Kitabı oxu: «Маргарет и Кент», səhifə 10
Глава 11. Война заканчивается
20 июля 1944 года полковником Штауффенбергом Растенбургом в ставке Вольфшанце была предпринята неудачная попытка покушения на Гитлера. Фюрер отделался легким сотрясением мозга и сильным нервным потрясением. Вслед за этим прокатилась волна арестов, которая накрыла собой не меньше тысячи предполагаемых заговорщиков, в том числе и достаточно высокопоставленных. Когда информация об этом дошла до Парижа, Паннвиц через Кента и Стлуку организовал утечку важных новостей в Москву. Также в ГРУ стали регулярно получать сводки о том, что происходит во французской столице. Были переданы радиограммы о размещении установок для запуска немецких ракет, о подготовке к обороне военно-морской базы в Шербурге. О готовящемся восстании активистов французского Сопротивления. О приказе Гитлера разрушить Париж при подходе туда войск союзников. И о том, какие указания получил недавно назначенный военный комендант Парижа Дитрих фон Хольтиц, известный безжалостным разрушением Варшавы и других европейских городов.
Опасаясь всех этих разрушений и тяжелых боев в Париже, Паннвиц отчаянно стремился как можно скорее перейти линию фронта, прихватив с собой бесценные архивы. Но Центр медлил с ответом о месте и времени перехода. Создавалось впечатление, что ГРУ сейчас опять было просто не до того, и в Москве потеряли интерес к происходящему в Париже, к Паннвицу, к архиву. Центр молчал.
В средине августа 1944 года парижское гестапо стало готовиться к эвакуации. Вместе со всеми предстояло отправиться в путь и Кенту, и Маргарет, и их четырехмесячному Мишелю.
Вечером накануне отъезда Кент успокаивал взволнованную Маргарет, что это даже хорошо, что они уезжают. Оставаться в Париже в здании зондеркоманды было очень опасно. Ожидаются бомбежки. Не сегодня-завтра начнется вооруженное восстание. Если французские войска под командованием генерала Шарля де Голля вступят в Париж, а это наиболее вероятно, они не пощадят никого, кто был связан с гестапо. Маргарет очень тревожилась и о том, что в какой-то момент Кент засомневался в Паннвице. Не задумал ли тот в очередной раз какую-то свою многоходовую игру, удастся ли доставить архивы в Москву, если сейчас все документы отправляются в Берлин? Кроме того, в «заговоре с документами» участвуют лишь трое из гестаповцев зондеркоманды, остальные продолжают верой и правдой служить фашистской Германии. Как не вызвать у них лишних подозрений? К тому же при бегстве из Парижа гестаповцам логично было бы уничтожить активистов Сопротивления, которые вслепую работали на них, ведь эти каналы больше не нужны. Паннвиц попросил Берлин не уничтожать группы Сопротивления Золя и Лежандра, утверждая, что они завербованные агенты гестапо, которые в случае необходимости продолжат радиоигру с Москвой.
Утром 15 августа 1944 года Кент попрощался с женой и сыном. Он поцеловал малютку и пообещал Маргарет, что они расстаются на очень короткое время. Машина с Маргарет и Мишелем, в которой также находились и другие арестованные, отправилась в Германию первой. Ее путь лежал через Мец и Карлсруэ в Тюрингию.
Ближе к ночи Маргарет и Мишель, добралась до небольшого немецкого городка Гот. Всех разместили в «привилегированном» лагере для интернированных лиц – Фридрихроде. Это был в своем роде уникальный лагерь, где во вполне комфортных условиях содержались заключенные «высокого происхождения» – родственники европейских монарших домов, принцы и принцессы, князи и графы, бывшие министры и члены правительства.
Группа машин, в которых ехали Паннвиц и Кент, отправилась из Парижа днем позже, и их путь лежал через Страсбург. В Страсбурге Паннвиц познакомил Кента с полковником Биклером, возглавляющим отдел в ведомстве Шелленберга. Биклер, видимо, некоторое время назад уже откровенничал с Паннвицем и озвучил желание примкнуть к заговорщикам. Он хотел сдаться советской разведке, прихватив свои секретные документы. Биклер намекнул, что, если Москва даст необходимые гарантии, к их «заговору» присоединятся еще и другие высокопоставленные военные из СС и СД.
