Год гражданской войны

– Мы что, в театр пойдем? – спросил Костя. – Я как-то не одет.

– На оперу «Тоска», – съязвила Лера, произнеся «Тоска» с ударением на последний слог.

Аркадий же просто сиял. Он уже был на месте и размахивал своим планшетом, словно экскурсовод, встречающий группу незадачливых туристов возле развалин Рима. Он подвёл нас к административному зданию и велел затаить дыхание. На улице смеркалось, людей было немного.

– Ребята, то, что мы с вами делаем – это невероятно. Я считаю, что команда у нас получилась достойная, слаженная, лишних людей у нас нет, все на своих местах, все вносят свой вклад. Да, условия работы могли бы быть и получше, но я вас уверяю, за все трудности мы получим обещанные нам средства, я об этом позабочусь, и даже больше. Я не знаю, когда это все кончится. Я понимаю, что многим из вас не хватает семей, друзей и близких, но надо немного потерпеть. Не каждый день выпадает шанс послужить на благо своей стране, – Аркадий улыбнулся. – Итак, вы готовы?

– Так точно, капитан! – ответила Лера.

– Ваня, давай!

Внезапно все мы поняли, что Ивана не было с нами в машине. Он всё это время готовил сюрприз, который обещал нам Аркадий. ещё до того, как на улице загорелись первые фонари, на крыше административного здания напротив нас включился огромный телевизор. Он был ярким, словно прожектор.

– Та-дам! – крикнул Аркадий, словно фокусник.

– И что это? – спросила Лера.

– Это наш канал! Весь город увидит наши сюжеты! Здесь будут показывать старые советские фильмы, а также новости круглые сутки! Пусть люди знают, что происходит.

– Я думал, в большинстве домов нет электричества? – сказал я.

– Да это не важно! У тех, у кого нет возможности смотреть телевизор, теперь будет эта возможность. Это подарок не только для нас, но и для всех жителей города. И это всё – ваша заслуга, друзья.

Иван откуда-то достал бутылку российского шампанского и пластиковые стаканчики, открыл бутылку и налил каждому по чуть-чуть. Экран сверкал над городом, как луна. Показывали фильм «Мимино», сцену в суде. Внизу экрана шла бегущая строка, сообщающая последние сводки о победах армии над сепаратистами.

Кажется, никто, кроме Аркадия, не воспринимал сегодняшний день как праздник. Возможно, все просто слишком устали от рабочего дня. Те немногочисленные прохожие, что гуляли по парку, тоже смотрели на экран и пытались понять, что они видят. Фильм шёл без звука, но Аркадий обещал что-нибудь придумать. Поэтому основную смысловую нагрузку несла бегущая строка. Не знаю, что тут могло не понравится Валерии (она вообще была человеком крайне раздражительным), но мне вечер показался несколько волшебным. Шампанское из пластиковых стаканчиков в компании коллег, закат, легкий мороз, пустынные улицы и большой экран – было в этом что-то особенное.

Вернувшись в гостиницу, я пошёл навестить больного Юру. На стойке регистрации стояла Лена.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Вы слышали что-нибудь про Черново?

– Нет, простите. Как только я что-то узнаю, то сразу скажу.

– У вас друг болеет? Я вот тут раздобыла.

Она залезла под стойку и вытащила оттуда небольшой, но крепкий желтый апельсин и протянула его мне.

– Это ему, пусть выздоравливает.

– Вы очень добры. Как вы тут живете?

– У меня ещё не всё плохо, есть, чем заняться. Говорят, что война скоро закончится, и нам можно будет уехать. Я бы не отказалась. Оставаться в этом городе после всего как-то страшно.

– Спасибо за апельсин, я ему сейчас передам.

Я поднялся к Юре, который лежал в кровати. Он был в таком состоянии, когда не понятно: ты только что проснулся или ещё только лёг спать.

– Мне Костик сказал про какой-то подарок от Аркадия, что он вам подарил? А мне что? Или вы мой подарок уже выпили? – пошутил он.

– Нет, – ответил я и передал ему апельсин. – Это от Лены.

– Которая внизу работает?

– Да, от нее. Чтобы не болел.

Я уселся на стул между его кроватью и балкончиком.

– Аркадий подарил нам Цель, – мечтательно ответил я.

