собственное имя. Смит вызвал более сотни свидетелей и превратил судебное заседание в филиал георгианского цирка – особенно когда речь зашла о деликатном вопросе о необычных отметинах на интимных местах обвиняемого: различия в яичках и странный «круг волос», что соответствовало особенностям Банкли³⁴.

В конце концов, молодого человека по имени Элайджа Барбер признали мошенником, однако многие остались уверенными, что это ошибка. Судебный процесс широко обсуждался и наверняка был известен всем обитателям дома Смита, в том числе и его детям. Одна из дочерей, Эллен, хорошо усвоила все опасности и возможности притворства. Ведь предприимчивое темноволосое практически неграмотное ничтожество с помощью ее отца почти сумело объявить себя богатым наследником.

Что чувствовала Эллен, покидая дом Смитов, трудно представить. Возможно, в душе этой много страдавшей девушки жила тоска по матери, научившей ее любви. Но было и другое: та, кого некогда изгнали из дома за физическое сходство с отцом-рабовладельцем, чего не могла выносить его супруга, теперь использовала это сходство в свою пользу. Двойственность облика играла на руку. В момент выбора она поднялась с низшей ступени социальной лестницы на высшую³⁵. Сохранить бы эту решительность надолго…

* * *

Притворившись сыном белого человека, Эллен обрела абсолютную свободу передвижения по улицам, где ранее не могла появляться без пропуска. Но некоторых улиц следовало избегать. Неподалеку от дома матери, на Поплар-авеню, находился открытый хлопковый рынок. Вдоль всей Поплар-авеню, до самой Четвертой улицы, расположились конторы работорговцев Мейкона. В некоторых городах рабами торговали в любом переулке или на углах, но в Мейконе дела должны были вестись в помещениях – того требовал закон³⁶. Даже рабовладельцы признавали нечистоплотность подобного занятия. Живой товар следовало держать вне улиц, в «рабских загонах», как называли эти тюрьмы. Человек, побывавший в подобном заведении, навсегда запоминал вид мужчин, женщин и детей там: «Их можно было покупать по одиночке или группой – исключительно по собственному желанию»³⁷.

Эллен могла двинуться в северную часть города, где на холме находился женский колледж. В окнах будущего Уэслианского колледжа было темно. Это учебное заведение стало первым в мире³⁸, где женщины могли получить высшее образование, – отец Эллен приложил руку к его появлению: он способствовал основанию женской семинарии. Обращаясь к первым бакалаврам, президент семинарии – проповедник, хорошо известный порабощенной семье Эллен, – восторженно провозгласил: «Женщина способна на большее! Это ее дело, ее право, ее долг…»³⁹

«Идите же и живите! – призывал он. – Пусть понимание ваше возрастет до всей полноты своих естественных измерений и выйдет за пределы величественной мысли!»

Будучи рабыней-горничной, Эллен этих призывов не слышала. Для нее все двери просвещения оставались закрытыми. Закон запрещал учиться грамоте, однако они с Уильямом тайком изучили алфавит – хотя и не в достаточной мере, чтобы читать⁴⁰. Это стало одной из причин бегства Эллен: она хотела учиться, хотела уметь писать свое имя и читать вывески – без этих навыков она оказывалась в еще большей опасности. Как бы то ни было, слова проповедника-президента прозвучали. И переодетая мужчиной молодая женщина, которой запрещали учиться, ухватилась за них.

* * *

К шести утра в окнах отелях Мейкона загорался свет – люди просыпались, чтобы успеть на утренний поезд в Атланту. Где бы Эллен ни блуждала, настало время перейти мост и направиться к поезду. Улицы города были грязными – все отбросы отправлялись прямо туда, как было принято в те времена. Вывески магазинов привлекали взгляд; особенно одна, с большой меховой шапкой⁴¹. Но были и более необычные, запоминавшиеся надолго, пусть даже в этот час закрытые.

Гости Вашингтон-холла и других мест, проходившие близ угла Малберри и Второй улицы, запоминали чернокожего, который вылавливал из бочки с водой книгу. Когда его спрашивали, что он делает, тот отвечал, что ловит рыбу для хозяина, и направлял покупателей в ювелирный магазин. Вывеска рекламировала услуги Уильяма Джонстона, «уроженца Джорджии, гения-самоучки». Те, кто видел его, запоминали имя, и это было на руку Эллен – в путешествии она намеревалась назваться Уильямом Джонстоном (или Джонсоном)⁴².

Молодой мистер Джонсон неприметного статуса и в неприметной одежде направлялся к вокзалу. Эллен была знакома эта дорога: в качестве горничной она сопровождала хозяйку, неся сумки и пакеты или присматривая за детьми. Костюм был явно велик миниатюрной Эллен – жилет прикрывал бедра⁴³. Когда она впервые примерила костюм, Уильям расстроился, однако Эллен отлично знала, что просторное пальто прекрасно скроет жилет. Главное, брюки сидели хорошо (иначе и быть не могло, ведь Эллен сшила их сама).