Никакой возможности связаться с Центром пока не было, поэтому предложение Биклера осталось без ответа. Проезжая по территории Германии, автомашины зондеркоманды несколько раз подвергались интенсивной бомбежке английских ВВС. Слава богу, все остались живы. Вытаскивали машины из кюветов и продолжали путь. В Берлине Паннвиц получил приказ расформировать зондеркоманду и получил новое назначение – начальника отдела «А». Перед вновь созданным отделом была поставлена задача организовать агентурную сеть в Европе для того, чтобы в дальнейшем собирать информацию с территорий, откуда уйдут немецкие войска. Так как отход этих войск принимал все большие масштабы, работы службе Паннвица предстояло очень много. Гауптштурмфюрер СС Паннвиц убедил шефа гестапо Мюллера в необходимости использовать радиоигру с Москвой и в новом своем подразделении. Это позволило Паннвицу не только в очередной раз сохранить жизнь Кента, но и оставить его при себе. Целый месяц отдел «А» в своем полном составе колесил по городам Европы, при этом Кент откровенно бездельничал – возможности вести радиопередачи не было. Бывший советский разведчик набрался наглости и попросил у Хейнца маленький отпуск. Пусть бы его хотя бы на время «посадили» в лагерь Фридрихрода, ему так хотелось повидать свою жену и малыша.
Как ни удивительно, но Паннвиц смог организовать отпуск для своего подопечного, и Кент оказался во Фридрихроде.
Маргарет встретила его со слезами радости. Незадолго до этого кормящая мать по досадной неосторожности сломала ногу и теперь еле-еле передвигалась с помощью костылей. Нога была в гипсе. Кент не стал никому говорить, что приехал во Фридрихроду всего лишь в отпуск и не больше, чем на месяц. В свою очередь Маргарет пребывала в полной уверенности, что больше они не расстанутся никогда.
Маргарет и Кент в ту пору ничего не знали про концентрационные лагеря, но побывали в нескольких тюрьмах, особенно в Бреендонке и камерах берлинского гестапо, и им уже было, что и с чем сравнивать.
Жизнь во Фридрихроде поначалу была похожа на отдых в закрытом загородном пансионате. Здесь было вполне уютно и спокойно. Каждая семья или одинокие постояльцы имели отдельные просторные комнаты, неподалеку был общественный туалет и ванная комната с душевыми, в центре здания с жилыми комнатами размещалась огромная столовая. Были также общественные гостиные, где в дождливую погоду можно было поиграть на бильярде, в карты, в шахматы, почитать книги, просто поболтать с соседями. Еще здесь можно было совершенно спокойно гулять по огромной территории. О том, что это все-таки лагерь, напоминали лишь колючая проволока по периметру, за который выходить категорически запрещалось, и некоторое небольшое количество охранников.
Во Фридрихроде собралось очень интересное, в некотором роде, светское общество. Обитатели лагеря-пансионата свободно общались между собой: и в гостиных комнатах, и в столовой, и во время прогулок. Маргарет успела познакомиться почти со всеми, а с некоторыми даже подружилась. Мишелю шел десятый месяц. Кент гордо вывозил в коляске сына и подолгу с ним гулял, благо позволяла погода. На одной из таких прогулок к ним подошла бельгийка Изабелла Русполи, вдова итальянского принца.
– Добрый день, месье! Судя по коляске с Мишелем, вы Винсенте Сьерра? – поинтересовалась женщина. Она доброжелательно улыбнулась Кенту и протянула руку для рукопожатия или поцелуя. – Меня зовут Изабелла Русполи!
Кент галантно поцеловал даме запястье и слегка склонил голову в приветствии.
– Да! Очень приятно познакомиться, синьора Русполи!
– Маргарет рассказывала мне о вас. Она вас очень любит! И сразу скажу вам по секрету, очень боится, что вы оставите ее… ну, бросите! И уедете в свой Советский Союз.