– Какую цель?

– Знаешь, я не понимал, ради чего мы работаем, пока не увидел его подарок. Он установил на крыше здания в центре огромный экран, по которому пойдут наши новости.

– Он подарил вам телевизор? – нахмурился Юра. Он уже почистил апельсин, запах которого мгновенно разлетелся по комнате.

– Всем нам. И жителям города тоже. Теперь они могут быть в курсе событий, а также развлекаться. И там будем мы. А то мы всё отправляли сюжеты куда-то в Москву, каким-то чиновникам, а скоро мы увидим свой труд на этом экране.

– Эко тебя перекосило! – Юра дал мне несколько долек апельсина. – Думаешь, там будут крутить наши новости про мэра? Горожане это сразу увидят, они-то в курсе, что происходит. Там будут, в лучшем случае, сводки с полей о победах нашей армии. А про остальное – забудь.

– Ладно, выздоравливай, – сказал я, запихнул дольку апельсина в рот и ушел.

Я отправился в свой номер, где уже готовился ко сну Илья. Мне кажется, Юра, даже работая на телевидении много лет, не до конца понимал, что даёт людям телевидение и что оно значит для человечества. Поэтому он не мог понять и задумку Аркадия.

Я лёг спать и мне приснился короткий сон. В нём я шел по улицам города, кажется, этого, и там были новые улицы. Они были узкими, отделаны деревом и камнем, словно в старой Праге. На каждом шагу была таверна или французский ресторан, везде были клиенты, торговцы продавали сувенирную продукцию, было лето. Правда, это была только одна улица, но она была хороша и уютна, с нее не хотелось уходить, но проснуться все же пришлось.

Глава 12: Патриот

Если главный злодей у нас был физически мертв, но информационно жив, то главного героя мы ещё не освоили. Поэтому Аркадий устроил нам вылазку в военно-полевой лагерь «Патриот», расположенный в безопасной зоне, примерно в десяти километрах от места боев. Дороги туда почти не было, поэтому из нашего фургона мы пересели в кузов ЗИЛа, в котором уже ехали молодые ребята-срочники.

– Ты откуда? – спросил я у парня напротив. У него были едва заметные усы, пухлые щеки и короткие пальцы.

– Из Питера. Я вообще в железнодорожные войска пошел, но вот, в пехоту перенаправили.

– И много вас таких?

– Да вот все едем такие. Нас прямо со станции и забрали с вещами. Мы думали поедем в

– Рязань, а оказались здесь.

– Не там свернули, – пошутил ушастый парень, сидящий рядом с толстым. Ребята посмеялись. – А вы чего, кино снимаете?

– Нет, новости, – ответил я, и интереса, витавшего в воздухе, тут же поубавилось.

Ребята потом спорили между собой, когда им разрешат позвонить домой и будут ли они участвовать в боях. Я бы сказал им, что позвонить им точно никто не даст, но не стал, всё равно не поверят.

Мы приехали в лагерь, пройдя КПП, обнесенное колючей проволокой. Мне всегда казалось, что подобные лагеря быстро возводятся и быстро сворачиваются, но они ещё и небольшое минное поле у леса организовали зачем-то. Я помню, что колючую проволоку изобрели, чтобы крупный рогатый скот не убегал прочь с фермы, а также чтобы дикий или чужой скот не наведывался в частные владения. Есть в этом что-то многозначительное.

Ребят тут же забрал их старшина, а мы отправились вместе с провожатым к Монарху. В дороге мы с Юрой несколько раз переглянулись, потому что вокруг костров сидели сплошные чеченцы и слушали свою музыку. Они громко о чем-то разговаривали и пили какой-то лимонад из пластиковых бутылок.

– Сними крупным планом, пожалуйста, – сказал Юра Косте и указал на доску, повешенную над входом в палатку. На ней была выжжена надпись «Главный патриот». Так мы поняли, что нас ждет встреча с командиром.

В палатке на земле были ковры, несколько кресел-подушек, несколько столов с приготовленным для гостей чаем, а также сладости и фрукты в железной миске.

– Проходите, проходите, – раздался приятный голос. – Угощайтесь.

Перед нами появился Монарх – не слишком высокий мужчина с черной бородой, доброй улыбкой и автоматом Калашникова.

