Петербургский фельетонист

– В Петербург! в Петербург! – восклицает герой мой, прочитав эти строки… – У меня есть в Петербурге знакомый журналист; напишу к нему и предложу себя к его услугам. Он человек добросовестный – это важное дело; мы с ним, верно, сойдемся… Я наживу себе в несколько лет капиталец, – заведу, может быть, со временем свой экипажец, своих лошадок… А между тем и службой займусь. В Петербурге нельзя не служить… Деньги – деньгами, а чины – чинами. Одно другому не мешает… Напротив… Я буду принадлежать к самой добросовестной литературной партии… – и прочее…

Известно, что русская литература, в существовании которой еще многие очень умные люди сомневаются, делится на партии; говорят, будто бы вследствие этого и читающая публика также разделяется на партии… К какой же партии принадлежите вы, мой читатель?

II

Вот что пишет герой мой к другу своему, петербургскому фельетонисту:

«Дело решено, душа моя, я еду в Петербург. Мебель свою я продал, укладываю картинки, – боюсь, чтоб в дороге стекла не перебились; приищи мне квартирку, mon cher, тебе это легко; ты со всеми знаком и все знаешь. Я сошелся с А** на выгодных условиях. Фельетон газеты будет в моем полном распоряжении. Один мой знакомый приискал мне также место в ** департаменте. Сумма, которую я буду получать, обеспечивает мою жизнь, даже можно будет и пожуировать раз в месяц. Впрочем, только бы мне добраться до Петербурга, а деньги наживать станем; у меня теперь в запасе три водевиля, которые я переделал с французского. Пущу их на петербургскую сцену. В этих водевилях, я тебе скажу по совести, есть куплетцы презабористые… Надеюсь, душа, что хотя мы фельетонисты двух враждебных газет, но это не помешает нашим приятельским отношениям. В моей добросовестности сомневаться тебе нечего. Хочу также, голубчик, приняться за перевод Шекспира стихами. Надо познакомить нашу публику с этим великим писателем. Ты знаешь, что я всегда был шекспирианцем, mon cher. К тому ж переводом Шекспира в стихах легко можно составить себе в литературе громкое имя. В Петербург! В Петербург!..

 
В Петербурге – то ли дело?
В Петербурге – просто рай.
Не робей… Пиши лишь смело
Да деньжонки зашибай!
 

Adieu. Я твой whilst this machine is to him, как говорит Гамлет…»

По приезде в Петербург фельетонист завивается у Фаге, покупает галстук у Чуркина, шляпу у Фалелеева, пахучие перчатки под вывескою Оленя, надевает синий сюртучок с бранденбурами и кистями работы портного под вывескою: «Au Journal» и идет гулять по Невскому проспекту. В таком щегольском наряде он очень хорош! И, вероятно, чувствуя это, он появляется в первый раз на поприще фельетонное под псевдонимом «Светского человека». Его сюртучок с бранденбурами и кистями оправдывает смелость такой выходки. Дебюты фельетониста блистательны. Он подражает игривому и остроумному языку Жанена. Вот выдержка из них:

«Самая восхитительная, самая упоительная, самая новая и в одно и то же время самая старая новость в Петербурге – осень!.. О да… осень, грязная, бледная, холодная, сырая, без солнышка, с седым небом, с седыми днями, с темными ночами…»