– Я тоже очень люблю Маргарет и Мишеля, – улыбнулся Кент, – и обязательно возьму их в Советский Союз. Только, может быть, не сразу.
– Вы и в самом деле уверены, что вам нужно возвращаться в Россию? – не унималась бельгийка. – Говорят, там жить очень сложно. И страшно! Маргарет боится, что вас и вашу семью будут преследовать за то, что вы сотрудничали с гестапо.
– Я надеюсь, что в Советском Союзе во всем разберутся и все будет отлично.
– Дай-то бог! А я вот хочу вам совсем другое предложить. Можно? Маргарет мою идею уже одобрила.
– Вот как? И что же это за идея?
– Возможно, вам никто еще не сказал, что я вдова итальянского принца. У меня есть несколько сельскохозяйственных угодий в Латинской Америке. Я ничего не понимаю в сельском хозяйстве, и мне нужен хороший управляющий. И пусть вы даже, как выяснилось, никакой не уругваец, я слышала, вы прекрасно владеете испанским языком и разбираетесь в коммерции. Лучшего управляющего мне и не надо. Там вы сможете спокойно жить со своей семьей, не опасаясь никаких преследований. Опять же у меня будет повод навещать свои плантации и видеться с Маргарет. Я так привязалась к ней и к малышу. Они теперь самые близкие для меня люди…
– Увы, мадам, – после некоторого раздумья ответил Кент, – я ведь тоже полный ноль в сельском хозяйстве. И буду плохим управляющим. А если честно, мне совсем не хочется ехать в Латинскую Америку. Поверьте, нам с Маргарет нечего опасаться в Советском Союзе. У нас очень правильная страна. Не случайно именно русские люди смогли дать настоящий отпор фашистам. В то время, когда многие страны даже и не пытались. И после войны, я надеюсь, вы тоже правильно понимаете, кто будет победителем в этой войне? Рано или поздно Советский Союз станет самой замечательной в мире страной. Поймите, там мои родители, мои друзья.
– Дай бог, чтобы это было именно так! Вы уж меня простите, я как-то все равно беспокоюсь за Маргарет. У вас же там не любят богатых. А Маргарет из очень обеспеченной семьи, она привыкла к комфорту.
– О чем вы говорите! Мы давно забыли, что жили в комфорте и были богатыми. Моя жена пережила тяжелые лишения и самые страшные тюрьмы Германии, Бельгии и Франции. Она справится. Ведь мы будем вместе.
– Завидую я вам. По-хорошему завидую! Вы так молоды. Так уверены в своем будущем. Ладно, тогда обещайте, что вы будете приезжать из Советской России ко мне в Бельгию. Хотя бы в отпуск.
– Обязательно приедем. Вот дождемся только, когда Мишель немного подрастет. И приедем.
– А я смогу навещать вас в России?
– Конечно! После войны все будет иначе. Теперь у России много союзников. Мир изменился. И вы как узница немецкого лагеря будете другом нашей страны. Все будет хорошо! – пообещал Кент.
– Очень хочется вам помочь, – не унималась вдова итальянского принца, – вам ведь реально угрожает опасность. Вы можете не дождаться окончания войны, вас просто расстреляют гитлеровцы. Простите за прямоту, как отработанный материал.
– Что ж! Тогда я тем более не смогу стать вашим управляющим, – пошутил Кент.
– Вы напрасно иронизируете! Может быть, вам стоит подумать о побеге из этого лагеря? Вы здоровый сильный мужчина, вам будет не так сложно обмануть бдительность охранников. Я могу оказать вам помощь при побеге. Это исключительно моя идея, думаю, Маргарет ее бы не одобрила.
– Это как? – не понял Кент.
– Я хорошо знаю эти места, помогу разработать маршрут, по которому вы спокойно доберетесь до Гота. Там у меня есть свои верные люди, они вас спрячут. И вы дождетесь прихода красных. В этом плане есть существенный минус. Маргарет не сможет бежать с вами. Она в гипсе и у нее на руках малыш. А ваши шансы спастись очень велики.