– Приятно с вами познакомиться. Салман, – мужчина отложил автомат, пожал всем руки, постарался запомнить, как кого зовут и предложил присесть на подушки. – Да, это не самое роскошное место, но напоминает мне о доме, о горах, когда мы ночевали прямо на земле и пили крепкий кофе.

– Так это вы Монарх? – спросил Юра.

– Ой, не напоминайте. Меня мама звала «Марх» – это значит «солнце». И вот тут пристало, а потом вот так исказилось неприятно. Я на вас не обижаюсь, не вы первые, не вы последние, но я не слишком люблю это прозвище.

Аркадия немного перекосило. Он постоянно оглядывался по сторонам, словно ожидал,

что сейчас придет кто-то ещё, или что это всё сон. Мы же устроились на подушках, пили чай и кушали сладости, которые были подозрительно свежими для данного места и времени.

– Так что вы будете снимать?

– Мы планировали снять сюжет о боях, которые вы ведете. Например, захват орудий или ещё что-то. Близко мы подходить не будем, все таки мы не военные, но постараемся снять как можно больше, – ответил Юра.

– Превосходно. Я вам все обеспечу. Мы сейчас ждем разведку, что у нас там впереди. Говорят, враг развернул минометную батарею у железнодорожной станции, поэтому, прежде чем туда отправиться, мы хотели бы знать их силы. Иначе это самоубийство. Вы будете обедать?

Мы все переглянулись. Илья активно кивал.

– Да, конечно, с удовольствием.

Салман подозвал своего адъютанта и на их языке велел ему что-то сделать.

– Пообедаем вместе. Я распорядился, чтобы нам накрыли стол. Пока пейте чай, а после молитвы отобедаем.

– А сколько у вас людей?

– Военная тайна, – ответил Салман и улыбнулся. – Да я шучу. У меня тут моя личная рота, а также рота капитана Попова, вы с ними приехали.

– Да, там молодежь одна, – заметил я.

– Скажем так, в сложившейся ситуации мы – острие меча, а они идут за нами. Мы не

против, у нас опыта больше. Я бы не хотел, чтобы успех операции зависел от кого-то другого. Отец мой, тоже военный, меня не этому учил.

Подошел Адъютант и напомнил командиру о молитве.

– Отдыхайте, я скоро вернусь. Прошу, оставайтесь здесь.

Салман ушел. Аркадий схватился за голову, сел на единственный в палатке стул и начал раскачиваться вперед-назад.

– Твою мать, твою мать, твою мать, – причитал он как заведенный.

– Что такое? – спросил Юра.

– Да блядь, ты это видел? Наш Брюс Уиллис… только что превратился в… в долбанный халифат! За что мне это? Что я такого сделал, что весь мир против меня?! Сначала Папа Джон умер, потом – это…

– И что делать? Он-то реальный. Его мы имитировать не можем.

– Ну, он вроде адекватный, – отметил я.

– Да какая разница! Я тебе на пальцах объясняю, что звездой блокбастера не может быть мусульманин! Людям нравятся белые мужчины средних лет. Смотрел «Смертельное оружие»? Там белый и черный мужики, так? И кино всем нравится. А представь, что там были бы два черных? И фильм смотрели бы только черные. Представь постер, – Аркадий встал и пошел на меня. – На нём белый мужчина средних лет слева, мусульманин с бородой справа и между ними танки, взрывы и самолеты. И если спросить у любого человека: «Про что фильм? Как вы думаете?». Он ответит, что это, наверное, боевик о том, как русские солдаты воевали в Чечне против злых боевиков. Или про то, как отважный русский мужик, десантник, побеждает злых террористов. Но никак не про то, как гостеприимный чечен воюет со злым русским сепаратистом. Нас просто не поймут! Мы больше сил потратим на создание имиджа этому горцу, чем на реальные съемки. И эти усилия никак себя не оправдают.

– Не хочу вмешиваться, – встрял Илья. – Но если Москва его сюда прислала, значит, он важный.

– В палатке повисло гробовое молчание. Снаружи доносилась молитва. После нее нас проводили в другую палатку, где был накрыт богатый стол. Специально или нет, но на обед было много солений, а также рис с подливой из баранины. Мы даже ели не из железной посуды, а из глиняной, чему я не переставал удивляться.