Новым ощущением для нее стала свобода от корсета – и мужские трусы. Как мы знаем, американские дамы обычно белья не носили. Некоторые состоятельные дамы порой носили трусы без ластовицы, чтобы иметь возможность без труда облегчиться – непростая задача, учитывая пышные платья и нижние юбки. Те, кто мог позволить себе подобную роскошь, носили под юбками своеобразные сосуды, напоминавшие соусники, куда можно было облегчиться, а затем отдать горничной, чтобы та вылила содержимое.

Отсутствие юбок, легкость прически, не скованный корсетом торс, бинты на груди – ощущения странные, несмотря на предварительные тренировки. Как специалист по одежде, она отлично осознавала проблемы: костюм на ней сидел плохо. Хотя ей было жарко, снимать пальто нельзя, чтобы не показать абсурдно длинный и широкий жилет. Принять ее за стильно одетого мужчину можно было лишь издали.

Однако Эллен могла рассчитывать на другие сигналы костюма, демонстрирующие статус: сапоги из телячьей кожи со шпорами повышали положение, показывая, что молодой человек ездит верхом и имеет лошадей настолько стремительных и диких, что требуются шпоры, чтобы справиться с ними. Они говорили о готовности к движению, несмотря на все слабости. А еще показывали, что человек готов использовать силу и причинять боль другим, если необходимо.

Никто не помешал Эллен в пути. Она приблизилась к площади суда и направилась к мосту. Вслед за конниками, повозками и пешеходами преодолела мост и прошла мимо магазинов и отелей восточной части города, как и Уильям. Ей предстояло решающее испытание – реальная покупка. Держа правую руку на перевязи и прищурившись, она направилась к кассе купить билеты.

1.Julius W. Pratt, The Origin of 'Manifest Destiny, American Historical Review 32, no. 4 (1927): 796.

2.Declaration of Sentiments, National Park Service online, https://www.nps.gov/wori/learn/historyculture/declaration-of-sentiments.htm.

3.Frederick Douglass's 'What to the Slave Is the Fourth of July?' EDSITEment, National Endowment for the Humanities online, https://edsitement.neh.gov/launchpad-frederick-douglass-what-slave-fourth-july#02.

4.Frederick Douglass's 'What to the Slave Is the Fourth of July?' EDSITEment, National Endowment for the Humanities online, https://edsitement.neh.gov/launchpad-frederick-douglass-what-slave-fourth-july#02.

5.См. предисловие к RTMF.

6.См. The Slave's Cause, 400.

7.Seventeenth Annual Meeting of the Massachusetts Anti-Slavery Society, TL, February 2, 1849.

8.В RTMF Крафты пишут, что уехали в среду 21 декабря 1848 года и прибыли в Рождество, в воскресенье, но 25 декабря – это понедельник. В ранних газетных статьях подтверждается среда и их прибытие в субботу. См. Story of Ellen Crafts.

9.Крафты именно так называют это место в RTMF, 22. Все цитаты и описания взяты оттуда же, 27–28, если иное не указано. Четыре часа утра упоминаются в BAP, 274. О размерах Эллен: см. Robert Collins, Power of Attorney, HvC; Tuesday – the Second Lecture, Nottingham Review (UK), April 4, 1851. О росте Смита: Fitzgerald and Galloway, Eminent Methodists, 10.

10.Story of Ellen Crafts, An Ex Slave's Reminiscences.

11.RTMF, 28. Эти мысли приписаны Уильяму, но Эллен вполне могла подумать о том же. Об этом пишет Роберт Коллинз.

12.RTMF, 68–69.

13.RTMF, 28.

14.Крафты не описывали маршрут Уильяма, но, судя по рекламным объявлениям в газетах, статьям, законам и картам города, мы понимаем, чего ему следовало избегать. Расписание поездов приводится в GT, 5 декабря, 1848. При описании Мейкона использовались следующие источники: Tubman African American Museum and Catherine Meeks, Macon's Black Heritage: The Untold Story (Macon, GA: Tubman African American Museum, 1997); Lane, Macon; Eisterhold, Commercial, Financial; Dolores Hayden, Where Poplar Crosses Cotton: Interpreting Urban Landscape in Macon, Georgia (College Park, MD: Urban Studies and Planning Program, University of Maryland, 2007); O'Toole, Passing, especially 11; and Vincent's New Map of City of Macon, Georgia (1854) and S. Rose, Plan of the City of Macon (1840), both at the Washington Memorial Library, Macon, Georgia.

15.Butler, Historical Record, 114. On Nesbit: Stewart D. Bratcher, Eugenius A. Nisbet (1803–1871), New Georgia Encyclopedia, July 26, 2013.

16.BAB, 96.

17.Hotchkiss, Codification, 814–815; RTMF, 10–11.

18.RTMF, 22. Продолжительность действия пропуска неизвестна: по-видимому, три-четыре дня, как говорится в BAP, 274. Особые знаки упоминаются в License Ordinance, GT, January 25, 1848.

19.См. его объявление в GT, April 27, 1837.

20.Story of Ellen Crafts.