– Дорогая госпожа Русполи! Милая вы моя! Я непременно воспользовался бы вашим предложением. Оказаться на воле очень заманчиво. Но, поверьте, такая возможность была у меня и раньше, как у сильного и здорового мужчины. Не совсем было понятно, где прятаться, пока придут советские войска. Впрочем, даже и это не особая проблема. Я все время думал и сейчас думаю – а что в этом случае будет с моей женой и сыном? Не обольщайтесь благодушием окружающей обстановки! Стоит мне сбежать, немцы не станут миндальничать. Маргарет, даже Мишеля, переведут отсюда в гестапо, будут страшно мучить, заставляя меня вернуться, а потом попросту убьют.
– Ой! Боюсь, вы правы! Как обидно, что я ничем не могу вам помочь!
– Не переживайте! Спасибо вам за участие. За то, что вы так поддерживаете Маргарет.
Вечером Кент рассказал своей Блондинке о разговоре с вдовствующей принцессой. Маргарет порадовалась, что Винсенте отказался бежать, и заметно огорчилась, что он не принял предложение стать управляющим в Латинской Америке. По всему было видно, что идея руководить фермой ей пришлась по душе, а вот перспектива жить в России по-прежнему пугала.
– Знаешь, эта Изабелла очень душевный человек, – убеждала Маргарет, – и, кстати, она очень богата. Она пообещала, что всегда будет заботиться обо мне и Мишеле. Если нам будет трудно.
Прошло еще несколько дней, и в католической церкви Гота состоялась церемония крещения Мишеля. Обряд проходил в присутствии охранников. Маргарет из-за сломанной ноги в церковь не пошла, были Кент и Изабелла. Госпожа Русполи стала крестной матерью мальчика.
Через пару недель идиллия в лагере-пансионате была нарушена начавшимися бомбежками. Налеты совершала авиация союзных войск. Сначала изредка, потом все чаще и чаще. В подвале дома, где жили интернированные, оборудовали бомбоубежище. На случай бомбежек Маргарет приготовила пакет с вещами первой необходимости и едой для Мишеля. В гипсе и на костылях спускаться в подвал по крутой лестнице она не могла. Кент хватал в охапку сына и его «приданное» и стремглав мчался в бомбоубежище. Маргарет оставалась в доме. Вернувшись, ему долго приходилось успокаивать свою Блондинку, которая каждый раз встречала их со слезами и была близка к истерике от пережитого ужаса. Но что поделаешь, это война. Через какое-то время, чтобы не спускаться по крутой лестнице, они придумали в случае бомбежки втроем прятаться в ближнем лесу. Кент брал Мишеля на руки, в коляску укладывали вещи и еду, которые могут понадобиться на первое время, если дом разрушат, а Маргарет вместе с мужем и сыном бежала в лес, опираясь руками на ручку коляски. Было очень больно и неудобно, но зато они были все вместе. И радовались, что в очередной раз остались живы.
Никакой информации о том, как развиваются события в Германии и во всей Европе, у интернированных не было: ни радио, ни газет. С охранниками никто не общался. Во-первых, они ничего бы все равно не рассказали. А во-вторых, они, скорее всего, сами толком не понимали, что происходит.
Месяц пролетел незаметно. Прошло еще несколько дней. Паннвиц не давал о себе знать. У Кента зародились сомнения, не передумал ли гауптштурмфюрер СС сдаваться советской разведке. Или, может быть, его предали или разоблачили и ему сейчас не до Кента? В таком случае, идея с Латинской Америкой может стать единственной возможностью сохранить жизнь. Кент начал, не спеша, обсуждать эту тему сначала с Маргарет, а потом уже и с Изабеллой Русполи.
Прошло еще несколько недель. И вот у дома, где, Кент жил со своей семьей, остановился автомобиль. За рулем сидел Хейнц Паннвиц, на заднем сиденье – фройляйн Кемпа и Стлука. Кент искренне обрадовался гостям и сразу забыл про все свои планы, связанные с сельскохозяйственными угодьями.