– Я не часто принимаю у себя дорогих гостей, – поделился Салман. Я не видел, чтобы он ел, но тарелка перед ним сначала была полной, а потом вдруг опустела. На поясе у него была кобура с пистолетом, с которым он никогда не расставался. У него была очень аккуратная борода с вкраплениями выгоревших волос. – Откуда вы все прибыли?

– Я из Москвы, – ответил Илья. – И Аркадий тоже.

– А мы из Нижнего Новгорода, – подхватил Юра, говоря про нас троих. – У нас ещё есть режиссёр, ее зовут Валерия, она тоже из Москвы, но раньше жила в Воронеже.

– Она решила сюда не приезжать?

– Нет, мы решили, что на передовой ей не место, – ответил Аркадий, который уже заметно успокоился и вошел в рабочий режим. – Зачем рисковать?

– Правильно, женщину лучше оставить дома, уходя на войну. Если взять ее с собой, она всю войну испортит, – Салман громко рассмеялся, мы тоже.

Внезапно, во время всеобщего смеха раздался выстрел. Мы все напряглись и замерли. Подбежал адъютант Салмана и что-то ему сказал. Салман достал свое оружие, его солдаты схватились за автоматы.

– Что происходит? – спросил Аркадий.

– Подождите здесь.

Салман ушел.

– Что будем делать? – спросил я.

– Ждать, – ответил Аркадий.

– Надо пойти посмотреть, что там происходит, – сказал Юра.

– Вроде больше не стреляют, – отметил Костя.

Мы решили выйти и посмотреть, что там случилось, не началась ли война прямо у нас под носом. Когда мы вышли, то сразу увидели, куда бежит народ. На другом конце лагеря стояла толпа солдат, которые что-то или кого-то окружили. Они очень громко спорили или даже ругались, переходя с русского на чеченский и обратно. Когда я подошел поближе, то увидел, что на земле лежал тот самый ушастый парень из грузовика. Глаза его были открыты, но он был мертв. Его друзья выступали на чеченцев, но командир не давал им нарваться на драку.

– Что здесь случилось? – сказал Салман, и все утихли.

Стрелявший мужчина, высокий и худой чеченец в форме на пару размеров больше, чем нужно, вышел и начал что-то объяснять Салману на их языке.

– Пусть он по-русски скажет! – крикнул кто-то из ребят. Я заметил, что пухлый плачет.

Остальные столпились у трупа, кто-то пытался его разбудить, кто-то рвался в драку. Снова поднялся крик, командир оттаскивал своих новобранцев от тела. Одного паренька, который кричал громче всех, он даже ударил ладонью по лицу, чтобы остудить. Его лицо после удара стало таким красным, что хоть светофором работай.

– Давай по-русски, – мрачно сказал Салман.

– Он в меня сапогом кинул, – начал солдат. – Я ему сказал, чтобы он так не делал, но он пошел на меня, а я выстрелил.

– Да врет он всё!!! – снова закричал тот парень со слезами на глазах.

– Тихо! Тихо! А ты что скажешь, пацан?

Тот парень утер слезы и вышел вперед. Его трясло, но он немного успокоился.

– Мы с Васей дурака валяли, я ему подзатыльник дал. Он хотел меня догнать, а потом пытался ударить ногой, у него сапог слетел и попал в этого урода!

Опять поднялся жуткий крик.

– Успокойся! – орал командир. – Но он прав, стрелять-то зачем!?

Учитывая, что все эти люди были вооружены, мне хотелось, чтобы всё побыстрее закончилось.

– Хорошо, – сказал Салман. – Отнесите парня в лазарет, завтра его увезут на первой же машине.

– Ребята, возьмите его, – приказал командир своим солдатам. – А с ним что?

Командир имел ввиду стрелявшего. Салман посмотрел на тупые глаза чеченца, который только разводил руками. Он подозвал командира к себе.

– Слушай, у меня каждый боец на счету. Завтра в атаку пойдем, не известно, как там сложится всё. Поэтому давай пока этот вопрос отложим, а?

– Нельзя же так! Должен быть трибунал, я бы его сам сейчас на месте бы убил.

– Да я понимаю, но и ты пойми. Нельзя сейчас рубить с плеча. Я его потом сам накажу.