21.William Craft to Editor, London Morning Advertiser, in BAP, 318. О клятве не даться охотникам живым см. Anti-Slavery Meeting in New Bedford TL, February 16, 1849. О мосте: Jenkins, Antebellum Macon, 88.

22.Donald Lee Grant, The Way It Was in the South: The Black Experience in Georgia (Athens, GA: UGA Press, 2001), 72; Bellamy, Macon, Georgia, 309. Свободные чернокожие обладали в Джорджии ограниченной свободой – им требовались белые опекуны. См. Hayden, When Poplar Crosses Cotton, 8; Rogers, Free Negro Legislation.

23.Дороти Стерлинг описала его биографию в BF, 5–6.

24.О Мейконе см. прим. 7. Об азартных играх и беззаконии: Jenkins, Antebellum Macon, 113–114. О гостиницах: Cunynghame, Glimpse, 256. О театре: Young et al., History of Macon, 104. Все остальное рекламировалось в GT.

25.A Young Lady: GT, February 15, 1848.

26.Joan Severa, Dressed for the Photographer, 18.

27.BF, 13. Исследователи расходятся в точном адресе Смитов, называя угол Первой и Плам-стрит (Foley to Craft) или угол Второй и Поплар (Butler, Historical Record, 202).

28.Fitzgerald and Galloway, Eminent Methodists, 110–113; BF, 5. О доме Смита: Old Clinton Historical Society, An Historical Guide to Clinton, Georgia: An Early Nineteenth Century Seat (Clinton, GA: April 1975), 3 (http://www.oldclinton.org/wp-content/uploads/Historical-Guide-to-Clinton.pdf).

29.См. An Historical Guide; William Lamar Cawthon Jr., None So Perfect as Clinton, Georgia Backroads, Autumn 2014; William Lamar Cawthon Jr., Clinton: County Seat of the Georgia Frontier, 1808–1821 (MA thesis, University of Georgia, 1984), especially 170, 174–175; Williams, History of Jones, 232–293.

30.Calvin Schermerhorn, Money over Mastery, Family over Freedom: Slavery in the Antebellum Upper South (Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2011), 16.

31.Foley to Craft; Foley, Notes; BF, 5; Eddie Tidwell, Roster of Revolutionary Soldiers in Georgia, vol. 3 (Baltimore: Clearfield, 1969), 209; Jeannette Holland Austin, The Georgia Frontier, vol. 2 (Baltimore: Clearfield, 2005), 320. Смита называли майором или полковником – почему, неизвестно. Пенсионные документы его отца: Charles Smith, W. 6,122, Revolutionary War Pension and Bounty-Land Warrant Application Files, National Archives and Records Administration, Publication Number M804, Record Group 15, Roll 2207. См. также Jenkins, Antebellum Macon, 403. Имена рабов приводятся также в судебных документах: Bibb Court of Ordinary, Record of Returns, 1851–1853, D-481, BCC.

32.Stephen Frank Miller, The Bench and Bar of Georgia: Memoirs and Sketches, vol. 1 (Philadelphia: J. P. Lippincott, 1858), 251–52; Lucian Lamar Knight, Georgia's Landmarks, Memorials, and Legends (Atlanta: Printed for the author by Byrd Printing Company, 1919), 576.

33.Williams, History of Jones, 92; Foley to Craft; Knight, Georgia's Landmarks, 826–67; Barber, Elijah, The State of Georgia vs. Elijah Barber, Alias Jesse L. Bunkley, Cheating and Swindling: True Bill, 1837, [S.l.: s. n., n. d.], 36–37.

34.Barber, State of Georgia vs. Elijah Barber, 59.

35.McCaskill, Very Truly, 510–511.

36.An Ordinance. GT, April 25, 1848; Bancroft, Slave Trading, 246–247.

37.Цитируется в Cunynghame, Glimpse, 254.

38.Об Уэслианском колледже (не путайте с Уэслианским университетом в Коннектикуте): Eunice Thomson, Ladies Can Learn, Georgia Review 1, no. 2 (1947): 189–197; Samuel Luttrell Akers, The First Hundred Years of Wesleyan College (Macon: Beehive Press, 1976). Роль Смита отмечена на историческом памятнике в Клинтоне.

39.Thomson, Ladies Can Learn, 189–197.

40.RTMF, 53, Bremer, Homes, 1:123–124.

41.Реклама Belden & Co, GT, 29 августа, 1848.

42.См. Death of Mr. Johnston, Macon Weekly Telegraph, October 25, 1887. В RTMF приводится имя «Джонсон», но в более ранних статьях и книгах встречается и написание «Джонстон». (An Escape from Slavery in America, Chambers Edinburgh Journal, March 15, 1851.)

43.Story of Ellen Crafts. О проблемах движения в корсете: Severa, Dressed, 15. Информацией об одежде со мной любезно поделились Линн Бассетт и Дэвид Рикмен. Дэвид подробно рассказал о костюме Эллен в электронном письме от 26 октября 2020 года. О ботинках упоминается также в книге Lyons, Quaker Family Home. Я признательна Саре Риверс-Кофилд, которая 28 октября 2020 года прислала мне письмо, в котором писала, что шпоры могли способствовать маскировке Эллен.