То, что Винсенте вдруг собрался уехать, стало полной неожиданностью для Маргарет. У нее было всего несколько минут для того, чтобы осознать – вот сейчас ее любимый мужчина сядет и уедет в этом автомобиле вместе с немцами. Без нее и Мишеля! И неизвестно, увидит ли она его еще когда-нибудь!
– Любимые мои, родные! Мы обязательно будем вместе! Я люблю вас больше всего на свете, больше жизни! – Кент прижал к себе жену, стал целовать то ее, то малыша и все обещал, что обязательно за ними вернется. И что он не мыслит своей жизни без них и сделает все, чтобы разлука была недолгой.
Маргарет расплакалась, но что она могла поделать? Увидев слезы матери, на всякий случай разревелся и маленький Мишель.
Кент сел в машину и уехал. А Маргарет вернулась в свою комнату, не раздевая сына, вытащила его из коляски, оставила ползать на дощатом полу, сама упала лицом в подушку и прорыдала до позднего вечера. Господи, она даже его настоящего имени не знает! Ни имени, ни фамилии. Ни-че-го! В тот день она почему-то была уверена, что видит своего любимого и самого дорогого в мире Винсенте в последний раз.
Глава 12. Мать-одиночка
Когда закончилась война, из лагеря с малышом на руках Маргарет, первым делом, пересаживаясь с одного поезда на другой, иногда оказываясь в товарных вагонах, направилась в Марсель – на поиски Рене.
Наверное, это просто чудо, но ее старший сын вполне благополучно прожил до конца войны в католическом пансионате в предместьях Марселя, и был жив и вполне здоров. Мальчик вытянулся, был очень худым, совсем отвык от матери и первые дни неохотно давал себя обнимать и вообще нежничать. Женщине с младшим ребенком позволили немного погостить в пансионате. Рене постепенно оттаял и поверил в то, что его пансионатская, а, по существу, казарменная жизнь, наконец-то изменится в лучшую сторону. Во Франции его маме предстояло еще уладить кое-какие формальности, получить на всех троих новые документы, сходить на съемную квартиру, где Маргарет и Кент жили до ареста.
Хозяйка той квартиры, кстати, оказалась на удивление порядочным человеком, она сберегла и вернула Маргарет старый чемодан, в который была аккуратно сложена кое-какая одежда и обувь, и даже шкатулочка с драгоценностями. Разумеется, что-то было безвозвратно потеряно, но по крайней мере среди вещей было кольцо с надписью «Ради тебя я готов на все!». Неожиданное возвращение символа помолвки с любимым мужчиной показалась Маргарет добрым знаком, нашлось кольцо – найдется и Винсенте.
Надолго задерживаться в Марселе не было смысла, Маргарет с сыновьями поехала в Брюссель, там была хоть какая-то надежда найти знакомых, а значит поддержку для жилья и работы.
Изабелла Русполи, вдова итальянского принца, встретила ее в Брюсселе радушно, как родного и близкого человека, и, как и обещала, стала во всем помогать. Маргарет досталась роль управляющей брюссельским имением синьоры Русполи, она справлялась со всеми поручениями своей хозяйки ответственно и усердно.
В 1945 году Маргарет было всего тридцать три года. И в свои тридцать три и потом у неё не было отбоя от поклонников и даже женихов – такая она была красивая. Но сердце Блондинки оставалось холодным, и все ухаживания пресекались на корню, она искала и ждала своего любимого мужчину – Винсенте.
Время от времени Маргарет писала письма и в Красный Крест, и в посольство Советского Союза в Бельгии – с запросами на поиск бывшего разведчика Кента, советского гражданина, легализованного в Бельгии в 1938-1945 годах под именем Винсенте Сьерра. Но получала всегда один и тот же ответ: «Нет информации о гражданине Советского Союза с таким именем или псевдонимом».
Глава 13. Сорок пять лет спустя
В начале девяностых я больше не работала медсестрой. Я вообще нигде не работала, была замужем и переквалифицировалась в домохозяйку. У нас с Пьером подрастали сыновья-близнецы. Когда у меня было время, я с удовольствием предавалась своему новому увлечению – писала рассказы для детей. Некоторые из них даже напечатала местная вечерняя газета.