– Как? Как ты его накажешь?

– Это уже мое дело. Давай сначала с войной разберемся, а потом уже всё остальное.

– Нельзя так.

– Я всё сказал. Завтра у нас бои, так что следи за своими пацанами, как бы они чего не удумали.

Командир побледнел, но всё понял. Он промолчал и пошел к своим под взгляды чеченских солдат. Новобранцы отнесли тело к лазарету, оставили его на койке, а сами сели рядом.

– Как же так… как же так, – причитал его друг. – Что я его мамке скажу?!

Ребята плакали, но ничего сделать не могли. Я стоял неподалеку, никто внимания на меня не обращал. Мне казалось, что тут я могу стоять спокойно, потому что мне тоже не понравилось то, что я сейчас увидел. Но худшее было ещё впереди. Минут десять мы все молчали, собираясь вокруг тела, как вдруг снова из динамиков заиграла национальная музыка. Парни быстро пришли в себя, встали и собрались идти за оружием, когда вошел командир Попов.

– Пустите нас! – кричали они. – Они там танцевать собрались, суки!

– Сидите тут пока! И помалкивайте! И чтобы сегодня мне без происшествий больше! Да отвалите вы! – кричал парень. – Блядь! Я их всех сейчас убью, сук!

– Никого ты не убьешь! Они тебя и всех вас грохнут, да тут же и похоронят! Я их знаю.

– Что «знаю»!? Что «знаю»?! Хули вы знаете!? Что я его мамке скажу?! Убить всех этих сволочей!

– Ты в людей-то хоть стрелял? А? Завтра нам в наступление идти, а ты о другом думаешь. Товарища уже не вернуть, но вас-то я сберечь должен, вы поймите.

– И что нам теперь делать? – спросил толстый.

– Друга вашего помянем, а завтра в бой пойдём. На войне всегда так: вот твой друг – а вот его нет. И завтра может также будете лежать, как он. Если за голову не возьметесь.

– А его-то за что?

– Жаль его, но что поделаешь. Сидите тут, никуда не ходите. Я скоро вернусь.

Командир ушел прочь. Я решил вернуться к своим, оставив ребят в палатке.

– Жесть какая-то, – заметил Юра.

– Пиздец, я бы сказал, – ответил Костя.

– Я думал, они друг друга поубивают, – добавил Илья.

– Ещё не вечер, – сказал Аркадий.

– Мы что-то снимать будем? – спросил я.

Аркадий покачал головой. Юра согласился. Спали мы все хреново, то и дело ожидая, что начнется стрельба или кто-то закричит в темноте. Этого не случилось, но нам всем срочно хотелось уехать прочь отсюда. В четыре утра у солдат начались сборы, а нам сказали ждать первый грузовик отсюда.

Салман уделил нам минуту своего времени, чтобы поблагодарить от всей души за визит, снабдив нас несколькими пачками сладостей и апельсинами.

– Надеюсь, в скором времени увидимся вновь, – улыбаясь, сказал он. Салман крепко пожал нам все руки, а затем отвёл Аркадия в сторону и несколько минут разговаривал с ним тет-а-тет, положив свою руку ему на плечо.

Потом он ушел, на прощание обняв Аркадия и постучав ему по спине. Аркадий тоже улыбался. И все равно в воздухе витало напряжение и раздражение. Новобранцы бросали на чеченцев подозрительные и презрительные взгляды, вот-вот могло произойти всё, что угодно. Но ничего не произошло. По крайней мере, в лагере. Но когда я подошел к грузовику, который нас ждал, там стоял Юра и матерился.

– Что случилось?

– Сам посмотри.

Я заглянул в грузовик. Там лежал мешок с трупом того новобранца.

– Черт!

– Нам придется с ним ехать. Это как-то дико.

– Мы должны отвезти его в Томск?

– Да, оттуда они его отправят куда надо.

– По крайней мере мать будет знать, где ее сын.

– Ей это не поможет.

– Нет, но было бы гораздо хуже, если бы они просто закопали бы его в лесу, не сообщив ничего. Она не узнает, как и за что он погиб, но у нее будет, что похоронить.

– Твою мать, – Юра плевался.

Мы ехали молча по кочкам, пока Юра не увидел что-то вдалеке. Он пересек весь кузов и начал бить в стенку с криком: «Остановись!».

– Что такое? – раздраженно спросил Аркадий.

Юра стиснул зубы, но ничего не ответил. Он спрыгнул с кузова, когда мы остановились.

– Юра, что происходит?!

Я тоже спрыгнул, потом Костя, Илья и Аркадий. Водитель негодовал и матерился.

– Надо отнести его в церковь, – сказал Юра. – Так будет по-человечески.

– Какую ещё, блядь, церковь? – спросил Аркадий.

– Вон там.

Мы все посмотрели туда, куда указал Юра. За верхушками деревьев виднелся купол с крестом.

– И что мы там будем делать? Там же небось нет никого!

– Ну как же мы так с человеком?! – сокрушался Юра.

– А что это за место? – спросил я у водителя.

– Черново, – ответил он.

– А мы можем туда проехать? Там кто главный?

– Там прошлись и наши и партизаны, так что я не знаю.

– Давайте на десять минут туда заглянем, все сделаем, поищем священника или ещё кого, а потом продолжим?

– Ты его поддерживаешь? – спросил Аркадий. – Слушайте, я тут главный, так что быстро погрузились в грузовик, и вперед!

– Нет, мы останемся. Да и грузовик не ваш, – ответил Юра.

– Быстро в машину, а то я без вас уеду!

– И кто тогда новости будет делать?

– Ещё людей найму, в Москве таких как вы тучи бегают!

– Хорошо, тогда вперед!

Аркадий явно хотел врезать Юре, но понимал, что никогда не дрался, поэтому такие эскапады не принесут ему ничего хорошего. Мы с командой переглядывались, пока водитель курил.

Глава 13: Черново

В деревне была одна длинная улица, вдоль которой стояли дома, ещё пара домов располагались на отшибе у кладбища, перед которым лежало огромное бревно, на котором, наверное, любили сидеть местные жители. Но по пути мы встретили лишь несколько кур, да козу. Все, кроме Аркадия, несли тело солдата в сторону церкви.

Водитель сюда ехать не стал, он заглушил мотор где-то на развилке. По дороге я присматривался к домам, пытаясь интуитивно вычислить дом родителей Лены, но это была неблагодарная затея. Нести парня и физически, и морально было непросто. Я всё думал, что кто-то сейчас выйдет к нам, но в деревне было тихо. Видимо, толпа мужчин, несущих по главной улице труп, не располагала местных к беседе.

– Давайте быстрей! – командовал нами Аркадий, всё время оглядываясь по сторонам, словно опасался снайперов или деревенских босяков с вилами. Он снял свой пиджак, оставшись в белой рубашке при галстуке и шел позади.

– Осталось недолго, – ответил Юра, словно обращаясь не к Аркадию, а к солдату.

Церковь располагалась на откосе, который подбирался к ней все ближе и ближе. Казалось, что вот-вот она начнет понемногу проваливаться. За церковью мы увидели небольшое кладбище, на котором, как я понял, хоронили тех, кто имел к церкви непосредственное отношение. Мы положили солдата меж двух синих крестов на землю. Илья тут же схватился за фотоаппарат, а мы с Юрой пошли внутрь, чтобы найти священника.

Внутри было тихо и пахло свечным воском и сыростью. Церковь была из красного кирпича, почти без пола – он был только в храме, а в притворе мы шли по земле. Алтарь был частично разрушен, иконостас наполовину пустовал. Юра подал голос:

– Эй, есть кто-нибудь?

Вокруг была тишина, как вдруг из небольшой комнаты, служившей хранилищем всего на свете, от швабры до кадила, вышел сутулый священник с черной бородой. Его правая рука была перебинтована чуть ли не до локтя. Кажется, он нас немного испугался.

– Здравствуйте, батюшка, – начал Юра. – Мы вам покойного солдата принесли, не могли бы вы его отпеть?

– Здравствуйте, а он из наших или этих?

– А кто у вас «наши», а кто «эти»?

– Наши – сибиряки, не наши – хунта. А вы кто будете?

– Отец, мы журналисты, мы вам солдата принесли, он там лежит, на улице. Надо бы его отпеть.