Однажды на улицах Брюсселя появились красочные афиши международного циркового представления. Само по себе это не стало бы поводом повести моих мальчишек в цирк, но на афишах значилось имя испанского фокусника Мишеля Барча-Зингер, и отказать себе в любопытстве еще раз встретиться с сыном Маргарет я не могла.
Представление было самым обычным, возможно, я просто не люблю цирк, но мои мальчишки с первой минуты были в восторге. После выступления фокусника я лихо пробралась сквозь ноги зрителей, сидящих в нашем ряду, подбежала к манежу и протянула артисту, вышедшему на второй поклон, заранее купленные цветы. Мишель, конечно, меня узнал и позвал за кулисы, когда закончится вся программа.
В прокуренной пыльной гримерке мы обнялись с Мишелем, я представила ему своих близнецов, и аккуратно спросила:
– Я знаю, что Маргарет была неизлечимо больна, но ее во вполне приличном состоянии выписали тогда из госпиталя домой. Что с ней было дальше?
– Вы же медик и знаете, что у пожилых людей онкологическая болезнь может развиваться довольно долго. Она прожила после этого еще какое-то время, последний месяц находилась в хосписе, и в 1985 году мы ее похоронили. В Брюсселе на городском кладбище.
– О, боже! Бедняжка, Маргарет! Она так и не дождалась своего любимого советского разведчика?
– Нет… увы!
И тут он вдруг буквально ошарашил меня вопросом:
– А вам интересно было узнать, почему Кент к ней не приехал? Что с ним было в это время и потом? – заговорщицки подмигнул мне Мишель.
– Мишель! Не может быть! Вы что, его нашли? В это невозможно поверить!
– Да!
– Но как?
– До сих пор не знаю, как все так удачно сложилось… Вы ведь помните того писателя, Леопольда Треппера?
– Конечно, помню, он несколько раз приходил к Маргарет, когда она в первый раз лежала в нашей больнице. Ей тогда даже еще и не ставили в диагноз онкологию…
– Да, именно! Тот самый мужчина, после встреч с которыми она впадала в депрессию. Она его знала также и под именем Жан Жильбер.
– Да, именно так, я хорошо помню!
– Оказывается, Леопольд Треппер встречался с моим отцом после войны, он знал, что по крайней мере в шестидесятых годах, мой отец был еще жив, но ни словом не обмолвился об этом при беседах с Маргарет.
– Вот негодяй!
– Все гораздо сложнее. Когда он встречался с моей мамой, он, думал, что до того времени папа действительно не дожил! И надо отдать должное Трепперу, он первым все-таки открыл маме настоящее имя Кента – Анатолий Гуревич!
– Леопольд Треппер или, как мне привычнее, Жан Жильбер, как демон пронесся по судьбе ваших родителей, он действительно писатель?
– Да! И больше того, он написал книгу о брюссельской резидентуре, «Большая игра», где вывел образ Кента как трусоватого сибарита, который ради своей любовницы был готов забыть про все на свете! Помните это мамино кольцо с изумрудом? И эту надпись: «Ради тебя я готов на всё!» Безобидные слова любви на гравировке кольца стали для отца обвинением в предательстве и в последствии одним из параграфов в приговоре. Треппер думал, что и Гуревич давно умер, сгинул в советских лагерях, да теперь к тому же и дни Маргарет были сочтены, поэтому не опасался, что кто-то возьмется опровергать свободный полет фантазии в излагаемых им событиях. «Большая игра» – очень несправедливая, на мой взгляд, книга.