Старик пошел к алтарю и что-то там переставил, потом вытащил подставку для Святого Писания и установил ее посередине зала напротив алтаря. Я так понял, что он готовился к службе, только не понял, связано это было с нами или нет. В его каморке были свалены вещи: какие-то мешки, утварь, тряпки, шапки, карты, зажигалки.

– Жертвенник вон там, – сказал отец и показал в угол.

– Хорошо, а сколько надо? – спросил Юра.

– А сколько не жалко, но за хунтовца вы уж положите.

Юра немного обиделся, но достал столько, сколько у него с собой было, да я ещё добавил немного. Он всё положил, куда показал священник.

– А как вас зовут? – спросил я.

– Алексием величать.

Священник достал всё необходимое и махнул нам рукой.

– А он православным был?

– Наве… – начал было я, но Юра меня вовремя перебил.

– Был, был.

Он взял меня под локоть, и мы ушли за телом. Илья куда-то запропастился, видимо, увлекся фотографированием, поэтому нам пришлось нести тело втроем с Костей. Аркадий демонстративно стоял возле ограды и не заходил даже на территорию. Каждый раз, когда в кустах играл ветер или на дорогу выбегала какая-нибудь кошка, он сильно сжимал пиджак в своей руке и пригибался.

Мы положили тело парня в храме на пол, расчехлили мешок, чтобы священник мог надеть ему белый венок и набросить саван.

– Как его зовут?

Мы с Юрой переглянулись. У меня в голове промелькнуло только «Ушастый».

– А так нельзя? – спросил Юра.

– Ребята, – священник начал сердиться. – Вы что тут мне устраиваете? Нельзя же так! Вы кого тут положили?!

– Подождите, давайте… – сказал Костя и начал осматривать его карманы. Там он нашел какой-то красный документ. – Василий.

– Хорошо, – сказал отец и отошел в сторону за реквизитом.

Мы встали рядом с телом, руки по швам, глаза – в пол. Священник начал отпевание. Мне показалось, что пару раз внутрь заглядывал Аркадий. Кажется, я видел его в дверях, но он ни разу не зашел.

Всё заняло куда меньше времени, чем я думал. Судя по моим детским воспоминаниям, когда бабушка водила меня в церковь, служба там длится вечность. Слава богу, что я не стал верующим. Но тут все было быстро. Не успел я поднять глаза, как священник обрызгал нас святой водой. Юра перекрестился, мы тоже. Юра был прав – после этого стало немного легче. Мы вынесли тело как раз тогда, когда вернулся Илья. Он стоял вместе с Аркадием, и они что-то обсуждали.

– Ребята, я сейчас вернусь, – сказал я и вошел обратно в храм.

Я застал отца Алексия, когда он убирал инвентарь.

– Батюшка, а где тут дом Шляпиных?

– А что?

– Да я их дочь Лену знаю, вот она наказала навестить родителей.

– Они тут недалеко живут, как выйдете прямо и по левую руку дом с синим забором. Номер четыре.

– Спасибо.

– Гореть вам всем в преисподней.

Священник сказал это так спокойно и безапелляционно, что я не нашел, что ему ответить. Я развернулся и вышел прочь.

– Мужики, мне надо вон в тот дом заскочить.

– Ты что, в туалет собрался? Вон кусты.

– Нет, там живут родители Лены.

– Какой ещё Лены? – Аркадий торопился уйти.

– Она в гостинице работает, попросила меня ее родных навестить, я быстро.

– Капец! Ты уже себе бабу завёл, с ее родителями идешь знакомиться! Жесть!

– Дайте мне десять минут! Или идите к машине, а я догоню.

Я не стал ожидать дальнейших прений и убежал в сторону дома номер четыре с синим забором и белыми деревянными ставнями. Калитка легко открылась, я вошел на порог и стал звать хозяев.

На мой голос я услышал какое-то слабое «А», больше похожее на «Э». Я прошел внутрь, предварительно сняв обувь. Там я увидел, что на старом желтом диване, прилично изодранном кошками, лежал пожилой мужчина, укрывшись старым одеялом. От него неприятно пахло. Он не мог говорить, только мычал, увидев меня. Кажется, шевелиться от тоже не мог.

– Здравствуйте, меня ваша дочь прислала!

Затем я услышал крик. Я увидел, что со стороны грядок на меня смотрит пожилая женщина с ведром. Ее глаза округлились, она закричала на меня и вошла в дом.

– Что ты тут делаешь?! Вон отсюда! Нет у нас ничего! Скоты! Убирайтесь! Ничего нет! Пошли вон!

– Стойте, стойте! Я по просьбе дочери вашей зашёл!

Женщина немного успокоилась.

– Ты кто такой? Чего тебе надо?

По ее виду было понятно, что она готова огреть меня ведром по голове.

– Мне ваша дочь Лена сказала к вам зайти. Это же дом Шляпиных?

– Да, он самый. А Лена где?

– На работе, наверное. Я с ней живу.

Женщина удивилась.

– То есть я живу в гостинице, где она работает. Она мне сказала, что если я буду в Черново, чтобы я к вам заглянул, справился о здоровье.

– О, господи, господи.

Женщине стало плохо. Она села на стул. Муж на диване продолжал мычать.

– Вы только успокойтесь, с ней все хорошо. Она работает в гостинице, жива, здорова.

– Что вы тут делаете?

– Мы солдата принесли отпеть в церковь, вот, уже уходим. Расскажите, как вы тут, чтобы я Лене передал.

– Да мы-то что, вон, Максим Петрович уже на ладан дышит, – сказала она и заплакала. – Ноги уж отнялись, не ходит, ничего. Даже уже и говорить-то не может. Беда.

– А вы как? Военные тут были? – я присел в старое кресло с деревянными подлокотниками.

– Да были, да прошли, как бородавки. Забрали все, что могли унести. Да что там было-то – сначала наши все забрали, чтобы с армией драться, да какой-там драться! Ужас, что было. Мы же ни позвонить, ни написать – ничего не можем. Мы уж еле картошки немного припрятали, да в погребе компот, ничего уж нет. Выживаем кое-как, ничего не работает. Скоро там все кончиться-то?

– Я не знаю, но вроде скоро. Я вам вот что принес.

– Я выложил на маленький столик, накрытый вязанной салфеткой, все сладости, которые вручил мне Салман, пару банок тушенки, да пачку чая.

– Ой, спасибо, сынок. Надо это спрятать, а то придет ещё кто.

– Да, точно. Сколько тут людей осталось? Мы вот отца Алексия встретили.

– Немного осталось, только те, кому идти некуда. Ничего мне про Алексея не говори, тот ещё жук. Не хорошо так о святом говорить, но тьфу на него. Я бы тебя угостила чем, да нечем.

– Ничего страшного. Мне уже пора.

– Ты только дочке передай, чтобы за нас не волновалась, да не переживала, хорошо?

– Хорошо, передам.

Я обулся и вышел во двор. Из-за облаков вышло солнце. В деревне было так мирно и спокойно, что мне не захотелось уезжать. На заборе отдыхала рыже-белая кошка, моргая, когда ее ослепляло солнце. Мне захотелось пересечь улицу и пойти туда, где начиналось обычное кладбище. Я оглянулся по сторонам и понял, что не вижу коллег, а значит, они либо где-то за углом, либо отошли к машине и ждут меня там. Я сделал шаг вперед, и тело как-то само пошло вперед. Я присел на то самое бревно, с которого открывался умиротворяющий вид на кладбище. И тут я заметил, что рядом в овраге что-то есть. До меня дошёл жуткий запах, так что я решил посмотреть, что там.

Подойдя к краю оврага, который находился в тени большого дерева, я увидел братскую могилу – сюда были свалены в кучу тела убитых солдат. Вонь стояла страшная, мухи и вороны летали буквально кишели над мертвыми. Я пригляделся и увидел, что у многих солдат не было обуви на ногах, рубашки были распахнуты, а карманы вывернуты. Судя по всему, тела пролежали здесь с неделю, а может и дольше.

Я решил вернуться к ребятам и пошел к церкви, но их там не было. Значит, они пошли до машины. Пока я шёл по дороге, солнце нагрело мне шею. Мне казалось, что запах гнили всё никак не уйдет, или я не могу уйти от него достаточно далеко.

Когда я подошёл к машине, то увидел нескольких человек с автоматами. Они держали на мушке нашу команду и водителя. Всех выстроили перед машиной, обыскивали. Я подошел к солдатам сзади, не стараясь быть незаметным, просто так получилось.