– Как вы деликатно об этом сказали…Полет фантазии? А ведь действительно, какая несправедливость! Если бы это было так, как придумал в своей книге Жан Жильбер, то Маргарет и Кент жили бы где-нибудь в Европе или в Америке – вместе долго и счастливо, а они… Всю оставшуюся жизнь стремились друг к другу! По крайней мере, Маргарет мечтала об этой встрече. А Треппер… Как он мог! Он очень плохой человек! И писатель плохой…
– Не стану оценивать его литературный талант, мне, конечно, очень неприятно было читать «Большую игру». Но что я бы ему сказал при встрече? Тем более, что Леонид Треппер умер почти сразу после того, как его книга была опубликована! Своей смертью… Он умер даже раньше моей матери! Ирония судьбы.
– Надеюсь, она не читала его книгу?
– Нет!
– Бог с ним, с Жаном Жильбером! Но как же вам удалось найти Кента?
– В Советском Союзе началась перестройка, потом не стало и самого Советского Союза. По мотивам книги Треппера уже в новой России сняли фильм «Красная капелла». Там акценты в сюжетной линии были несколько смещены – потому что в отличие от писателя сценаристам к тому времени было известно, что Кент, а точнее Анатолий Гуревич, не просто жив, а уже полностью реабилитирован. Впрочем, и там образ моего отца получился не слишком героическим. Даже наоборот. Потом фильм показали по испанскому телевидению, я совершенно случайно его увидел и связался с продюсером, потом со сценаристом, и в итоге у меня оказался телефон отца…
– Он жив! Как здорово! И где же он?
– Он живет в Ленинграде!
Как и положено профессиональному артисту, в своем рассказе Мишель взял небольшую паузу, чтобы усилить интригу, а затем торжественным голосом продолжил:
– Сейчас мой отец в Брюсселе! Да! Мы специально с ним так подгадали, чтобы встретиться. У меня были запланированы гастроли, а он приехал посмотреть и на меня, и на места своей молодости. Папа вчера был на моем представлении, а сегодня остался в отеле. Мне так непривычно еще говорить это слово – папа… А хотите, поужинаем вместе? Он до сих пор прекрасно говорит и по-французски, и по-испански.
– Да, конечно! Только отвезу детей домой.
Мы завезли моих мальчишек и сдали на попечение Пьера, а сами с Мишелем отправились в отель, где его ждал отец, Анатолий Гуревич.
Мы ужинали в ресторане при отеле. Напротив меня сидел тот самый мужчина, которого Маргарет любила всю свою жизнь! Как же все это удивительно!
Анатолий Гуревич, как и Мишель, был похож на французского артиста Фернанделя, только, соответственно, в зрелом возрасте. По моим подсчетам Кенту еще не было восьмидесяти лет.
Русский мужчина был невысоким, сухощавым и вполне энергичным. Как же жаль, что Маргарет так и не дождалась своего Кента! И какое же счастье, что хотя бы сын встретился, наконец, с отцом!
– Никогда не видела настоящих живых разведчиков, – призналась я, чтобы как-то начать разговор и расположить к себе собеседника, – а вот книг про них прочитала немало… Какая же интересная и опасная это профессия, сколько всего надо знать и предвидеть…
– В жизни все случается не совсем так, как в книгах, – усмехнулся Кент, он действительно говорил по-французски почти без акцента, – а точнее, совсем не так! Писателям свойственно все приукрасить, закрутить сюжет поострее, покруче. Чтобы читали, чтобы книжки покупали. И потом, книги про разведчиков стали писать не так давно. Уже после войны! В конце тридцатых годов, когда меня молодого лейтенанта, только что вернувшегося с войны в Испании, направили в московскую школу разведки, я и знать не знал, как там все происходит! Я и после школы разведки тоже толком ничего не знал.
Кент отложил в сторону свою курительную трубку и потянулся к пачке с сигаретами, которая лежала справа от тарелки Мишеля.
– Хорошие у тебя сигареты, сын. Вкусные! У нас тоже такие сейчас начали продавать. Я одну только возьму. Ты мне такие же купи, я сейчас денег тебе дам! Сколько франков надо? – обратился Кент к сыну.
– Оставь ты свои деньги! Сейчас официанта попросим, он принесет, – отозвался Мишель.
– Так через официанта будет дороже, чем если в баре купить, – подмигнул Кент, гордый, что знает и помнит про здешние порядки.
– Ты, папа, не отвлекайся, рассказывай! Мне тоже интересно!
Кент прикурил сигарету, сделал глубокую затяжку и продолжил:
– Меня тогда просто вызвали, куда следует, и спросили: «Вы готовы работать на благо нашей Родины? Речь идет о работе за рубежом… Разумеется, после прохождения дополнительной подготовки…» Я растерялся, что тут ответишь. Честно говоря, если после Испании я чего-то и хотел, так только повидаться с родителями и немного отдохнуть. Настроился, что к началу учебного года вернусь в свой Ленинградский институт» Интурист… А они мне: «У вас будет возможность и отдохнуть, и повидаться с родителями. Уж поверьте, такую работу мы предлагаем не всем вернувшимся из Испании». «Я понимаю. Я согласен!» Я даже представить себе тогда не мог, как можно было сказать: «Нет, я не готов служить своей Родине!» Или: «Я устал и просто хочу домой, к маме и папе!» Не принято у нас было так отвечать заместителю начальника Главного разведывательного управления. А они мне: «Вот и славно! Вам подготовят все необходимые документы. Завтра вы, как и хотели, поедете в Ленинград. Повидаетесь с родными. Потом отдохнете в санатории, в Кисловодске. Через месяц явитесь к нам, начнем спецподготовку. И вот, представляете, любимый Ленинград. Раннее утро. Привычный путь от Московского вокзала домой. Чемодан полон заграничных подарков. Я одет с иголочки и похож на иностранного гражданина. Девушки, спешащие рано утром на работу, оглядываются вслед. Красавец! Как жаль, что они не знают про то, что я – герой испанского Сопротивления и представлен к высокой правительственной награде – ордену Красной Звезды. А я пока не знаю, что никогда этот орден не получу, потому что Сталин, раздосадованный победой франкистов, одержанной через несколько месяцев, отменит все представления к наградам за участие в боевых действиях в Испании. Они будут лишь у тех воинов-интернационалистов, кто получил свои награды в самые первые годы Сопротивления.
Мой отдых кругу родных длился недолго. И вот я уже опять в Главном разведывательном управлении. Там принято решение поторопиться с организацией резидентур не только в самой Германии, но и в соседних с ней государствах. Про разведку я ничего не знал, думал буду радистом или шифровальщиком. Мне деликатно объяснили, что, да, основам радиосвязи и шифрования меня тоже обязательно научат. Но это не главное. «А что главное», – разумеется захотел уточнить я. И получил четкий ответ: «Строжайшая секретность! Никто, кроме обозначенных нами лиц, не должен знать ничего, что касается вашей работы. Даже родители!» Меня, разумеется, волновало, смогу ли я с ними переписываться? Просто сообщать, что я жив и здоров? И получил ответ: «Да, это мы сможем организовать. Мы сами будем сообщать им время от времени, что с вами все в порядке. А для этого вас следует очень хорошо обучить нашему непростому ремеслу».
Кент прищурился и продолжил свой рассказ:
– Меня, кстати, в тот день спросили, есть ли у меня любимая девушка? Я честно ответил, что нет! Влюбленности были, конечно, все-таки мне было тогда уже 25 лет. Я быстренько вспомнил всех, в кого был безнадежно и безответно влюблен и, на всякий случай, промолчал. Если что и было – так не взаимно! Тогда еще меня строго-настрого предупредили – про прошлых и будущих девушек придется забыть. Не просто предупредили, а это был приказ! Среди горничных, домработниц, дам легкого поведения или представительниц высшего общества вполне могут оказаться вражеские агенты. И это, как выяснилось, не единственное ограничение, которое предстояло осилить. Да, в разведшколе мы зубрили азбуку Морзе, овладевали навыками работы с шифровальными кодами, разбирались с устройством радиопередатчиков… Про суть работы толком ничего не объяснили, все, сказали, понятно будет в процессе. Как я потом догадался, мои командиры и сами не особо понимали, в чем эта суть. И как-то очень скоро, с документами на имя уругвайского гражданина Винсенте Сьерра, меня отправили в Бельгию…
